Как травмировать ребенка, не выходя из цзинши

Сумерки сгустились над горами, и в павильонах Облачных Глубин стали готовиться ко сну. Все, кроме одного небезызвестного павильона тишины, который в тот конкретный момент совершенно противоречил своему названию. — Давай сделаем это, гэгэ! — донесся восторженный голос Вэй Усяня из-за плотно закрытых дверей и занавешенных окон. — Никого нет, дядя съехал, дети на охоте с Вэнь Нином. Сыграем в изнасилование! — Ты уверен? — отозвался глубокий голос Лань Ванцзи. — Я могу причинить тебе боль. — Пф! Конечно! В том-то и вся суть игры! Я сопротивляюсь, а ты меня насилуешь! Я умоляю тебя остановиться, а ты от этого еще агрессивнее становишься! Ха-ха! Лань Ванцзи смерил его недоуменным взглядом и чуть дернул бровью. Вэй Усянь выглядел слишком счастливым для человека, которого вот-вот изнасилуют. — А если тебе по-настоящему станет неприятно? — спросил Лань Ванцзи. — Для этого есть стоп-слово. Хм… как насчет «кролики»? Когда скажу «кролики», значит ты переборщил. Любые другие слова просто часть игры, понятно? Лань Ванцзи кивнул и потянулся к лобной ленте. Не теряя времени, Вэй Усянь стал раздеваться. — Не щади меня сегодня, Лань Чжань. Но! Только чур без шлепков по заднице! — Хорошо. Подожди, не раздевайся. — А? — Я должен порвать твою одежду, чтобы это считалось изнасилованием. — О! Ха-ха, Ханьгуан-цзюнь, скоро мне придется носить твои одежды, мою ты почти всю уже порвал! Ты ненасытный насильник! Такой жестокий, грубый, беспощадный и агрессивный! Как с тобой можно жить? Ах, ну зачем я согласился выйти за тебя замуж? Ты так плохо обо мне заботишься, мне даже не в чем ходить! Тогда мне придется ходить голым… ах, как стыдно, другие мужчины будут пожирать мое тело взглядами как волки невинную овечку! Ханьгуан-цзюнь… почему ты так жесток со своим бедным супругом? Огонек похоти блеснул в глазах Лань Ванцзи, хотя его лицо было белым как снег. Он сжал лобную ленту в ладонях словно кожаный ремень и неумолимо двинулся на супруга. — Бесстыдник! Я накажу тебя. — О нет! — Вэй Усянь испуганно вжался в угол комнаты, но в глазах его тоже горел огонь. — Х-ханьгуан-цзюнь, пощади этого несчастного! Я не в силах служить тебе и сегодня! Но Лань Ванцзи был глух к его мольбам. Он зажал его крепко в углу, нависая сверху грозовой тучей и с каменным лицом одним движением порвал его пояс как кусок ваты. — Не хочешь — заставлю, — процедил он ему на ухо, и едва Вэй Усянь успел пискнуть, сильные руки уже схватили его за грудки и с грохотом швырнули на пол. — Ай! Игра в изнасилование началась. Спустя некоторое время, когда битва в постели была в самом разгаре, юные ученики вернулись с охоты, довольные удачной вылазкой. Так как еще не пробил отбой, Лань Сычжуй захотел поделиться впечатлениями с отцами-наставниками и спросить совета. Он, легко улыбаясь, попрощался с товарищами и в одиночку направился по белой тропинке к цзинши. Но цзинши встретила его наглухо запертыми дверями и занавешенными окнами. Это сбило юношу с толку. Свечи горели внутри, значит наставники еще не спали. Он хотел подойти постучать, но вдруг оцепенел, не дойдя и до крыльца. Из цзинши доносились ужасные звуки, словно ломали мебель, скрипы, треск ткани и страшные крики. Лань Сычжуй побелел, затаив дыхание. Наставник Вэй всегда был слишком громким, но сейчас кричал явно не от радости. — А!!! Больно! Х-ханьгуан-цзюнь, мне больно! Пощади! Ах!!! Остановись, умоляю! Этот несчастный супруг все понял! Прошу, умоляю, Ханьгуан-цзюнь, переста-ань, а-а! Подозрительный скрип только усилился, и Вэй Усянь закричал еще громче. Лань Сычжуй почувствовал, как подгибаются его колени от ужаса. — Я буду послушным, ах, Ханьгуан-цзюнь, клянусь, больше не буду нарушать правила… А-а! Прошу, только перестань насиловать! Я… я больше не могу! Сердце Лань Сычжуя сжалось от боли, когда что-то еще раз грохнуло, треснуло, последовал звонкий шлепок и ледяной голос Ханьгуан-цзюня: — Довольно криков. Его лоб покрылся испариной. Его самый любимый наставник… Ханьгуан-цзюнь… человек с огромным сердцем, воспитавший его как родного сына, ни разу ни на кого не нападавший первым, проповедающий любовь и справедливость ко всем, целовавший его на ночь в макушку, когда он был маленьким… вел себя вот так с его Сянь-гэгэ… Из цзинши доносились жалобные стоны. — А-а-а! Ханьгуан-цзюнь… прошу… сжалься! Еще немного и ты разорвешь меня на части! О! Х-ханьгуан-цзюнь! Что… что ты хочешь делать с Чэньцин?! О нет! Лань Чжань, мой зад не выдержит! И тебя, и Чэньцин, и Бичэня! А-А-А-А-А! — Это твое наказание, бесстыдник. Скрип и грохот, стоны и крики, все не замолкали, а Лань Сычжуй, чувствуя, как темнеет в глазах и подступает тошнота, не смог там больше находиться. На ватных ногах он развернулся и ушел, не разбирая дороги, содрогаясь и обливаясь холодным потом. Некоторое время спустя, супруги наконец кончили игру, блаженно растянувшись на сломанной кровати. У нее отвалился балдахин и сломалось пополам изголовье от силы их любви. Лань Ванцзи обнимал супруга нежно, разглядывая расцветающие на его теле следы страсти. — Будут синяки, — сказал он и посмотрел в глаза одурманенному негой пост-оргазма супругу. — Я не переборщил? Вэй Усянь покачал головой с улыбкой. — В самый раз. Но когда ты схватил Ченьцин, я чуть не заорал «кролики» с перепугу. — Это был блеф. — Ммм, а я бы попробовал. Только, боюсь, она после этого перестанет играть, ха-ха. Лань Ванцзи слегка нахмурил брови и поцеловал одну из красных отметин на шее супруга. Вэй Усянь сладко заурчал. — Гэгэ хочет нежно? — Хватит на сегодня. — Да уж, ты на мне живого места не оставил, насильник. Лань Ванцзи промычал возмущенно, целуя каждую из красных отметин на теле супруга. — Ты сам просил грубо. Вэй Усянь фыркнул. Его длинные пальцы заправили прядь волос Лань Ванцзи ему за ухо и нежно погладили по щеке. — Это боевые ранения, — пошутил он. — Которые я с гордостью буду носить. Ха-ха! Знаю, я очень странный! Лань Ванцзи, не отнимая губ от алого кровоподтека на груди, поднял на супруга свои светлые глаза и признался: — Я тоже. А за пределами цзинши Лань Сычжуй пробродил по тропинкам как ходячий труп до тех пор, пока не пробил отбой, и вернулся в свою комнату, которую делил с Цзинъи. Лань Цзинъи как раз готовился ко сну и, увидев товарища, поинтересовался: — Ну что? Спросил про зелье из крови навки? Лань Сычжуй его даже не услышал. Он опустился на свою кровать и уронил голову на ладони. Лань Цзинъи перепугался и подскочил к нему. — Эй, Сычжуй, что случилось?! Ты будто призрака увидел! Но Лань Сычжуй был так травмирован, что ничего не смог ответить. Лань Цзинъи пытался тщетно до него достучаться как мог, а потом сказал: — Я пойду позову Ханьгуан-цзюня и наставника Вэй. — Нет! — вдруг воскликнул Лань Сычжуй, поднимая голову. — Нет, останься. Не ходи. Я… я в порядке. Лань Цзинъи его слова не убедили. Но Лань Сычжуй почему-то не мог заставить себя рассказать об услышанном и никак не мог позволить Лань Цзинъи стать свидетелем этого кошмара. Должно быть, Сянь-гэгэ не в первый раз подвергается подобным издевательствам, но никому ни разу не жаловался, пряча боль и слезы за беззаботной улыбкой… Сердце Лань Сычжуя сжалось. Как мог Ханьгуан-цзюнь так поступить? У него не укладывалось в голове. Ему удалось кое-как убедить товарища в том, что он просто устал после охоты, и они легли спать. Но Лань Сычжуй не сомкнул глаз. Сознание рисовало перед ним страшные картины на основе услышанного в цзинши, одна хуже другой. Бедный униженный Сянь-гэгэ плакал и умолял Ханьгуан-цзюня остановиться, но Ханьгуан-цзюнь будто превратился в кусок льда, как его меч, ожигающий своим холодом и ранящий своей остротой. Слезы выступили на глазах Лань Сычжуя, он свернулся калачиком на кровати и сжал пальцами одеяло. — Цзинъи, — тихо позвал он. Цзинъи не спал и пробурчал: — Ну чего? — Ханьгуан-цзюнь… ты думаешь… Ханьгуан-цзюнь способен причинить кому-то боль? Унизить кого-то? — Смеешься? Ханьгуан-цзюнь и мухи не обидит. Ты его лучше меня знаешь. Нет, конечно, он супер-сильный и легко может башню снести кому хочешь, но он всегда говорит, что сила дана, чтобы защищать слабых. Унизить? Ханьгуан-цзюнь? Который говорит, что, унижая других, прежде всего унижаешь себя? Бред. Лань Сычжуй закусил губу, и слезы потекли по его щекам. Неужели все учение Ханьгуан-цзюня было ложью? Просто словами? Неужели за маской благородного миротворца прячется бездушный тиран? Неужели все эти нежные взгляды, направленные на Сянь-гэгэ, были просто актерской игрой? Или это была тщательно скрытая похоть? Лань Сычжуй закусил край одеяла, глотая слезы. Его бедный Сянь-гэгэ… он все это выносит, потому что искренне любит Ханьгуан-цзюня и прощает. Нет, так это нельзя оставлять. Лань Сычжуй не сомкнул глаз всю ночь, а на заре поднялся и решил навестить Сянь-гэгэ, но попозже. Он хотел дать ему прийти в себя после жуткой ночи с тираном. Он рассчитал время, когда Ханьгуан-цзюнь ушел по делам на другой конец резиденции, и проскользнул к холодному источнику, остудить пылающее гневом разбитое сердце. Однако, выглянув из-за дерева, Лань Сычжуй замер. В холодном источнике к нему спиной стоял мужчина, обнимая себя за плечи и содрогаясь, словно от немого плача. На его обнаженной спине и пояснице сияли бордовые отпечатки зубов и полосы от веревок, темнели синяки и ссадины. Лань Сычжуй содрогнулся. — Сянь-гэгэ… — прошептал он, не выдержав. Мужчина в источнике развернулся, его бледное лицо озарилось улыбкой. — А-Юань! Решил охладиться с утра? Долго не стой, я постоял пять минут и уже закоченел! Нет, такой способ исцеления совсем не для меня. Он, смеясь, потер свои дрожащие плечи, словно притворяясь, что ему холодно, и поспешил вылезти из источника. Лань Сычжуй стоял, оцепенев, его взгляд был прикован к бордовым следам и синякам на теле любимого наставника. Сянь-гэгэ проследил за его взглядом и скорее закутался в подобранные с земли одежды. Лань Сычжуй заставил себя подойти и помог ему одеться полностью. — Сянь-гэгэ, откуда у тебя эти травмы? — робко спросил он, с жалостью глядя на улыбку наставника, за которой определенно пряталась боль и обида. — А, не обращай внимания, это я заигрался, ха-ха. Подумаешь, пара ушибов. Лань Сычжуй не отрывал печального взгляда от его лица. Его бедный Сянь-гэгэ так страдал. Он никогда бы об этом не подумал и не узнал, не стань он случайным свидетелем ночного издевательства. — Сянь-гэгэ, давай я провожу тебя в комнату? — предложил он. Вэй Усянь пожал плечами. — Ну ладно! Ты от занятий отлыниваешь, что ли? А, прогульщик А-Юань? — он засмеялся и ущипнул юношу за щеку. — Ладно, я не скажу Ханьгуан-цзюню, а то накажет. Лань Сычжуй содрогнулся. Ханьгуан-цзюнь… о, он не мог в это поверить! Ханьгуан-цзюнь не мог оказаться таким двуличным и мерзким! Он не мог так поступить с Сянь-гэгэ. Лань Сычжуй чувствовал, как его сердце разбивается. — А-Юань, ты в порядке? — забеспокоился Сянь-гэгэ, и Лань Сычжуй поспешно закивал. — Пойдем в комнату, Сянь-гэгэ. Вэй Усянь заподозрил неладное еще на источнике, но когда они вдвоем вернулись в цзинши и А-Юань, усевшись рядом с ним за столом, не сводил с него печального взгляда, Вэй Усянь занервничал. Неужели ребенок что-то слышал вчера ночью? — Эй, А-Юань… — начал он, но Лань Сычжуй обратил внимание на его запястья, воспаленные полосами от лобной ленты. — Сянь-гэгэ, Ханьгуан-цзюнь снова тебя связал? — спросил он в лоб, и в его глазах блеснул праведный гнев. Вэй Усянь дернулся и скорее спустил широкие рукава. — Э-э, да, он снова меня поймал и мы немного поиграли. Ну, знаешь, понарошку! — Сянь-гэгэ… — прошептал Лань Сычжуй, и слезы образовались в уголках его глаз. — Я все знаю. Не надо притворяться, что все хорошо. Я знаю, что он с тобой сделал. Вэй Усянь разинул рот. — О нет! А-Юань, ты все не так понял! — Не защищай его! — воскликнул Лань Сычжуй в сердцах. — Сянь-гэгэ, я знаю, что ты любишь Ханьгуан-цзюня, но такое нельзя прощать! Он нарушил правило о супружеских ценностях… любить, уважать и быть верным супругу до конца дней… он нарушил его и должен быть наказан! — Нет, это не-! — Сянь-гэгэ, ты не заслужил такого! — Лань Сычжуй уже почти плакал, утешающе гладя любимого наставника поверх рукава. — Я больше не дам тебя в обиду. Ханьгуан-цзюнь должен предстать перед судом за такую подлость! И тут раскрылись двери, и на пороге появилась высокая фигура праведного Ханьгуан-цзюня, озаренная божественным светом. Лань Сычжуй вскочил на ноги и закрыл собой своего Сянь-гэгэ, попутно хватаясь за меч. Ярость горела в его ярких глазах. — Не смей его трогать, — выплюнул он в лицо Лань Ванцзи, его голос подрагивал от шквала эмоций. — Я не позволю тебе больше над ним издеваться! Лань Ванцзи застыл и перевел взгляд на сидящего Вэй Усяня, в тот момент закрывающего лицо ладонью и с трудом сдерживающего смех. Лань Сычжуй воскликнул, взмахнув мечом: — Он не твоя собственность, ты не имеешь права с ним так поступать! Ты… Ханьгуан-цзюнь, ты разбил мне сердце! Я уважал тебя как отца! Я хотел во всем быть похожим на тебя! Когда вы поженились, я был так счастлив за вас, так радовался, когда видел вас вместе! Сянь-гэгэ так искренне тебя любит, а ты… ты! Ты пользуешься им, чтобы утолить свои греховные желания! Ты мерзкий, двуличный лгун и насильник! Я ненавижу тебя и твое лживое учение! Я все расскажу главе ордена, и ты ответишь за то, что сделал с моим Сянь-гэгэ! Лань Ванцзи слушал его, не моргая, с выражением полнейшего шока на белом как снег лице. И когда он кончил тираду и несколько секунд в молчании прожигал наставника яростным взглядом, давась слезами, сзади раздался задыхающийся хохот. Лань Сычжуй в ужасе обернулся. Вэй Усянь полулежал на столе, ухахатываясь, красный как запеченый поросенок. — Сянь-гэгэ… — прошептал Лань Сычжуй и кинулся к нему, обнимая за плечи. — Успокойся, все хорошо… Ты… хочешь плакать, но вместо этого смеешься? Тебе плохо, Сянь-гэгэ? — Да! — выдавил из себя Вэй Усянь, хлопая ладонью по столу. — Умираю! Сейчас кони двину, ой, ну и стыдобище! — Вэй Ин, — произнес Лань Ванцзи, не двигаясь с места. — Объясни. — Он думает… а-ха-ха-ха… он думает, что ты меня вчера по-настоящему изнасиловал! - … Лань Ванцзи почернел от стыда. На лице Лань Сычжуя отразился лютый ужас. — Сянь-гэгэ… Вэй Усянь, задыхаясь, заставил себя выпрямиться и покосился на супруга. — Я должен ему рассказать, да? Лань Ванцзи был непреклонен. — Ты эту кашу заварил, тебе и расхлебывать. Вэй Усянь вздохнул, запихивая смех поглубже в грудь, хлопнул сына по плечу и сказал серьезно: — А-Юань. Я сам попросил Ханьгуан-цзюня меня изнасиловать. Глаза Лань Сычжуя округлилсь. — Что? — На самом деле, он даже сам не хотел. Можно считать, это я его изнасиловал. Лицо бедного ребенка побагровело. — Я не понимаю… — Наши отношения с Ханьгуан-цзюнем… довольно разнообразные. И когда мы остаемся наедине, то любим придумывать всякие игры. Ну, я люблю, а Ханьгуан-цзюнь просто всегда за любое движение в штанах… ой, то есть, я хочу сказать, что… ай, ладно, забудь. В общем, вчера я предложил ему поиграть в жесткое изнасилование. — Зачем? — пропищал смущенный до ужаса Лань Сычжуй. На это Вэй Усянь растерянно почесал затылок. — Потому что я странный? — Но… но… ты плакал и просил его остановиться. А он ударил тебя… Вэй Усянь переглянулся с супругом, и оба тяжело вздохнули. — А-Юань, — улыбнулся Вэй Усянь. — Помнишь, когда ты был маленьким, мы с тобой играли в редиску? Я закопал тебя в землю и сказал, что у тебя вырастут братики, сестрички и тетушки? Лань Сычжуй кивнул, шмыгнув носом. — Так вот, ты же знаешь, что это была просто игра, да? Я сказал так, потому что мы играли. И на самом деле братики и сестрички не растут из земли как редиски, верно? Осознание расцвело на лице Лань Сычжуя, и он просиял. — Так значит… это была игра? Вэй Усянь кивнул. И Лань Сычжуй, обрадовавшись, повернул голову к Ханьгуан-цзюню, но моментально почернел, встретившись с ледяными глазами наставника. Радость на лице юноши мгновенно превратилась в лютый ужас. Он подскочил и кинулся на пол, распластавшись в земном поклоне. — О, Ханьгуан-цзюнь, прошу, простите меня! Я сказал вам столько дурных вещей, мне так стыдно! Ханьгуан-цзюнь, мне так стыдно! Ах, я… я… я… Его жалобные оправдания прервал глубокий голос Ханьгуан-цзюня, и на его плечо легла теплая рука. Ханьгуан-цзюнь смотрел на него без злобы, снисходительно и по-отечески. — Ты защитил своего отца. — Меня, — пояснил Вэй Усянь, подползая к ним. — Ханьгуан-цзюнь хочет сказать, что рад, что ты не дал меня в обиду в ситуации, в которой был ужасно дезинформирован. Ханьгуан-цзюнь гордится тобой, хотя твои слова его задели, и тебе придется за них ответить. — Мгм, — подтвердил Лань Ванцзи его перевод. Лань Сычжуй поднял голову, и наставники помогли ему встать. — Я был так не прав, — прошептал он, полный раскаяния. — Простите меня пожалуйста, Ханьгуан-цзюнь. — А-Юань, — Вэй Усянь расплылся в улыбке и приобнял сына за плечи, потирая ладонью его одежду. — Все хорошо. Мы сами виноваты, что ввели тебя в заблуждение. Любой бы на твоем месте так подумал. Теплая рука Ханьгуан-цзюня тоже легла на спину юноши, утешая. — У тебя очень странные родители, А-Юань, — сказал он, переглядываясь с супругом только им известными взглядами. Лань Сычжуй посмотрел на одного, потом на другого родителя, шмыгнул носом, а затем растроганно улыбнулся и сказал: — Не странные. Особенные!