Брум бруум

Чонгук не двигается; словно хищник замирает на месте и лишь шумно втягивает с каждой секундой всё больше усиливающийся запах. Юнги чувствует феромоны альфы, и сущность младшего тянется к нему, требует доминирования, хочет подчиниться. Омега падает на колени от нового импульса, пронзившего его тело, и Чонгук подскакивает к нему. Он смотрит на него загнанно пару секунд, а затем подаётся вперёд, чтобы поцеловать. Омега дёргается назад и мгновенно поднимается, так и не дав приблизиться к себе. На его щеках, залитых персиковым румянцем, блестят дорожки слёз, но сам омега даже не чувствует этого, прижимается лопатками к стене и дышит быстро-быстро, словно от этого что-то изменится. Чонгук сидит на коленях в его ногах, опустив голову. Его кожаная куртка, пропитанная дорогим одеколоном, свисает полами к коленям. Он с трудом сглатывает ком, шумно вздыхает и касается губами икр омеги. Парень медленно ведёт дорожкой мокрых поцелуев вверх, смакует привкус сладкой кожи и прикусывает немного под кромкой большой рубашки. Внутренняя сторона бедра Юнги блестит почти до колена, перепачканная смазкой; Чонгук обнимает его за ногу и втягивает его запах вновь. Юнги закатывает глаза от этого действия и зарывается в копну вьющихся волос альфы пальцами. Омега сжимает их у корня, тянет наверх: Чонгук повинуется, поднимается и целует его в губы. Юнги горячо отвечает на ласку, языком обводит чужой, прижимая к себе настолько близко, насколько это вообще возможно. Опьянённый возбуждением мозг перестаёт замечать ярко-красные таблички «опасно», сам напрашивается, неоправданно рискует, забывая просчитывать последствия. Юнги смешивает всхлип со стоном, который всё равно тонет между мягкими искусанными губами. Чонгук подхватывает его на руки и прижимает к себе сильнее, не желая отпускать ни на миллиметр. Он не понимает, разумеется, действует ли на него так течка, или всё это — влияние конкретного омеги, — однако с этого запаха, с этого жара чужого горячего тела ведёт как от самой дорогой наркоты. Чонгук даже не уверен, что на своём веку успел попробовать что-то такое же охуительное, а сейчас лишь поцелуем разрушает все надуманные прежде границы наслаждения и удовольствия. Юнги плавится в руках старшего, заполняет лёгкие его обжигающим ароматом, уткнувшись лицом в изгиб его шеи, и молит это мгновение не заканчиваться, потому что боль в животе и паху на эту секунду отступают, по телу разливается горячей карамелью сладкая истома, и последнее, что хочется сейчас, — это отстраняться от Чонгука. Но ему приходится. Альфа укладывает его на полутороспальную кровать в комнате и стягивает с себя одежду. Он избавляется от белья тоже, а затем одним движением стягивает рубашку с плеч омеги. Голые, покрасневшие от возбуждения и лёгкого смущения, они сливаются в новом поцелуе. Чонгук валит омегу на постель, не церемонясь, не медля, кусает его шею, оставляет свои метки, потому что, чёрт возьми, такое сокровище хочется присвоить, хочется забрать себе. Юнги и не против. Он сам тянется, стонет слишком откровенно, но так искренне, что альфа от одних этих звуков сходит с ума вновь. Всё в этом омеге его сводит с ума. Даже течка с Чимином не действовала так. Чёрт возьми, да даже с истинным всё было иначе. Чонгук уверен, он у Юнги первый, но так сразу и не скажешь, потому что омега так просится в руки, так бесстыдно подставляет места для новых засосов, что забывается про осторожность. Забывается про всё. Альфа целует его грудь, его плоский живот, руки, прикусывает запястья, оставляя красные крупинки крови — недометки, — сам себя пугается, ловится на мысли, что впервые чувствует непреодолимое желание прокусить чужую кожу. Ощущение, будто этого омегу, словно самую изысканную, заморскую сладость, делали специально под Чонгука. Он сразу угадывает эрогенные зоны и, ещё даже не касаясь ладонью низа живота, заставляет Юнги кончить. Омега жмуриться, дрожит, откидывает голову назад и сводит ноги. Ему дурно. Он хватает ртом воздух, задыхается в обожании, которое испытывает Чонгук, утопает в его голодном взгляде, полном животного желания. Альфа растягивает его быстро и ритмично, не тратя ни одной лишней минуты, ни одного лишнего движения. Юнги стонет от удовольствия сразу же, сам двигается навстречу пальцам и облизывает свои мокрые губы. Чонгук входит одним толчком. До конца. Тягуче, но достаточно резко, чтобы дать омеге успокоиться. Член альфы, по ощущениям, упирается Юнги в живот с другой стороны, и от этого распирающего чувства Мин кончает вновь. Чонгук хрипит сквозь сжатые зубы проклятия, потому что в омеге до сумасшествия узко и горячо, а оргазм заставляет его сжиматься сильнее. Чонгук больше не терпит лишних секунд и начинает вбиваться в младшего, который хватается за простынь, одеяло, съехавшую подушку под головой, чтобы хоть немного оставаться на месте, потому что от ритмичных толчков альфы кровать ходуном ходит, как и омега на её поверхности. Каждое движение сопровождается звонкими стонами, наполненным удовольствием. Юнги плачет, когда оргазм накрывает его снова, но альфа ему даже отдышаться не даёт, переворачивает на живот и снова втрахивает в мягкую постель. Они пробуют все мыслимые и немыслимые позы, о некоторых из которых Юнги даже не догадывался, хотя фанфиков прочитал достаточно. Юнги, сидя на бёдрах альфы с его членом внутри, забирает его сигарету и затягивается сам, продолжая лениво двигаться, а Чонгук не может насытиться запахом младшего, дышит глубоко-глубоко, смакует на губах его сладковатый привкус. К десяти Чонгук засыпает, а Юнги, испачканный в своей и чужой сперме, кажется, по всему телу, плетётся на кухню, чтобы попить воды и съесть что-нибудь сладкое. Силы удается частично восполнить с помощью мороженного и Нутеллы, так что Юнги захватывает банки в свою комнату, не забывает про бутылку воды, и, когда ложится рядом с альфой, будит его, и Чонгук, даже не до конца проснувшись, снова прижимает Юнги к кровати своим весом. Так проходят шесть дней. Шесть дней парни почти не вылезают из постели, почти не спят. Юнги не уверен, что Чонгук вообще ест за всё это время. Он написал Чимину короткое «я с омегой, у него течка» ещё в конце первого дня, и больше телефон в руки не брал. Юнги немного отчитывался брату и другу за самочувствие, рассказывая сказки, что «всё как обычно: плачу и ем сладкое». Хотя, частично это была правда. Только теперь плакал Юнги от оргазмов и ел сладкое, сидя на толстом члене, но об этом Тэхёну и Намджуну (особенно ему) знать необязательно. Чонгук уходит на утро седьмого дня после долгого поцелуя в губы. — Нам надо будет поговорить. А сейчас мне срочно нужно к брату. У него какие-то проблемы. — альфа оглаживает омегу по щеке и улыбается слишком мило, чтобы Юнги мог хоть как-то реагировать. — Д-да, конечно, — он смущённо отводит взгляд и получает новый поцелуй в губы. Оторваться от них Чонгуку теперь невероятно сложно. Как только дверь за альфой закрылась, Юнги принялся открывать окна во всём доме настежь, потому что их с Чонгуком собственные запахи и запах того, чем они тут занимались последнюю неделю, разумеется, заставит Намджуна охренеть. MYG: «Приезжай вечером. Течка закончилась, и я сейчас проветриваю комнаты» MNJ: «Окей» Одной проблемой меньше. После долгого горячего душа удалось немного смыть запах Чона со своего тела. По крайней мере, Юнги так казалось. В любом случае, во всём доме спустя пару часов пахло свежестью и мокрым асфальтом с улицы, и это то, что было нужно. Сообщение от Джо красуется на экране блокировки: «Сегодня заезд. Сонджун слился. Поедешь вместо него?» Юнги, недолго думая, отвечает согласием. У него есть ещё достаточно времени до заезда, так что первым делом он надевает свои домашние штаны и футболку и, закинув постельное бельё, которое пострадало от течки, в стирку, идёт на кухню, чтобы наконец нормально поесть.

***

— Пап, привет, — Чонгук проходит на кухню роскошного особняка, кивает горничным и ставит четыре пакета с продуктами на пол, прекрасно зная, что холодильник Чонов всегда полон. Но все четыре пакета — это вкусняшки для брата и папы. — Что стряслось? Чониль целует сына в щёку, подтянув его к себе за шею, потому что слишком высоким вырос, и нервно жуёт губу. — Я не знаю, Чонгук... Хосок-и просто закрылся в комнате и каждый раз кричит о том, что пустит внутрь только тебя... А отца дома нет, я даже не знаю, что делать, — мужчина сильнее кутается в свой дорогой халат. — Ладно, пап, не переживай, я разберусь, — Чон присел на корточки, роясь в пакетах и выбирая самые любимые вкусняшки Хосока. — Наверняка опять какая-то любовная драма. Ведь он так любит своей прекрасной задницей находить приключения. Сумасшедший бета... Чониль покивал, как болванчик, и сел на стул, следя за сыном. — Только не будь слишком строг с ним, а то я знаю вас, Чонов! Вечно делаете только хуже своим убийственным тоном. Что на совещаниях ваших говорите так, что дома. — и цокнул, как всегда цокает, когда несерьёзно спорит с мужем. — Да я само воплощение милоты, пап! — усмехнулся Чонгук, поднимаясь, и делая глупое эгьё. Он всё ещё был очаровательным ребёнком рядом со своим папой, и это очень сильно грело душу обоим. — Самый милый альфочка, — Чониль приподнялся на носочки, чтобы поцеловать сына в лоб. — Только отцу не говори, а то обидится. Чонгук закатил глаза, цокнув. — Не впутывайте меня в эти ваши игрища, — вздрогнул сын, — Фе, отец и милый? Из ряда фантастики. — Иди уже, горе-альфач. — и омега похлопал сына по заднице, игнорируя его возмущённый вопль «ну па-а-ап». Комната Хосока находилась прям возле лестницы на втором этаже, в самом начале коридора. Будучи маленькими, они с Чонгуком часто гоняли на перегонки до кухни, когда папа или кухарка звали их на ужин, и, чтобы компенсировать физическое превосходство брата в силу возраста, Хосок попросился поселиться в этой комнате, которая раньше была гостевой спальней. Таким образом Хосок всегда получал самый вкусный кусочек, прибегая к столу первым. Комната Чонгука же была в самом конце, потому что он не любил гостей, и успевал притвориться спящим, если они приходили, услышав их голоса в начале коридора. В той комнате всё было по прежнему. Так же тихонько скрипело рабочее кресло, всё ещё пылился компьютер, возможно, даже под матрасом можно было найти пару шоколадных батончиков, оставшихся в заначке. В той комнате на стенах были развешаны фотографии с Минсу и Намджуном, плакаты с машинами и Арнольдом Шварценеггером, на полках по-прежнему стояли учебники за последний класс старшей школы, коллекционные комиксы Марвел и серебряные фигурки автомобилей, сделанные на заказ, в столе лежали стихи, которые он писал Минсу, в углу обиженно дулась дорогая гитара. В той комнате всё ещё пахло теми беззаботными днями, которые можно было проводить в окружении друзей. Когда из вредных привычек было лишь курение по паре сигарет в день и долгие переписки до пяти утра перед учёбой. В те дни ничего не казалось вечным: ни грусть, ни радость, поэтому всё быстро забывалось, всё искренне прощалось, и всё по-настоящему ценилось. Чонгук уже давно не ходит в ту комнату и ночует в гостевой спальне, но родители всё равно не делают ремонт, ожидая нашествия внуков. Ну, Чонгук не настаивает. Он вздыхает с улыбкой, отгоняя навязчивые воспоминания десятилетней давности, и тихонько стучит в комнату. — Хосок-а, это хён, — он прислоняется ухом к деревянной двери и слышит тихое «входи». Чонгук заходит, тихонько прикрывает за собой дверь, которая, к слову, оказывается не заперта. Хосок лежит под одеялом, уткнувшись лицом в любимую плюшевую игрушку, и Чонгук с трудом может поверить в то, что этот поцан в средней школе постоянно попадал в передряги. У Хосока была своя компашка, состоявшая из трёх одноклассников-альф, и, наверное, можно сказать, что эти парни во главе с Хосоком держали в страхе всю среднюю школу. Чонгуку с Минсу часто приходилось бежать из здания старшей школы в здание средней, чтобы предотвратить очередной конфликт, и Хосок оказался довольно вспыльчивым даже с родным братом. Он притих в старшей школе, когда впервые сходил на свидание с альфой-выпусником, а потом и вовсе сдулся и походил больше на омегу, нежели на бету, хотя оставался весьма смелым рядом с братом, угоняя его машины без разрешения. Хосока Чонгук любит безумно. Будучи детьми, малыш-Хо всегда приходил в кабинет отца, чтобы проведать брата и поддержать его. Чонгук тогда делал первые шаги по управлению бизнесом отца, поэтому был очень загружен, но Хосок одним своим появлением помогал сделать вечер лучше. Когда Чонгук был в старшей школе, а Хосок в средней, они посещали мероприятия отца, одеваясь в строгие костюмы, и по вечерам после них именно Хосок тянул Чонгука за руку, уводил его к чёрному ходу и они прятались от суматохи, скуривая одну украденную у отца сигарету на двоих. Сейчас Хосок не похож на того шумного и боевого поцана, косящего под альфу. Он подолгу смотрит сериалы про любовь, читает книжки по психологии, учится готовить по ютубу и урокам от папы и часто, очень часто рассказывает Чонгуку в переписках об «охренительно симпатичных и интересных» альфах. У беты были лишь одни отношения с альфой, и не совсем удачные, даже до секса не дошло, потому что тот парень оказался мудаком и вообще бандитом, так что обошлось лишь разбитым сердцем Хосока и разбитым лицом этого самого альфы. Чонгук это дело просто так не оставил, разумеется. И теперь в копилочку к страхам Чонгука добавился ещё и страх за братика, который может запросто связаться с недостойным альфой. — Дай, — хриплый голос Хосока выбивает Чонгука из раздумий. Альфа молча протягивает брату его любимую шоколадку, и тот, отвернувшись к стене, начинает хрустеть её обёрткой. Спустя несколько минут шоколадка оказывается уничтожена, а Хосок наконец может говорить. Чонгук садится на его кровать, подобрав ноги под себя, и сгребает комок, завёрнутый в одеяло, в объятия. Хосок больше не плачет, но крепко обнимает брата, спокойно выдыхая. — Я встретил альфу, — почти сразу начинает младший, а Чонгук сжимает губы, — И он правда очень хороший... И он мне очень понравился... И, мне кажется, я ему тоже.., — Хосок садится ровно и смотрит в глаза Чонгука, — Мы обедали в его ресторане при его отеле. И он правда-правда мне очень понравился. Хосок делает свои фирменные оленьи глазки, но Чонгук стойко терпит эту пытку. — Тогда почему ты плачешь? — Чонгук вздыхает, стараясь не звучать строго, — Он тебя обидел? Что-то произошло? — Ну, — Хосок дует губы, — Я просто решил, что раз я бета, он не захочет иметь со мной ничего общего, заходящего за пределы дружбы... И Чонгук всё-таки не сдержался и простонал. — Хосок-а, чёрт возьми, ты самый очаровательный бета, которого только можно встретить! — альфа эмоционально взмахивал руками, расхаживая вдоль кровати по комнате. — Как ты можешь такое говорить? Вспомни среднюю, старшую школы! Сколько валентинок от альф ты получал? Ты просто игнорировал это, когда был по омегам. — Хосок пожал плечами, опуская голову, — Солнышко, — Чонгук присел на корточки перед братом, — Если ты так хочешь попробовать с этим альфой, то ладно, — альфа уверен, что у него дёрнулся глаз, — Попробуй, — почти по буквам проговорил он, — Но аккуратно! И обо всём рассказывай мне! В мелочах!!! Хосок, радостный, подскочил на кровати и повис на шее сразу засмеявшегося старшего брата. Вместе они упали на кровать и начали валяться в ней, приступив к просмотру новой серии аниме, за которым следит бета. — Как, кстати, зовут его? И сколько ему лет? Не староват для тебя? — будто между делом спросил Чонгук, поглаживая ни о чем не подозревающего братика по волосам. — Его зовут У Исон, и ему на вид лет тридцать пять? Я правда не знаю, не спрашивал о таком. Но да, он достаточно взрослый, но мне такие даже больше нравятся. — Хосок причмокнул губками и крепче обнял брата, перекинув свою ногу через его. Бета не осознавал этого, но Чонгук всё аккуратно записывал в телефон, чтобы пробить по источникам позже. Его радует, что фамилия У, которую имеет единственная знакомая Чонгуку семья, весьма нераспространённая, и, возможно, поиски нужной персоны займут жалких несколько минут. Оставшись с братом на весь вечер и отправив его принимать горячую ванну с расслабляющими маслами, Чонгук прощается с папой, забирает фруктовый лёд, который купил ему же, и едет на гонку. Сегодня он наконец встретится с Минсу и Чимином, по которым сильно скучал, и предстоящий выигрыш будет отличным поводом закатить шумную вечеринку на всю ночь. Чонгук знает, в Арке в окружении единомышленников и друзей он прекрасно проведёт время. Особенно, когда перед глазами всё ещё время от времени образы омеги, что стонал под ним последнюю неделю просматриваются, тепло его ладоней и губ, мягкий бархат его тела ощущается. Чонгук чувствует, как сердце начинает быстрее биться при одном воспоминании об Юнги, ловит своё отражение в боковом зеркале и видит глупую юношескую улыбку, которой смотрел на своего истинного. Чонгук мгновенно перестает улыбаться и поджимает губы. Дежавю и панический страх царапают грудную клетку изнутри, и Чонгуку стоит три выкуренные подряд сигареты успокоить себя. К счастью, на подъезде к клубу он уже в сознании и готов побеждать, а Минсу, бегущий в его объятия с двумя бутылками пива, лишь больше поднимает настроение. Юнги подъезжает к Арку на такси. Одетый, как обычно, во всё чёрное, он плетётся через танцующих людей к столику команды Джо, здоровается рукой с другими пилотами и слушает лидера. — Юнги, сегодня ответственный день. — альфа поворачивается к омеге и крепко сжимает его плечо, последний морщится от боли. — Заезд с Чон Чонгуком. Должен был ехать Сонджун, но у него возникли проблемы, поэтому я отдаю его машину тебе. — он говорит с нажимом, но Юнги качает головой. — Джо, это ведь Чонгук, я не смогу его вывезти! В конце концов, у него Макларен! Легенда! — Юнги убирает его руку от своего плеча и щурится, сняв очки. — Не мои проблемы. Если хочешь остаться в команде и получить заработанные деньги, ты должен приехать первым. Юнги откидывается назад и отказывается от предложенного шота текилы. Он сжимает губы, закрывает глаза и вновь прячет их под очки. В клубе ещё светло, потому что надо принимать ставки и обмениваться пакетами с наркотой. До финала гонки клуб выполняет роль своеобразного кружка по интересам с работающим баром, полным элитного и не особо алкоголя, и нормальный свет в нём полностью гаснет только после окончания заезда. Юнги приподнимается, чтобы сходить в туалет и освежиться, и встречается взглядом с Чонгуком. Тот смотрит прямо на него, Юнги уверен, машет ему рукой, и Юнги неуверенно, впервые за его карьеру анонимного гонщика, машет рукой в ответ. Чонгук усмехается и делает глоток своих виски. Юнги сжимает губы и садится обратно на диван, потирая шею, потому что внезапно дышать стало нечем. Ладно, он попробует сегодня выиграть Чонгука. Он аккуратно подрежет его, но ни в коем случае не навредит самому альфе. Юнги сжимает ладони в кулаки и, пожав Джо руку, идёт на улицу, осмотреть новую тачку. Всё начиналось как обычно. Чонгук первый, за ним хорошие, давно всем известные гонщики. Сегодня без Минсу, так как он приехал на мотоцикле, но составчик и без него действительно отличный. Чон играется со своим другом, не даёт ему обогнать его, но тот всё равно вырывается вперёд, и альфа крайне кайфует от духа соперничества, разливающегося по венам. Да, за это он и любит гонки. Первый удар слышится слишком тускло. Где-то там, сзади, новенький Форд заносит вбок и выпихивает на обочину. Чонгук наблюдает за этим представлением в зеркало заднего вида, уже будучи вновь первым, на автомате немного отжимает газ, сглатывая, и наблюдает два жёлтых глаза Кёнигсегга. Чонгук рычит на весь салон автомобиля, по мощи сравнимо с мотором своей же машины. Анонимный гонщик грязно убирает машины, одна за другой, и когда он подходит к тройке лидеров, Чо Ёнсан, который был на третьем месте, сам снижает скорость и пропускает рычащий Кёнигсегг вперёд. Чонгук сильно увеличивает скорость, когда аноним подъезжает ближе, и не даёт себя обогнать. Так просто он первое место, свою честь не отдаст. Он поглаживает Макларен по горячему рулю и приговаривает слова утешения, на жалкую минуту забывая контролировать обстановку за спиной. Новый удар раздаётся отчётливо, прямо в заднее левое крыло. К счастью, машину заносит несильно, но Чонгук охуевает на все сто процентов. На секунду он думает о том, чтобы резко затормозить и позволить аварии забрать жизни обоих гонщиков, но решает вытянуть заезд. Гиперкар анонима равняется с половиной Макларена, и так они и финишируют. Они едут ещё тормозной круг по более короткой дороге и останавливаются возле клуба в окружении толпы, будучи всё ещё сильно близко. Заглушив мотор, Юнги стягивает маску и позволяет ладоням сжать своё же горло, чтобы подавить все бьющиеся о его стенки эмоции. Внезапно пассажирская дверь открывается и на соседнее сидение поверх ранее стянутых кепки, очков и маски садится Чонгук. Он смотрит в ответ на омегу, и на лице его не читается ничего. Совсем ничего. Потом толика непонимания, неверия, оттенок разочарования и, наконец, ярость. Несравнимая ни с чем, холодная, разрушающая всё вокруг ярость. — Значит, ты так решил? — рассекает воздух ледяной голос, от которого Юнги вздрагивает. — Ты заблуждаешься в своих выводах. — выдавливает из себя омега и сглатывает. — Ещё скажи, что ты не хотел этого. — скалится Чонгук, всё же смотря в глаза омеги и быстро жалея об этом. В них нет ни страха, ни сожаления. В них ничего. — Я правда не хотел этого. Юнги не успевает договорить. Чонгук замахивается и отдаёт омеге жёсткую пощечину, из-за которой у того даже хрустит челюсть. Мин замахивается в ответ, но его руку перехватывают и больно сжимают за запястье. — Что бы сказал Намджун, если бы увидел это? — шипит Чонгук, приблизившись к лицу младшего. — Неужели ты, блядь, ничего не понимаешь?! — Пусти, — также рычит Юнги, игнорируя вопросы альфы, и дёргает рукой. Чонгук поддаётся. — Оставь это дело, — пытаясь успокоиться, выдыхает Чон. Дышать слишком сложно, потому что воздух в машине пропитан запахом недавних ночей, — Клянусь, если ты остановишься сейчас, я притворюсь, что тебя не существует, и всё будет хорошо. Юнги молчит десять секунд, выжидающе смотрит в глаза альфы и смаргивает слезы из-за внезапно пронзившей боли в щеке. — Нет. — отвечает он и выходит из машины, натянув капюшон толстовки на голову. Он почти бегом направляется к морю уже по привычке, утирает рукавами мокрые от слёз щёки и даже не может предположить то, что щёки альфы, которого он оставил в машине несколько минут назад, в данную минуту тоже покрыты блестящими дорожками.