Последнее лето детства (теперь с эпилогом)

*** Мобильный зазвонил резко и тревожно, и Дима вздрогнул. — Кого еще несет в такую пору? — он посмотрел на дисплей. — «Инна». Инна Павловна никогда не беспокоила своих вожатых по пустякам, и Дима занервничал. — Да, Инна Павловна слушаю. Что случилось? — Почему сразу случилось, — заворковала в трубку директор и Дима поморщился. Меньше всего ему сейчас хотелось выслушивать ее щебечущий голос. — Поздравляю твоих ребят с победой. Опять твой отряд всех сделал. Молодцы! — Инна Павловна, вы же не для этого позвонили, чтобы поздравить с победой. — Ну, и для этого тоже, — и она затараторила в своей привычной манере. — Не успела вас днем предупредить. Звонили родители Романовского, они куда-то там срочно уезжают, что-то про контракт на работу в Америке, я не очень вникала. Завтра в десять утра за ним пришлют машину из туристического агентства, отвезут в Аэропорт. Билеты заказаны. Сопровождать не надо. Там будет их человек. — В смысле? — после всего, что произошло, Дима как-то медленно соображал. — В смысле, пусть собирает вещи. Завтра к десяти ноль-ноль должен быть готов ваш Романовский. Машина будет у центрального входа, вы же знаете, на территорию лагеря въезд даже легковому транспорту воспрещен. Сообщите ему. — Да, да. Я понял, — и Дима нажал кнопку отбоя. Он как-то беспомощно оглянулся. Коридор был пуст и только с улицы доносились звуки грохочущей на весь лагерь ночной дискотеки. «Вот и всё. Всё, Дмитрий Алексеевич. Закончилось твое лето.» Дима привалился к стене и жестко растер ладонями лицо. — Завтра. В десять. Как все просто. Сквозняк от распахнутых настежь дверей и окон ледяным языком лизнул ступни ног, и Дима поежился. Толкнулся от стены одним движением и пошел по длинному коридору, рассматривая брошенные в суматохе костюмы, какие-то обрывки плакатов, лопнувшие воздушные шары. Он заходил в каждую комнату. Закрывал окна и двери, как будто это могло остановить время. Что-то изменить. Не отпустить. Заставить остаться. Где-то в ночи громыхала дискотека, заводя крутым клубняком. Вбивалась под ребра наглыми битами, сливалась с ударами сердца. Требуя бежать. Двигаться. Толкала в ночь. И вдруг затихла. И Дима остался в этой пустоте. Один. Ни сказать. Ни позвать. Словно никого больше не было на всей огромной планете Странное ощущение. Ветер гнал по коридору мелкие бумажки, какие-то фантики, праздничную мишуру. У Димы закружилась голова и в этой круговерти он отчетливо увидел Влада, стоящего на краю той самой скалы. Где-то рядом, со свистом метнулась ввысь стрела первого фейерверка и рассыпалась, расцвечивая небо праздничным салютом. С каждым новым залпом отсекая ненужные больше мысли. Плотно сжатая пружина из запретов и непонятных желаний лопнула, больно ударяя наотмашь. А выстроенная, прочная конструкция из всех «можно» и «нельзя» рухнула, как карточный домик. I wanna run to you Won't you hold me in your arms And keep me safe from harm I wanna run to you But if I come to you Tell me, will you stay or will you run away Ночная дискотека ожила, пронзая тягучим медляком все вокруг. «Пожалуйста, удержи меня в своих руках», — пела Уитни. — «Скажи, ты останешься или сбежишь?» И Дима сделал шаг — сказать! Надо сказать, чтобы собирался. И еще один — успеть! Успеть поговорить. Он ускорил шаг — объяснить! Просто объяснить ещё раз, что все не так! И не выдержал, рванул с места, как спринтер — обнять! Просто обнять! В последний раз. Наискосок, продираясь через колючий кустарник, перепрыгивая ограждения и скамейки, он бежал не разбирая дороги. Толкнул калитку, ведущую в сторону моря. В бухту. В их бухту. Он надеялся, что Влад ушел именно туда, или Дима вообще ничего не понимал в этой жизни. И весь опыт, знания. Все эмоции и чувства — всё было ненужным грузом. Дима бежал по горной тропинке, не зная с чего начнет и что будет говорить. Бежал, подгоняемый единственным желанием. Увидеть. Обнять. Прижать крепко. Сейчас. Немедленно. И будь, что будет. И к черту все запреты, условности, страхи, потому что завтра... Завтра уже ничего. Ничего не будет. Луна нависала над морем огромным холодным шаром, и дорожка была хорошо видна в лунном свете. — Значит, не собьется с пути, — Дима успокаивал себя и не верил в свои слова. — Вот же дурак, отпустил. Профессионал хренов. Взял и отпустил. Одного. Ночью. Сердце билось гулко, и волнение клокотало где-то в горле, не давая дышать. Он выскочил на пляж и остановился, как вкопанный. Пляж был пуст. Дима беспомощно озирался по сторонам, понимая, что бесполезно глазеть в ночь. Влада не было. — Романовский! — он крикнул куда-то вверх, с отчаянием ударяя воздух рукой, как будто это могло помочь, — Вла-а-дька! — Чего орешь? — Романовский отделился от скалы, в тени которой стоял и шагнул к нему. Серьезный. Спокойный. Какой-то совсем, совсем взрослый. — Я тут. — Я не ору, — Дима с трудом перевел дыхание, всё еще не веря своим глазам, — я испугался. За тебя испугался. — Куда я денусь… Влад подбросил носком мелкий камешек: — Чего бежал, как сайгак по пустыне? — Я... хотел... понимаешь... Инна... то есть ты... Дима больше ничего не смог сказать, потому что Влад смотрел на него так, что подкашивались ноги и хотелось упасть. Но не просто рухнуть камнем в песок, а упасть в его объятия. Он шагнул к Владу, как шагают в пропасть. Дотронулся до лица, сам не понимая, как осмелился, погладил нежно кончиками пальцев. Влад потянулся за его рукой. Он смотрел на Диму и тот читал в его глазах одну единственную просьбу — продолжать. Длить это удовольствие от прикосновения и ответить. Обнять. И никуда не отпускать. Целовать. Трогать, гладить, чувствовать. — У тебя есть полминуты, чтобы передумать, — Дима смотрел ему прямо в глаза. Влад перестал дышать. Не веря словам. И уже в следующее мгновение целовал его. Запустил одну руку в Димкины волосы, второй вцепился в майку — не оторвать, закрывая все пути к отступлению. Он целовал его. Везде. Боясь остановиться хоть на миг. Целовал губы, руки, кончики пальцев, целовал лоб, глаза, удерживая Диму ладонью за шею, не давая отклониться. И отпрянул всего на секунду, утихомиривая расходившееся сердце, внимательно вглядываясь — не приснилось ли. А Дима был совсем не похож на себя прежнего: уверенный, напористый, принципиальный. Решил – не собьешь. Сейчас он был другой. Почти незнакомый. Такой смущенный, расслабленный и счастливый. Всё это было, как сон. Он целовал Влада в ответ, не в силах больше сдерживать свои желания. Целовал то нежно, наслаждаясь каждым мгновением. То яростно — открыто делился своей страстью. Он хотел только одного, чтобы Влад забыл всё. Все обиды и ссоры. Все его вечные «можно» и «нельзя». Чтобы всё, что было до этого, растворилось и бесследно исчезло, как растворяется глубокая ночь в нежности утра. Он провел ладонью по Владькиным волосам и застонал. Рука выхватила лишь колючий ежик: — Зачем? — сжал в кулаке неровно стриженые концы, — Зачем, глупый мой. Влад откинул голову, задыхаясь от этого «мой», хватая ртом воздух. Ресницы его дрогнули, а в глазах заблестели предательские слезы, и Дима пропал совсем. — Не надо, — он подхватил горячим языком соленую каплю и ему нестерпимо захотелось почувствовать, ощутить под рукой не шероховатость майки, а живое, горячее. Гладкую кожу, пульсирующую жилку на шее, дрожащее от желания тело. Забывая обо всем на свете, Дима задрал майку и жадно прошелся ладонями по упругому животу Влада. Заскользил вверх, задевая соски, и снова жарко-жадно вниз, туда, где наливалось тяжестью. Он то целовал, то со стоном вылизывал Владькины губы. И шептал, шептал, делясь горячим дыханием. — Все равно красивый. Хороший мой. — Твой. — Влад подставлялся под поцелуи, боясь пошевелиться. — Попался? — Давно... — Влада бил мелкий озноб, хотя ночь была теплой, безветренной. — Боишься? — Боюсь... Дима еще сильнее сжал Влада в своих объятиях, согревая и успокаивая одновременно. Он выцеловывал Владькину шею и плечи, больше не думая, что целует мальчишку, а тот отвечает ему. Сейчас было не понять кто ведёт в этом страстном поединке. Кто отдает свою страсть, а кто берет ее по праву. И Дима еле сдерживал себя, чтобы не впиться зубами от острого желания прикусить кожу. Оставить яркий след. — Ты только не уходи? — Влад говорил совсем тихо, весь дрожа. Сминая пальцами майку, впиваясь Диме в бока, чувствуя, как горит и напрягается его тело в ответ. — Только не сейчас. Дима все-таки не сдержался и больно прикусил кожу. Влад охнул, выгнулся всем телом, втираясь в Диму и отпрянул, не зная, как скрыть возбуждение. Подался назад, но Дима не дал ему отстраниться. Он подхватил его снизу обеими руками и с силой вжал в себя. Целуя жарко, почти терзая, теряя контроль. — И ты не уходи... пожалуйста. У Влада полыхнули щеки: — У меня … сейчас... Дима перевел взгляд вниз на штаны, которые натянулись и топорщились так, что казалось сейчас лопнут. И Влад от смущения опустил голову, пряча лицо. — Сделай это, — нежно, чуть слышно прошептал Дима и заскользил широко раскрытой ладонью по животу Влада вниз. По шелковой дорожке из волосков, возбуждаясь все сильнее и сильнее. И еще ниже. Боясь и одновременно желая только одного — прикоснуться к налившейся плоти, чтобы почувствовать чужой жар и непреодолимое желание. Не веря, что это возможно... Так сильно хотеть... Его! И, когда Влад застонал громко и протяжно, так страстно и так просяще, только и смог прохрипеть срывающимся голосом. — Не бойся... А Влада трясло от этих ласк и слов. В голове все кружилось. Смешивая в безумный коктейль страх и желание, любопытство и острое возбуждение, которое сносило крышу. Он набрал воздуха и горячечно зашептал, сам не понимая, о чем просит: — ...хочу ...Дима, хочу сейчас. Он сжал Димкину ладонь на своем члене. — Не могу больше! Сейчас. Только ты... Влад дернул змейку на своих джинсах, и они съехали вниз, стреножив его. Потянул за резинку боксеры, освобождая наливающийся член. И Дима растворился в его страсти и желания. Он сходил с ума от его возбуждения, от прерывистого дыхания, горячего дрожащего тела, боясь признаться, что у него самого встало так, как никогда раньше. Влад был чистейшим соблазном с головы до ног. Даже сейчас с покромсанными волосами. Такой юный и такой взрослый одновременно. Такой нежный и открытый в своих желаниях. Весь дрожащий, почти всхлипывающий. Со своей невозможной улыбкой, огромными глазами, влажными губами, которые он то и дело облизывал от нетерпения. Со своими широкими плечами и узкими бедрами. Сильными, но таким ласковыми руками. Влад был близок к разрядке. Он сжал себя, но Дима перехватил его руку и отвел в сторону. Коснулся сам. Сначала неловко, чуть дрогнув, а когда Влад подался вперед, не сдерживая себя больше, уверенно обхватил ладонью член. И не веря, что трогает так откровенно, задвигал рукой. Владу хватило всего нескольких движений. — Да... да... хочу так. Дима... — он толкнулся ему в кулак, сжал своей ладонью сильнее и, вздрагивая от каждого толчка, застонал сладко, заливая живот и руку горячим. От накрывшего оргазма, почти теряя сознание, ткнулся влажным лбом Диме в плечо и стал оседать, увлекая за собой. Не размыкая объятий, они оба почти стекли на жухлый островок травы, чудом сохранившийся у подножия скалы. Все еще вздрагивая, не смея взглянуть Диме в глаза, он прошептал: — Прости. Я не хотел. Дима тихо засмеялся: — А мне показалось, хотел. Влад уперся руками ему в грудь и дернулся назад. — Тихо, тихо, — Дима удержал его и нежно поцеловал в висок, — я не смеюсь над тобой, хороший мой. У меня крышу от тебя сносит. Влад вскинул голову, глядя прямо в глаза. — От меня? Как? Дима потянул руку Влада вниз и прижал к своему паху. — Вот так. Щеки Влада вспыхнули алым. Он тяжело задышал. Снова потянулся за поцелуем, но остановился и мазнул подушечкой большого пальца по пухлым губам Димы, оставляя на них соленый вкус. Широко лизнул выпуклую кромку белого шрамика и снова провел пальцем. Дима поймал это движение и втянул палец в рот. Обхватывая плотно и горячо, облизал и двинул головой вперед, насаживаясь глубже. От жаркого и жадного этого движения Влад чуть не кончил во второй раз. Он выдернул руку и впился поцелуем и, не давая Диме сомкнуть губы, задвигал языком. Сначала аккуратно, а потом все резче, наглее, давая волю своему желанию. Он гладил руками его спину, бесстыдно сжимал задницу, и резко потянул вниз мягкие шорты, прижимаясь к оголенному животу. И когда влажная головка коснулась его разгоряченной кожи, зашептал в самое ухо, как в бреду, не узнавая собственного голоса. — Хочу тебя. Я так хочу тебя… Разреши мне... Рука скользнула вниз, сомкнулась на члене и Влад задвигал ею в одном ритме с поцелуем, дурея от тяжести большого и сильного в руке. И чуть не завыл от удовольствия, когда Дима застонал ему в рот, больно прикусив губу до самой крови, толкаясь Владу в ладонь, в живот, вжимаясь в пах, пока не вылился весь до последней капли, кончая сильно и долго. — Охренеть … — только и смог произнести Влад, пробуя на вкус кончики своих пальцев, и не сводя глаз с Диминого лица, — ничего красивее не видел. *** Они лежали не двигаясь. Совершенно без сил. Дима с трудом открыл глаза и посмотрел на капельку крови на Владькиной губе. — Это я тебя так? — он потянулся к губам Влада и лизнул едва видимую припухающую ранку. — Говорю же, крышу рвет от тебя. Дима снял майку, отбросил в сторону и потянул Владькину. Её давно пора было содрать. Он навис над ним, потянулся к соску. Лизнул, прихватывая губами, заставляя Влада вздрагивать и выгибаться всем телом от удовольствия. Затем прочертил языком след от царапины, вниз от ключицы к впадинке пупка. И вытянулся на руках, чтобы видеть его всего. Желанного. Такого нежного. И такого страстного. — Как же я мог столько ждать. А Влад млел, закрывал глаза. И гладил, гладил Димку по груди, плечам, волосам. Пропуская шелковые пряди сквозь пальцы, и повторял снова и снова. — Хочу тебя. Я так хочу тебя… — Я здесь. С тобой. — Теперь не отдавай. — Никому, только мой, — он поцеловал Влада так нежно, как только мог. И не в силах оторваться от него, еще долго и невесомо водил кончиками пальцев по груди, кружил возле соска, лаская, заставляя Влада выгибаться и постанывать от запредельного удовольствия. Нужно было остановиться. Дима откинулся на спину и запрокинул голову вверх, глядя в ночное небо. — Звезды, как насыпано. — Смотрят на нас. — Влад повернулся к Диме. — Как думаешь, осуждают? — За что? — Ну, за это, — Влад уткнулся Диме в шею. Задышал часто. — Звезды? Никогда, — Дима поцеловал его в макушку. — Они завидуют. — Пусть, — Влад тихо засмеялся. — С тобой легко. Ты мне только скажи, что дальше? — Ух, ты! Вот же вопрос, так вопрос. Дима немного помолчал. — Не знаю, Влад. Поверишь, первый раз в жизни не знаю ответа. Они смотрели в черное небо. Ночь была тихая и теплая, и звезды сияли ярко, рассыпанные драгоценными капельками по бархату ночи. Влад потрогал себя в паху. — Не могу поверить, что мы только что… Дима опять тихо засмеялся, потянул на себя Владькину ладонь, мягко целуя. — Но тебе же понравилось? — А тебе? — вопрос, который сейчас был для Влада важнее всего на свете. — Понравилось. — Почему? Дима пригладил непослушный вихор у Владьки на макушке, и прошептал прямо в волосы: — Потому что — ты. Они полежали так еще немного, и Влад приподнялся на локте. — Ну, у нас и вид. Дима внимательно оглядел размер катастрофы. — Интересно, мне десять или пятнадцать впаяют? — Я без тебя так долго не выдержу, — Влад смотрел на него во все глаза, — я теперь хочу тебя каждую минуту. Не в силах справиться с вновь нахлынувшим возбуждением, Дима перекинул ногу, прижал Влада к себе и втянул его в такой страстный поцелуй, что Влад задрожал, забился у него в руках, словно и не кончал только что. А Дима сцеловывал стоны с его губ и не верил, что Влад готов к следующему раунду. Где-то далеко, на горизонте поробилась тонкая полоска, раскрашивая рассвет от темно-синего до яркого чисто-белого. А они все также лежали, крепко сжимая друг друга в объятиях. Влад понемногу успокоился и задышал спокойнее. Он подтянул штаны и уселся, подогнув под себя одну ногу. Потянулся к Диме, заботливо вытирая майкой белесые потеки. Дима улыбнулся и придержал его руку. — Сейчас искупаемся, не пачкай. — Тогда нам лучше снять всё, — и Влад без всякого стеснения стянул плавки и отбросил их в сторону. — Плохая идея, — в голосе Димы послышались знакомые нотки нотаций, но ласкающий взгляд говорил совсем о другом. — Мы так отсюда никогда уйдем. А нам нужно в лагерь возвращаться. — У нас много времени впереди. Дима до боли прикусил губу, не в силах сказать правду. — Даже если мало. Оно только наше. Влад потянул Диму на себя и потащил в сторону моря. И они ещё долго плавали, дурачились, сильно прижимаясь друг к другу, чтобы почувствовать возбуждение и целовались снова и снова, задыхаясь от нехватки воздуха. А потом медленно одевались и шли по тропинке до лагеря дольше обычного. Возвращаться не хотелось совсем.