Не знает

Долгожданный сезон дождей начался. Небо плачет уже который день, а Мо Сюаньюй надышаться не может: ветер колышет густую листву, капли барабанят по крыше, теплый свет лампы приятно греет душу. На хрупкие плечи неожиданно опускается теплое покрывало, осторожные руки обвивают тонкую талию, шею опаляет дыхание. — Ты опять решил заболеть,— бурчит Цзинь Гуанъяо, зарываясь в распущенные волосы брата, Мо Сюаньюй протестующе фыркает. — Я совсем ненадолго вышел, не успел бы, — отвечает юноша, накрывая руки, сложенные на его животе, своими. — Да тебе и этого хватает, даром, что заклинатель, — недовольно шипит мужчина, игриво прикусываю мочку заалевшего ушка. — Да я же здесь в тепле и комфорте,конечно, — парирует Мо Сюаньюй, не задумываясь,Цзинь Гуанъяо хмурится, сильнее сжимая руки на талии юноши. — И так будет всегда, — мужчина любовно проводит пальцами по белым запястьям, что закованы в изящные браслеты-ограничители. — Будет, — кивает юноша,на секунду в пасмурных глазах мелькает тоска, мужчина в любимом голосе перемену чувствует сразу же. Тяжело вздохнув, Цзинь Гуанъяо лишь сильнее прижимает мальчишку к себе. Годы неумолимо бегут, а любовь к Мо Сюаньюю не угасает, вспыхивая с каждым днем все сильнее. А мальчишка истаивает, становится все прозрачнее, и мужчина не знает, что с этим делать. Мо Сюаньюй теперь ему улыбается: нежно-нежно, так, что у главы сердце щемит, а потом смотрит этими своими чарующими омутами, в которых больная тоска плещется через край. И вроде все уже, что только мог позволить, позволил,кое-как со своими демонами договорился,лишь бы любимый мальчишка перестал ночами с криками просыпаться,даже цепи на щиколотке уже нет, а все не то. Гаснет Мо Сюаньюй,и ядро развил,и в облике шестнадцатилетнего мальчишки застыл, а все равно гаснет. Сначала улыбается ему своей невозможно теплой улыбкой, а потом падает в лихорадке, харкая кровью, и не знает глава, что с этим делать. Кого только владыка самого богатого ордена не приглашал, какие только богатства не сулил, а ни один лекарь ничего путного сказать не сумел,убитый сразу после выхода из их покоев. Лишь однажды целительница из дальних краев ответила Цзинь Гуанъяо, мол, от неволи это, плохо Мо Сюаньюю с ним, оттого и хворает, после этого, конечно, смерть не простой у нее была. Но думал над этим мужчина еще очень долго, и думает до сих пор. Мо Сюаньюй все такой же худой и болезненный, его маленькая нежная птичка, холимая и лелеимая им без меры,Цзинь Гуанъяо готов выполнить любое желание своего сокровища, кроме свободы, а большего его мальчик и не просит, он вообще ничего не просит, подарки принимает с благодарной улыбкой и складывает в сундуки, и даже свободу а-Юй у него никогда не просил, только смотрел все тоскливым взглядом на подаренных птиц,раз за разом отпуская их в небо, пока Цзинь Гуанъяо не перестал их дарить. А-Юй ласковый и податливый, невыносимо нежный, Цзинь Гуанъяо порой дышать на мальчишку боится, но не может его не трогать, не целовать, не оставлять багровые метки и синие отпечатки рук на нефритовой коже, потому что не просто его любит, не просто боготворит, он им д ы ш и т. Он в нем н у ж д а е т с я. Нуждается так, как любой нуждается в воздухе. Поэтому никогда не сможет дать своему любимому мальчику то, в чем больше всего нуждается он сам. — Я люблю тебя, — хрипло шепчет Цзинь Гуанъяо, потираясь носом о нежную шею. — Я тебя тоже, — отвечает Мо Сюаньюй, вместо такого привычного «я знаю», вызывая растерянный вздох у мужчины, в глазах юноши светится смирение.