Все вы расцвечиваете реальность в соответствии со своими средствами наблюдения за ней. А если пронаблюдать за ней невозможно, вы ее боитесь. Для тебя это Машина. Для них — демон.
Джек-из-Тени, Роджер Желязны
Аннабель Ли встала в пять утра по привычке, потому что думала, ей снова нужно будить Дуайта. Но, оказалось, он уже как две недели назад умер. Это было странно, потому что в её воспоминаниях он был ещё живой. Будто бы просто заснул в соседней комнате, поэтому его и не слышно. Аннабелль с сомнением проверила, так ли это, натянув на плечи тонкий халат, и подавила тихую улыбку, когда увидела пустую комнату. Да, так. Кровать, которую она покупала специально для Дуайта, была вчера разобрана и продана. И даже вывезена новым владельцем! Неслыханная удача. Больше смотреть на безобразно дорогой и уродливый кусок железа, обитый поролоном и затянутый искусственной кожей, не было сил. Когда она видела эту чёртову кровать, в ушах появлялся тихий стон, а затем — мычание. Его Аннабель Ли больше всего не любила. У неё был уже безусловный рефлекс, но, когда она подходила к кровати — пока ту не купили — ноздри уже были забиты запахом кислого пота, прелого тела и мочи. Он пах так, сколько бы она его ни мыла. Ни ароматические палочки, ни свечи, ни, мать твою, освежитель воздуха, ничто не помогало. Комната вся провоняла Дуайтом, и пришлось проветривать её дня четыре после похорон, чтобы наконец только в углах остался какой-то кислый дрожжевой запах. Но это было уже не так плохо, как прежде. Аннабель медленно заперла пустую комнату с панорамным узким окном и смерила её испуганным взглядом. Она будто боялась, что за закрытыми дверьми в той комнате снова появятся шкаф, комод, поручни для рук, чёртова кровать и колченогая табуретка, на которую она сажал Дуайта, когда подмывала прямо там, над тазом. Всё это она уже выкинула либо продала. Если бы можно было сжечь какую-то одну комнату, она бы легко это сделала, или заколотила её досками, но это было сделать невозможно, поэтому она смирилась и просто упаковала все вещи в коробки. Также прошлась по дому и смела туда, как ураган, всё, что напоминало о брате. Его дипломы, компьютер, любимые кружки, книжки… Она не жалела ни его личных вещей, ни тех, что напоминали о нём. Даже блендер, в котором она перемалывала для Дуайта овощи, фрукты и варёное мясо, чтобы делать ему супы и пюре, она тоже выставила на продажу. Противно. Под кожей словно что-то скреблось, когда она вспоминала, что Дуайт был здесь, и только убрав весь хлам в гараж, успокоилась и смогла впервые за две недели нормально заснуть. Хотя и слышала привычный звон колокольчика в час двадцать семь, но не вставала. А в этот раз вовсе отвернулась к стене. Так как Аннабель Ли вставала в пять утра, у неё было много времени, чтобы сделать что-то по дому, для себя и по работе тоже. Она встала, осталась в пижаме, сунула ступни в домашние клоги и заправила первым делом кровать. В её комнате было очень мало мебели. Двуспальная кровать, да, она занимала много места, но Аннабель Ли не хотела экономить на своём комфорте. Фактически, она и жила четыре года только ночью, заперевшись в своей комнате, и со страхом вслушивалась в шорохи и стоны за стеной. И боялась, когда он звал: — Ли-и-и! — потому что после всегда следовало это. Избежать этого было нельзя, иначе Дуайт впадал в ярость. После того, как заправила постель и аккуратно разгладила длинные пухлые подушки, обрамлявшие кожаную спинку кровати, Аннабель Ли убрала вчерашний джемпер в шкаф и открыла узкое окно настежь, а панорамное — во всю стену — оставила запертым. Снаружи накрапывал дождь, и всё было не как в книжке: обычно книжки, которые читала Аннабель, начинались так: косой луч солнца упал на покрывало, под которым спала прекрасная девушка. Она сладко потянулась и со стоном накрыла голову подушкой, едва заслышав пронзительную трель будильника… Знала, что это дрянь редкостная, но ничего с собой поделать не могла — у всех этих книжных девушек, которые так просыпались, было то, чего не было у неё. И она жадно ловила глазами каждую строчку, потому что им завидовала. Аннабель пошла на кухню, включила фильтр для воды, подставила под тонкую струю чайник и решила намолоть немного зерна для кофе. Кухня была идеально чистой, каждое полотенце висело чётко сложённым пополам на своём месте: на ручке плиты и на ручке кухонного острова. Пока шумела кофе-машина, индикатор на фильтре загорался то красным (вода прекращала идти), то синим (снова текла). Машины ворчали, бурчали и работали, и Аннабель умиротворённо вздохнула, потому что в такие моменты чувствовала. Она не одна. Чтобы в доме не было так тихо, когда весь кофе был перемолот, она включила телевизор — не вникая в суть, но просто наслаждаясь звуками дикторского голоса. Опять в мире была какая-то дичь, и, кажется, кто-то стрелял в Огайо, пронеся в школу пистолет. Аннабель Ли поморщилась. Как много на Земле живёт придурков. Была бы такая кнопка, чтобы нажать на неё и уничтожить их всех, а умных и адекватных людей оставить, и она бы не думая нажала. А если бы при этом взорвалась, как лопнутый шарик, сама? Пыль от кофе попала в нос, и она чихнула. Чайник в этот момент уже был полон, фильтр прекратил работу. Аннабель поставила чайник на плиту, закрыла его крышкой и начала готовить себе холодный капучино. Когда кофе сварился и машина процедила его в небольшую чашку, Аннабель поболтала им круговым движением, давая напитку вздохнуть. При контакте с кислородом кофе раскрывал аромат и вкус, и был куда лучше, чем если не делать этого. Она взяла с полки большой стеклянный стакан — из ряда таких же стройных и одинаковых стаканов. Затем залезла в морозильную камеру, выдвинув полку на себя, и взяла оттуда формочку для льда. Там было несколько больших кубиков, и она бросила их в стакан. Лёд со стуком зазвенел о стекло. Аннабель залила лёд сваренным кофе, затем с полки холодильника взяла молоко. Холодное молоко красиво смешалось с кофе и поплыло под лёд, и Аннабель восхищённо наблюдала за красотой коричневого и белого цветов, которые закручивались в кофейные воронки и растворялись друг в друге. После она добавила туда два кубика тростникового сахара. Кофе был готов. Она положила под стакан круглую циновку, чтобы не испачкать буковую столешницу, и открыла полку на электронной книге, которую всегда держала на кухне под рукой. Выбор этим утром пал на Джека-из-Тени Роджера Желязны. То, как сильно Джек любил Айвен, всегда пугало её. Могущественный властитель теней, вор и далеко не самый положительный — пусть и обаятельный — герой, Джек убил её мужа, Повелителя Нетопырей, которого Айвен всем сердцем полюбила. Что про сердце… у них у всех оно было, хотя душа — душа была у неё одной из этой троицы. Сейчас Айвен в тысячный раз читала, как злой метаморф, способный копировать чужой облик, и порождение Повелителя Нетопырей, отвратительное существо Борчин, атакует Джека в темнице Хай-Даджен, куда Повелитель его заточил. В который раз она думала, смогла бы, как Айвен, полюбить кого-то такого же ужасного душой, как Повелитель Нетопырей, и смогла бы отдаться ему целиком, даже сражайся за неё такой, как Джек? Она сама была никем не любима и никогда никого не любила, чтобы сказать об этом. В её жизни было много других чувств, но только не любви. А Борчин, её собственный, умер ночью, две недели назад, поперхнувшись слюной во сне.***
После завтрака, мытья посуды и профилактической чистки столешницы содой (она делала это раз в неделю), на часах было уже семь утра, а это значило — пора собираться в город. «В город» — то есть, просто пройтись по ряду небольших стройных магазинов вдоль дороги. Она могла взять машину, а могла отправиться на своих двоих, но выбор для скорости и удобства, как всегда, пал на старенький золотистый форд куга — тачку американистее некуда. Она аккуратно сняла пижаму прежде, чем войти в большую просторную душевую за стеклянной стеной — это был этакий прозрачный куб без потолка и порожков. Сливные отверстия были утоплены прямо в плитку. В душевую Аннабель угрохала много денег, чтобы возить в неё на коляске Дуайта, и чтобы ему там хватало места. Она не могла таскать его на себе, потому что в нем роста — пять футов восемьдесят дюймов, и, хотя Дуайт был худощав, а в последние месяцы болезни совсем отощал, но он был тяжёлым, как камень. Аннабель Ли, пять футов двадцать дюймов и едва ли больше ста десяти фунтов веса, точно не справилась бы с ним. Она приняла душ, растёрла на руках крем, после того, как хорошенько промокнула тело полотенцем, и расчесала пепельные мокрые пряди, скрутившиеся после мытья в жгуты. Почти все думали, что Аннабель эффектно красится. Но только Дуайт знал, что у неё — ранняя седина. Аннабель убирала тусклый серый отлив, который смотрелся грязным на родных чёрных волосах, с помощью пенок, краски, тонеров и прочих приёмов, стараясь не обращаться в парикмахерскую — там точно поняли бы, что она седая, как лунь. Отчего вдруг в её волосах стало так мало меланина, она сама не понимала — кажется, хотя помнила, что как раз после того Рождества проснулась белее снега. Чтобы из Бакханнона доехать до Уиртона или Бекли, где работала, нужно было потратить часа два, не меньше. Ближайшие города к Бакханнону — Виенна и Харрикейн, но они тоже маленькие, и там тоже все друг друга знали. Аннабель скорее умерла бы, чем слушала потом пересуды о себе. Жить в таком маленьком городе очень хорошо. Но есть и свои минусы. Сплетни, слухи и косые взгляды — это их самая плохая часть. Она не спеша вытерла за собой душевую и раковину, мокрые полотенца повесила на сушилку, а коврик для ног аккуратно поправила, чтоб он лежал ровно. У неё была в груди большая дыра, которая меньше с каждым днём не становилась, а наоборот — разрасталась и была всё шире и глубже. Проникала так, что вот-вот дотянулась бы до сердца. Аннабель думала, что станет легче, когда Дуайт… не говори этого, не думай об этом …но, когда всё случилось, легче не стало. Она выглядела равнодушно-спокойной, когда открыла шкафчик в ванной и взяла оттуда крем для лица. И замерла на миг, когда закрыла его, а в отражении за спиной стоял он. Достаточно высокий, чтобы смотреть на неё сверху вниз, и плотный, как темнота в дверном проёме. Очки слабо бликовали. У него была сломана шея и скривлена вбок. Он медленно понял руку и указательным пальцем ткнул в Аннабель. Она посмотрела на него сначала со страхом, а затем — очень спокойно, потому что ждала, что он придёт. Он всегда приходил. И сказала: — Уходи. Пожалуйста. Тебе здесь не рады. Она открыла крышку крема и нанесла его на кожу. Каждая пора при этом словно вздохнула, покрытая гладкой влагой. Когда Аннабель убрала крем обратно в шкафчик и снова закрыла его перед этим собравшись с духом и посчитав до пяти Дуайта больше в отражении не было.***
Все его вещи были сложены в коробки, поставленные друг на друга в гараже, четыре башни из восьми коробок каждая. Аннабель Ли села в кугу, хлопнула дверью и вырулила из гаража, закрыв его с помощью брелка. Пока дверь медленно опускалась, она посмотрела в окно пустой комнаты, где стоял письменный несобранный стол её стол и стеллаж для книг, и кресло, и где была раньше кровать Дуайта. Он стоял там, в тёмной комнате, и наблюдал, как она уезжает в Бакханнон. Она любила всё простое. Надела короткий белый топ и светло-голубые свободные джинсы. Носила джинсовую же куртку, подбитую овчиной, чуть темнее цветом, чем штаны. Куртка была такой большой, что в неё можно легко закутаться и обернуть почти вокруг себя. Аннабель Ли любила большие комфортные вещи, хотя в них немного тонула. Дорога была пустой. Субботнее утро. Все ещё спят. На развилке она повернула вправо, минула большой супермаркет Хэллоуэй и поехала в центр, чтобы припарковаться там возле антикварного магазина и забрать свой заказ сразу в багажник. К счастью, мистер Куинн уже не спал. Он был такой же ранней пташкой, как и сама Аннабель. Когда она по пустой улице вошла в его магазин и звякнула колокольчиком, он оживился за стойкой и поднял взгляд от газеты: — А, моя любимая клиентка! — Доброе утро, Калеб. — Привет, Энни. В лавке было хорошо. Мебель тёмного дерева, такие же лакированные полы. На полках по стенам — картины, статуэтки, шкатулки, часы, глобусы, рамы, подставки, посуда, пресс-папье… Полотна побольше стояли на полу или были повешены как в картинной галерее, одна над другой. Тут и там были кофейные столики, стулья, кресла, две софы, шкаф, комод, трельяж… Но всё это было уютным и симпатичным, без намёка на захламлённость. И даже Аннабель, которой в собственном полупустом доме было мало места, начинала здесь дышать. — У вас новая картина! — заметила она и показала на неё — женщина в богатом синем платье, стоявшая среди кружащей вороньей стаи. — Это всё Кармина, — улыбнулся Калеб. Он всегда улыбался, когда говорил про жену. — Всю ночь не спала и как одержимая из «Шести демонов Эмили Роуз» малевала что-то со зловещей улыбкой. — Господи. — Точно тебе говорю, и улыбка была — один в один как в фильме. — Он расхохотался и махнул рукой. — Пойдём, сама посмотришь, что там она придумала. Она рисует это уже недели четыре. Сегодня, сказала, кончит. Аннабель не мешкая шагнула к стойку и нырнула под неё. Она отлично знала любимую супругу Калеба, Кармину Мору, которая сохранила за собой фамилию творческий псевдоним? как известная в узких кругах интеллектуалов и ценителей искусства художница, которая работала в жанре мрачного готического псевдореализма. Аннабель и сама была графическим дизайнером, а в последнее время — только иллюстратором, и доросла уже до того этапа, когда бралась за те заказы, что были интересны не только из-за денег. У них с Карминой было много общего, но обе втайне критиковали то, что рисовали. Не сказать, чтобы Аннабель любила её картины. Они всегда отличались крайне тёмной палитрой и казались ей грязными и тусклыми; всё, что было изображено, пугало и заставляло всматриваться в каждую страшную деталь. А страхов Аннабель и в жизни хватало. Но отказать старым друзьям и посмотреть, как работает реально талантливая Кармина, она не могла. А потому пошла следом за Калебом — он был в своём любимом темно-зелёном растянутом свитере, примерно таком же старом, как сам Калеб. — Я привёл к тебе гостя, — сказал он громко. Жена немедленно обернулась. Она была одета в простую чёрную футболку и свободную чёрную юбку. Взъерошенная и бледная, она была сперва недовольна, что кто-то к ней вломился, но затем вскинула брови и бросила: — А, это ты! Наконец-то, я нуждаюсь в свежем взгляде. — Показывай, что у тебя, — сказала Аннабель Ли, и высокая тонкая Кармина пропустила её вперёд. Холст был громадным. Аннабель смотрела на него сперва рассредоточено, потому что столько всего глаза объять не могли. Затем она отступила назад и задумчиво приложила пальцы к губам. — Это потрясающе, — честно произнесла она, потрясённая увиденным. А затем добавила. — Я бы купила это, когда ты закончишь. — Вот тебе раз, — растерялся Калеб. — Это с тобой впервые, Энни. — Влюбилась с первого взгляда? — усмехнулась Кармина и взяла со стола тряпку в цветных пятнах, чтобы вытереть ею руки. — Я бы поставила его у себя в кабинете, — сказала Аннабель и ещё раз окинула всё полотно. — Он обескураживает меня. Я давно ничего такого не испытывала. — Меня он обескуражил тоже, — признался Калеб, и его жена рассмеялась. — Во-первых, размеры пугают. — Не завидуй. — Куда уж мне! — он, посмеиваясь, поскрёб пальцами шею под седыми волнистыми волосами, падающими на плечи. — Во-вторых, есть в нём что-то жуткое. Аннабель согласилась. Она стояла перед багровым холстом, погружённым в глубокую жаркую тьму. Из этой тьмы как глыба выступал могучий мужской торс и венистые руки с узловатыми мышцами, и каждая в длинных окровавленных пальцах сжимала охваченные пламенем черепа. Они дышали огнём из глазниц и ртов, и с неба сыпал чёрный пепел. Бёдра и мускулистые ноги, а также литой и тяжёлый мужской узел между ними облепила мокрая тёмная ткань, ниспадающая складками всё ниже. Гладкая и такая же тяжёлая грудь нависала над напряжённым сведённым животом. Длинная сильная шея пряталась в тени, отбрасываемой чёрной, железно-каменной, выщербленной временем пирамидой. Пирамидой, которая у этого бога была вместо лица. И со спины за торс, под мышками, и грудь, и ноги, и между них, а ещё плечи, руки и бёдра — всё обнимали кажущиеся тонкими и слабыми, очевидно женские руки, которые впивались в это торжество трупно-бледной, почти каменной-серой плоти пальцами. — Я назвала его «Палач», — с удовольствием сказала Кармина и обняла за плечи Аннабель. На джинсовой куртке остался слабый след от красной краски с её пальцев. — Он впечатляющий. — Ты уже дала картине имя? — удивилась Аннабель. — Но ведь она ещё не закончена… — Я не буду её заканчивать, — сказала Кармина, — потому что до усрачки боюсь. Калеб покачал головой и вышел из мастерской, ворча что-то о ненормальных художниках, которые сначала малюют день и ночь голых мужиков с геометрическими фигурами вместо лиц, а потом срутся по тёмным углам от страха. Аннабель вскинула брови: — Боишься? — Да. — Она поморщилась. — Порой мне кажется, он действительно смотрит с холста, и что под этой пирамидой ничего нет. — Страшнее было бы наоборот, — улыбнулась Аннабель, — не находишь? Мора взглянула на неё с удивлением и отвела чёрные прядки с лица. Затем сказала: — Пустота, Энни, пугает куда больше наполненности. И я не хочу никуда выставлять «Палача», будем честны, его не купят. А оставлять его у себя… — она содрогнулась и начала убирать со стола палитру и кисти, словно невзначай бросив. — … я бы его сожгла. — Не вздумай! — содрогнулась Аннабель и поспешно добавила. — Если продашь мне, я куплю даже такую. — Сырую и жуткую? — Кармина хмыкнула и покачала головой. — Не продам. Аннабель с жалостью посмотрела на «Палача». Редко ей нравились какие-то вещи так, как это. Это было целиком её. Это должно было принадлежать ей. — Я отдам его тебе просто так, — сказала Кармина, но затем, подумав, добавила. — Слышала, у тебя гаражная распродажа сегодня? Я заеду с Калебом и, пожалуй, заберу тот комод себе. — Забирай хоть всё! — от чистого сердца обрадовалась Аннабель. — Нет, всё мне не надо, своего барахла хватает, — улыбнулась она. И добавила. — Картину мы привезём днём.***
Покупки пришлось занести домой очень быстро и в спешке распихать мясо, молоко, фрукты и кое-что ещё по холодильнику, а остальное бросить на полу: у гаража уже стояли её соседи, Мэг и Эван МакМилланы. Она помнила, что давно обещала им набор Дуайта для барбекю и коробку с посудой. — Чёрт-чёрт-чёрт! Ребята, вы так рано?! — Хотели съездить к отцу Эвана, но… — рыжеволосая веснушчатая Мэг махнула рукой. — Там на дороге страшный туман, и мы решили развернуться. Но нет худа без добра, зато заскочили к тебе. Привет, Энни. Ты как? — Не спеши, — тихо сказал её малоразговорчивый муж. — Да, не надо бежать! — поддакнула Мэг и убрала его руку со своей талии, отлепившись от багажника их джипа. Они стояли, прислонившись к нему, и терпеливо ждали, когда Аннабель Ли вернётся домой. Она уже открыла гараж и принялась в спешке снимать одну коробку с другой, чтобы найти две нужные. Мэг подошла к ней со спины и присвистнула: — У тебя вообще пустой гараж, как ты это делаешь?! — Избавляюсь от всего ненужного, — пропыхтела Аннабель, держа в руках особенно тяжёлую коробку. — Так, одну минуту, это должно быть где-то здесь. Эван молча забрал у неё коробку, без особенных усилий аккуратно поставил на землю. — А вот и барбекю… — Как всегда, по иронии, всё нужное — в самом низу! — хмыкнула Мэг. Она была достаточно неряшлива, чтобы носить на улицу здоровенную футболку своего здоровенного супруга, словно платье, совсем не стесняясь — но нервно-педантичной Аннабель всё равно нравилась. Эта пара была для неё тихой, тёплой отдушиной. Наблюдать за нелюдимым молчуном Эваном, сыном достаточно состоятельного отца, который женился на простой спортсменке Мэг, было одним удовольствием. Они жили в большом доме на соседнем участке, и его нельзя было назвать иначе как «уютный». Аннабель Ли бывала у них в гостях и знала, что очень часто там валялись повсюду вещи, стояла немытой посуда, а над кухонным шкафом завелось тенето. Но всё это было ерундой, потому что Мэг и Эван жили счастливо в этом бардаке — и у них была потрясающая посуда, а Эван готовил вкуснейшие пироги, и мясо тоже — десять из десяти; не зря же он работал поваром. Поэтому Аннабель всегда соглашалась наведаться к ним в гости, если звали, и с удовольствием звала их в ответ к себе. А ещё они были первыми, кто узнал о смерти Дуайта, потому что Аннабель во втором часу ночи примчалась именно к ним. Попрощавшись с ней и забрав обе коробки, а взамен отдав два больших мясных пирога, соседи погрузили всё в машину. Весёлая Мэг энергично помахала ей, высунув руку из окна. Аннабель проводила их джип взглядом. Она стояла посреди дороги, глядя, как он заворачивает за угол улицы, и думала об их словах. Из города они не выехали, потому что на дороге — страшный туман.***
Чтобы устроить гаражную распродажу, понадобилось два стола, три стула, на которые она положила доски (наподобие полок) и немного домашнего лимонада для тех, кто захочет пить. Соседей было много. В Бакханноне кого-то ещё не стоило и ожидать. Аннабель очень удивилась, увидев Майкла и Лори Майерсов: они внимательно разглядывали коллекцию книг Дуайта. Зарина Кассир, ведущая местного радио, уже купила два подсвечника и музыкальную колонку. Хонас Васкес, который, по слухам, был каким-то гениальным математиком, приобрёл целую коробку игрушечных оловянных солдатиков. Дуайт хранил всё, что было ему дорого. Соседи приезжали и уезжали, но Дэвида занесло, когда у столов были Макс Томпсон с фермы Колдвинд, а с ним — Нэнси Миллер, его девушка. Ещё там собралась шайка местных подростков: они частенько гоняли на скейтах и великах, и главным среди них был задира Фрэнк Моррисон. Девчонка по имени Джули, кажется, уже успела прикарманить серебряную флягу Дуайта для виски, когда напротив дома остановился седан Кинга, и он сам вышел оттуда — огромный, мускулистый, мрачный мужчина в темно-зелёной, немного расстёгнутой на груди рубашке. Увидев его, Аннабель немного растерялась. Загорелые пальцы сжала крепче на спинке компьютерного кожаного кресла, которое тоже продавала — но не подала виду и громко поздоровалась с ним. Однако Кинг, отличавшийся вздорным взрывным характером, шикнул: — Какого дьявола, м, Энни?! Она смутилась и опустила глаза, а он продолжил: — Какого ты это делаешь?! — Привет, Дэвид, — спокойно сказала она. — Хочешь лимонаду? А что ещё предложить бывшему любовнику её брата? Дэвид оскалился. — Нахрен мне не нужен твой лимонад. Зачем ты распродаёшь его вещи? Она чуть нахмурилась и пробормотала: — Ты хочешь что-то купить? — Нет, Энни! — он сказал это громче, и соседи обескураженно взглянули на них. Проныра и сплетница Нэнси пихнула парня в бок, чтобы он подошёл с ней поближе к Кингу и Фэйрфилд, а Джули Костенко фыркнула, разглядывая карманные часы Дуайта. — Тогда не надо устраивать здесь цирк, — вдруг твёрдо сказала Аннабель и подняла на Дэвида глаза. — У меня много дел сегодня, и если ты не хочешь что-то приобрести… — Тогда — что? Аннабель вздохнула. Дэвид был склочным дружком её брата; его парнем, до того, как не спутался с какими-то бандитами и не уехал в неизвестном направлении из Бакханнона. Кажется, он долгое время работал вышибалой в клубе, а потом был даже бойцом без правил, но это ему очень подходило, как считала Аннабель. У этого мужчины не все шарики в голове были на месте, и он просто не умел остановиться, если был зол или пьян, или если ему что-то не нравилось и было не по его. Аннабель вынуждена была месяца четыре или больше жить с ним — периодически — в одном доме, ведь он так часто оставался у них с Дуайтом, что почти поселился в его комнате. Уехать куда-то в другое место у Аннабель тогда не хватало духу — брат всё равно возвращал её так или иначе обратно. А водить к себе мужчин она не могла: Дэвид вёл себя так, что любой её ухажёр сваливал. Однажды он даже вломился к ней в комнату, когда она уже была в постели — не одна. Конечно, он тогда был пьян. Лёжа в кровати, почти каждую ночь она слышала, как они трахаются, совершенно её не смущаясь — громко, шумно, с мольбой и грязной руганью, этот тихоня очкастый с галстуком, который почти прирос к его шее, и этот здоровяк со стальным взглядом. Кинг ни за что бы не покинул Дуайта, не случись то Рождество, а потом просто исчез. Это сделало Дуайта только злее. — Я не уйду, и ты меня не прогонишь, — сказал Дэвид с вызовом, и Аннабель устало вздохнула и закрыла глаза рукой. Кто-то подъехал ещё, но посмотреть не могла. Не хотела. Когда появился Дэвид, всё, о чем она могла думать — как свалить домой и запереть дверь, чтоб он отстал от неё. — Ты из другого теста сделана. Ты как всегда засунешь язык в жопу, Энни. И у тебя тупо сил не хватит. — У меня хватит, — грубо сказали за спиной у Дэвида. — Привет, Кинг. Аннабель Ли быстро взглянула на того, кто подошёл, и её бросило в пот. Филипп Оджомо. Этот высокий мужик, работник местной свалки по утилизации сырья, с внушительными мышцами, серьёзным взглядом и торчащими во все стороны чёрными волосами. Он сунул руки в карманы короткой коричневой куртки и кивнул девушке, заносчиво глядя на Кинга. — Всё в порядке, Аннабель? — Привет, Филипп, — устало сказала она. — Всё о’кей. Не устраивайте, пожалуйста, из этого балаган. Я всего лишь продаю вещи Дуайта, но не ради выручки, Дэвид. Просто я не могу жить с ними. Его больше нет, и… — Его нет не больше, а всего две недели, а ты уже разбазариваешь всё, норовишь избавиться! — скривился он, распаляясь. Ему на плечо опустилась тяжёлая рука. Филипп холодно взглянул на него. — Не забывай, я всё ещё здесь. Кинг резко сбросил ладонь, дёрнув плечом. — Это вообще не твое дело, Оджомо. Ты сидишь в «Автохэвен»? Вот и сиди, мать твою, на помойке. — Полегче, Кинг, — предупредил Филипп и прищурился. — Мне ничего не стоит отвести тебя в сторону и отделать. Аннабель с ужасом посмотрела на Дэвида. Он уже сжал кулаки. — Не здесь, — мрачно повторил Филипп. — Из уважения к Аннабель и… твоему… — Да ты даже имя его не имеешь права произносить, помойка, — процедил Дэвид, горбясь. Он уже входил в раж. Ещё пара слов, и начнётся драка — до неё он был большой любитель. Нэнси и Макс внимательно наблюдали за склокой. Аннабель уже и так сгорала со стыда. Ну давайте. Давайте бывший её покойного братца-педика устроит здесь бои без правил. И когда мужчины шагнули друг к другу, уже готовые сцепиться — Дэвид был здоровым, но Филипп смотрел на него с высоты своего поразительного роста, как на мальчишку — она не выдержала. — Филипп! Дэвид! — выкрикнула она. И яростно добавила, когда они остановились от неожиданности. — Чтоб вас. Хватит! Воцарилась тишина. Даже клептоманка Костенко положила часы на место, а не в карман. Нэнси молча отдала Максу блендер и подошла к Аннабель Ли, сунув ей в руку тридцать долларов. Та так же молча их взяла, не отрывая глаз от драчунов. — Спасибо, Энни, — быстро сказала Нэнси и увела парня прочь, чтобы того, не дай Бог, не втянули в чужую склоку. Макс был тем ещё любителем помахать кулаками. Дрожа от гнева, Аннабель сказала в лицо Кингу, и ей было всё равно, что он вдвое больше неё и может просто проломить ей череп одним ударом: — Уходи, Дэвид. Ты сейчас здесь вообще не к месту. — Мне плевать… — начал было он. Филипп вперил в него тяжёлый взгляд. — И дружок твой. Мне тоже на него плевать. Понял, помойка?! Я скажу всё, что считаю нуж… Филипп рванулся к нему. У Оджомо было ангельское терпение, но он бы не дал Аннабель в обиду — никогда не давал, и вспыхивал как спичка каждый раз. Аннабель поняла, что сейчас будут драться. И тогда налетела Филиппу на грудь и развернулась лицом к Дэвиду. Тому уже не терпелось вмазать Оджомо по физиономии. — Я сказала — нет! — рявкнула она, вцепившись пальцами в джинсы Филиппа, и почувствовала спиной, как он глубоко, рвано вздохнул всей грудью. Неизвестно, что Дэвид бы сделал — он уже занёс свой кулак. Но тут с дороги просигналила подъехавшая машина, и Кинг сердито выпучился на неё. Большая мицубиси с прицепом, где было новое кресло, новый стол и новая картина для Аннабель. Калеб Куинн высунулся из окна и крикнул: — Я бы не делал этого на твоём месте, сынок. Аннабель стояла между мужчинами и держалась за Оджомо так, словно он был веткой, а она тонула в болоте. И главное, он совсем не сопротивлялся. Калеб был, наверно, единственным, кого Дэвид почему-то боялся и безмерно уважал. Он даже шагнул назад, когда из машины вышла Кармина, а следом и её муж. — Я пришёл сюда только забрать своё, — сказал он. И потупил взгляд. — Я же имею на это право?! — Ты ни слова об этом не сказал, — парировала Аннабель Ли, но Кармина грубо бросила: — Если это так, Дэвид, тогда бери что нужно и проваливай к чёрту.***
И он забрал. Те самые часы, к которым так присматривалась Костенко, и ещё — рубашку Дуайта, и его кружку, и коробку с кассетами VHS. — Надеюсь, там не порно, — сказала ему вслед Кармина. И Аннабель стало чуточку легче. Она позвала Филиппа, Калеба и Кармину в дом. Оджомо отказался. Когда она разжала руки, извинившись, Филипп только сказал: — Я просто мимо проезжал и задумал проверить, как ты. — Спасибо. Он на это промолчал. Уговаривать Филиппа остаться было бессмысленно — он был не тот человек, чтобы воспользоваться моментом. Обычный и простой, даже слишком — он работал на свалке на ублюдков, но сам ублюдком не был. Наверное, все знали, что Аннабель Ли ему очень дорога — в маленьком городе таких вещей не утаишь. Но ни он, ни она установленной черты не переступали. А почему — один Господь знает. Так уж повелось. Когда Филипп помог занести кресло в дом, а затем уехал на своём стареньком плимуте, Кармина и Калеб согласились выпить с Аннабель чай. Или чего покрепче. Чай был быстро забыт, когда она достала виски для Калеба — единственное, что осталось от Дуайта полезного, как по её мнению, а ещё — бутылку белого вина для них с Карминой. Она даже не помнила, о чем говорили. Просто пили. Ели пироги Эвана. Супруги старательно ругали Кинга, но Аннабель стало плевать на всё это — она устала. Чертовски устала. И была счастлива, что почти всё, что осталось от Дуайта, было продано или отдано даром. Когда гости уехали (и прихватили с собой ещё изрядную часть вещей), она убрала со стола и сложила в пакет для мусора пустые бутылки и салфетки. Подмела пол от крошек и помыла посуду. Затем помыла уже губки для этой самой посуды. Разложила всё на сушилку. И пошла открывать кресло и письменный стол. Он идеально встал там, между двух стен, прямо у панорамного окна. Стеллаж с книгами стоял в углу. В другом углу теперь было большое синее бархатное кресло на львиных деревянных лапах. Аннабель Ли поставила на стол подставку для графического планшета, сам планшет, моноблог, мышку, клавиатуру, большую лампу и ящичек для канцелярии. Когда она принесла из своей комнаты стул для работы и села, в окно забарабанил дождь. На улице вечерело. Стало заметно холоднее. Двор и дорогу мягко окутывал туман. Он наползал на Бакханнон, и Аннабель вдруг почудилось, что запахло дымом. Она тревожно оглянулась и заметила, что картина так и осталась нераспакованной, в толстой крафтовой бумаге. Помедлив, Аннабель Ли встала со стула, взяв перед тем канцелярский ножик. Срезать бечеву. Раскрыть бумагу, которая шуршит чертовски громко. В целом доме пусто, но почему-то этот звук нервировал Аннабель. Затем показался багровый край картины. Краска на ней почти высохла, хотя на бумаге остались красные следы, будто полотно кровоточило. Это быстро пришло Аннабель в голову, а затем она отмела дурацкую мысль и отступила назад. «Палач» был как живой. Холст был прислонен к стене, и Аннабель казалось — жуткий мужчина с него выступает из этой самой стены, смотрит оттуда угрюмо и тихо, и она буквально кожей чувствовала этот взгляд, хотя у него не было глаз. Только монолит чёрной пирамиды. Дома Аннабель поняла, что картина огромна. Она заняла почти всю стену, в ней было не меньше шести футов в высоту. Аннабель сглотнула, глядя на неё. Может, зря забрала? Она страшная. Она взаправду страшная, особенно сейчас, когда дождь стучит в окна, будто пальцы мертвецов. Она вышла из комнаты Дуайта очень быстро. Теперь это был её кабинет, и у неё зрело предчувствие, что она поселила сюда «Палача» специально, чтобы он страшил её больше брата. Потому что сделать это было, как она думала, невозможно.***
Где-то в глубине Западной Вирджинии, на трассе, которая пролегала мимо Чарлстона, Бекли, Блуфилда и Бакханнона, был тлеющий город, под которым горел вечный огонь. Этот город стёрли с карт и о нём все забыли. В том направлении никто не ездил. Он долгое время скрывался за пеленой дыма и тумана. Жители Бакханнона не знали, что все они — все восемьсот семьдесят два человека — были обречены, потому что туман медленно полз белой стеной по трассе, сокращая расстояние милю за милей и готовясь проглотить Бакханнон. Чтобы сделать его частью себя. Чтобы зажечь землю под ногами. Чтобы насытить голод Сайлент-Хилла.