Санктоминум

Мы, люди тьмы, по слухам не имеем души — так же, как о вас говорят, будто у вас она есть.

Джек-из-Тени, Роджер Желязны

Было около двух часов следующего дня, когда случилось это. С самого утра туман сгущался вокруг Бакханнона и шёл откуда-то с запада, со слабым ветром и запахом гари. Было очевидно, где-то что-то случилось, иначе горело бы не так сильно. И не доносилось до Бакханнона. Но в городе было тихо, пусть и неспокойно, даже когда помощник шерифа Леон Кеннеди, как по мнению Аннабель Ли, отлично подходил на эту роль ответил на её звонок будничным — «всё порядке, без происшествий, Аннабель». Она не очень этому поверила и созвонилась с Мэг, и та была согласна: гарью и дымом просто так пахнуть не будет. — У Кеннеди всегда «всё спокойно» и «в порядке», неясно, за что копам из налогов на зарплату отстёгивают. Это, наверно, с автозаправки «Мэйсонс» воняет, — поделилась она подозрениями и грозно добавила куда-то вбок. — Может, там была утечка бензина или что-то такое. Положи садовые ножницы, Эван, иначе, Богом клянусь, я их применю не по назначению. Было слышно, как её молчаливый муж завозился там, в трубке. Аннабель Ли усмехнулась. — Что там у вас? — У Эвана трубят в заднице скаутские рожки, — сообщила Мэг. — Он решил подстричь мои садовые розы, понимаешь? — О Господи. — Вот я тоже так сказала, один в один. Думает, мы ими слишком обросли. На самом деле, всё в порядке, просто я терпеть не могу прилизанные сады. Не… — она крикнула в сторону. — Э-в-а-н! Ты меня слышишь?! Земля вызывает Эвана! Не трогай! Мои! Розы! Иди на кухню и занимайся готовкой, если тебе так хочется, а не… Прости, Энни, я побегу. Похоже, он твёрдо решил заняться садом. И бросила трубку. Аннабель Ли вздохнула и упала руками на стол. Она должна была отрисовать к следующей неделе эскиз для одной важной иллюстрации. Большой заказ для детской книжки, в издательство в Милтоне. Она с раннего утра сидела за новеньким столом в новеньком кабинете и пыталась сделать хотя бы одну приличную линию. Но бывают такие дни, когда перо существует от тебя отдельно, а руки не знают, что хочет воплотить художник. Тем более, что-то по жизнерадостной, тёплой, счастливой теме, чтобы дети потом читали эту книжку с удовольствием, а не с содроганием. Что хорошего она нарисует для них сейчас? Аннабель смотрела на дождь: он всё падал со вчерашнего дня из хмурых туч. Задумавшись, она постучала костяшкой пальца себе по нижней губе, думая, что делать. И встала из-за стола. — Мне нужно проветриться, — проворчала она вслух, чувствуя странное беспокойство. Оно нарастало, чем больше она пялилась в клубы призрачного седого тумана, слабо витающего близ дома. — Пройтись. Ага, под дождём. — Выпить кофе. Не здесь. Чтобы не мерещился Дуайт. Чтобы уехать от одиночества. И тумана. Откуда он взялся? Помнит ли она когда-нибудь такой же сильный? Мельком бросив взгляд на «Палача», сразу отвернулась, будто обжёгшись. Когда вышла из кабинета, неловко вспомнила, как этой ночью, упав в холодную одинокую постель… Не продолжай! Об этом странно даже думать! …дрочила, яростно, как никогда, до ломоты в пальцах. Возбуждение то нарастало, то откатывало назад, как тихоокеанские затяжные волны. Желание охватило до жаркого зуда, пальцы безуспешно тёрли там, но образ перед глазами всё время ускользал, становился неясным. Она не помнила, как точно выглядело существо на картине. Чем размытее этот образ был, тем сильнее был зуд. И наконец, когда от простого прикосновения стало больно, она не выдержала и подумала: я одна дома, меня некому осудить. Кто это сделает? Кто это увидит? Хотя бы я сама. Ну и что? Она даже фыркнула. В конце концов, ты можешь не вспоминать эту ночь, и будет чувство, что тебе это приснилось. Она не получила своей разрядки и была как на иголках. Раздражённая от каждого шороха, встала с кровати, пижама сбилась с плеча. Даже если бы ей сейчас явился Дуайт во плоти, даже если бы и так… Она пнула дверь в кабинет, вошла и застыла напротив «Палача». Он как наваждение выступал из темноты, был живым, таким необъяснимо объёмным и тяжёлым, что, казалось — коснись кожи, и она будет влажной. И что этим пальцам они впиваются в его плоть и мнут её, до плотных складок сжимают Аннабель Ли завидовала. Она встала против «Палача» и спиной к окну. Ночью была гроза, но тихая — только отблески молний без грома доносились до Бакханнона, и сквозь туман они сверкали пугающим белым ультрафиолетом. Он осветил её плечи, волосы, силуэт слабым свечением на миг — и туман осветил тоже. Во вспышке в нём почудилось, что кто-то стоит у Фэйрфилдов во дворе. Какой-то скрюченный длинный человек. Но Аннабель ничего не видела. Она обессилено упала на колени против картины-наваждения, сделав то, чего не делала раньше — просто не приходило в голову, а сейчас пришло. Она спустила пижамные штаны, и сложённых два пальца резко вошли в неё. Она рвано вздохнула, будто не дышала полной грудью никогда. Жадно ткнулась в себя снова и снова, поняв, чего не хватает большого и плотского, иного, чем у неё; прикосновений чужого тела, тугого проникновения до распирающей боли и подумала: но ведь, пока был жив Дуайт, я не могла… пока он был жив, всё было иначе. Жизнь была другой. Она исключала секс, потому что в мире, где есть ты, а есть лежачий брат, который ходит под себя, если ему не помочь вовремя, секс — это что-то эфемерно-ненужное, типа бриллиантового колье, если ты — бездомный в обносках. Разрядка была нужна не ей, а Дуайту. «Давай, — говорил он. — Приласкай себя хорошенько, детка». Она вздрогнула и той ночью, убрав руки, когда почти дрожала против картины. Быстро и с ужасом осмотрелась. Внизу всё ещё горело. Хватило бы двух движений для разрядки, но спина стала ледяной от страха — и Аннабель Ли молча и устало заплакала, вдруг упав на свою картину. Она припала к написанной грубыми мазками груди, стиснув пальцы в кулак и сожалея, что рядом с ней нет и не было того, кто прошёл бы этот путь от начала и до конца. Щемящая жалость к себе нахлынула как оргазм. Он компенсировался слезами. Да лучше бы кончила. Аннабель знала, что больше ничего не сможет, но сжала плечи и прильнула к полотну. Просто рядом с ней не было совсем никого, хотя хотелось бы, чтобы был. Затем отстранилась и побрела к себе в постель. Там было холоднее обычного. И теперь, вспомнив всё это, она помрачнела и скорее вылетела вон в коридор, прямо в свободных домашних джинсах и короткой белой кофточке. У неё был недостаток — слабые блестящие пуговицы расходились на груди, оставляя поверх кожи каплевидные вырезы. Аннабель не собиралась раздеваться где-то и быстро обулась в «мартинсы», почти с содроганием озираясь. Чистый пустой дом был полупрозрачным из-за обилия окон в пол. Он не казался ни страшным, ни пугающим, но Аннабель Ли боялась до дрожи каждого дверного проёма и каждого шкафа. Особенно сейчас. Туман снаружи облепил окна, будто стучался с трассы с разрешением войти. Аннабель открыла дверь и замялась на пороге. Но затем это прошло, и она очень решительно пошла по дорожке к своей машине, хотя видно было метра на три вперёд — и всё, дальше — молочная пелена. Что-то странное гнало её прочь отсюда, как птиц гонит инстинкт гнездования, или животных тянет прочь из опасного места перед извержением вулкана. Как олень, почуявший запах огня в лесу, она бежала из собственного дома. Села скорее в кугу, пристегнула ремень безопасности поверх джинсовой тёплой куртки — и посмотрела в тёмное окно нового кабинета. Дуайт всё ещё стоял там, запертый дома, как в шкатулке. Но теперь за его сломанной кривой спиной мрачнел огромный силуэт Палача. Аннабель Ли спасалась бегством.

***

Было около двух часов дня, когда всё произошло, и Кармина с Калебом остались у себя в антикварном магазине, чтобы перекусить кофе с сыром. Они заметили первыми, что на улице стало темнее обычного. Небо нахмурилось, туман сгустился. А потом молочной пеленой начал надвигаться на Бакханнон, отчего Кармина подошла к окну и взволнованно сказала: — Гляди, будто дым. Прямо наползает на дома. Как это страшно, Калеб. Он будто живой. — Это просто туман, — сказал Калеб и откусил сандвич с сыром. Он правда думал так, как сказал. Иногда туман — это просто туман. Но не в этот раз. — Иди сюда, твой кофе стынет. В это время Аннабель Ли заехала в кафетерий Хэзерс Хэзерс: кофе, коктейли, гамбургеры и очень удивилась, что там в будний день сидели Микаэла Рид в широкополой чёрной шляпе, за другим столом — шайка «Легион», как прозвали себя сами беспризорники, и где Фрэнк был за главного, и Стив Харрингтон. Он старательно подкатывал к Сьюзи из этой шайки и на прочих не смотрел. Хотя Джоуи и Фрэнк — здоровые парни — уже бросали на него угрожающие взгляды. — Добро пожаловать в Хэзерс, — уныло отозвался сам владелец заведения, Эшли Джей Уильямс, которого все в Бакханноне звали просто — «Эш». И кафе это тоже было — «у Эша». — Давненько не были у меня. — Работа, дела, — уклончиво сказала Аннабель Ли. — Привет, Эш. Что, остались ещё в меню гамбургеры с луком? — Конечно, — с энтузиазмом ответил он. — Хотя, как мне кажется, только ты их и берёшь. — Да брось. — Она вынула карточку из-под чехла смартфона и постучала ею по стойке. — Давай, продай мне бургер, картошку и капуччино! У Эша был весёлым голос: — Сей секунд! Но на деле он бы ответил: — Надеюсь, тебе мясо с кровью, потому что я там уже прикончил на кухне повара… Его всё достало. В Бакханноне год от года дела не шли лучше. Работы было мало, он едва сводил концы с концами по кафетерию. Выходил не в убыток пока, но прямо по краю бритвы — и знал, что недолог тот день, когда однажды дебет не сойдётся с кредитом, и тогда он будет что-то думать. И снова соберёт чемоданы, и снова продаст это место и уедет из Бакханнона, хотя живёт здесь так долго, что уже кажется своим. У Эша было чудесное качество. Он всё держал в себе, как закрытая книга. Никогда не скажешь по этому загорелому брюнету с широкой, пусть немного безумной, улыбкой, что он подавлен или грустен. У Эша всё казалось замечательным. А что и как было на самом деле, знал только он, когда уходил помыть руки в подсобку и смотрел в тусклое зеркало без рамы — долгим сумасшедшим взглядом, и будто видел в нём что-то, чего другие видеть не могли. — Прикладывай карточку. Он был немного старомоден, этот Эш, и у него в кафетерии не найти было эпплпэй или других наворотов. Зато он говорил «прикладывай карточку» и «как делишки, подруга», и с удовольствием ставил кантри-песни в старом музыкальном автомате Juke Box. Тогда тот загорался разноцветной радужной дугой. Для этого Эш ронял в чёрную прорезь монету в один цент и, развлекаясь, выбирал из двадцати четырёх кнопок какую-нибудь одну. Джук-бокс был чудесным и очень нравился Аннабель Ли. Это был высокий полированный ящик с кучей хромированных рычажков и кнопок, а ещё — зеркалами, лампочками цветомузыки, картинками и большой надписью Magic Glow, и поменьше — под ней: Rock-Ola. Она любила смотреть на него, когда он проигрывал музыку, и тихонько постукивать по столешнице пальцами в такт, потому что у джук-бокса хотя бы была душа. Трафареты тёрлись и поскрипывали, музыка кроме глубины наполнялась посторонними шорохами со временем. И как в жизни, когда у тебя нет шанса послушать что душе угодно, как в музыкальном приложении на смартфоне, джук ставил пределы. Вот тебе двадцать четыре песни — выбирай. Как всегда, заиграло кантри. Эш вытер руки полотенцем, бросил его на полку под столешницей и взялся за капуччино, пока повар корпел над гамбургером и фри. В Хэзерс сильно запахло молотым кофе. — Как делишки, подруга? — спросил он, и это была вторая его фирменная фраза. Аннабель Ли пожала плечами. Ей на плечи упали из высокого хвоста волосы, и Эш был единственным, кто видел в них не краску, а седину. Но он никогда не спрашивал, отчего так, потому что знал, что жизнь — чертовски сложная штука, и иногда в ней случается всякое. — Нормально, — сказала она честно. Хотя Дуайт и приходил к ней а точнее, никак не мог уйти но большую часть времени он не высовывался из могилы и не скрёбся в окна, и не стоял в дверных проёмах, пугая сестру. Он просто умер, и это сделало жизнь Аннабель в миллион раз проще. — Я всё не возьму в толк, ты рисуешь ведь, да? — спросил он, меняя тему, потому что умел в отличие от многих спрашивать, чтобы слушать, а не чтобы ответить. И он понял, что Аннабель Ли не хочет вспоминать о брате, а вопрос «как дела» подразумевал следующий — «Ты оправилась после его смерти?». — Да, — сказала Аннабель и взяла у него из рук чашку кофе. — Спасибо. — Тогда скажи, я не пойму, — упорствовал он, — ты всегда приходишь с планшетом, а не с бумагой. Так что, ты рисуешь там? — Да, — сказала она и вынула из сумки свой планшет-мини и перо. — Гляди, вот я открываю программу… тут куча кистей, на самом деле... Эш хмыкнул и замахал руками. — Не-не-не, не показывай, все эти детали вообще не нужны, я всё равно ничего не понимаю. А ты знаешь, что однажды Дали рисовал на салфетке в кафе? — Знаю. — И что к нему подошла женщина и… — Эш, — она мягко улыбнулась. — Да. Я знаю. Это же известная история. — Ладно. Я к чему веду… — он ненавязчиво подпихнул к ней ближе стопку салфеток, и Аннабель рассмеялась, но тут кто-то тяжело пробежал по улице и ввалился в дверь Хэзерс. Колокольчик брякнул так, словно его душили. Всех охватила тревога. Обернувшись к двери, Аннабель Ли увидела Джо Мэнсона, который работал в Автохэвен вместе с Филиппом, и у него была вся клетчатая рубашка в крови. Он едва не упал на пол, затем рухнул на стол руками, пачкая его кровью, и закричал: — Бога ради, запритесь! — все на него посмотрели, как на идиота, и тогда он уже заорал. — Заприте двери, мать вашу! Эш решительно вышел из-за стойки и спросил: — Ты какого дьявола нагоняешь панику, Мэнсон? Но тот уже не мог ничего сказать. Только дрожал и смотрел на стеклянные двери, словно там, за ними, что-то его ужасно пугало. Аннабель соскользнула со своего стула, так и не притронувшись к кофе. Она просто держала свою чашку в руках и смотрела в окно, где с обратной стороны зеркально отражались буквы Хэзерс. Там на Бакханнон очень быстро наползал туман, покрывая фут за футом и растворяя в себе улицу. Он поднимался высоко к небу и стлался до земли. Поедал всё, и деревья, и здания, и машины, и даже людей. Кто-то быстро пошёл от машин к ряду магазинов на центральной улице, а кто-то даже побежал. — Это что? — хмуро спросил Фрэнк, сбросив с головы капюшон и оставаясь в одной бейсболке. Пусть ему было всего семнадцать, но он был уже хмур, когда чего-то не понимал. — Чёрт его знает, — сказал вслух Эш и прильнул к двери. Он смотрел, как люди трусцой пытаются обогнать туман, но он в итоге накрывает и их, прячет в себе, как в шкатулке. — Ничего не по… Крики слышатся сразу и отовсюду, и Аннабель от неожиданности грохнула кофе об пол. БАХ! Чашка разлетелась на куски, тёмно-коричневая лужа расплылась под ботинками. Аннабель заметалась взглядом по туману. Она стояла напротив двух витринных окон и стеклянной прозрачной двери, в то время как Мэнсон, и «Легион», и даже Стив и Эш — все они — почему-то поспешили прижаться к столам, стульям или стенам, чтобы стать для этого тумана как бы невидимыми или найти укрытие. Она одна как дура торчала в самом центре Хэзерс. Люди всё кричали снаружи, один за другим, пока наконец их голоса не сплелись в общий вопль, как у тех, кто катается на американских горках и наконец добрался до мёртвой петли. — Господи Иисусе, — прошептал Эш, и его тёмные глаза заметались по витринам. Он ничего не видел в белёсых клубах тумана и не понимал, что происходит и как на это реагировать. — Дверь. — Задыхаясь, выпалил вдруг Мэнсон. И истерически зарыдал. — Дверь. Она не заперта! Не запер… Эш метнулся к ней. Всем показалось, если он этого не сделает, случится что-то ужасное. Если не сделает, то, что орудует в тумане, придёт и сюда, просочится вместе с ним. Он коснулся дверной ручки и быстро провернул замок. Сьюзи сразу выдохнула. А затем завопила, потому что со стороны витрины, где она сидела — да, прямо с её стороны — в стекло ударила из седой мглы ладонь, оставив кровавый отпечаток. Затем ладонь проволочилась, провела дорожку. И к двери вывалился Оджомо. — Фил! — закричала Аннабель и не раздумывая бросилась ему навстречу. Эш был начеку. Он перехватил её поперёк талии и даже слегка приподнял, чтобы она не сделала глупостей… — Не вздумай открывать этому ублюдку! — заорал Мэнсон и сжался, затрясся, как лист. Филипп снаружи стиснул челюсти и недобро посмотрел на него. Он явно всё слышал. — Не вздумай, или мы все плохо кончим! У Аннабель затмило взор. В глазах потемнело, и она выкрикнула: — Мать твою, ты что творишь?! Ты слушаешь этого придурка?! Эш, мы же не можем его там бросить?! — Погоди, погоди! — Эш пытался понять, что происходит. Мэнсон орал как резаный. - Погоди, дай разобраться... — Что-ты-творишь-мать-твою-Эш?! — почти речитативом рявкнула она и пихнула его в грудь локтем, отчаянно вырываясь. — Открой ему!!! Нечего разбираться! Он снаружи, и он — в крови! — Не смей! — это был Мэнсон. Он вообще упал под стол и заполз глубже к красным диванам, пытаясь сжаться, спрятаться и исчезнуть. — Он такой же, как они, ненормальный сукин сын! — Чего?! — Эш опустил Аннабель Ли и выругался, тут же согнув ноги в коленях. Снаружи послышались новые крики, и Филипп побледнел, насколько это было возможно сделать ему — с тёмной кожей. — Говори быстро, Мэнсон, в чём здесь дело? Но все заткнулись, когда Оджомо стукнул в стекло. — Аннабель… — вдруг позвал Филипп и тревожно стукнул снова. — Пожалуйста… Она сделала шаг, и он с надеждой посмотрел на неё, прямо в глаза. Прижался плечом к стеклу, оказываясь вполоборота к туману. И почти простонал, глядя туда: — Пожалуйста, откройте. Или мне конец. — Эш!!! Надо впустить его! — Что за бред, — поддержала вдруг Джули. — Это же быстро. Откройте дверь! Он был единственным, кто стоял у двери и мог открыть или оставить её запертой. Он был, фактически, тем, кто решал. И это ему чертовски не нравилось. Эш старался не попадать в такие ситуации, потому что в любой из них ты остаёшься крайним. И он отступил назад, просто давая возможность Аннабель Ли принять решение за себя. — Ну ты и ссыкливая падаль, — с огромной злобой выплюнул Джо и скрючился под столом. Аннабель в мгновение ока подбежала к двери и открыла её. Замок щёлкнул. Она выглянула наружу и вдруг испугалась: а что, если сейчас её выкинут, как котёнка, наружу те, кто остался внутри? Снаружи не было ничего такого, что пугало очевидно. Только туман. Он стоял стеной и казался странно живым, постоянно перемещающимся, мыслящим и удивительно наполненным. И Аннабель застыла на пороге, даже забыв, зачем вышла, зачем открыла дверь — просто смотрела на эту необъятную тишину, на бесплотного молочно-густого монстра, который пристально глядел на неё в ответ. Филипп коснулся её плеча и сжал его так, что у неё заболели кости. — Пойдём, — сказал он и втолкнул её обратно, сразу закрывая дверь и отступая назад. Звякнул колокольчик. Что-то шевельнулось снаружи, в тумане. Оджомо молча обнял за плечи Аннабель и увёл её к столу с диванами у дальней стены, прижавшись к ним и держась как можно дальше от входа. — Филипп, — осмелилась она шепнуть, но он лишь сжал плечи, совсем как Джо Мэнсон. Тот сидел под столом и со страхом смотрел на Оджомо. — Фил… — Не говори ничего, Аннабель, — шепнул он ей на ухо. И серьёзно добавил. — Мне кажется, они реагируют на любой звук. — Кто — они? — удивилась она, и Оджомо покачал головой. Аннабель Ли это почувствовала, потому что он сел на диван, а её машинально усадил себе на колено и прижался к ней плотнее. Каждое его движение она ощущала, как своё. Он не ответил, Мэнсон тоже молчал, хотя знал. Подростки сбились в кучу, Стив примкнул к ним, хотя старался держаться поодаль, и тоже присел за столом. — Может, как раз нужно свалить отсюда? — шепнул Джоуи. — Что за чертовщина, — озадаченно сказал вслух Эш, и в этот момент из тумана что-то вышло. Аннабель Ли думала, её кошмары ограничатся образом Дуайта со сломанной спиной, скребущегося в окно собственной старой спальни. Она думала, призраки не могут жить и прийти за ней, не могут убить, только напугать. Но она заблуждалась. Что-то безволосое, голое, похожее на полусгнивший и непереваренный кусок мяса, что-то, похожее на массивную собаку с нечто вместо морды — что-то пряталось, а потом показалось из туманной седины. Голова была тупой, как молот. Как квадратный камень. На этой бледной коже постоянно двигалось и шевелилось — и Аннабель присмотрелась и поняла, что это — чёрные длинные черви, постоянно извивающиеся, скользкие, копошащиеся в гниющей плоти. Она простонала, и Оджомо мягко взял её рукой за затылок и отвернул к себе, чтобы она спрятала лицо у него на груди. Она сжала его рубашку пальцами и зажмурилась, прильнув к нему так близко, словно хотела слиться и потеряться в нём. Ей было страшно. Чудовищно страшно. Он без слов успокаивал её и гладил по голове, наблюдая за тем, как вдоль витрин бродит одна такая высокая длиннолапая тварь. Затем из тумана показалась вторая. — Бог ты… — Тихо! Все заткнулись. Эш понял, почему Оджомо и Мэнсон заставляли всех молчать. У этих собак, как он заметил, нет глаз, и видеть им попросту нечем. Возможно, они обладают острым слухом? Настолько острым, что любой шёпот будет сигналом к атаке? Они были похожи на собак — на здоровенных собак типа мастифов, кавказских овчарок, сенбернаров или волкособов. Размером — каждая — с двух обычных крупных псов, эти твари цокали когтями по асфальту, с ворчанием бродили под окнами. На их бледной коже, покрытой трупными язвами, копошились черви и мухи. И Джули Костенко молча накрыла рот рукой — сама себе, потому что знала: она может вскрикнуть, если напугается. Внезапно что-то привлекло их внимание. Что-то, что было в тумане. Вздёрнув тупые морды, изрытые длинными отвратительными червями, копошащимися в одной сплошной гниющей ране, они словно принюхивались к воздуху или всматривались в неизвестность, напрягшись каждым мускулом могучих тел. Все в Хэзерс притаились. — Бога ради, давай, — вдруг услышали они в густой пелене. Туман далеко разносил звук, и всем почудилось, он прозвучал вот прямо у дверей Хэзерс. Аннабель Ли подавила первое желание — закричать «беги отсюда», потому что вспомнила: если закричит, всё пропало. Послышались шаги. Кто-то завозился ключом. Брякнул металл, затем подёргали — что ясно по звукам — ручку автомобиля. Гниющие червивые головы повернулись туда, и псы решительно исчезли в тумане один за другим. Мэнсон закрыл лицо руками. Это был наивно-детский жест. Если я не вижу страшное, то и страшное не видит меня. А потом был крик. — А-а-а… А-а-а!!! А-а-а-а!!! Снаружи закричали так истошно, что Сьюзи поневоле сползла с дивана и заплакала, недоверчиво качая головой. — А-а-а-а! А-а-а!!! БОГА РАДИ НЕТ! НЕ-Е-ЕТ! Аннабель Ли не слышала, чтобы люди так кричали. Что должны были с ними делать? Рвать на части? Она молча прижалась к Оджомо, и он снова погладил её по волосам. Спокойно обнял другой рукой за талию и привлёк к себе, неотрывно глядя в витрины. В его глазах отражалась целая свора гниющих заживо монстров. Червеголовые вышли из тумана в два часа пять минут, и на улицах Бакханнона никого не стало.

***

Лори знала, что это нехорошо. Очень нехорошо. Прямо так, что пробирает дрожь. Майкл был её братом, родным, единокровным братом, старшим. А она — его младшей сестрой. Майкла долгое время содержали в психиатрической лечебнице Смит-Гроув. Он туда попал, когда ему было всего-то шесть лет. Шесть! Его родители говорили, он слышал голоса и даже взялся за нож, едва не покалечив старшую сестру, Джудит. Лори хорошо знала Джудит. Эту шлюху с прокуренным голосом. Она редко появлялась на Лемпкин-Лейн в их доме, где официально Лори присматривала за Майклом, а неофициально… Она сглотнула и утёрла запястьем слёзы. Какова вероятность, что их ребёнок родится нездоровым? Дети инцестуальных пар часто такими бывают. В таких случаях у них есть физические и психические отклонения. Майкл же и вовсе не в себе. Она знает это, его Лори. Она успокаивает его, и не раз на неделе, когда он бормочет — Энда пришёл, Энда пришёл за Дейрдре. И она утешает его и целует в хмурый лоб между спутанными прядями. — Никто не пришёл, Майки, — приходится говорить очень нежно. Лори вся вспыхивает сама от этих слов. — Никто, мой родной. Видишь. Мы в комнате одни. Но он качает головой и повторяет всё слово в слово, а потом, чаще всего, что-то накатывает на него, и он жадно валит Лори на кровать, или на стол, на диван, прямо на пол… и окунает в неё большой член, поразительно горячий член — каких Лори не знала никогда, хотя у неё были классные парни до Майки. Но никогда — лучше, чем он. Они скрывали ото всех, что живут вместе не просто как брат и сестра. Уехали нахер из Хэддонфилда, что в Иллинойсе, и бросили всё и вся, чтобы начать жизнь здесь, в Бакханноне. Они прожили в согласии и спокойствии два года. Майкл даже забыл о своих приступах. Единственный случался у него на Хэллоуин, стабильно — но там он знал, что делать, и Лори привязывала его цепями в подвале, а потом с прикованным всю Хэллоуинскую ночь занималась сексом, таким, что тот казался адским наказанием. У неё были стёрты после него все ляжки. Он кусал её, он рвал её зубами. Он трахал так, что потом из порванной Лори шла кровь — но она не отошла бы от Майкла, потому что её любовь к нему граничила с безумием. Чтобы он не покалечил её и не порвал зубами ей вену или артерию, или не откусил уши или пальцы, она надевала на него маску. Чаще всего — его любимую, ужасно дурацкую, того парня, что играл капитана Кирка в «Звёздном пути». Серо-сизое лицо было таким отрешённым, таким безразличным, что Лори это пугало и заводило сразу. Ей пришлось ножницами вырезать в маске глазницы побольше. У Майкла были большие глаза. И вместо отвратительной рыжей пакли она прошила маску чёрной копной торчком. Второе лицо пришлось Майклу по вкусу. Исступлённо, они ласкали друг друга каждый раз, как им было плохо и страшно, а было так слишком часто в последнее время. Поэтому Лори совсем не удивилась, что тест на бумажке, на которую она помочилась, показал сначала одну тусклую красную полоску, а потом и вторую. У неё стало кисло во рту, и она упала на закрытую крышку унитаза. — Лори, — постучал Майкл кулаком в дверь. Она испуганно подняла взгляд с теста на неё и представила, как Майкл там стоит и нервничает. — Лори. Он вообще ничего не говорил, когда приехал из Смит-Гроув. Этот чёртов доктор Лумис что-то сломил в нём, возможно, навсегда. Кто знает? Лори добилась только пары простых слов типа «да» и «нет» и своего имени, а также — детской клички, которой Майкл поддразнил её в раннем детстве Бу и моя Бу и это была уже победа. Но сейчас это её нервировало, потому что Майкл звал, а она не могла выйти. Хлюпнув носом пару раз, она сдавленно сказала: — Погоди, Майки, сейчас выйду. Он, конечно, замолчал. Лори этому совсем не удивилась, снова посмотрев на тест. Две полоски. Значит ли это, что ей придётся делать аборт? Она хотела бы. Потому что не была готова стать матерью не только Майклу. Господи Боже, хорошо, что она призналась в этом себе! Снова шмыгнув носом, Лори встала с унитаза и на всякий случай зачем-то смыла в нём воду, а бумажку спрятала в карман джинсов. Пока что живот был плоским, и она задумчиво положила на него ладонь. Не нужно было разрешать ему всё это. Нужно было пить таблетки. Но Майкл всегда был против, и когда он находил таблетки, у него случалась истерика. И за два года у них не случилось ничего. А тут… «Дура» — кляла себя Лори и открыла дверь туалета на автозаправке. Ей открылся вид на другие двери, на раковины и щербатые зеркала напротив каждой. Лампочка под потолком моргала, и Лори убрала за плечи светлые волосы и поморщилась, на ходу поправив белую футболку на плече. Что-то тихо постукивало о раскалённую лампу, отбрасывало пляшущую тень. Лори присмотрелась и увидела большого чёрного мотылька, который кружил вокруг света и тупо бился о стекло. Обожжёшься, глупый. Она включила воду в раковине и выдавила немного мыла на ладони. Размылила его до пены, старательно промывая руки. Она угрюмо уставилась на поток воды и грязную раковину, думая о своём. Карман жгло. Как сказать об этом Майки? Лори пока не знала. Нужно было подготовить его и себя в том числе, не вываливать на него новость, как снег на голову… Она подняла глаза. Свет моргал ещё сильнее, к одной лампе присоединилась вторая. Лори посмотрела себе за спину и заметила, что повеяло холодом. Кто-то открыл входную дверь, и теперь в туалет проникло немного тумана. Внезапно свет вырубили, и Лори осталась одна в кромешной тьме. Она вымученно вздохнула и повернулась к единственной узкой полосе света из открытой двери. Нашла телефон в кармане джинсов и включила фонарик, посветив перед собой. Луч выхватил из темноты бледное лицо со впадинами чёрных неживых глазниц, и Лори закричала и выронила телефон, подскочив на месте. — Майкл!!! Это был он. Он стоял перед ней, надев свою дурацкую маску на Хэллоуин, и молча пялился сверху вниз. — Майкл, ты меня дьявольски напугал. Она со вздохом присела и подняла телефон, лежавший возле его больших кожаных ботинок. Затем посветила фонариком. — Поехали домой, — попросила она и шагнула к нему. — И… Она поняла, что что-то мокрое и маслянистое осталось на пальцах. Даже в темноте было видно, она их испачкала. Нахмурившись, Лори посветила на руку… Пальцы — красные. Кто выкрасил розы в красный цвет?! Лори сначала не поняла, что это кровь. У неё в голове сразу возникла пугающая мысль — это моя кровь?! Но она бросила свет фонарика Майклу на ботинки и переступила с ноги на ногу. Грудь у неё поднялась от дыхания выше, футболка показалась слишком тесной. Лори выдавила: — Майки… тебя ранили?! Иначе как объяснить, что его руки… его ботинки… его штаны… его чёрная футболка… всё это забрызгано кровью? Лори прижала ладонь к губам и шагнула назад. Майкл тут же сделал шаг навстречу. И Лори поняла, что в его руке — он её держал за спиной — что-то есть. Что там? Попробуй, угадай. — Майкл. Почему ей так страшно? Потому что он лежал в Смит-Гроув и отсёк член парню Джудит, когда ему было только шесть. Он бы и по горлу ему полоснул, не подоспей сестра на помощь. Майкл был действительно опасен. Ведь не зря он сам велел приковывать себя на Хэллоуин цепями в подвале их большого дома. Лори показалось, что там нож. Возможно, так и есть. Майкл склонил голову чуть вбок. Он смотрел на неё насмешливо и холодно. Спустя секунду она была даже уверена, что за спиной был нож. Фигуру Майкла окружал туман, который просочился в туалет на заправке из открытой двери, и в этом тумане что-то было. — Что ты хочешь, Майки… Между ними тишина была звенящей. Его лицо — лицо маски — смотрело пустыми глазницами на Лори. Она сгруппировалась и напряглась, предчувствуя что-то. И не ошиблась. Майкл бросился вперёд; Лори увернулась и прыгнула вбок, упав руками на раковину. Майкл рубанул ножом, он с громким свистом рассёк воздух. У Лори не было ни шока, ни отчаяния, ни страха. Только странное, безнадёжное понимание, что что-то случилось. У Майки и так мозги были набекрень. Теперь скособочились окончательно. Она бросилась прочь из туалета, надеясь, что не поскользнётся на кафельной плитке. Она слышала, что Майкл тихо, но широко шагал следом за ней. Он был уверен, что нагонит, и даже не бежал. Он был словно хищник, идущий по следам: сколько бы добыча ни убегала, он всё равно её найдёт по запаху крови. Лори рванула дверь на себя и на миг замерла на пороге. Шагнуть в молочную пелену было страшно. Что за хрень. Утром всё было в порядке; почему сейчас мир накрыл туман, как в книжке Кинга?! А что, если в нём тоже что-то есть? Майкл приближался, было некогда думать, и Лори смело пошла вперёд. Она не видела ничего дальше собственной руки, которую вытянула, блуждая здесь. Она всё шла и шла, и по пути не попадалось ничего, хотя она посчитала — рано или поздно наткнётся хоть на ограждение, которое опоясывает заправку, хоть на саму станцию. Майкл блуждал в тумане, как и она, или остался в небольшом, отдельно стоящем здании заправочного туалета? Лори старалась идти медленнее и тише, не понимая, что происходит, чёрт возьми, но не особенно терзаясь этим вопросом. Её мозг работал сейчас с одной задачей: спрятаться где-нибудь, где безопасно, а там уже паниковать, или думать, или бояться, или что угодно. Пока времени на это не… Что-то налетело на неё сверху. Сначала послышался свист, словно пикировал аэроплан. Затем туман разрезали огромные крылья, и сверху большое тело камнем рухнуло, как охотящаяся птица. Лори бросилась на землю. Она не знала, что тем самым спаслась. Пронзительный крик огласил заправку. Существо цапнуло воздух над головой Лори тремя бритвенно-острыми когтями, украшающими длинные человекоподобные ноги, а затем взмыло ввысь. Следом опустилось и второе такое же существо. — Бог мой… — шепнула Лори и активно проползла вперёд. Крикун издал новый вопль и спикировал, зацепив Лори когтями за бедро. Она взвыла от боли и рванула вперёд, когда третий крикун упал ей на спину. Он изогнул длинную змеиную шею. Ей в лицо уставились красные глазки, похожие на рыбьи своей формой и тусклостью. Крикун раскрыл пасть, усеянную множеством белых острых зубов, и впился в лопатки Лори когтями. Он заработал крыльями, собираясь поднять её в воздух. Крикун, снова прицепившийся к бедру, тоже способствовал этому, впившись ей в ногу пастью. Лори закричала от боли и страха, замолотила ногами воздух, когда крикуны начали взмывать вместе с ней, пусть и натужно. Размером они были с человека, так что вполне могли это сделать. И что тогда? Они её сожрут?! Но что-то быстрое прыгнуло на них и сбило одну летучую тварь со спины Лори. Вторая замешкалась, и её постигла та же участь. Абсолютно бесшумное нечто исчезло в тумане, но Лори заметила, что оно, мелькнув, показалось ей не просто большим. Огромным. Длинные лапы и гладкий, трупно-мясного цвета бок мелькали в густой серой пелене. Крикуны молотили это крыльями и шипели, пытаясь отбиться, но послышался хруст, словно одному из них свернули шею, и второй. На землю тяжело рухнула мёртвая голова крикуна на длинной шее, и Лори — у неё джинсы и футболка были мокрыми от крови — сжалась, сидя на земле. Из тумана выступила рука. Огромная ладонь с чудовищно длинными суставчатыми пальцами. Затем очень плавно выплыла голова. И Лори затаила дыхание, когда увидела, что вместо лица у него — несколько грубых кожаных швов, и больше ничего. Нет ни глаз, ни рта, ни носа, ни ушей. Это вещь-в-себе, спрятанное ничто, жуткое чудовище, только похожее на человека — но слепое и глухое. Кажется… Широкая грудь медленно вздымалась, мускулистые плечи были покрыты вырезанными кровавыми знаками: мелкими рисунками в центре круга. Он медленно двигался на четвереньках, как паук по отвесной стене или крадущийся камышовый кот на охоте, с грацией второго и отвратительными ломаными движениями первого, и в нём всё это сочеталось так, что Лори задержала дыхание, не в силах осознать природу этого существа. Оно было одето в кожаную робу, простёганую грубой шнуровкой на мускулистой спине. Шнурки эти стягивали лопатки, но с каждым движением скрипели и норовили развязаться. На руках его были перчатки. Оно кралось к Лори, и голова его на длинной широкой шее судорожно дёргалась, словно тварь была припадочной. Вбок-вбок-прямо-вбок. Оно словно бы смотрело на Лори. Во всяком случае, она чувствовала пристальный взгляд из ниоткуда. Вдруг сверху ему на спину упал новый крикун. Он рухнул с громким воплем и впился твари в загривок, отчего та распласталась по земле широкой грудью и животом. Лори шаркнула ногой по гравию. Лучше возможности, чтобы сбежать, уже не будет! Она встала, понимая, что быстро идти не удастся. Нога была вся в крови. Хруст. Это существо перевернулось, подмяв под себя крикуна, и схватило за крыло. А затем вырвало его, отбросив в сторону. Лори схватилась за ногу и застонала, сделав шаг. Из раны на спине у крикуна кровь плеснула на землю, и в тумане вдруг выцвела надпись:

ВАЛ

Лори всхлипнула и, шаркая раненой ногой, похромала прочь. Неожиданно быстро существо снова хрустнуло костями крикуна, затем ещё и ещё. Лори с каждым этим хрустом вжимала Голову в плечи и старалась уйти в туман и спрятаться, но оборачивалась — и видела, как переломанный крикун задыхается в крепких руках безликого монстра. Он сжал в них крикуна, ломая ему рёбра. Крикун уже хрипел. Из его горла хлынула кровь. Она плеснула на землю.

ТИ

Мускулы на руках у безликого вздулись, он прижал свою жертву к груди и в мгновение ока разорвал крикуна пополам. Красное брызнуло на землю. Лори расширила глаза. Три новые буквы сложились в слово.

ЭЛЬ

И вспыхнули алым знамением в тумане. — Валтиэль, — шепнула она, волоча раненую ногу по гравию. И безликий быстро поднял подбородок, а затем пополз прямо к ней. Под кожаной робой мощно двигались лопатки, бугрились мышцы на мясистой спине. Лори сжала зубы и постаралась бежать, но это было сложно: кровь из ноги шла теперь сильнее. Ещё несколько секунд — и её подсекла длинная когтистая рука. С криком Лори упала, чувствуя, как Валтиэль наползает на неё всей тяжестью своего немалого тела. По обе стороны от её лица уперлись в гравий изрезанные шрамами, изрытые венами руки. И Валтиэль, накрывая её собой, положил ладонь ей на лицо, отчего Лори протяжно закричала. Он видел лик Господа, и она его носила.