Sweet morning

Lana Del Rey — Brooklyn Baby

Глаза медленно открываются. Вокруг слишком светло, из-за чего первые секунды приходится жмуриться, чтобы привыкнуть. Яркие лучи солнца нещадно врываются в комнату, озаряя всё вокруг. В некоторых местах на потолке видны солнечные зайчики. А Чонгук сонно лыбится. Просто так на его лице расползается улыбка. Чувство элементарного счастья греет где-то в середине груди. Там, где размеренно отбивает ритм его сердце. Он просто по-человечески счастлив очередным утром. Потому что знает и чувствует, что рядом спит причина этого самого счастья. Потому что слышит спокойное сопение Чимина. В голову неосознанно начинают приходить картинки вчерашнего вечера. Их романтического и уютного вечера с прекрасным продолжением. Чимин был так прекрасен в одной его черной футболке, в которой танцевал с Чонгуком под спокойную мелодию, хихикая и произнося какие-то шуточки. Чимин и без того казался Чону маленьким, а эта большая футболка, которая висела свободно даже на Чонгуке, делала Пака еще меньше. И всё же он был так очарователен в ней. Чонгук прижимал Чимина к себе еще теснее, когда тот сидел у него на коленях с бокалом вина в руке и говорил обо всем, даже о всякой ерунде. Он болтал в воздухе своими стройными голыми ножками, которыми чуть позже обнимал Чона за шею, когда тот вылизывал его. От этой картинки Чонгук незаметно для себя облизывается, не желая останавливать поток воспоминаний, от которых внизу закручивается сладкий узел возбуждения. Чон нежно целовал его, кружа в незамысловатом танце, сжимая в руках исхудавшее хрупкое тело, которое потом втрахивал в постель, шепча всякие непристойности. Чонгук усмехается, думая о том, как в их отношениях нежность и любовь идеально гармонируют с грубостью и страстью. Причем это всё и в отношениях вне постели, и в её пределах. Это поразительно. А ещё в очередной раз думает над тем фактом, как всё же он обожает такие вот тихие и романтические вечера со своим мальчиком, которые потом сменяются страстным и потрясающим сексом. До слуха вдруг доносятся звуки, похожие на тихие всхлипывания вперемешку с громким дыханием. Это вырывает из сладких воспоминаний. Чонгук тут же поворачивается на левый бок лицом к своему чуду, сразу замечая, как тот немного двигает бёдрами. Одеяло сползло с его тела, поэтому чёрным глазам видно всё. Одна нога согнута в колене и вытянута вперёд, а вид на упругие ягодицы в таком положении ну просто великолепный. На попе виднеются яркие засосы, как и по спине, чему Чонгук несказанно доволен. От такого вида дыхание становится глубже. Вот три отчетливо видные отметины на правой ягодице, немного выделяются следы от пальцев, также виднеющиеся и на левом полушарии, на котором множество маленьких, еле заметных следов, и только два засоса выделяются более ярко. Глаза перемещаются выше, облизывая взглядом напряженную поясницу, передвигаясь на правый бок, где пара маленьких засосов красуются на нежной коже, и дальше, на середину позвоночника и лопатки, точно так же украшенные отметинами горячих губ. Чон отрывается от залипания прекрасной картины, когда слышит очередной всхлип, а бедра парня делают очередное движение чуть вперед, на этот раз сильнее, после которого слышится шумный выдох. Лёгкая улыбка Чонгука сменяется пошлой и хитрой от промелькнувшей мысли. Потому что всю эту картину можно объяснить только одним. Чон слегка привстает, опираясь на согнутый локоть, и нависает над парнем, пробегаясь по нему взглядом. И еле слышно довольно усмехается, потому что его мысль оказывается абсолютно верна. Чимин возбужден. И он определённо спит. И ему снится эротический сон. Красивый небольшой член своей покрасневшей головкой трётся о тёмные простыни, где уже образовалось мокрое пятнышко. Двумя руками Пак сжимает свою подушку, в которую немного теперь утыкается носиком, заглушая громкое дыхание. И выглядит он таким сексуальным и нуждающимся, и от этого в тот же момент таким милым ангелочком. Потому что маленький, хрупкий и такой теплый. Чонгук вчерашним вечером успел сто и один раз прочитать нотации Чимину о том, как он похудел, готовясь к выступлению. Он заводил эту тему, когда Чимин сидел у него на коленях, когда Чон кружил его, держа на своих руках, когда нес его к кровати, удерживая под обнаженные бедра. Пак лишь отнекивался, вот только Чона, который обещал его откормить и вернуть в прежнюю отличную форму, не проведешь. И сейчас этот хрупкий мальчишка так нуждается в удовлетворении. Так нуждается в Чонгуке, потому что в следующую секунду Чон слышит своё имя, слетевшее с пухлых губ умоляющим шепотом. Чимин всё отчаяннее пытается ухватиться за подушку, словно бы та может помочь ему. Пытается тереться о простыни сильнее, и без того толкаясь в матрас с напором, чтобы усилить такое необходимое сейчас трение. А Чонгук не перестает улыбаться, закрывая глаза и зарываясь носом в мягкие тёмные волосы и вдыхая любимый сладкий аромат. И улыбка так и лезет через край не потому, что Чонгук насмехается из-за неприличных действий Чимина, совсем нет — подобные ситуации с утра возникали не раз, поэтому Чон уже, можно сказать, привык. Чонгук улыбается потому, что нежность и любовь к своему мальчику вдруг так резко переполняли его. Чимин так нуждается в нём. И он знает, как позаботиться о своём мальчике. Знает, как доставить удовольствие. Чимину иногда снились сны эротического характера, от которых он возбуждался и пытался снять это возбуждение в реальности, даже не осознавая своих действий, находясь все еще во сне. И Чонгук был рядом. Чонгук помогал. А чуть позже возводил эти сны в реальность. Собственное утреннее возбуждение так же даёт о себе знать, приятно потянув в животе от пошлых картинок. От родного запаха. От горячего тела, так и полыхающего жаром. Одна рука проскальзывает под парнем, обвивая талию, а другая ложится на бедро, чуть сжимая мягкую кожу. Чонгук прижимается вплотную, ощущая собственной кожей теплоту родного тела, которое на эти действия реагирует моментально. Кожа покрывается мурашками, а из груди раздаётся хриплый, практически страдальческий стон, ладошка цепляется за руку на бедре. Чонгук знает, что во время подобных сновидений Чимин спит очень чутко, находясь на грани между реальностью и сном, именно поэтому сонный разум не сразу может понять, что он и где. И именно поэтому надо успокоить, надо показать, что Чон рядом. — Ч-ш-ш, — шипит нежно на ухо, следом целует мочку, этими действиями как бы говоря, что это он, Чонгук, что всё хорошо. — Мальчик мой, — всё также нежно шепчет, проводит осторожно носом вниз, к шее, оставляя ласковый поцелуй на ней, — я тебе помогу. Чон слышит, как Чимин судорожно выдыхает, ладошка парня перемещается на другую руку, что покоится на талии, а тело выпрямляется, вытягивается, словно струна, и чонгуков стояк теперь более ощутимо прижимается к аппетитным ягодицам. Чонгук довольно улыбается в теплую кожу от реакции, вырисовывает кончиком носа незамысловатые узоры, в то время как ладонь с бедра медленно скользит ниже, пока не обхватывает возбуждённый орган. От этого, казалось бы, невинного соприкосновения Чимин не сдерживает едва слышного стона. Сердце Чонгука уже усиливает темп, начиная биться быстрее. От этого ощущает, как постепенно тяжелеет дыхание, а Чимин всё так и жмётся к его груди еще крепче. Большой палец с нажимом проходится по влажной головке — и тут по комнате раздаётся полноценный стон. Сладкий и звонкий, ласкающий Чонгуку слух. Еще не отошедшее от сна сознание переворачивается с ног на голову, застилая перед закрытыми глазами всё мутной пеленой, и Чон чувствует это сладкое, томительное напряжение в собственном паху. — Чимин-а, — горячо выдыхает в основание шеи, обхватывая член ладонью полностью, — ты такой горячий и... мокрый, — целует и, не торопясь, медленно ведёт носом к загривку. На медленные движения рукой Чимин тихо постанывает, сжимая подушку и руку Чонгука, которая прислоняет вплотную к такому же горячему телу и чужому возбуждению. Вперемешку с тяжёлым дыханием, от которого Чон чувствует, как напряжен живот старшего, то и дело тихо и словно с мольбой проскальзывает имя Чонгука, заканчивающееся очередными полу-стонами. Чонгуку кружит от этого всего голову, хотя он даже не ласкает себя, просто прижимаясь вплотную к теплой и упругой коже. Ему хорошо, потому что хорошо его мальчишке. Он лениво, медленно выцеловывает загривок, не прекращая движения рукой, распаляя своё собственное возбуждение только больше от хриплого голоса парня и реакции его тела. Именно почему-то в этот момент ему захотелось узнать причину такого «доброго» утра. По истине доброго и сладкого. — Чимин-а, — хрипло протягивает, проходясь в очередной раз с нажимом по головке большим пальцем, — что же тебе снилось на этот раз? Чонгук снова зарывается носом в мягкую шевелюру, глубоко вдыхая аромат своего мальчика. Чимин всхлипывает, кажется, ещё сильнее вжимаясь в крепкую грудь своей влажной от испарины спиной, и Чон уверен, что сейчас он до крови укусил свою нижнюю губу. И без того искусанную. — Мне снилось, как ты очень медленно брал меня у зеркала, — срывается на немой стон, когда движения рукой стали более быстрыми. Он немного сгибает в коленях ноги, тело напрягается, а пальчики сжимают руку. — На мне была твоя чёрная футболка-ах... Голос пронзает громкий стон, ногти впиваются в руку. Чонгук чувствует, как содрогается тело парня в его руках, а от представления сна Чимина у самого что-то очень приятно скрутилось внизу живота. Он рвано выдыхает в темные волосы, когда слышит, как с пухлых губ раз за разом срывается его имя, словно в бреду, и усиливает хватку на талии, под маленькой ладошкой сжимая пальцы на мягкой коже. Ощущает на ладони и пальцах тёплую вязкую сперму, а после слышит удовлетворённый выдох, похожий больше на полустон. Грудь часто, очень часто вздымается, а ноготки уже не так сильно впиваются в тыльную сторону его руки. Чонгук сквозь довольную улыбку многочисленными поцелуями снова начинает выцеловывать влажную кожу на шее, ощущая, как тело в руках расслабляется. Его Чимину хорошо. Утро началось так, как надо. Маленькие пальчики берут испачканную в сперме руку и тянут наверх. А уже через пару секунд Чонгук чувствует, как по ладони скользит влажный язычок, собирая сперму и вылизывая ладонь, как мороженое. Из груди Чона от этого действия вырывается тихий хохот. Сквозь него и улыбку, Чонгук не перестаёт бережно ласкать шею и плечо, медленно затем поднимаясь губами к уху. — Мой грязный мальчишка, — усмехаясь, сладко шепчет на ухо и проводит по раковине языком, начиная медленно двигать бёдрами, потираясь возбужденным членом об упругие ягодицы, так вплотную прижатые к его возбуждению. Горячо выдыхает в ушко от слишком сладких ощущений, которые звездами отдаются в сонном разуме. — Тебе вкусно? — прикусывает мочку, не выпуская её из зубов, пытаясь сдерживать рвущиеся из груди стоны от до одури приятного трения. — Твоя вкуснее, — юркий язык проходится вдоль среднего пальца, после оставляя на самой подушечке поцелуй с характерным громким чмоком. Чонгуку слишком хорошо. И он не собирается выпускать Чимина из своих объятий. Он рвано усмехается от слов мальчишки, переходя на стон, когда движения бёдрами усиливаются, так ещё и Чимин начинает подвиливать своей пятой точкой, не переставая так медленно и влажно вылизывать длинные пальцы Чона. Отпускает истерзанную мочку и своим горячим дыханием опаляет нежную кожу за ушком, уже не имея сил и желания сдерживать стоны, больше похожие на рыки. Родное тело, так вплотную жмущееся к нему, кружит голову ещё хлеще. Чон чувствует, что уже на грани. — Чонгук-и, — горячо проговаривает Чимин в чужую ладонь, широко проходясь затем по ней языком, — кончи для меня, папочка. Запрещённый приём. Запрещенное для таких случаев слово, вырывающее из колеи всего. Чонгук стискивает зубы и утыкается носом в изгиб шеи, уже остервенело двигая бёдрами, подбираясь к желанному оргазму всё быстрее. Рычание слетает с открытых в порыве частого дыхания губ, сменяясь низким стоном, тело пробивает приятная судорога. Он пачкает спермой поясницу Чимина, вгрызается губами в шею, с которой не успели сойти засосы и укусы прошедшей ночи, и целует-целует-целует, обнимая за талию и второй рукой, которую Чимин всё же отпустил. Дыхание постепенно приходит в норму. Разумы проясняются. Чонгук слышит, как тихо хихикает Чимин, накрывая обеими руками его руки на талии. Чонгук довольно лыбится в исцелованный загривок. Они лежали так долго, наслаждаясь теплом друг друга, наслаждаясь голосами друг друга, наслаждаясь просто друг другом. И чуть позже, после вкусного завтрака, приготовленного Чимином, сон воплотился в реальности. Как это, в принципе, обычно и бывало — Чонгук с радостью воспроизводил все эротические сны своего мальчика. Потому что это Чимин. И он провоцирует. Сладкие стоны Чимина отдавались эхом в ванной комнате. Казались из-за этого громче, ласкали слух Чонгука, который закатывал глаза от будоражащего удовольствия, впитывая голос Чимина в себя и прижимаясь к нему и без того вплотную, вращая тазом внутри него. От этого с пухлых губ вырывались ещё большие стоны наслаждения. Чонгук старался не отрывать взгляда от отражения в зеркале, упиваясь личиком, полным блаженства и удовольствия. Для него это было отдельным произведением искусства. Как и Чимин старался не закрывать глаза, хотя это и плохо получалось. Ток по чувствительному телу проходил раз за разом при виде лица, отражающего абсолютный кайф. Руки, обхватывающие его, смотрелись особо красиво на фоне чёрной, висящей на Чимине футболке, которая сейчас липла к его влажному телу. Горячее дыхание обжигало его ухо, взгляд черных глаз, горящих возбуждением, готов был сожрать его, а движения внутри были слишком медленными, слишком тягучими. Головка члена медленно кружила по простате, в то время как сильные руки собственнически сжимали его тело. От этого Чимин задыхался и давился стонами. Это сводило с ума. Утро началось и продолжилось действительно хорошо. Горячо и сладко, страстно и нежно одновременно.