Дом там, где сердце

Эренваль открыл дверь и посторонился, пропуская гостя в прихожую. — Давно ты меня не навещал, — заметил хозяин, сделав приглашающий жест в сторону кухни, и это была чистая правда. После той памятной неудачи в тайнике под Оксенфуртом Яссэ решил, что старого друга — несомненно, напуганного его внезапной вспышкой и обескураженного всем произошедшим — следовало оставить в покое. Кроме того, череда последующих событий почти не оставила эльфу времени подумать об Эренвале и попытаться разузнать, как тот обращался со своей вновь обретенной свободой. Выяснялось, однако, что законопослушный гражданин и примерный семьянин все это время, похоже, оставался в добровольном заключении и не переступал порога собственного дома. Это было разочаровывающее открытие, но Эренваль с детства привык быть разочарованием и смирился с этим. Придя на кухню, Яссэ, следуя давно заведенной традиции, уселся за стол, а хозяин принялся раскладывать перед ним приборы, чтобы накормить завтраком, и некоторое время оба хранили молчание. Эренваль, должно быть, подыскивал, с чего начать разговор, а гость его тайком наблюдал за ним, пытаясь понять, ждало ли его долгое и утомительное выяснение отношений. На столе перед Яссэ очутилась полная миска горячей каши с поздними летними ягодами, несколько тонких кусочков еще теплого кекса на маленькой тарелочке и крохотная креманка с апельсиновым мармеладом. Хозяйская кошка, потеревшись о ноги гостя, вспрыгнула на скамью, улеглась рядом с ним, прижав теплый бок к его бедру, и задремала. Минуты молчания текли неторопливо, и Яссэ не чувствовал в окружившей их атмосфере ни капли враждебности — все было совсем как обычно. — Как себя чувствует Ее Величество? — осведомился наконец Эренваль, усевшись напротив. Яссэ улыбнулся. — Уже лучше, — ответил он, снова ничуть не покривив душой. С тех пор, как Золотое сердце оказалось в груди Леи, Императрица никого не желала видеть. Официальной причиной ее долгого отсутствия была объявлена, разумеется, опасность выкидыша, и Яссэ полагал, что под конец представления народу будет сообщено, что, к несчастью, будущему наследнику трона Нильфгаарда не удалось одержать верх в этой борьбе, но Лея сказала мужу, что им все же придется придерживаться изначальной легенды до конца. На то были веские причины, и, хоть Айре о них так и не сообщили, мальчишка не имел ничего против того, чтобы в результате хитрой интриги все же стать чьим-то отцом. Яссэ понимал — для его юного друга перспектива эта была чрезвычайно заманчивой в первую очередь потому, что, приняв чужого ребенка, как собственного, он мог пойти по стопам своего отца-человека, стать таким же любящим и заботливым родителем, как Вернон Роше, и не было никаких причин мешать Айре радоваться предстоящему отцовству. Тем более, что сам Яссэ надеялся не застать счастливый момент появления фальшивого принца на свет. Лея, однако, не была особо счастлива — даже довольна — ни спасением собственной жизни, ни будущим материнством. Со дня операции прошел почти месяц, Яссэ знал, что тело юной Императрицы не просто приняло вживленный артефакт, но и полностью восстановилось. Тем не менее, правительница до сих пор отказывалась и выходить из собственных покоев, и принимать посетителей — к ней допускался лишь сам Айра и Лита, следившая за восстановлением Леи. И из них двоих только с супругом Императрица позволяла себе завязывать беседу. Чародейка, на чьи плечи теперь полностью легла забота о благе государства, приходила, молча осматривала Лею и уходила, по пути лишь изредка бросала пытливые взгляды в сторону Айры, если он оказывался у постели супруги. Яссэ ждал, что советница захочет поговорить с ним, коль скоро тайна двойственности натуры принца-консорта была ей известна. Но Лита, похоже, была слишком занята государственными делами, а свободное время тратила на общение с вернувшийся из долгого путешествия дочерью, и допроса с пристрастием так и не случилось. Лея говорила Айре, что ей требовалось еще немного времени, чтобы прийти в себя, и Яссэ видел, что так оно и было. Юная Императрица явно боролась с чем-то внутри себя, с чем-то таким, к чему не желала подпускать даже горячо любимого мужа. Но девушка уже начинала одерживать победу — это становилось заметней с каждым днем. И Яссэ шепнул Айре дать супруге справиться самой — с чем бы она там ни сражалась — а юноша, что удивительно, покорно подчинился. Он попросил лишь об одном — не приступать к выполнению дерзкого плана своего спутника до того, как Лея полностью придет в себя. Айра боялся, что не вернется из их последнего совместного путешествия, несмотря на все заверения Яссэ. Тем не менее, не взирая на весь свой страх, отступать он не собирался, и Яссэ согласился на его условия. Они посидели еще немного молча. — Ешь, — Эренваль наконец кивнул в сторону нетронутой каши, — остынет. Яссэ вдохнул поглубже, перехватил его взгляд. — Я пришел предложить тебе кое-что, — сказал он негромко, и хозяин с мученическим видом прикрыл глаза и поморщился. Должно быть, именно этого он и боялся с тех пор, как гость появился на его пороге. — Я нашел способ вернуться домой, — продолжал Яссэ, не сводя с Эренваля взгляд, — и хочу, чтобы ты отправился со мной. Хозяин помедлил немного, и на какой-то миг показалось, что он сейчас растерянно улыбнется, заявит, что не понимает, о чем идет речь, и попросит Айру не маяться дурью и не напускать на себя таинственность. Но Эренваль медленно отвернулся и сцепил пальцы на столешнице перед собой. — Я так и знал, — сообщил он со вздохом, — не был до конца уверен, не понимал, как это возможно — но теперь мне все стало ясно. Яссэ улыбнулся, но перебивать его не спешил. — Прошло столько лет, — Эренваль качнул головой, — сменились поколения людей вокруг нас, мир изменился. Но ты — нет. — Если хочешь, я все тебе расскажу, — заметил Яссэ миролюбиво, — о том, как выжил после собственной казни, о том, как искал способ восстановить справедливость, о том, как все эти годы не забывал о нашем доме, который у нас отняли, и хранил надежду вернуться. Нам ведь это обещали — помнишь? Эренваль кивнул. — Мой отец пытался сохранить в нас эту память, — сказал он, — и с тобой он преуспел гораздо больше, чем со мной. Будь он жив, непременно гордился бы тобой — как всегда. Яссэ досадливо поморщился — о загадочной встрече в подвале новиградского дома он рассказывать не хотел. Эренвалю знать о том, что его отец, возможно, всеми силами пытался помешать бывшему ученику осуществить цель всей жизни, было совершенно необязательно. — Ради возвращения домой я сделал то, о чем наши палачи могли только мечтать, — ответил он заносчиво, — я создал жизнь из смерти. Этот мальчик, — Яссэ поднял руку и поднес ее к лицу, внимательно рассмотрел чуть дрожавшие пальцы, — родился от той, что должна была умереть, от магии, которая и в нашем, и в этом мире считается запретной. И это был не единственный запрет, который я нарушил, чтобы оказаться сейчас здесь, перед тобой. Я переступил границы своей смерти, я научился отделять дух от тела, я обманул того, кто не прощает лжи. — И все это ради того, чтобы вновь увидеть мир, из которого нас выгнали? — тихо переспросил Эренваль, — зачем, Яссэ? Там не осталось никого, кто любил бы — или даже просто помнил нас. Мы были детьми, наказанными за чужое преступление. Мы были продуктами эксперимента — неудачными, производственным браком, как сказал бы Мэнно Эмрейс. Каких бы успехов мы ни достигли, там, в нашем родном мире, никто бы этого не заметил, потому что мы родились сломанными. И я — эльф почти без магического ядра, и ты — самый талантливый чародей из тех, кого я знаю. Для них мы были и остались бы одинаковыми. Мой отец спас нас от этого — неужели ты этого не понимаешь? Его преступление было для нас выходом из этого порочного круга, путем на свободу. А ты так легкомысленно отверг его жертву и всю жизнь пытался вернуться туда, где нас могли только презирать. — Ты всегда предпочитал быть рабом, — зло ответил Яссэ, — смирился с жизнью среди людей, служил тем, кто принял тебя из милости, согласился на жалость вместо свободы. — Я всегда предпочитал жить, — пожал плечами Эренваль, — мир вокруг менялся, и эти перемены меня не пугали. Я научился принимать их так, как умеют только люди, чья жизнь слишком скоротечна. Мне не нужна была великая цель, чтобы стать счастливым. А для тебя твоя борьба заменила счастье. Мне так жаль, Яссэ. Мне правда так жаль тебя. Яссэ сжал кулаки и отодвинулся от стола. — Полагаю, твой ответ «нет», — спросил он, в последний раз в упор глянув на того, кого считал братом. — Мне не нужно возвращаться в наш мир, чтобы почувствовать себя дома, — качнул головой Эренваль, — мое сердце — здесь, с моей женой, моим сыном, моей кошкой, моей кухней и горой грязной посуды после завтрака. Я и так дома, брат мой. Яссэ встал, стараясь унять взметнувшийся в груди пожар ярости. Эренваль, не двигаясь с места, смотрел на него терпеливо и ласково. — В таком случае, прощай, брат, — выговорил эльф и отвернулся. — Прощай, — ответил Эренваль, — надеюсь, ты обретешь покой. К середине осени Лея вновь стала появляться на публике. Обеспокоенному народу Нильфгаарда сообщили, что наследнику больше ничто не угрожает, и Императрицу, появившуюся на балконе перед притихшей толпой в свободном черном платье, тем не менее не скрывавшем растущую надежду Империи, приветствовали радостными криками и аплодисментами. На очередном Совете — первом после выздоровления правительницы — было объявлено о новом раунде переговоров между Нильфгаардом и Реданией, и Айре, как и в прошлый раз, была оказана великая честь представлять на них Императрицу. На сей раз ни у кого не возникало сомнений об успешном завершении встречи на высочайшем уровне, и будущему главному парламентеру было дано щедрое дозволение принять любые условия противоположной стороны. Госпожа Эмрейс снабдила делегацию целой пачкой новых договоров, чтобы сделать торг максимально коротким и эффективным. Прощаясь с супругой накануне отправки в Оксенфурт, Айра, которому Яссэ в последнее время дал полную свободу владеть собственным телом и сознанием безраздельно, чуть все не испортил. Он был согласен на все, что задумал его спутник, преисполнился решимости пройти его путь до конца, но в тот момент, когда Лея нежно поцеловала его на прощание и попросила поскорее вернуться, мальчишка чуть не расплакался. Все это время он старательно, хоть и не слишком успешно, прятал в самой глубине своего сердца тревогу, которая с каждым днем, возрастая все больше, медленно превращалась в настоящий ужас. Айра боялся, что из очередного путешествия вернуться ему было не суждено. И, несмотря на заверения Яссэ, на его уговоры и аргументы, уверенность эта только крепла. Лея, похоже, заметившая необычную печаль во взоре супруга, тревожно посмотрела на него и крепче сжала руку Айры. Но тот, испугавшись правды сильнее, чем будущего, беззаботно тряхнул головой и не стал ничего объяснять. В открытый портал на следующее утро Айра вошел, не взглянув на пришедшую его проводить Лею. Новый раунд переговоров проходил в совсем иной атмосфере, чем прежде. Обе стороны, готовые на взаимные уступки, обменивались условиями, не переходя к настоящим спорам. Айре и Людвигу, представлявшему в Оксефурте отца-короля, оставалось лишь присутствовать в зале, обмениваться заговорщическими взглядами, а под конец — поставить свои подписи и печати под новым соглашением. Согласно этому документу, Каэдвенские порты оставались открытыми для свободной морской торговли, и, несмотря на ограничения, наложенные на объем оборота нильфгаардских товаров, Рия вар Эмрейс могла быть спокойна — ее компания давно вышла за границы Нильфгаарда, а о запрете поставок из Ковира, Темерии и Скеллиге на этот раз даже речи не шло. После завершения официальной части переговоров и подписания всех документов времени у Айры и его спутников осталось еще предостаточно, чтобы распорядиться им по собственному усмотрению. Юноша, как они с Яссэ и планировали, уговорил Вернона Роше, как обычно, сопровождавшего принца, навестить замок Кимбольт, и к ним присоединился подоспевший в Оксенфурт Зяблик. С Юлианом Яссэ договорился о встрече, пока они еще были в Каэр Морхене. Музыкант заявил тогда, что в Нильфгаарде ему делать было нечего — он решил провести побольше времени рядом с возлюбленным, но пообещал прибыть в Оксенфурт к назначенному часу. — Иван становится настоящим ведьмаком, — похвастался Зяблик, когда вся честная компания уже держала путь к баронскому замку, — через месяц они с Дани отправятся в Третогор, и парнишка ждет-не дождется оказаться в столице и увидеть что-то, кроме своей деревни и стен ведьмачьей крепости. Геральт, конечно, попытался настаивать, что ему нужно еще хотя бы годик потренироваться, но Иван уперся, как баран, и старику пришлось отступить. Дани уже обучил его придворным манерам, и Ивану, похоже, не терпится начать очаровывать реданских барышень, может, даже юных чародеек Ложи. — Геральт сам виноват, что к образу ведьмака непременно прилагаются любовь чародеек и придворные интриги, — с усмешкой заметил Вернон Роше, — теперь главное, чтобы этого вашего Ивана не ждало жестокое разочарование. — С ним все будет хорошо, — отмахнулся Зяблик с улыбкой, — Иван еще совсем мальчишка, но пройдет пара лет, он получит несколько импозантных шрамов на симпатичном лице, совершит десяток подвигов, и станет просто неотразимым. — Уверен, ничего такого Виктор не предполагал, принимая на службу ведьмака, — фыркнул Роше. — Ну не всем же быть такими, как Эскель, — рассмеялся Зяблик. В замке Кимбольт они провели несколько долгих счастливых дней. Айра, казалось, пытался надышаться перед смертью. В ближайшую деревню или в лес на сей раз он сбегал совсем ненадолго, и все остальное время проводил с отцом. Вернон Роше, явно удивленный тому, каким домашним стал его прежде неугомонный сын, сам пару раз намекал Айре, что неплохо бы тому было погулять на воле, пройтись по окрестностям прежде, чем снова вернуться в Нильфгаард к своим обычным обязанностям. — Тем более, — говорил Роше весомо, — через пару месяцев у тебя появится ребенок, а это — уже совсем другая история, другая ответственность. Ты же понимаешь? Айра и Лея много раз обсуждали не дававший им обоим покоя вопрос — стоило ли рассказать Вернону Роше правду о будущем ребенке, но неизменно сходились на том, что делать этого не следовало. Никто из них не боялся, конечно, что отец начнет трепать языком или заявит, что не потерпит в своей семье подкидыша — для него ведь и сам Айра не был родным, а тайну его рождения Роше хранил до последнего. Но юноша полагал — и убедил в этом Лею — что папе лишнего знать просто не следовало. Он был хранителем слишком большого вороха чужих тайн, чтобы вручать ему еще одну, да к тому же такую, от сохранности которой зависели благополучие и покой целой Империи. А об еще одной причине, возникшей всего пару месяцев назад, Айра не хотел говорить даже Лее. Если он, выполняя обещание данное Яссэ, не вернется из иного мира, если им с папой не суждено было больше увидеться, у Вернона Роше — а, что еще важнее, у Иорвета должна была остаться частица пропавшего сына, дитя с его кровью в жилах, как много лет назад сам Айра стал утешением для родителей после ухода Иана. — Понимаю, — твердо ответил юноша, для пущей серьезности хмуро сдвинув брови, — но ведь, пока он будет совсем маленьким, мне ничего не придется с ним делать, только тетешкаться да на руках таскать, если Лея разрешит. Вернон Роше воздел око горе. — Да уж, нянек твоему отпрыску хватит, — ответил он, — но не всегда же он будет младенцем, правда? — Вот тогда и подумаем об этом, — фыркнул Айра, разведя руками, — а пока у него даже имени нет. Я пытался заставить Лею что-нибудь придумать, но она отказывается. Говорит, пока непонятно, мальчик это или девочка, нет смысла что-то выбирать. А я боюсь, ему дадут какое-нибудь жуткое традиционное нильфгаардское имя. Или того хуже — Лита вот вообще настаивает, чтобы нашего ребенка назвали Эмгыром. — Вне зависимости от пола, надо полагать, — усмехнулся Роше. — Точно! — подхватил Айра, — Лея вроде бы и не против, она любила своего дедушку и говорит, что имя это очень славное и знаменитое. Но я не хочу, чтобы над моим сыном вечно нависала тень чужой славы. — Понимаю, — кивнул папа, — когда у нас появился Иан, твой отец рассказал мне, что у эльфов нет традиции называть детей чужими именами — точно по этой причине. Так что, думаю, ты прав, вашему ребенку нужно собственное имя. Пусть и такое, чтобы подходило Императору Нильфгаарда. — Мы решили, что посмотрим на него и решим, какое имя ему подходит, — заявил Айра, спрятав вспыхнувшую на мгновение в сердце тоску — все могло сложиться так, что имени этого ребенка он так и не узнает. Счастливое, спокойное, беззаботное время летело быстро, и утром накануне запланированного возвращения в Нильфгаард Яссэ объявил, что момент настал. Айра был благодарен спутнику за то, что тот в последние дни совсем не проявлялся, затаившись в глубине сознания, и давал юноше возможность попрощаться с папой. Он сожалел, конечно, о том, что Иорвет так и не смог вырваться из Аэдирна на встречу с ним — отец связался с сыном по мегаскопу и сказал, что этот случай увидеться был не последним, пообещал приехать в Нильфгаард к Йуле — может быть, прямо ко дню рождения долгожданного внука. И Айре стоило большого труда не начать уговаривать его все же приехать хоть на денек, хоть на пару часов. Но это непременно встревожило бы отца и спутало Яссэ все планы, и Айра сдержался. Зяблик, проводивший последние дни в счастливой праздности, купавшийся в восхищении деревенских жителей, чуть ли не каждый вечер давал представления то на площади, то в местной таверне. Яссэ догадывался, что музыкант боялся будущего путешествия ничуть не меньше Айры, хоть, в отличие от него, мог отказаться в любой момент. Эльф не стал бы настаивать — Юлиан был сыном Эренваля и тоже, похоже, привык обходиться малыми подарками судьбы, но Зяблик должен был открыть дверь в тайнике Дикой Охоты, и на этом его миссию можно было считать исполненной. Однако Зяблик в своем решении оказался удивительно тверд. Они встретились за воротами замка Кимбольт, и юный музыкант, неуверенно улыбаясь, заявил, что был готов отправляться в путь. Яссэ кивнул в ответ и открыл портал. Развалины в лесу выглядели в точности так же, как в тот день, когда они были здесь в последний раз. Яссэ прошелся по хрусткому, припорошенному первой изморозью ковру буро-золотых опавших листьев, прислушался — лес вокруг полнился тишиной. Зяблик поднялся на невысокий каменный выступ, огляделся, прикрыл глаза на мгновение, потом все же пристально посмотрел на спутника. — Ты уверен, что все получится? — осведомился он, — нас не разорвет в портале? Не выкинет леший знает, куда? О подобном риске прежде Яссэ даже задумываться не хотел, и теперь лишь усмехнулся. — Если портал откроется, он приведет нас только в одно место, — ответил он, — я все рассчитал. Магической энергии может не хватить, но тогда просто ничего не произойдет. Кроме того, тебя я с собой не тащу. Зяблик пожал плечами. — Я уже пришел, — заметил он, — неужто думаешь, что теперь отступлю? Решимости в этом мальчишке было, похоже, гораздо больше, чем в его бесполезном отце. Яссэ с усмешкой подумал, что это качество Юлиан унаследовал от матери-человека, и это было особенно иронично. Первое и последнее дитя Народа Ольх, рожденное в этом чуждом мире, лучшие черты взяло у низшего создания, которому в иных обстоятельствах никогда не суждено было стать его родителем. По обсыпающейся под ногами каменной лестнице они спустились в подземный зал с колоннами. Яссэ чувствовал, как пульсировал воздух вокруг от плотной концентрации природной магии. Здесь, в точке силы, сходились нити сигнатур, и сами стены должны были помочь Айре собрать необходимую энергию. Спутники принесли с собой по два факела и теперь зажгли их, освещая пространство вокруг себя. — Как же здесь воняет, — явно желая разбавить сгустившееся напряжение, заметил Зяблик. Он прошел немного вперед, остановился у запечатанной двери и смерил взглядом фигуру воина, тянувшего к нему руку. — Ах, простите, Ваша Милость, — фыркнул Яссэ, останавливаясь у него за спиной, — еще немного, и ты вдохнешь свежий воздух прекрасной Тир-на-Лиа, аромат цветов, которых раньше никогда не видел, и легкий ветер запутается у тебя в волосах. Смелей. — Я не боюсь, — дернул плечом Зяблик в плохо скрытом раздражении, — просто не очень понимаю, чем воздух здесь отличается от тамошнего. Дышится тут и там наверняка одинаково, как иначе мой папа здесь выжил? От вспыхнувшей злости Яссэ едва не отвесил Зяблику оплеуху. Парнишка явно артачился, скрывал нерешительность под бравадой, но речи его сейчас показались эльфу просто оскорблением. Тот, кто мнил себя поэтом, не мог не понимать, что «одинакового» воздуха не бывало даже в разных городах одного мира. И там, где сердцу было спокойно, всегда дышалось легче. Сам Яссэ не дышал по-настоящему уже почти сотню лет. — Открывай, — поторопил он Зяблика, и тот, вдохнув поглубже вонючий воздух святилища, протянул руку и накрыл своей ладонью каменную длань воина. По узкой галерее они шли молча. Пламя факелов в дрожащих руках обоих спутников прыгало, трепеща, по стенам. Наконец, оказавшись в узком душном помещении тайника, Яссэ и Зяблик установили светильники в держатели на стенах, и огонь показался им тусклым и почти умирающим в обступившей их сухой тьме. Яссэ выложил на старый постамент все три принесенных кристалла. Он сказал Зяблику, что все рассчитал, но то была не совсем правда. Это место — эльф обнаружил его во времена своего первого изгнания, пока слонялся по Темерии в полном одиночестве, преданный тем, кого считал отцом — было идеальным схождением природным силовых путей. Ни в каких иных землях Яссэ не встречал такой чистоты магии, и потому именно в Темерии в последствии стал искать сосуд для своего будущего воплощения. В неярком свете факелов кристаллы мерцали синеватым блеском, и эльф на мгновение застыл, рассматривая их. Все долгие годы скитаний, все усилия, вся боль, страх и все ужасающие потери вели его к этому моменту. Яссэ помнил каждую из своих неудач. В самом начале пути он поверил чародею Браатенсу — когда не понимал еще всей глубины людского коварства. Старый колдун обещал юноше, что поможет открыть дверь в родной мир, и, конечно, обманул — использовал в своих целях, а потом оставил разбираться с последствиями. Именно из-за него Яссэ судили, как предателя Эмрейсов, и он был вынужден заключить страшный союз, от которого бежал все последующие годы. Он помнил, как нашел среди бесполезных смертных ее — прекрасную в своем неосознанном могуществе деву-дракона, как стал служить ей ради единственной цели, ради непознанной и неукротимой магии драконьего огня. Но Саския была так увлечена заведомо проигранной войной, что ускользнула от него, и поиски пришлось начинать заново. Яссэ помнил, как впервые почувствовал в крохотном эльфском мальчишке силу Истока — столь редкую среди его народа, и не будь тот паренек пленником собственной неуверенности, позволь он учителю развить его талант и дать ему засверкать, путь к цели оказался бы гораздо короче. Но Яссэ никогда не сдавался. Преданный в очередной раз — теперь неблагодарным учеником — он продолжил идти, и даже смертный приговор не стал для него помехой. Он стоял на пороге победы. И оставалось сделать еще всего один шаг. — Я готов, — сказал он тихо — Зяблик отступил к стене, болезненно выдохнув. Яссэ поднял руки и призвал из глубин чистейшего магического ядра своего создания, своего идеального Истока, жизни, рожденной из смерти, всю энергию, которую тот копил долгие месяцы. Айра учился колдовать, учился управлять своей сигнатурой, но Яссэ никогда не позволял ему проявлять способности в полной мере. Он заботливо откладывал крупицы возраставшей силы на потом, жестко контролировал все попытки Айры выйти на предел возможностей Истока и растратить магию напрасно. И теперь заслоны были открыты, замки сорваны, и огненной волной из груди к рукам покатилась чистейшая мощь. Он не чувствовал ни боли, ни ужаса — и сознание мальчика, спрятанное в этот момент поглубже, отрезанное от управления магическим ядром, беззвучно закричало в своей темнице. Но Яссэ не обратил на это внимания. Кристаллы на постаменте замерцали ярче, словно вбирали в себя свет факелов. Пламя бесновалось под потолком, и хрупкое тело, слишком тесное для такой ослепительной силы, казалось, готово было распасться пеплом. Воздух гудел. Зяблик, застонав, закрыл уши руками, привалился к стене, но Яссэ почти не заметил и этого. Светясь, как раскаленные угли, кристаллы оторвались от щербатой поверхности в воздух, завращались, выстраиваясь в ровный круг, а пространство в центре между ними задрожало, разрываясь. Еще мгновение — еще капля усилий, еще шаг навстречу цели. Яссэ потянулся вперед, готовый нырнуть в портал — пусть узкий, как кошачий лаз, но ведущий туда, где осталось его утраченное счастье, его сердце — его дом. Факелы вспыхнули ярче, а потом вдруг разом померкли. Кристаллы с глухим звоном упали на каменный постамент, и в помещении расползлась жуткая тишина. Яссэ едва не лишился чувств — трех меток, напоенных силой Истока, оказалось недостаточно. Портал, едва открывшись, схлопнулся, и все вокруг вдруг утратило краски. — Нет! — завопил он, врезал кулаками по постаменту, рассадив ладони в кровь, — Нет! — Яссэ подхватил один из бесполезных кристаллов, готовый швырнуть его в стену. — Оставь, — прозвучал неподалеку спокойный знакомый голос. Из тени у входа в тайник выступила высокая тонкая фигура. Изящная рука — белая даже в неровной полутьме — откинула на плечи капюшон. — Дедушка! — испуганно ахнул Зяблик, все еще прижимавшийся к стене, а теперь, казалось, готовый слиться с ней воедино. По знакомому бледному лицу промелькнула скупая улыбка. — Ты ошибаешься, дитя, — произнес незнакомец, — я не Кербин. И неожиданно на Яссэ спустилось озарение. — Креван! — выдохнул он. Зяблик, видимо, сообразивший, что незнакомец не собирался на них нападать, отлип от стены и с любопытством вглядывался ему в лицо. — Кто такой Креван? — спросил он наконец. — Неужто мой дорогой брат никогда обо мне не рассказывал? — ухмыльнулся эльф, — видимо, даже после стольких лет он не смог простить меня. — Ты его предал! — Яссэ сжал кулаки, но не двинулся с места, — его изгнали после твоего доноса! — И я жил с этим каждую секунду каждого дня, — покачал головой Креван, — мы клялись в верности королю, и я лишь исполнял клятву. — Он с интересом посмотрел на собеседника, — так вот, что ты задумал, а я-то ломал голову, для чего юноше из Народа Гор понадобились кристаллы Красных Всадников. — И ты решил мне помешать, — Яссэ гордо вскинул голову. Креван глядел на него, не отрываясь. — Разумеется, — кивнул он, — такие сильные артефакты в неумелых руках могут быть очень опасны. Как видно, я не ошибся. Ты хотел открыть портал в мой мир. Для чего? — Ты не узнаешь меня, — Яссэ склонил голову к плечу, ядовито улыбаясь, — следил за мной, шел по пятам, но так ничего и не понял. Великий Знающий Народа Ольх, доверенное лицо короля, который ничего не знает. Креван молчал. Яссэ подступил к нему ближе. — Почувствуй меня, — предложил он, — прочти мою сигнатуру, не обращай внимание на силу ядра, загляни глубже. Ты меня создал по собственному подобию, неужели теперь не узнаешь? Водянистые голубые глаза секунду смотрели на него ровно и безразлично, но потом Креван вздрогнул. — Яссэ, — прошептал он, — я полагал, Империя с тобой разделалась. — Как и все, — усмехнулся эльф, — но я — сын Лиса, от меня так просто не избавиться. — О, так у нас семейная встреча, — расхрабрившись, фыркнул Зяблик и был награжден двумя свирепыми взглядами. Музыкант стушевался и отступил в тень. — Ты так хотел вернуться домой, что отказался от всего, — покачал головой Креван, — я должен был догадаться раньше. — Но тебе было все равно, — хмыкнул Яссэ, — ты, как и мой учитель, выбрал себе иную цель, гонялся за Старшей Кровью, забыв обо всем другом. Я видел ее, Дочь Чайки, и, благодаря мне, она теперь далеко отсюда. Лицо Кревана помрачнело. Он помедлил пару мгновений, потом решительно шагнул к постаменту. Из широкого рукава своего плаща он извлек небольшой бархатный мешочек, и через мгновение три недостающих кристалла очутились на постаменте рядом с остальными. — Ты хочешь вернуться домой, — произнес Креван, и в тоне его зазвенело неожиданное сожаление, — и я помогу тебе. Теперь силы Истока будет достаточно. Яссэ, заморгав, уставился на кристаллы, втянул воздух и забыл выдохнуть. Зяблик поодаль переминался с ноги на ногу. Креван обернулся к нему. — А ты, милый Юлиан аэп Эренваль, хочешь взглянуть на Тир-на-Лиа? — спросил он. — С утра мне казалось, что да, — ответил Зяблик, — но теперь я не уверен. — Не волнуйся, — качнул головой Креван, — силы кристаллов хватит, чтобы вернуть тебя обратно. Хотя бы это я могу сделать для потомка моего брата. Зяблик пожал плечами и кивнул. Яссэ же их не слушал. Он снова воздел руки над кристаллами, снова сосредоточился. Для первой попытки тело Айры истратило слишком много энергии, но Креван, подступив к юноше вплотную, опустил ладонь ему на плечо, и Яссэ ощутил прилив сил. На сей раз кристаллы выстроились в идеальный круг легко, почти танцуя, и портал замерцал ровно и приглашающе. Креван тихо вздохнул. — Подумай еще раз, — шепнул он Яссэ, но тот лишь раздраженно тряхнул головой. Они шагнули в магический проход вместе — Креван вел спутника за руку, как хромого калеку, а у Яссэ и впрямь задрожали колени от волнения и нетерпения. Мгновение мелькающей, трепещущей темноты, и в лицо ему ударил невыносимо ледяной ветер. Яссэ вскрикнул, распахнул глаза и попытался оглядеться. Белая пелена застилала все вокруг, заставляя стынуть кровь в жилах, а взгляд — помутиться. Креван поднял руки, и их накрыл прозрачный магический пузырь. — Смотри же, — произнес Знающий негромко и торжественно, — это — Тир-на-Лиа. Яссэ смотрел во все глаза. За границами магического пузыря раскинулась безжизненная ледяная пустыня. Тут и там из-под сплошного белого наста выступали пики башен, и бушевавшая метель закручивала вокруг них снежные вихри. — Ты лжешь, — выдохнул Яссэ, — куда ты завел нас? Что это за место? — Я же сказал, — спокойно пояснил спутник, — это Тир-на-Лиа. То, что осталось от нее после того, как пришел Белый Хлад. — Белый Хлад, — онемевшими губами повторил Яссэ. — Наш король Эредин надеялся спасти наш народ, захватив для него тот мир, из которого мы пришли, — пояснил Креван ровным невозмутимым голосом, словно читал лекцию с кафедры Академии о давно ушедших днях, — но ему помешали. И я был среди тех, кто восстал против него. Яссэ сделал шаг вперед, протянул руку, словно хотел смахнуть магический полог, позволить пронизывающему ледяному ветру коснуться себя, отрезвить, разбудить, заставить страшное видение рассеяться. Он рассмеялся — резко, горько, почти не заметив этого. — Вот сколько стоила твоя верность, — выплюнул он, и Креван лишь покачал головой. — Ты был прав, сын мой, — ответил он, — в моей жизни тоже была лишь одна цель, лишь одна правда. И я сделал это ради нее — ради крови моей Лары. — Предатель, — у Яссэ уже не хватало сил на выкрик, и он прошептал это едва слышно, не преодолевая шума ветра, — предатель. Слово растворилось в воцарившемся молчании, но Яссэ было уже все равно. Ни Кревана, ни притихшего обескураженного Зяблика для него больше не существовало. Он смотрел на свою Тир-на-Лиа, на свой уничтоженный, похороненный под снегом дом, и шум ветра сливался с шумом крови в ушах. — Я дома, — прошептал он, сделав еще один шаг вперед, ближе к границе пузыря, — я наконец дома… Айра почувствовал, как грудь его пронзила ослепительная, как поземка, беспощадная, как Белый Хлад, вспышка боли. Он застонал, качнулся вперед, упал на колени, а, когда через пару секунд смог снова вздохнуть, ощутил, что в собственном теле ему вдруг стало слишком просторно, как в плохо подогнанных доспехах. В сознании юноши звенела оглушительная тишина. Креван подошел к нему и помог подняться на ноги. — Он ушел, — прошептал Айра, не глядя на высокого эльфа, — его больше нет. — Его сознание удерживалось в тебе силой его воли, — ответил Креван бесцветным тоном, — и теперь эта воля иссякла. Айра поднял глаза и еще раз взглянул на бесконечную ледяную пустыню, на тусклую позолоту давно покинутых, похороненных под снегом башен, на низкое белоснежное небо без светила. — Забери меня домой, — прошептал он, не оборачиваясь.