В тихом омуте...

      Самое простое оказалось поймать последний проявившийся грех — Похоть. — Что это такое? — спрашивает Нора, но с тем же вопросом ее перекрикивает (точнее, перевизжала) Амбридж.       А спрашивать было по поводу чего. Практически все, кто старше 14 лет…были почти раздеты. Юбки практически каждой девочки едва доставали бедра, рубашки расстегнуты аж на три верхние пуговицы. И это, не считая некоторых в лице Гермионы, самое скромное. Были и такие, кто существование юбки проигнорировал. Но вот самое смелое было у трех девушек — Лаванды, Парвати и Ромильды. У всех троих из формы были лишь галстуки, которые надели поверх нижнего белья. — Все, кто неподобающе одет — быстро переодеваться! — командует Минерва, впервые согласная с Долорес. — Это наш бунт против формы! — Я эту тройку задержу, — говорит Нора. — Не стоит. Итак. Все, кроме Гермионы Грейнджер, Гарри Поттера, Лаванды Браун, Ромильды Вейн, Парвати Патил и младших курсов — бегом в спальни переодеваться. Мисс Браун, Вейн и Патил — в учительскую. — говорит Минерва.       В учительской Нора снова снимает брошь с блузки, кладет на стол и говорит: — Только касаетесь. Больше ничего.       Ромильда касается. Ее камень бордовый. — Отлично, Парвати? — Это не больно? — Нет. Касайся уже!       Она сразу убирает палец с камня, который становится глубоким карминным. — Лаванда? — А можно не касаться? — Нельзя!       Нора насильно берет ее руку и кладет на камень, после чего убирает. Камень черный. — Минерва. Она, — указывает Нора на Лаванду. Поняв без слов, декан уводит свою ученицу к остальным четверым грехам. — Где я? — спрашивает Лаванда. — И ты попалась? Кто на свободе? — спрашивает Луна. — Не знаю… Гнев точно, Гордыня…а тут кто? — Я, Жадность, Джинни, Чревоугодие, Драко, Зависть, и… — Я, Лаванда Браун. Похоть. Меня поймали быстрее всех. — Ну ты конечно молодец… — Понимаю! А где Джинни и Драко? — Потом. Они отошли, говорили по душам, а потом…думаю, они уже попробовали все позы для твоего греха. — А я думала, что я самая шустрая… — Да конечно! Для похоти ты слишком вялая. — Да ну тебя, Лавгуд!