Дом там, где сердце

Застать реданского короля врасплох оказалось несложно — наводка заказчика была точной. Виктор не изменял своим привычкам — раз в неделю имел глупость сбегать из дворца в город, чтобы пройтись по улицам столицы, послушать разговоры, поглядеть на жизнь простых людей. Должно быть, этот нехитрый ритуал позволял ему чувствовать себя исключительно прекрасным правителем — кто еще из власть имущих снисходил до подобного? И только совершив роковой выстрел отравленным дротиком, Лето понял, почему до сих пор ни один злоумышленник не воспользовался этой его глупостью. По информации заказчика, Виктора в этом легкомысленном походе всегда сопровождала невидимая охрана — бойцы тайной службы, смешивавшиеся с толпой и не выпускавшие короля из вида. Их Лето не опасался — скрыться от людей для него не составляло труда. Он был быстрей, хитрей, и, в случае необходимости, готов был на сопутствующие жертвы. Но к чему он не был готов, и о чем заказчик ему не сообщил, так это о том, что, кроме обычных солдат, Виктора сопровождали еще и чародейки. Можно было об этом догадаться — Третогор уже много лет являлся центром северной магии, Ложа, ни от кого не скрываясь, проводила свои шабаши именно здесь, а Филиппа Эйльхарт — давняя знакомица ведьмака — занимала пост Первой советницы с тех самых пор, как Виктор взошел на трон. Лето предполагал даже, что король выходил в город, обвешанный амулетами. Но все оказалось гораздо хуже. Его схватили через пару минут после того, как незадачливый правитель, схватившись за горло, начал, хрипя, оседать на землю. К Виктору немедленно бросились наблюдавшие за ним люди, и Лето воспользовался этим замешательством, чтобы, покинув свое укрытие в окне пустого дома, выбраться на крышу и уйти, никем не замеченным. Он сделал с десяток шагов по шаткой красной черепице до того, как на него упала невидимая магическая сеть. Остававшиеся на земле охранники не успели бы его заметить, не догадались бы в первый момент после нападения посмотреть вверх, но оказалось, кое-кто наблюдал за всей сценой с высоты ближайшего флюгера. Большая белая сова, яростно хлопая крыльями, рухнула на обездвиженного ведьмака, казалось, прямо с чистого летнего неба, выставив длинные золоченые когти, точно намеревалась лично растерзать убийцу, не дожидаясь посторонней помощи. И следующим, что увидел Лето, были узкие влажные каменные стены темницы. Ведьмак ничуть не сомневался — к моменту его пробуждения от забытья король Виктор был уже либо мертвее пыли, либо балансировал на грани смерти, и никто во всей Редании не мог его спасти. Дело было сделано — и о собственной судьбе Лето волновался мало. Он выполнил свою часть договора — пусть и облажался под самый конец. Но теперь заказчик должен был сдержать обещание, а это, несомненно, было сейчас важнее всего. Потому ведьмак, устроившись у стены камеры, сложив на коленях закованные в кандалы руки, принялся терпеливо ждать своей участи — незавидной, конечно. Но оно того стоило. Он услышал шаги прежде, чем кто-то подошел к решеткам его клетки. Знакомые шаги — легкие, четкие — ведьмак узнал бы их даже в толпе. И в тот момент, когда Дани взялся руками за прутья, Лето прикрыл глаза, мысленно усмехнулся. Блядское Предназначение нагнало его и здесь. И уже в следующий миг ведьмак с досадой осознал, что сам воспитал себе достойного соперника — мальчишка наверняка поставил крест на его, Лето, планах и спас короля, иначе его бы сюда не пустили. От иссушающей иронии произошедшего захотелось рассмеяться в голос. — Как они схватили тебя? — спросил Дани, прижавшись к решетке так, словно надеялся просочиться сквозь частые прутья. Лето усмехнулся. — Старею, малыш, — ответил он, — последний убитый мной король жрет землю уже без малого пятьдесят лет. Дани досадливо поморщился. — Какого хрена ты вообще впутался в это? — в его тоне звучало искреннее возмущение, — что тебе пообещали? Лето качнул головой — распространяться о деталях заказа он не стал бы и под пытками, которые, конечно, ожидали его в будущем. А болтать об этом в темнице, где у стен имелись совиные уши, было бы с его стороны совсем уж глупо. — Я спас Виктору жизнь, — решительно заявил Дани, поняв, что наставник не спешил откровенничать с ним, — и потребую, чтобы тебя освободили. Лето все же рассмеялся — негромко и хрипло, ему не давали ни еды, ни воды, и в горле словно ворочался сонный еж. — На твоем месте я бы сделал вид, что тебе просто любопытно было взглянуть на убийцу короля, а так ты знать меня не знаешь, — заметил он, хоть и понимал, что для подобной лжи, должно быть, уже поздно, — моя песенка спета. Возьми плату золотом по моему весу — и убирайся из Третогора. Дани хмурился. Он выпрямился, не отпуская решетки, вскинул голову и смерил ведьмака взглядом — Лето узнал этот взор, и, если бы мальчишка не признался в том, кем на самом деле являлся, сейчас ведьмак мог бы безошибочно об этом догадаться. — Неужто ты думаешь, что на этот раз я послушаюсь? — осведомился Дани резко, и Лето лишь покачал головой в ответ. Он не мог заставить парнишку даже вычистить курятник, когда наступала его очередь. О чем уж тут говорить? Мальчик удалился решительной походкой идущего на смерть, и ведьмак вновь остался в одиночестве — вместе со своими мыслями. Он не слишком заботился о том, чтобы считать часы заключения. В темнице не было окон, и невозможно было определить, успела ли ночь смениться днем — и сколько раз произошел этот оборот. Лето не любил ведьмачью медитацию, почти к ней не прибегал, но сейчас заставил свое тело принять холод влажных стен, замедлить течение крови и биение сердца — словно змея, впадавшая в спячку. За ним пришли — трое рослых солдат в полном доспехе. Двое — с алебардами, один — с самострелом. Лето мог бы раскидать их по сторонам даже со связанными руками, но не стал. Дани был в когтях у проклятой совы, и она, реши ведьмак попытаться сбежать, не вспомнила бы, что мальчишка спас жизнь ее королю. Ведьмака привели в небольшую, но довольно светлую комнату, совсем не похожую на тюремную камеру. Солнечный свет, лившийся в маленькое окно, на мгновение ослепил Лето — после почти непроглядного мрака темницы его глаза с трудом привыкали к освещению. Ведьмака оставили одного, хотя он и догадывался, что солдат с самострелом расположился прямо за дверью и пристально наблюдал за ним — одно резкое движение, и болт вошел бы ему в шею. Через несколько минут — куда быстрее, чем Лето предполагал — в комнату вошел человек, и ведьмак узнал его с первого взгляда. За прошедшие с их последней встречи сорок лет Вернон Роше почти не изменился. Эльфская кровь, которая, несомненно, текла в жилах бывшего охотника за белками, была щедра к нему. Выбравшись из леса, перейдя с солдатского пайка на нормальную пищу, Роше, казалось, даже помолодел и залоснился. Лицо — чисто выбритое — покрывала сеть мелких оспин — следы от шрапнели, не иначе. Один глаз оказался аккуратно зашит, но второй смотрел все так же внимательно и прямо. Седины в темно-рыжих волосах было ровно столько, сколько успело бы появиться у любого, даже самого молодого и выносливого человека, к концу очередной кровопролитной войны. Вернон Роше зашел неспешно, точно пришел как раз вовремя к вечернему чаю и готовился к приятной светской беседе. Он уселся напротив Лето — бесстрашно, хоть и знал наверняка, что ведьмак мог бы убить его до того, как смертоносный болт помешал ему. — После заварушки в Каэр Морхене мы с Ламбертом поспорили, что ты скрываешь под этой своей тряпкой на башке, — заметил Лето, когда Роше остановил на нем взгляд единственного глаза, — он говорил — лысину, а я — эльфские уши. Мы оба ошиблись. Человек кривовато улыбнулся. — Если ты считаешь, что вы были первыми, кто решил пошутить на эту тему, то жестоко заблуждаешься, — ответил он. — Как долго ты, наверно, ждал нашей встречи, — Лето чуть склонил голову к плечу, — сперва не добрался до меня, когда я прирезал твоего драгоценного короля Фольтеста, потом тебе не позволили спихнуть меня в волчью яму в лесу у ведьмачьей крепости… и вот твоя мечта сбылась. — Не бери на себя слишком много, — качнул головой Роше, — у меня было достаточно причин для того, чтобы вовсе забыть о твоем существовании. — Служба Империи, которую ты так ненавидел, отнимает много сил — я понимаю, — сочувственно кивнул Лето, — и себя ты, должно быть, презираешь гораздо больше, чем меня. Мой приятель Риэр рассказывал немного о тебе, и я знаю, что ты, не поперхнувшись, проглотил все, что прежде проклинал и против чего сражался. Как поживает старина Иорвет? На миг Лето показалось, что Роше, вскочив из-за стола, отвесит ему позорную злую оплеуху — именно на это ведьмак и рассчитывал. Раз уж судьба его была предрешена, перед смертью ему хотелось повеселиться. Но человек сдержался, лишь на мгновение сжал кулаки. — Ты делаешь мою задачу в разы проще, — вздохнул он, — гадюка, у которой вырвали ядовитые клыки, еще может кусаться. — Поэтично, — похвалил Лето, — но я не понимаю, в чем заключается твоя задача? Филиппа Эйльхарт не оставит меня в живых, даже если бы я сдал с потрохами всех заговорщиков против ее драгоценного Виктора — настоящих и будущих. Зачем мне в таком случае беседовать с тобой по душам? — Я пришел, чтобы узнать имя твоего заказчика, — спокойно откликнулся Роше, — и, если ты откроешь его мне, твоя смерть будет быстрой. Никаких лошадей, разъезжающихся в разные стороны, никаких вырванных конечностей. Не будет долгой ночи, которую ты проведешь, истекая кровью после этого — ведьмачье тело крепкое, ты не впадешь в шок и не лишишься сознания. Скажи правду, и я обещаю, что казнь твоя будет милосердной и безболезненной. Лето прищурился. — Почему для тебя это так важно? — полюбопытствовал он, — реданский король, насколько мне известно, намерен разорить твоих нынешних хозяев, доказать всему миру, что Империя более не диктует условия на Континенте единолично. Я слыхал, не было человека преданней своей идее, чем Вернон Роше. Теперь что же — ты служишь любому, кто поманит пальчиком? Роше не дрогнул, но и ехидной улыбки на его лице больше не появилось. — Ты надеешься вывести меня из себя, — заметил он, — напрасно. Мои мотивы не имеют значения, и, если мне и уготована ужасная смерть, то произойдет она не в ближайшую неделю, как в твоем случае. Так что подумай хорошенько, Лето. Зачем тебе скрывать имя заказчика? Я ни за что не поверю, что дело в профессиональном кодексе. Я знавал достаточно ведьмаков, и мне известно, что все это — чушь собачья. — И что же за ведьмаки то были? — поинтересовался Лето с улыбкой, — Геральт, который перескакивал от одного короля к другому, от одной чародейки к другой, громко заявляя, пока они не слышали, как ненавидит их всех? Или Риэр, для которого ведьмачий Путь — способ досадить мамке, которая любит его братишку больше, чем его? Твои источники ненадежны. — Я дам тебе сутки на размышления, — уголок рта Роше едва заметно дернулся, — и по истечению этого срока, если ты не решишь сотрудничать, разговаривать мы будем уже по-другому. — Старые-добрые пытки? — Лето устало зевнул, — ты ведь общался с ведьмаками и знаешь, что причинить нам такую боль, которая развязала бы нам языки, почти невозможно. — Всегда хотел это проверить, — угрожающим шепотом ответил Роше. Он поднялся из-за стола и вышел, не оглянувшись. Солдаты вернулись, рывком поставили ведьмака на ноги и повели прочь из комнаты обратно в темницу. На сей раз, впрочем, камера оказалась не той же, что в начале. В новом каменном мешке почти не было крыши. Голубой овал неба проглядывал сквозь зияющую дыру, и неизвестно откуда, несмотря на стоявшую снаружи солнечную теплую погоду, с края этого пролома монотонно капала вода. Лето приковали цепями к стене так, чтобы руки, поднятые вверх, выворачивались в суставах, реши он дернуться и отодвинуться в сторону. Бесконечная нить холодных капель же падала прямиком ему в темечко, или, если чуть двинуться, пускала ручейки воды по спине. Оставшись в одиночестве, Лето запрокинул голову, прикрыл глаза и несколько минут самозабвенно ловил ртом капли, попадавшие ему то в лоб, то на щеку и стекавшие вниз. Влага была ржавой на вкус, затхлой и напоминала оленью кровь, но ведьмаку было все равно — его продолжали морить жаждой. Теперь движение солнца по небу стало болезненно очевидным. Синий овал неба стал лиловым, а потом заплыл чернотой. Вода капала. Поднятые вверх и вывернутые в суставах руки занемели, и Лето приходилось то и дело шевелить пальцами, чтобы восстановить кровоток — пара дней в такой позе, и с кистями можно было бы попрощаться. Вода капала. В черноте зрачка глаза, взиравшего на него сверху, проступали искры золотистых звезд, и Лето отчего-то подумал о Дани — Роше не упомянул о нем, не пустил в ход этот аргумент, не стал угрожать ведьмаку расправиться с мальчиком. Возможно, не знал, что это был единственный верный способ его разговорить. Или приберегал это оружие на потом. Вода капала. Розовый туман рассвета рассеял черноту небесного ока. Снаружи, должно быть, выпала роса, и поток капель стал сильнее, превратился почти в сплошную струю. Лето поднял голову и напился — вода была свежее, чище, но проталкивать ее в сжимавшееся горло было все равно тяжело. Макушка горела в том месте, куда удары капель приходились особенно часто. Сквозь монотонный стук, откликавшийся, казалось, в каждом корне каждого зуба, Лето услышал шаги — двое приближались, и одним из них вновь был Дани. На сей раз измученный ведьмак был почти готов поверить, что это ему прислышалось. В зазорах решетки появился сперва незнакомый рыжий пацан — лишь приглядевшись, сфокусировав взгляд, Лето понял, что лицо парнишки он все-таки где-то видел прежде. Грохнул замок — мальчик отпирал дверь ключом, а не отмычкой. — Тише, — шикнул на него из темноты голос Дани, но решетка уже, скрипнув, отворилась. Рыжий, видно, не ожидавший такого скорого успеха или не продумавший свой план до конца, неловко замер на пороге, и Лето узнал его. Незнакомец был юной копией того, чье лицо ведьмак иногда видел в длинных мучительных предутренних снах — на Лето с любопытством взирал король Фольтест, и на этом месте, пожалуй, следовало окончательно поверить, что все происходящее было ничем иным, как болезненной грезой — от обезвоживания и усталости. Однако из-за спины Фольтеста-мальчишки в следующий миг возник Дани, и иллюзия развеялась. Парнишка скользнул к Лето, на секунду замешкался, точно хотел броситься обниматься, но сразу передумал. — Пришел освободить меня, малыш? — поинтересовался Лето хрипло. Дани тряхнул головой. — Мы могли бы отпереть кандалы, — сказал он, — но далеко отсюда не убежать — магическая защита, сам понимаешь. Лето хмыкнул — он понимал. Дани, меж тем, махнул рукой своему спутнику, и Лето рассмеялся бы, будь у него на то силы. Юные Фольтест и Эмгыр, непримиримые враги, убийца и его жертва, работали вместе, слаженно и дружно, как старые сообщники. Рыжий подтащил к ногам Лето небольшой тюк, и Дани, присев на корточки, вытащил из него увесистую дорожную флягу и сверток из вощеной бумаги. Нахмурившись, посмотрел туда, откуда капала на ведьмака беспощадная вода. — Суки, — выдохнул он зло, догадавшись о том, что происходило с его бывшим наставником. Быстрым движением Дани сдернул с плеч кожаную дорожную куртку и бросил ее спутнику, — подержи у него над головой, — скомандовал юный военачальник, и рыжий, не моргнув глазом, подчинился. Росту мальчишке хватило для того, чтобы, подняв руки, он смог удерживать непромокаемый кожаный навес из куртки над головой ведьмака, и удары капель по темечку прекратились. Лето прикрыл глаза, слишком откровенно демонстрируя облегчение, хотя чего ему было скрывать — и перед кем? Горлышко фляги коснулось его губ. Дани поил ведьмака аккуратно, глоток за глотком, чтобы не дать тому захлебнуться от жадности, и Лето пил, чувствуя, как постепенно отступала слабость и притуплялась боль. Следом за водой у него во рту оказался кусок хлеба, пропитанный липовым медом — из Дани мог бы получиться отличный лекарь, и он знал, что важнее самой еды в положении Лето был сахар. В голове просветлело. Когда трапеза была окончена, Дани сменил своего спутника на посту подпорки для навеса, и рыжий, отступив на шаг, с интересом уставился на ведьмака. — Меня зовут Людвиг, кстати, — представился юный Фольтест, и Дани раздраженно шикнул на него. — Тебя будут пытать, — прошипел он — в отличие от своего сообщника, стоявшего у Лето за спиной, Дани придерживал куртку, глядя прямо ведьмаку в лицо — очень близко, почти нос к носу. — Я знаю, — откликнулся Лето — хрипота из голоса почти пропала. — Расскажи им все, и тебя отпустят, — продолжал Дани, не меняя раздраженного тона, словно Лето своим упрямством чинил ему сплошные неприятности. — Чушь, — хмыкнул Лето, — я чуть не убил их короля. — Ничего не чушь, — встрял Людвиг, — ты — чуть не убил, а Дани — спас. Мой папа у него в долгу. Тебя изгонят из Редании навсегда под страхом смерти, но Континент большой. Ты будешь свободен. Картинка складывалась. Рыжий был принцем — сыном Виктора и Анаис, внуком Фольтеста — отсюда невероятное сходство. Эмгыр вар Эмрейс в иной жизни умел наживать себе врагов, а Дани — заводить союзников. — Ты слышал? — продолжал настаивать мальчишка, — упрямиться нет смысла. Я не верю, что чью-то жизнь ты ценишь выше, чем свою собственную — по крайней мере, из тех, кто мог бы тебя нанять. Лето прикрыл веки — Дани был, конечно, прав, но лишь отчасти. И причина молчать у ведьмака была более, чем весомая. Признаваться в ней перед реданским принцем, однако, он был не намерен. — Проваливайте, — прошептал Лето, — и передайте Вернону Роше, чтобы отправлялся в задницу — хотя бы даже в задницу своей белки, мне плевать. Дани сморщился, словно откусил лимон, фыркнул и, убрав навес, охранявший макушку Лето от капель, раздраженно встряхнул курткой, выгоняя скопившуюся воду. — Идиот, — прошипел он и, отвернувшись, кивнул Людвигу. Тот еще немного постоял — растерянный и притихший. Потом — собрал в мешок остатки пиршества и последовал за своим предводителем. На этот раз ведьмака привели в комнату просторней, чем прежде, но полностью лишенную окон. Его усадили на высокий стул, приковали руки к подлокотникам, а на голову опустили железный колпак — полоска металла обхватила лоб, и Лето знал, для чего она была предназначена. Вернон Роше, явившийся через несколько минут, выглядел свежим и отдохнувшим. Деловито, с видом опытного хирурга, он начал выкладывать на стол рядом со стулом Лето начищенные до блеска — словно он только и делал, что ночами полировал их — инструменты. Это, наверно, должно было произвести на узника впечатление, но ведьмак не солгал, сказав, что не боялся боли. — Твой маленький приятель похлопотал о том, чтобы тебе сохранили жизнь, — сообщил Вернон Роше светским тоном, любовно выстроив свои сокровища в ряд по размеру от больших щипцов до крохотных зажимов для пальцев. — Виктор у него в долгу — это правда. Но ты же знаешь этих чародеек — от них отделаться сложнее, чем от чирья на заднице, а понятие чести им чуждо. Потому Филиппа сказала мне, что, умри ты под пытками, меня никто не осудит. — Не может быть, чтобы ты старался за просто так, — заметил Лето равнодушно, — деньгами твою преданность не купить, земли и титул тебе без надобности. Что же такое пообещала тебе Филиппа? Роше ядовито усмехнулся. — Поверь, мои причины очень веские, — сказал он, — и, не дай мне чародейка высочайшее дозволение довести начатое до конца, я взял бы ответственность на себя без сомнений. Он подошел к стулу, поправил колпак, взял со стола длинные пассатижи и укрепил их на штыре, торчавшем на металлическом обруче сбоку. — Я не хотел бы начинать с пальцев, как обычно делаю, — прокомментировал Роше, — для ведьмака они — основной рабочий инструмент. Так что оставим это на десерт. Голова, с другой стороны, представителям вашей профессии зачастую только мешает. Он резко крутанул пассатижи, и обруч вокруг лба Лето сжался так, что в голове неприятно запульсировала кровь. — Говори, — почти ласково не приказал — посоветовал Роше, — кто нанял тебя? Назовешь имя — и будешь свободен. — Я знаю много имен, — ответил Лето, облизнув предательски пересохшие губы, — прежде, знакомясь с человеком, приходилось сомневаться, представился ли он так, как назвала его мамка при рождении. Твоя ведь была шлюхой? Она правда назвала тебя «Вернон»? Что за дурацкое имя? Еще один поворот тисков — обруч сжался сильнее, и кровь прилила к глазам Лето, а в ушах загрохотало. — Имя, — повторил Роше размеренно, но уже без своих издевательски добрых нот, — кто тебя нанял, говори. — У меня ведь тоже было имя, — продолжал разглагольствовать Лето, хотя язык подчинялся уже не так ловко, как прежде, — красивое и, наверно, нильфгаардское. Я не помню. Думаешь, какое мне бы пошло? Еще один оборот — мысли путались, грохот в ушах становился почти невыносимым, а на глаза упала мерцающая алая пелена. Роше злился — Лето чувствовал это. Так злился, что, пожалуй, мог бы исполнить свою угрозу раньше, чем намеревался. Ведьмаку этого было и надо — спровоцировать, подтолкнуть к ошибке, заставить пересечь грань. Его жизнь теперь ничего не стоила. — Имя, — голос Роше доносился из-за густого багряного тумана, гулко и почти неразборчиво. — Мне нужно имя. — Хочешь узнать страшную нильфгаардскую тайну? — осведомился Лето, — одну из тех, что твои новые хозяева похоронили так же надежно, как хоронили каждый свой позор? Узурпатора звали Дэглан, его — и еще тысячи мужчин в Империи. Это было самое распространенное там имя в те времена, знаешь? Может, и меня звали так же. Еще одного поворота рычага хватило бы, чтобы череп ведьмака треснул — губы онемели, глаза не видели ничего, кроме всполохов света, а пальцы невольно сжимались и разжимались. Ну же — последним движением мысли поторопил Лето своего палача — еще один шаг — и все. Но Вернон Роше остановился. Ослабил хватку обруча, хоть и не разжал его до конца — неприятное давление осталось, но взгляд ведьмака прояснился. — Что ж, ладно, — ровным голосом произнес человек, — не хочешь сотрудничать так, попробуем иначе. День тянулся бесконечно — Лето вновь потерял счет времени, погрузившись в безвыходное, непреодолимое марево боли. Вернон Роше был изобретательным засранцем, и до того момента, как добрался до зажимов для пальцев, успел использовать чуть ли не весь свой арсенал. Ведьмак, впрочем, заметил, что палач его прекрасно контролировал и себя, и ситуацию — старался не только не переступать последней грани, но и оставлять целыми кости и сухожилия, не калечить узника, и, точно издеваясь, останавливался у крайней черты. — Очень жаль, — покачал головой Роше, когда все, на что хватило его фантазии, было сыграно, — я передам твоему другу, который костьми готов был лечь ради твоего спасения, что жертва его была напрасна. Сегодня ты ничего мне не сказал, но я дам тебе еще один день. Завтра не будет ни пыток, ни допросов — мы встретимся, я спрошу тебя, всего один раз, о том, что меня интересует — а потом, если ты не ответишь, отрублю тебе оба больших пальца на руках. Ты будешь свободен, но никогда больше не сможешь взяться за оружие — ни за меч, ни за лук, ни за самострел. Хромой лошади перерезают горло, чтобы она не мучилась. Может быть, твой юный друг окажет тебе ту же услугу, но не я. На этот раз к камере Лето, в которой его держали с самого начала, Дани пришел один. Он устроился у решетки, привалился к ней спиной и некоторое время сидел молча, не оборачиваясь. Лето пошевелился — у него болело все, но ведьмачья регенерация делала свое дело. — Они не могли пойти на твои условия просто так — после вежливой просьбы, — заговорил он не очень внятно, язык еще слегка заплетался после светской беседы с Верноном Роше. — Что ты им пообещал? — Ведьмаков, — односложно ответил Дани, не дрогнув, и у Лето перед глазами вдруг потемнело — парнишка нанес удар сильнее, чем бессердечный палач мог даже надеяться. — Что? — с угрозой переспросил он. — Ведьмаков, — ответил Дани, чуть повернув голову к плечу, словно решил, что его не расслышали, — троих охотников, прошедших полное обучение и мутации, раз в десять лет. Они поступят на королевскую службу и будут охранять людей от монстров, которых в Редании расплодилось немеряно, как и везде. — Как ты посмел? — Лето дернулся, звякнули цепи, кандалы впились в рассаженные запястья, — это решать не тебе, ты ушел из школы, тебе нет до нее дела! — Мне есть дело до тебя, — со вздохом ответил Дани, — и это — малая плата. — Идиот, — Лето откинулся к стене, почти врезался в нее затылком. — Помнишь, что случилось со мной, когда генерал Дэглан восстал против власти Императора и требовал, чтобы мой отец отрекся от престола в его пользу? Лето молчал. Для всего мира то, о чем говорил мальчишка, случилось почти век назад, для Дани же не прошло и десяти лет. — Отец был тверд и не сдался, даже когда меня высекли у него на глазах, — продолжал мальчик тихо, — и я знал, что он умрет, несмотря ни на что — ни на мою стойкость, ни на свою. И я не хочу, чтобы это повторилось вновь. Еще минута тишины. Дани не двигался, и Лето со своего места глядел в черный кудрявый затылок, точно хотел просверлить его насквозь. — Я молчу, потому что на кону судьба школы, — наконец произнес он медленно и раздельно, не стараясь понизить голос. Его откровенность сейчас стоила так же дорого, как три дня назад, но Дани заслуживал правды, — у моего заказчика были великие цели, которые лично меня никак не касаются. Мне плевать, даже если на Реданский трон завтра сядет бешеный катакан и сожрет всех своих подданных. Но наш договор касался школы. Мне обещали деньги, провизию и помощь алхимика. И если Филиппа узнает имя заказчика и решит пытать его вместо меня — а она решит — всему, что мы строили, конец. Дани резко обернулся. — Совсем нет! — запротестовал он, — я же сказал — ей нужны молодые ведьмаки, и нигде, кроме Каэр Морхена, их нет. Я скажу ей, что для удачного производства охотников на чудовищ нужны деньги и чары. Она даст и то, и другое. — А потом положит нашу школу к себе в карман, — хмыкнул Лето, — или сунет за корсаж. Сиськи у нее, что надо, конечно, но я лучше сдохну здесь, чем позволю проклятой сове это сделать. Дани вскочил на ноги с вцепился в решетку. — Хочешь сдохнуть — воля твоя, — выплюнул он и, развернувшись, зашагал прочь от камеры. Лето прикрыл глаза и прильнул спиной к стене. Вернон Роше принес на новое свидание всего один инструмент — большие щипцы с острыми краями — такими кузнецы резали металл. Он смотрел на Лето почти с сожалением, но искренности в его взгляде не было ни капли. Проклятый палач наслаждался. Видимо, ведьмак был прав — Вернон Роше ничего не забыл и не простил. Перед ним был убийца его короля, и когда-то верный пес намерен был свершить свою месть, довести ее до конца. — Я спрашиваю в последний раз, — заговорил Роше, когда руки Лето закрепили так, чтобы удобней было ухватить щипцами большие пальцы, — назови имя заказчика — и можешь идти. Со своей стороны, я поклянусь не преследовать тебя ни за это преступление, ни за предыдущие. Король даст тебе то же слово — пока ты будешь держаться подальше от границ Редании, месть тебе не грозит. Если продолжишь молчать…- он красноречиво указал взглядом на щипцы в своих руках, — кроме того, тебе придется жить, оглядываясь на каждом шагу. Выбирай. Лето поднял на него глаза и задумался над тем, стоил ли Вернон Роше того, чтобы тратить на него последние остатки слюны в пересохшем рту, и плевать ему в лицо. Человек выдержал паузу, не отвел взгляд и наконец ухмыльнулся. — Что ж, полагаю, выбор сделан, — сообщил он. — Погодите минутку, милсдарь Роше, — раздался из угла комнаты приятный женский голос, и из тени выступила Филиппа Эйльхарт — высокая, юная, как всегда, в легкомысленно открытом девичьем летнем платье. Рядом с ней — бледный, как известь, прямой, как стрела — стоял Дани, и Лето не успел отвести глаза, встретился с ним взглядом. — Я привела зрителя и принесла компромиссное предложение…- чародейка опустила тонкую ладонь на плечо парнишки, улыбнулась. — Сука, — выдохнул Лето. Дани смотрел на него во все глаза, безмолвный. Он не дрожал, не плакал, не умолял — просто глядел и молчал. Второй раз за свою короткую жизнь. — Я подумала вот о чем, — продолжала Филиппа, проигнорировав его ругательство, — а так ли мне нужно знать имя того, кто нанял этого ведьмака? Вернон Роше, застывший с щипцами наперевес, изогнул нетронутую бровь — спектакль не был отрепетирован, и Лето чувствовал раздражение, исходившее от человека. — По всему выходит, что сделал это кто-то знатный и влиятельный, — Филиппа покачала головой, — а наши законы предполагают очень суровую кару за государственную измену такого уровня. Кроме непосредственного виновника, казнить полагается всю его семью. А нужна ли мне эта головная боль? Я не могу нарушить закон и смягчить наказание, не могу оставить все, как есть, не могу сторговаться… Этот закон придумал еще мой давний воспитанник — славный король Радовид, и у нас не доходили руки его переписать. Досадная оплошность. Дани наконец болезненно вздрогнул — похоже, Филиппа крепче сжала пальцы у него на плече. — Вот, что я предлагаю, — выдержав театральную паузу, вновь заговорила она, — я отпущу тебя, славный ведьмак, с запретом пересекать границу Редании — само собой — но ты поклянешься сам, не называя имени, расправиться с твоим заказчиком. Пусть это будет похоже на несчастный случай, или на жестокое убийство, мне все равно. Люди — даже знатные и известные — мрут каждый день. Для меня важно одно — чтобы предатель был мертв. — Если я пообещаю, — выговорил Лето, стараясь не смотреть больше в лицо Дани, — как ты узнаешь, что я выполнил условия? Люди мрут каждый день, я могу убить, кого угодно, или не убивать никого вовсе — и сообщить, что дело сделано. — Когда конец кончал бы все, — как просто! Все кончить сразу! Чтоб одним ударом все завершалось и кончалось здесь! — неожиданно патетично выговорила Филиппа, потом, заметив странное выражение, возникшее вдруг на лице Роше, улыбнулась ему. — «Вакмет», акт первый, сцена седьмая, — пробормотал человек и отвернулся, опустив щипцы. — Я наложу заклятье, конечно, — сказала Филиппа вновь обычным тоном, — не на тебя, ведьмак, на твоего юного преданного защитника, — она обратила на Дани немного печальный взор, — у тебя будет месяц, чтобы завершить это поручение — я надену на тебя обруч Салария, связанный с мальчиком, знаешь, что это такое? Лето нехотя кивнул — магический артефакт настраивался так, чтобы произнесенная над ним клятва была непременно выполнена в установленный срок. В противном случае клятвопреступника ждала ужасная смерть. — Я поняла, что собственная жизнь для тебя стоит довольно мало, — качнула головой Филиппа, — но, может, этого мальчика, так отчаянно сражавшегося за тебя, ты оценишь выше? — А если я откажусь приносить клятву? — спросил Лето, уже зная, что проиграл. Филиппа взглянула на Дани и мягко ему улыбнулась. Парнишка вызвался проводить его из города и немного дальше. Потом Дани намеревался вернуться в столицу — там ему ничего не угрожало. Филиппа потеряла к нему всякий интерес после того, как клятва была принесена, и страшный артефакт сомкнулся на шее ведьмака. — Я вернусь в школу, — заговорил Дани, когда городские стены остались позади — впервые с начала путешествия, — к зиме — вместе с Риэром. Лето кивнул — обещание звучало уверенно, юноша ни секунды не сомневался, что его спутник сдержит данное чародейке слово. И был в этом, конечно, совершенно прав. — Кто это был? — помолчав немного, снова проговорил Дани, — кого ты должен убить? — Лето перевел на него тяжелый взгляд, и парнишка независимо пожал плечами, — здесь нас никто не подслушивает, и, мне кажется, я имею право знать, от кого теперь зависит моя драгоценная жизнь. Лето молчал. — Ладно, я попробую угадать, — не сдавался мальчик, — это кто-то из Эмрейсов? Лита или Мэнно? — Лето безмолвствовал, — нет, они слишком далеко, и до школы им нет никакого дела…. Кто-то из реданской верхушки? Самые опасные заговоры — те, что происходят прямо у правителя под носом, мне ли не знать… Лето вздохнул. — Я скажу, — прервал он наконец поток догадок, и Дани нетерпеливо подался вперед на седле. Лето, не отказав себе в удовольствии, выдержал театральную паузу, почти приблизился к границе, за которой мальчик снова начал бы канючить, — меня наняла Торунд Миньоль, — наконец сообщил он.