Уголок Грейнджер

      Как же долго Гермиона не была в спальне Гриффиндора! Сколько прошло, чуть больше недели? А казалось, что отгремела по меньшей мере целая вечность.       Впервые за эти дни ей разрешили провести вечер в привычных стенах, сохранивших веселье, теплые разговоры и покой прошлых лет — Джинни отвоевала право собраться вместе к празднику с мольбами и фальшивыми слезами, совершенно не оставляя мсье Фальконе возможности отказать. Грейнджер не могла сдержать улыбки, когда младшая Уизли с торжественным «та-дам!» отворила перед ней дверь, и в нос ударили привычные для их спальни запахи. Духи Лаванды, аромапалочки Парвати — это был микс из самых разных, но бесконечно дорогих сердцу ароматов, неизменно напоминающих о лучших временах. Следом пришла печальная мысль: переехав в лазарет, Грейнджер от них почти отвыкла. Почти забыла.       Подготовка к вечеру шла полным ходом. Парвати и Лаванда отреагировали на появление Гермионы на удивление спокойно: ни вздохов сожаления, ни язвительных комментариев. К этому явно приложила руку Джинни, судя по осторожным, иной раз нервным взглядам девочек, обращенным к Уизли. Гермиона едва сдерживала смех, наблюдая за ними, правда, не от комичного вида запуганных соседок, а от простого, распирающего изнутри чувства счастья. Предвкушение торжества щекотало нервы.       Устроившись в глубоком кресле, Грейнджер ласкала шерстку Живоглота. Бедный кот совсем одурел без хозяйки — Фальконе с присущей ему деликатностью предупредил, что здоровье Гермионы слишком слабо, чтобы позволить ей взять питомца в лазарет. Поэтому теперь, горделивый и самодовольный, Живоглот напрочь отказывался слезать с колен Гермионы. Она пыталась встать, чтобы уложить волосы — кот изо всех сил упирался лапками в ткань джинсов, кидая грозные взгляды, не предвещающие ничего хорошего. И это умиляло до такой степени, что ведьма приподнимала Живоглота и зацеловывала морду. В ответ получала лишь протяжное мяуканье — Глотик напоминал подростка, который в ответ на проявления материнской нежности тут же заводит крикливые разговоры о своем возрасте.       Девочки кружились по комнате. Облаченные в белые платья, они словно олицетворяли все самое нежное, что есть в этом мире. Всем очень шло, особенно Джинни: несмотря на то, что она провела весь день в причитаниях, что «этот бледный цвет ее убьет», выглядела Уизли несравненно. Длинное платье с закрытым воротом, плотно прилегавшим ажуром к ее шее, магическим образом добавляло ее в яркую красоту трогательности. Передние прядки были аккуратно убраны от лица и заколоты веточкой ландышей — цветком, сигнализирующим, что она пришла с Блейзом. До торжества каждая пара должна была обменяться каким-либо белоснежным цветком — эту идею Гермиона предложила не так давно, вспомнив про выпускные вечера в магловских школах.       — Ты собираешься вообще одеваться? — Джинни бросила вопросительный взгляд на Гермиону в зеркало, продолжая возиться с застежкой длинной серьги. — У нас осталось полчаса.       Грейнджер оторвала взгляд от черновика ее праздничной речи. С недовольством поджав губы, она тихо извинилась перед Живоглотом и все же переложила его с коленок на подушку. Очищающее заклинание тут же впиталось в одежду.       — Тебе, может, помощь нужна? — Лаванда приподняла ярко накрашенную бровь. Парвати кивнула ей в подтверждение. — Я могу помочь с макияжем, если хочешь.       — А я с прической! — Патил одарила Гермиону дружелюбной улыбкой, мгновенно растопив сердце Грейнджер. — Когда моя тетя выходила замуж, нас с Падмой научили вплетать цветы в волосы. Я могу попробовать повторить.       — И я узнаю об этом только сейчас? — Лаванда пораженно приоткрыла розовые губы. Она повернулась спиной, демонстрируя криво вплетенную во французскую косу розу. — А ты не могла сказать это до того, как я выдрала себе половину волос?       — В твоем случае нужны были мелкие розы, а не этот гигант…       Лаванда яростно фыркнула.       — Отлично, обязательно передам это моему партнеру! Кстати говоря, Ричард…       Гермиона мягко улыбнулась, прерывая Браун.       — Думаю, я сама со всем справлюсь. Но спасибо вам большое за предложение, девочки.       Подойдя к широкому зеркалу, она чуть потеснила Джинни и склонила голову набок. Краситься не хотелось, но скрыть усталость, буквально сочившуюся из отражения в зеркале, было необходимо. Косметические чары, вырвавшиеся из палочки, ненадолго привели лицо в порядок: щеки зарумянились, цвет кожи стал здоровее. Джинни протянула ей тюбик туши, и Грейнджер, благодарно кивнув, аккуратно накрасила ресницы.       — Нервничаешь? — полушепотом спросила Уизли, наконец расправившись с сережками.       Грейнджер издала тяжелый вздох. Брови чуть приподнялись. Гермиона закрыла тюбик и захлопала глазами, вглядываясь в отражение.       — Еще как. Ощущение, будто у меня сердце скоро из груди выскочит.       Она пристально наблюдала, как Уизли заходит ей за спину и аккуратно взбивает кудри у корней. Забрав из рук Гермионы тушь, Джинни развернула подругу к себе лицом. Критический взгляд опалил кожу, но Грейнджер продолжала улыбаться — Джин была великолепна в своей сосредоточенности. Подхватив заколку, Уизли прижала вьющийся локон чуть выше девичьего уха.       — Где твой цветок?       Манящими чарами Гермиона призвала белый пион, который Тео вручил ей сегодня за завтраком. Джин поддела ногтем невидимку и зажала ею обрезанный стебель бутона. Теплые руки развернули Грейнджер к зеркалу.       — Как бы Малфой головой не тронулся от твоей красоты… — прошептала Джинни, распределяя кудри на две стороны. Грейнджер не смогла сдержать улыбки.       Подготовка к мероприятию оказывала почти что терапевтический эффект. Нет ничего слаще, чем побыть обычным подростком, выпускником школы Хогвартс, который готовится к балу. После тяжелых дней, сплошь полнившихся открытиями и сыпавшимися как из рога изобилия ответами, сегодняшний был передышкой. Обещанием, что если Гермиона выкарабкается из омута болезни, все обязательно станет хорошо.       — Спасибо, Джин.       Грейнджер сжала руку подруги и, улыбнувшись, подошла к шкафу. Ее платье было упрятано в чехол — Аманда позаботилась о том, чтобы никто не увидел шикарный наряд раньше времени. Пробежавшись пальцами по ткани, Гермиона затаив дыхание ухватилась за застежку и потянула вниз. Сердце забилось бабочкой — ей не терпелось поскорее вновь примерить его. Восторг окутывал невообразимым теплом. Все сегодняшнее утро Грейнджер провела за финальной инспекцией Малого зала — тревога, перемешанная с предвкушением, не давали расслабиться. Безусловно, она знала, что все и так идеально. Резные стенды выполнены руками мастеров, биографии перепроверены с десяток раз на предмет ошибок самого разного рода. Стена из белых пионов, где должны будут разместиться прощальные записки гостей, цвела и распространяла по всему помещению тонкий аромат свежести. Все было безупречно, все сияло чистотой, и Гермиона испытывала приливы гордости, разменивая тишину на редкое перестукивание каблучков.       Подхватив платье, Грейнджер удалилась в ванную и крепко закрыла за собой дверь. Один из плюсов лазарета — а в последнее время она старательно пыталась найти хоть что-то положительное в длительном пребывании там — это безграничный доступ к личному пространству. Не было никакой нужды отлучаться в другую комнату, как сейчас, чтобы переодеться. Сняв чехол с вешалки, Гермиона в восторге осмотрела ткань. Улыбки сдержать не получалось. Простым «Вингардиум Левиоса» ведьма заставила вешалку повиснуть в воздухе, одновременно сбрасывая одежду с истощенного тела. Взгляд принципиально избегал отражения: Грейнджер и раньше стеснялась худощавого вида, а после значительной потери веса ввиду болезни — так тем более. Торчащие ребра и тазовые косточки вызывали лишь жалость. Так что повернувшись к зеркалу спиной, Гермиона подхватила платье и осторожно, словно оно было соткано из хрупкой паутинки, надела. Невербальным застегнула молнию сзади. Перевязала талию красным поясом и сделала глубокий вдох, прежде чем обернуться.       Глаза загорелись. Грейнджер не сдержала легкого смешка, и скулы свело от нежной улыбки. Мерлин, это действительно было ее платье, и наведенный марафет тому подтверждение. Легкое, оно создавало эффект воздушности. Волосы щекотали оголенный ворот и струились по изящным рукавам. Гермиона покрутилась, и юбка обогнула ноги подобно воде — так же мягко и естественно. Настроение становилось все лучше и лучше, потому как, покинув ванную, ведьма была встречена вздохами. Взгляды девочек припечатались к платью.       — Я думала… — недовольно откашлялась Лаванда, складывая руки на груди, — что нам разрешен только белый цвет.       — Я говорила, что думать — это не твое, Лав? — Джинни язвительно улыбнулась в ответ на ядовитую интонацию Браун. Последняя фыркнула. — Гермиона, ты выглядишь фантастически хорошо.       — Джинни права. — Парвати поправила сари и кинула встревоженный взгляд на свое отражение. — А я вот не знаю… Белое сари надевают только вдовы…       — Еще парня не было, а она его уже похоронила, — Лаванда фыркнула все с тем же пренебрежением. Джинни лишь подняла брови и устремила удивленный взгляд в сторону Браун.       — Вы же… носите белый в честь траура, верно? — Гермиона улыбнулась, когда получила утвердительный кивок со стороны Патил. — В таком случае это идеальное попадание для Самхейна.       Парвати одарила Грейнджер печальной улыбкой. В комнате повисла тоскливая тишина.       Во всеобщем восторге от мероприятия подстерлась его значимость, и Гермиона чувствовала уколы совести. Самое важное сегодня не танцы, а отдать дань памяти тем, кого забрала война. Хоть Грейнджер и пыталась скрасить грусть, она понимала, что Малый зал вызовет больше боли, чем трепета. Так всегда с воспоминаниями об ушедших. В сколь бы красивой обертке они ни были преподнесены, ранит одинаково сильно.       Не проронив больше ни слова, девочки вышли в общую гостиную, а оттуда направились к главной лестнице. Сегодняшний вечер состоял из двух частей: первая заключалась в торжественном открытии мемориала, куда были приглашены не только непосредственные участники военных действий, но и первые лица Магической Британии, включая орду журналистов. Вторая же, начинавшаяся одновременно с презентацией музея, представляла собой, собственно, празднование Самхейна — с приглашенными музыкантами, вкусной едой и танцами. Согласно расписанию, студенты младших курсов отужинали сегодня раньше, тем самым освободив Большой зал для полноценного празднования.       Цокая белыми каблучками по коридору, Грейнджер чувствовала, как дрожат пальцы. Она сосредоточилась на строках речи, которую должна была произнести — не просто перед студентами, часть из которых еще недавно занимала сторону проигравших, но и перед скопищем журналистов. Гермиона молилась Мерлину, чтобы ни один из приглашенных гостей не стал справляться о последних новостях, связанных с ее здоровьем, а сконцентрировался исключительно на мероприятии. В личной беседе она, может, и выдержит бесконечные «сожалею» и новые вопросы о слизеринцах. Но вести такие речи на публике — точно нет.       — О чем думаешь? — Джинни подхватила Гермиону за руку, помогая спуститься по лестнице. Состояние Грейнджер ухудшалось — теперь стопы иной раз затекали до того, что приходилось присаживаться, чтобы шагать без боли.       — Мне бы хотелось, чтобы мальчики были рядом, — Грейнджер улыбнулась, сжимая перила.       — Они еще не ответили на твое письмо?       — Не думаю, что им до этого, если честно. — Гермиона тяжело вздохнула. Она приветливо помахала портретам, которые как по команде дружно умилилялись при виде девочек. — Либо их сова еще в пути. Не знаю. В любом случае у меня в планах попасть на как можно большее количество колдографий, чтобы было чем похвастаться.       — О, и не забудь ответить на письмо мамы.       — Черт! — Грейнджер округлила глаза. — Молли прислала письмо?       — Ага. Не уверена насчет остальных, но мама точно писала и крайне настоятельно просила напомнить тебе об ответе.       — Мерлин… — Гермиона зажмурилась. — Извини, Джин. Письма все приносят и приносят — я даже не успеваю их разбирать. Я отвечу Молли сразу после торжества.       Джинни лишь кивнула. Сойдя с последней ступеньки, она встревоженно оглядела Гермиону, на что получила привычный кивок. Их новая, безмолвная манера общения — мысленный обмен вопросом, все ли в порядке, и неизменно утвердительный ответ. В последнее время они часто так делали — на обеде и на ужине, во время лекций и практичеких занятий. Вечное переживание, которое не позволяло обеим выдохнуть. Грейнджер постепенно училась принимать такие жесты со спокойным сердцем, но процесс шел медленно. Особенно после десятого на дню подозрительного взгляда.       Гермиона огляделась. Белый хаос окутывал холл: студенты разбивались по парам, смеялись — наслаждались предвкушением начинающегося праздника. Улыбка вновь пристала к губам — ведьма чувствовала себя удивительно хорошо от мысли, что люди вокруг плещутся в своем маленьком счастье, позволяя себе радоваться первому после войны торжеству. Но несмотря на умиление Гермиона испытывала и неловкость: Джинни растворилась в толпе, оставив подругу стоять в одиночестве у лестницы, а Тео пока нигде не видать. Ей уже нужно идти в Малый зал, но идти туда одной? Мерлин, Грейнджер не настолько самоуверенная.       — Как приятно, когда тебя высматривает такая красивая ведьма!       Гермиона обернулась. С верхних ступенек почти бегом спускался Нотт. На нем — идеально сидящий костюм-тройка с белым пиджаком, в кармане которого пригрелся раскрытый пион. Пара секунд, и он оказался рядом с Грейнджер, протягивая ей широкую ладонь и склоняясь в джентльменском поклоне. Ведьма со смехом вложила руку в его. Ответный реверанс вышел кривоватым.       — Ты отлично выглядишь, Тео! — Она подхватила протянутый ей локоть, улыбаясь, и Нотт спешным шагом, но все еще плавно направился в Малый зал. — Ты откуда бежал?       — Вообще-то я как настоящий дамский угодник пошел встречать тебя у портрета. Твое счастье, что Жирная Дама…       — Полная, Тео.       — Клянусь, — Нотт выпучил глаза, — ей явно кто-то подрисовал ночью пару десятков фунтов! У меня язык не поворачивается назвать ее полной.       Гермиона пихнула его в плечо, поджимая губы.       — Ты невыносим.       — …о хорошенький? — Тео слащаво улыбнулся, взмахивая кудрями. — Спасибо, я знаю, что сегодня все тебе завидуют. — В ту небольшую паузу, что он выдержал, Нотт едва заметно приблизил голову к Гермионе и снизил голос до полушепота: — Могу то же самое сказать про себя.       Грейнджер закатила глаза, не в силах больше сдерживать улыбку. Тео обладал какой-то совершенно удивительной способностью развеивать всякое напряжение парочкой фраз. И пусть внешне Гермиона выглядела спокойной, позволяя себе расслабить плечи и вдохнуть полной грудью, внутри все трещало от нервной сосредоточенности. Взгляд метался по длинному коридору, опасаясь наткнуться на корреспондентов или высокопоставленных лиц Министерства. Однако именитые гости еще не облепили вход в Малый зал — должно быть, профессор МакГонагалл до сих пор ожидала делегацию у дверей Хогвартса.       — Страшно? — Тео распахнул двери, пропуская Грейнджер вперед. Она с трудом улыбнулась — ком в горле мешал нормально дышать.       — Я не большой любитель произносить речи. — Гермиона обернулась через плечо, глядя, как Нотт плотно закрывает дверь и подходит к ней ближе. Стоило им поравняться, как ребята остановились посреди зала между стеллажей с жизнеописанием павших героев. Редкие студенты прохаживались по помещению, то и дело вздыхая. Грейнджер осмотрелась. — Не знаю, какую реакцию вызовет… все это.       — Можем под шумок всех напоить, чтобы никто ничего не запомнил. Сбегать за пуншем?       Абсолютная беспечность в голосе Тео заставила хихикнуть. Но Гермиона покачала головой: слишком уж много труда вложено в каждый сантиметр этого зала, чтобы поступать так безрассудно. В конечном итоге это история Хогвартса, и ее нужно преподнести в лучшем виде.       Грейнджер приобняла себя за плечи, поджимая губы в неуверенном жесте. Она кинула последний взгляд на Тео, который с тягостью рассматривал газетный уголок, и медленно прошла в сторону сцены. До прибытия делегации оставалось не больше пяти минут, и сердце Гермионы колотилось до подкатывающей к горлу тошноты. Она знала, что двери самостоятельно откроются перед собравшимися гостями, и ее обязанность — это дать людям рассмотреть зал прежде, чем произнести торжественную речь.       Ком в горле продолжал расти, пока Гермиона перекручивала в мыслях фразу за фразой. Сердце выстукивало быстро, нервно, хаотично — страх забыть точно выверенные формулировки затуманивал разум. Грейнджер удалилась за импровизированные кулисы и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, гипнотизируя пол. Ничего страшного, если изначальная версия претерпит изменения. Самое важное ведь — это искренность и четкий посыл, верно? Руки потянулись поправить волосы, убрать их назад, но ведьма вовремя осеклась — негоже портить прическу перед началом выступления.       На самом деле ей бы следовало не прятаться, а встретить гостей с должной гордостью. Улыбаться и поддерживать приветственные разговоры, слушать восхищения, отвечать на вопросы. Это то, чего требуют правила и этикет гостеприимства — Малфой подсказал. Вот только Гермиона совершенно не могла собраться. Ее штормило от нервов. Все же быть светской леди — та еще моральная нагрузка, и Грейнджер явно не была к ней готова.       — Улыбайся шире, кудряшка, шоу начинается! — хохотнул откуда-то снаружи Тео. Гермиона дернула головой в сторону, где располагался выход. Испуг заплескался в каждой жилке.       Двери распахнулись с призывным звуком. Тут же заиграла музыка из зачарованного граммофона — классическое фортепиано мешалось с тонким голосом скрипки. В одно мгновение вспыхнули все свечи, озаряя каждый уголок комнаты светом, по деревянному полу заскользил радужный отблеск люстры. Послышались шаги и удивленные вздохи; щелчки колдокамер заполнили пространство. Грейнджер напряженно стиснула кулаки, когда по Малому залу разнеслись голоса. Она прикрыла глаза и сделала продолжительный вдох.       Все под контролем. Ничего страшного не происходит.       Вынырнув из-за кулис, Гермиона осторожно спустилась по ступенькам сцены, чем привлекла внимание журналистов. Мерлин, да тут человек тридцать. Публицисты с пресс-карточками, студенты седьмого курса — Грейнджер заскользила потерянным взглядом по гостям, улыбаясь каждому. На лицах людей отражалась целая гамма эмоций, — и каждая означала абсолютный успех мемориала. Гермиона украдкой наблюдала, как студенты проводят пальцами по стеклу стендов, как, кивая, скапливаются у газетного уголка чиновники. Скорбь и радость — понятия антонимичные, но здесь, в этом зале, они были братьями-близнецами. И даже журналисты, изначально взявшие на мушку Грейнджер, переключились на знакомство с биографиями погибших.       Кулаки разжались, и, расправив плечи, ведьма принялась обходить помещение, здороваясь с гостями. Зал продолжал наполняться: люди разбредались по сторонам, разглядывая все подряд. Гермиона же держалась поодаль, приветствуя каждого, но не мешая исследованию зала. Яркие вспышки камер слепили, однако налепленная на лицо вежливая улыбка упрямо держалась на губах.       — Удивительная работа, мисс Грейнджер. — Басовитый голос с тяжелым британским акцентом заставил обернуться через плечо.       — Мистер Бруствер! — Гермиона протянула ладонь, и Кингсли сжал ее пальцы. — Я рада, что вам удалось выбраться на открытие!       Его парадная мантия белого цвета выглядела донельзя представительно. Золотая вышивка филигранно вписывалась в облик, перекликаясь с желтой шапочкой. Министр почтительно улыбнулся и огляделся, качая головой.       — Право, удивительная работа… От вас меньшего ожидать и не стоило.       Гермиона покраснела, отмахиваясь.       — Это не только моя заслуга. Вы не представляете, как мне помогли друзья. — Бруствер сфокусировал внимательный взгляд на ведьме. Подлетевший фотограф запечатлел пару в разговоре. — Если бы не они, боюсь представить, насколько незамысловатее оказались бы приготовления.       — Уверен, что результат был бы ничуть не хуже, — Кингсли одобрительно кивнул. — Гермиона, вы получали мое письмо?       — Письмо… — брови Гермионы удивленно приподнялись, и она вдохнула немного воздуха. — О. Да, безусловно. Спасибо за слова поддержки, мне очень приятно знать, что в своей болезни я не одна.       Заученная фраза выдала ее с потрохами, судя по неудовлетворенной улыбке и прищуру, озарившими лицо Кингсли. Он сложил руки замком и внимательно присмотрелся к Грейнджер, после чего раздосадованно выдохнул:       — Вы не прочли его.       Вот же дура. Грейнджер стыдливо опустила голову, поджимая губы.       — Прошу прощения, министр. Я предположила, что в нем вы выражали сочувствие моей болезни, а читать такое подряд, не растягивая хотя бы на неделю, становится невыносимым.       — Мисс Грейнджер, посмотрите в камеру! — Второй фотограф запечатлел ее в момент неуверенной улыбки. Он умчался так же быстро, как и появился.       — Там действительно были слова поддержки, — не стал отрицать Кингсли. Он двинулся к биографии Люпина и замер у стенда. Его взгляд сосредоточился на колдографии улыбающегося преподавателя, и прошло по меньшей мере несколько секунд, прежде чем он наконец продолжил: — Однако другого характера.       Гермиона смотрела на слабое отражение министра в стекле. Тот хмурил брови.       — Другого характера?       — Прочтите письмо, мисс Грейнджер. — Бруствер повернулся вполоборота к Гермионе. Его взгляд метнулся ей за спину. — Ответьте мне при первой же возможности — вопрос не терпит отлагательств. У ваших друзей остается критически мало времени на защиту.       Девичьи брови удивленно поползли вверх, и рот приоткрылся. Грейнджер рвано вздохнула: Кингсли что, предлагает ей руку помощи в деле со слизеринцами? Или речь про Гарри и Рона, которые отправились в Норвегию? Мерлин, первый порыв — прямо сейчас рвануть в лазарет и перерыть все письма, чтобы прочесть и сразу же дать ответ. Борьба разума и сиюминутного желания, видимо, отразилась в ее глазах, поскольку Бруствер по-доброму улыбнулся и покачал головой.       — Но сперва сосредоточьтесь на презентации этого потрясающего мемориала, Гермиона.       — Безусловно, — она кивнула. — Но прежде чем мы начнем… Министр, я бы хотела обсудить еще один проект по реконструкции кладбища рядом с Запретным лесом.       — Проект по реконструкции кладбища?       — Да. Я… я подумала, что его стоит видоизменить, сделать менее обезличенным. Увековечить память о погибших за Хогвартс. Мы вместе с Драко Малфоем составили подробный план и концепцию, как это должно выглядеть. Посчитали бюджет, создали примерный дизайн и так далее… — Гермиона сглотнула. — Подумала, что лучше обозначить мою заинтересованность в работе над этим проектом лично, чтобы получить быстрый ответ, поскольку я, ну… не особо располагаю временем.       Кингсли задумчиво приподнял брови, вновь оборачиваясь на улыбающегося Люпина.       — Болезнь открыла в вас удивительное стремление сохранить прошлое, а не похоронить его. — Бруствер одарил ее теплым взглядом, едва улыбаясь. Ведьма смущенно зарделась. — Пришлите мне детали в письме с ответом. Я посмотрю.       Грейнджер благодарно кивнула. Извинившись, она удалилась в сторону окликивающих ее журналистов, однако на полпути ее за ладонь перехватил Тео. Гермиона обернулась через плечо, сосредоточенно глядя на друга.       — Речь.       Ч-черт… Гермиона замерла посреди зала и, окинув взглядом публику, еще раз кивнула. В шуршащей белизне зала было невозможно различить нужные лица — казалось, что Грейнджер слышит голоса друзей в общем гуле, но все никак не может найти их, будто те скрылись под Дезиллюминационными чарами. Несмотря на название, Малый зал был не таких уж и скромных размеров, однако сейчас казалось, что здесь яблоку негде упасть. Буквально у каждого экспоната теснились по нескольку человек, и отовсюду слышались голоса — эмоциональные, на подъеме. Встревоженный, ищущий взгляд в очередной раз прикоснулся к скоплению гостей. Мерлин бы тебя побрал, Малфой, за светлый цвет волос.       Его присутствие, его полное внимание в такой момент виделись Гермионе необходимыми. После всего приключившегося Грейнджер совсем растеряла хватку подбирать правильные слова. Всего двадцать минут и несколько редких диалогов с гостями, а она уже чувствовала себя до невозможности потерянной. Ей было дискомфортно. Ей нужны были твердое плечо и строгий взгляд, с которым можно пересечься и задать немой вопрос: а не сморозила ли я сейчас глупость? И единственным человеком, который мог предложить Гермионе это, был Малфой. Ей хотелось получить от него еще один одобрительный кивок — прямо как вчера, когда она прочитала ему свою заготовленную речь. Да в конце концов, у него многолетний опыт ведения светской жизни! И это еще если не брать в расчет истинную причину физической нужды в его близком присутствии.       Выдохнув сквозь приоткрытые губы, Гермиона стройным шагом направилась к ступенькам лестницы. Около тазовых косточек защипало, в висках гудело. Она старалась шагать смело и сохранять спокойствие. Не оступиться на каблуке, преодолев последнюю ступень. И улыбаться — счастливо и искренне.       Всеобщее внимание пригвоздило ее к сцене. Грейнджер усилила голос Сонорусом и, осмотрев толпу теперь уже свысока, почувствовала укус разочарования: Драко не было в зале. Зато Джинни в переднем ряду, приложив руки к сердцу и изогнув брови, готова была вот-вот расплакаться. Десятки пар глаз приклеились к Гермионе в свадебном платье, что быстро лизнула нижнюю губу и кратко выдохнула.       — Дорогие друзья! Я рада приветствовать вас на открытии музея Второй Магической войны.       Она повернула голову в сторону газетного уголка и нашла их с Гарри совместную колдографию — ту самую, что была сделана во время Чемпионата мира по квиддичу. Мерлин, какие же они там молодые. В груди потеплело, будто нагрелась та золотая нить, вьющаяся вокруг девичьего сердца: верный показатель того, что Поттер пусть и далеко, но всегда рядом.       — Война… — Ее голос дрогнул от напряжения, когда четырнадцатилетняя Гермиона в очередной раз бросилась Гарри на плечи. Заученные строки поплыли перед глазами, и она продолжила совсем другим тоном: — Война отразилась на каждом из нас. Каждый присутствующий, каждый, кто причастен к магическому сообществу, столкнулся с потерями колоссальных масштабов. Страшно даже представить, какому количеству волшебников сломали жизнь злодеяния Волдеморта. — Грейнджер сделала паузу. — Мы все столкнулись с потерями. Однако именно они и должны быть нашими главными учителями. Все те, кто больше не встанут с нами в один ряд, погибли за равенство, за светлое будущее. За свободу. И только в наших силах добиться этого для всех. — Гермиона сделала глоток воздуха. — Кроме моих в создание этого зала были вложены усилия и других учеников Хогвартса: Невилла Долгопупса, Драко Малфоя, Пэнси Паркинсон и Теодора Нотта. И сегодня в Самхейн, в день прощения, пришло время попрощаться не только с погибшими на войне, но и с накопившимися болью и обидой на тех, кто стоял по другую сторону баррикад не по собственной воле. Ведь почитая честь павших, нужно хранить в сердце не только их образы, но и идеи, за которые они отдали жизни. Нужно помнить, что теперь ответственность лежит на наших плечах, а значит, нельзя допустить гнета ущемленных.       Сердечный гул сотрясал грудную клетку. Гермиона наконец нашла взгляд Нотта: его лицо искрилось восторгом.       — У стены с пионами вы можете оставить прощальные записки тем, кого забрала война. После завершения официальной части карточки станут неотъемлемой частью экспоната. Никто не сможет прочесть ваши слова, но каждый заходящий будет видеть, кому адресовано то или иное послание. — Грейнджер улыбнулась. — Скажите своим любимым людям все, на что не хватило смелости при их жизни. Попрощайтесь с ними, со своей болью. И так придет свобода — та, за которую мы боролись. Спасибо за внимание.       Под шумные аплодисменты, градом свалившиеся на зал, Гермиона благодарно кивнула. Она двинулась было к ступенькам, однако ощущения цепкого взгляда откуда-то слева заставило повернуть голову в сторону кулис. И торжествующая улыбка на лице Малфоя с упрятанной в карман пиджака полевой ромашкой даровали ей крылья.

***

      Гермиона испытывала по меньшей мере пьянящее веселье от атмосферы в Большом зале. Тот был полной противоположностью Малому: если открытие мемориала прошло сдержанно, в его оформлении не было ярких красок, то здесь все пестрило осенними оттенками. В восторге Грейнджер осматривала помещение, не в силах даже представить, когда преподаватели успели сотворить всю эту красоту.       Здесь были все атрибуты, которых требовал Самхейн. Тыквы больших размеров, упрятанные по углам, и малых, служившие подсвечниками на круглых столиках. Стены украшали фигурки скелетов, каждый из которых двигался в такт играемой музыке. Светлячки и летучие мыши летали по всему периметру. В воздухе царил запах пачули и шалфея — трав, что считались традиционными для празднования. Повсюду лежали яблоки, столы чуть ли не ломились от количества еды. Пир, это был настоящий пир в сопровождении концерта группы, что разместилась на сцене, возведенной на месте профессорского стола.       Задержавшись на объяснения с журналистами, Гермиона под руку с Тео вернулась в Большой зал позже остальных — и не смогла сдержать восторга, когда увидела Хагрида. Приодетый в белый костюм, он с довольной улыбкой пританцовывал под музыку. Грейнджер тут же извинилась перед Ноттом и понеслась со всех ног к старому приятелю, чуть ли не визжа от переизбытка эмоций — они не виделись с лета: Хагрид уезжал к мадам Максим во Францию. Сердце оттаяло, когда огромные ладони Хагрида осторожно сомкнулись на тоненькой спине ведьмы. Всего один краткий диалог, полный вопросов и ответов на них же, подарил Грейнджер просто невероятное количество любви. Будто вернул ее в прошлое и заставил хохотать так по-детски громко, как она не делала давным-давно.       Торжество было в самом разгаре. Музыка сменялась песня за песней, и счастливые студенты выходили танцевать. Только Гермиона сидела в одиночестве за столом, ожидая, когда же наконец перестанут неметь ноги. Однако даже назойливая боль не стирала счастливой улыбки с лица: ведьма наблюдала за Джинни, которая вовсю потягивала пунш и плясала под резвые мелодии, иной раз излишне активно взмахивая волосами — завтра наверняка будет морщиться от боли в шее. Все соседи по столику тоже веселились на танцполе. Грейнджер откинулась на спинку кресла, вытягивая ноги. Взгляд то и дело соскакивал к слизеринцам — их стол стоял чуть поодаль от того, за которым сидела Гермиона. Малфой, Нотт и Забини о чем-то разговаривали, громко смеясь. Паркинсон, облаченная в изящное платье с приспущенными плечами и украшенное по меньшей мере сотней блестящих камней, открывала рот и высоко поднимала брови, возмущенно болтая с Асторией. Гринграсс, хоть и увлеченная диалогом, то и дело кидала взгляды в сторону Малфоя. От этого тут же хотелось отвернуться.       Грейнджер рассматривала поблескивающие пузырьки пунша — те играли в слабом свете свечей. Так странно… это ее последний бал в Хогвартсе, а мальчиков нет рядом. Перед глазами замелькали картинки из, казалось, чьей-то чужой, прошлой жизни: голубая мантия, тугой пучок и танцы. Мальчики, одетые в престранные мантии. Танец с Виктором Крамом — Годрик, как же она тогда гордилась собой… Проведя пальцем по основанию бокала, Гермиона чуть склонила голову и улыбнулась. Интересно, как бы…       — Гермиона.       Голос Малфоя, раздавшийся откуда-то слева, заставил вздрогнуть. Растерянно моргнув, она повернула голову и смущенно улыбнулась. Щеки тут же запекло, сердце словно пропустило пару ударов.       Малфой… выглядел невыносимо привлекательно — как и всегда. Настолько хорошо, что Гермиона буквально заставляла себя не смотреть так часто на слизеринский столик. Прекрасно знала, что просто на ребят смотреть не будет — ее взгляд приклеится к Драко, и она вновь начнется пялиться. Либо же уставится на Асторию, которая время от времени одаряла Малфоя кокетливыми улыбками, и тогда всякое миролюбие, пригретое теплом ее тела, вспыхнет гневом.       Проблема… проблема Драко в его волосах. Дьявол, они были так аккуратно уложены, что хотелось запустить пальцы в прическу и взбить ее, чтобы Малфой перестал быть настолько привлекательным. Чуть косой пробор, прядь к пряди, но как свободно выглядит, как искусно! А еще и этот пиджак — Мерлин порази Драко, потому что его костюм был того же оттенка, что и платье Гермионы. Весь вечер он был неподалеку — после презентации мемориала у них даже получилось обменяться парой безобидных фраз, однако на этом все и закончилось. Малфой проводил время в компании слизеринцев, и Грейнджер невольно задавалась вопросом, по собственному ли желанию. В голову лезло столько вопросов сразу, и все имели примерно один и тот же скрипучий голосок сомнений.       Ей хотелось прикоснуться к нему. Вложить свою ладонь в его и забыться в вальсе. Гермиона, раззадоренная комментариями Джин и Пэнси, надеялась хотя бы на короткий миг медленного танца, когда она сможет опустить голову ему на плечо и вдохнуть поглубже. Прикрыть глаза и прочувствовать, ощутить каждым миллиметром тела его осторожное прикосновение к талии. Но празднество продолжалось, а танца так и не случилось. Грейнджер смеялась за столиком вместе с гриффиндорцами, потягивала пунш и пару раз вышла на танцпол, кидая, как ей казалось, призывные взгляды Малфою. Она надеялась, что в ее глазах читается приглашение подойти ближе, но, судя по тому, что Драко не сделал и шага в ее сторону, оно так и повисло в воздухе бесцветной дымкой. Малфой занял все ее мысли, и даже в разговоре с Блейзом Гермиона никак не могла перестать пялиться на Малфоя. Пока Забини справлялся о ее здоровье, поздравлял с триумфальной сдачей «дела ее жизни», пока как обычно отвешивал льстивые комплименты, ведьма нет-нет да косила глаза в сторону Драко. И Блейз, очевидно, почувствовав, что ему не удается полностью завладеть ее вниманием, вскоре извинился и растворился в толпе.       — Привет. — Грейнджер сморгнула задумчивый взгляд, зардевшись. Она уставилась на измазанную соусом тарелку и вдруг смутилась. Из ниоткуда всплыло кусачее сравнение: Астория-то наверняка ест аккуратно, фарфор перед ней так не измазан едой. Конечно, она ведь аристократка. А Гермиона…       — Привет.       Грейнджер украдкой глянула на Малфоя — тот улыбался. Несмелый взгляд Гермионы задержался на его губах и заскользил ниже — от кадыка к его протянутой ладони. Ведьма моргнула. Вновь посмотрела на Драко, и остренькие плечики слегка приподнялись на вдохе.       — Потанцуешь со мной?       Она лишь кивнула. Момент настал.       Нервно сглотнув, Гермиона вложила руку в его, чувствуя все еще непривычное, но такое знакомое покалывание в груди. Дыхание сбилось от волнения, когда Драко провел большим пальцем по ее коже — казалось, он вел по оголенным мышцам, по самим костям, согревая. Вечно мерзнущая, в нем она неожиданным образом нашла тепло. Поэтому и последовала бездумно в центр зала. Поэтому и смотрела ему в спину чуть округленными глазами, дыша сквозь приоткрытые губы. Увидь Грейнджер свой взгляд со стороны, определенно бы сослалась на пролетающих мимо светлячков. Но она не знала, что ее глаза сверкают ярче звезд из созвездия Вероники. Потому и не врала.       Малфой развернулся к ней лицом, неловко переступая с ноги на ногу. Музыка била по ушам: играло что-то бодрое, гитарные рифы гремели, смешиваясь с барабанами. Глубокий мужской голос напевал что-то про жемчужины, но Гермиона не вслушивалась. Разум затуманился от близости к Малфою. В самой толпе танцующих людей они стояли неподвижно, разглядывая друг друга с таким любопытством, будто делали это впервые. Давно изученные, когда-то ненавистные черты казались совершенно другими — они заиграли новыми красками, сбивая ритм сердца, подстраивая под новый музыкальный мотив. То, как Малфой ухмылялся, теперь не раздражало — наоборот, Грейнджер изучала изгиб его бровей, зачарованно моргая. Она неловко улыбнулась, сделав осторожный шаг ближе.       Время — такая глупая штука. Никогда не знаешь, что оно принесет с собой. Эти же секунды, когда Гермиона смотрела в глаза Драко, когда видела свой силуэт в расширенных зрачках, даровали ощущение цветения: под прической, от места, где когда-то выступал позвонок, расходились волны тепла, замыкаясь в грудине. Ее сердце стало таким весомым, когда его вдруг проткнули шипы Малфоя. Отяжелело в стократ, заставляя чувствовать каждый толчок к ребрам. Ни разу еще Грейнджер не задумывалась, отчего же сейчас, спустя столько лет неприязни, в ней согревалось тепло к Малфою. Это казалось ей запретной темой, вот только сейчас, когда не находились силы отвести от него взгляда, предположения закрутились, как пряжа на веретене. Верный ответ был совсем близко, до него даже руки тянуть не нужно — стоит лишь произнести вслух.       Они продолжали стоять неподвижно, когда музыка стала мягче, тягучее — словно повторяла улыбку Малфоя. В один момент свечи вдруг погасли, и зал потонул в полумраке. Его освещали лишь летающие светлячки: они были подобны бумажным фонарикам, что запускают в небо вместе с желаниями.       Драко отмер первым: пару раз моргнув, он рассмеялся, когда несколько светлячков устроились в волосах Грейнджер, словно та была источником света. Гермиона тоже хихикнула. Не знала, почему — просто была уверена, что над чем бы ни смеялся Малфой, она бы тоже могла найти это уморительным.       Вдруг Малфоя толкнула закружившаяся перед ними пара. Он отступил — и тут же исчез за загородившими его спинами. Гермиона оглянулась. Белое безумие вихрилось в медленных танцах. Ведьма сделала шаг в сторону, чтобы не мешать увлекшейся парочке, и заозиралась по сторонам в поисках Драко, но в зале было недостаточно света. Едва ее взгляд зацепился за что-то отдаленно похожее на силуэт Малфоя, как вдруг чья-то ладонь осторожно провела по открытому предплечью. Грейнджер вздрогнула от неожиданности. И прикрыла глаза, расплываясь в улыбке.       Которая, впрочем, тут же сползла, когда кудрей коснулся низкий шепот:       — Попрощайся со мной танцем, львенок.       Обернувшись к нему, Гермиона растерянно приоткрыла губы. Его реплика, чуть заглушенная мягкими мотивами музыки, пустила по коже мороз.       Блейз выглядел таким… она прищурилась, стараясь разглядеть, что же прячет это выражение лица. Грусть? Что-то больше похожее на смесь вины и желания. Не страстного, нет… желания теплого, идущего прямиком из солнечного сплетения — такого, что огибает тебя ярко-желтыми атласными лентами. Грейнджер улыбнулась, правда, тут же опустив взгляд на пол. Светлячки все еще летали вокруг нее.       — Блейз, я обещала…       — Она танцует со мной. — Малфой, возникший буквально из ниоткуда, аккуратно потянул Грейнджер на себя, отстраняя ее от прикосновения Забини. Пары вокруг продолжали кружить в танце, и Гермиона на секунду прикрыла глаза от накатившего головокружения. Зажмурившись, она надавила пальцами на виски, стараясь остановить дикий пляс сознания.       Музыка соединялась с голосами Забини и Малфоя. Грейнджер чувствовала, как Малфой сжимает ее ребра, пряча себе за спину. Звон в ушах усилился, и Гермиона нервно вздохнула. Ей стало душно. Нужно… присесть. Распахнув глаза, она хотела было отвлечь Драко, попросить его сопроводить ее до столика, а то и до лазарета, но взгляд зацепился за приближающегося Нотта. Жестами извиняясь перед парами, тот быстро двигался к ним.       — Что тут происходит? — Голос пронизан тревогой — по крайней мере, как расслышала Грейнджер сквозь гул в ушах. Тео переводил взгляд между замолчавшими Блейзом и Малфоем и, неприязненно скривив губы, фыркнул: — Поверить не могу.       Не произнеся больше ни слова, он неожиданно подхватил Гермиону за талию и танцем увлек подальше, вглубь зала. Грейнджер старалась не упускать Драко из виду. Но нахлынувшая головная боль принесла с собой не только шум в ушах. Она словно не могла сфокусировать взгляд. Вокруг лишь полумрак да какие-то яркие точки — должно быть, светлячки. Гермиона устало уткнулась лбом в грудь Нотта, глубоко вдыхая через нос.       Они покачивались медленно. Прикосновения Нотта были неловкими, почти как у Рона — одна рука едва-едва придерживала спину, зато вторая вдруг скользнула на запястье и замерла. Тео слегка надавил большим пальцем на трепещущую жилку под кожей.       — Только не говори, что у тебя такой пульс из-за моей близости.       — Надеюсь, ты имеешь в виду, что у меня его почти нет, — невнятно пролепетала Грейнджер. Размеренные движения давались все труднее: каждое переступание с ноги на ногу словно пускало морозные искры вверх по икрам.       Музыка продолжала струиться. Какая-то увлекшаяся пара несколько раз чуть не столкнулась с ними, и каждый такой раз заканчивался тем, что Тео ловко отодвигал Грейнджер в сторону — словно знал, когда в нее может прилететь чрезмерно влюбленная парочка. Гермиона тихо благодарила его, на что Нотт лишь пожимал плечами.       Ее последний бал, ее второй танец проходил совершенно не в тех руках. Тео был джентельменом, но он был не тем, кого так отчаянно ждало сердце Грейнджер. Тот, с кем она мечтала раствориться в танце, лениво вальсировал с Пэнси неподалеку от них. Все разбились по парам, с которыми изначально пришли. Гермиона вздохнула.       — Кого бы ты хотел пригласить на танец? — спросила Грейнджер, стараясь отвлечь себя от подкатывающей слабости. Она отклонила голову, заглядывая Тео в глаза — тот неожиданно нахмурился.       — Тебя, конечно. Мы же вместе пришли, — он попытался улыбнуться, но вышло неубедительно. Губы Гермионы растянулись в хитрой усмешке. Это привлекло внимание Нотта: блуждающий взгляд вдруг сконцентрировался на Грейнджер. Всего пару секунд молчаливой борьбы, — и Тео фыркнул и воровато оглянулся. Он понизил голос: — Это… Пэнси. Я бы хотел потанцевать с ней.       — Пока еще есть время. Я могу присесть, — тут же предложила Гермиона, поднимая брови. — Если ты подойдешь к ней, я уверена, Драко без проблем уступит.       Тео замялся. Он поджал губы, слегка наклоняя Грейнджер в танце. Мягкий прогиб в спине — и они снова качаются на месте. В висках закололо пуще прежнего, стопы начали неметь. Гермиона зажмурилась от болезненных покалываний.       — Да, но… — Нотт усмехнулся, когда над ними пролетели светлячки. — Она помолвлена. Так что это будет ненужный танец.       Взгляд Гермионы дрогнул. Он тут же устремился к Паркинсон в компании Малфоя, после чего вновь вернулся к Нотту. Девичьи брови изогнулись, и осанка стала мягче.       — О, Тео… — выдохнула Грейнджер, сожалеющее поджимая губы. Она легонько провела ладонью по его плечу. — Ты в порядке?       — Все лечится. Главное знать, что все точно кончено, а там уже и раны потихоньку затянутся, — беспечно улыбнулся Нотт. Он смотрел на нее несколько мгновений, после чего нахмурился и поджал губы в плутовской усмешке. Мелодия давала финальные аккорды. — Поэтому, кудряшка, определяйся быстрее, кому из моих друзей ты разобьешь сердце. Оно быстро заживает только по молодости.       Гермиона уставилась на него с изумленным видом, но Нотт отстранился и подмигнул, кивая кому-то позади. Она даже не успела ответить, что выбор давно сделан. Потому что в следующую же секунду с ней поравнялся Малфой. Он взволнованно оглядел ведьму с ног до головы, пока она глупо смотрела вслед удаляющемуся Нотту.       — Как насчет того, чтобы вернуться в Больничное крыло? — Драко взял ее за руку, заглядывая в побледневшее личико. Гермиона сдержанно кивнула и, перенеся вес на его руку, поморщилась.       — Извини… — прошептала она, когда Малфой приобнял Грейнджер за талию и направился в сторону выхода. Спину жег чей-то острый взгляд, но ощущение быстро затерялось на фоне усилившегося покалывания в стопах. — Ты… на самом деле ты можешь просто позвать мсье Фальконе, и он поможет мне дойти.       Драко фыркнул. Распахнув двери, он осторожно шагнул в коридорную прохладу и покачал головой. Ощущение его рук на тонком атласе разжигали что-то невыносимое по своей температуре. Его ладонь, лежащая на изгибе талии, кружила голову. Гермиона постаралась сконцентрироваться на чем-то одном. Но сам факт того, что она оказалась в такой близости к Малфою, что шла, едва не плавясь от его прикосновения, и прижималась плечом к его грудной клетке… что ж, это было чересчур для того, чтобы сохранять здравомыслие. Его густой парфюм витал вокруг, и Грейнджер, сама того не замечая, дышала чаще. Будто пыталась пронизать себя ароматом.       — Не неси чепухи, — наконец произнес Малфой. — Я несу за тебя ответственность.       — Боишься, что Маркус открутит тебе голову? — Гермиона улыбнулась, перехватив его взгляд. Мерлин, Драко был удивительно хорош собой.       — Я сам с этим прекрасно справлюсь, если ты пострадаешь, — он вторил ее улыбке, глядя сверху вниз. Грейнджер покраснела, после чего перевела взгляд вперед, на лестницу.       Она осторожно ухватилась за перила и ступила на первую ступеньку, как вдруг почувствовала, что ноги отрываются от поверхности. Испуганно вытаращившись, Гермиона на секунду сильнее вцепилась в ограждение, но ослабила хватку, едва осознала: Малфой держит ее на руках.       — Я бы… — Грейнджер, краснея пуще прежнего, опустила взгляд. Она прочистила горло: — Я бы сама могла.       — Не сомневаюсь, — Драко усмехнулся, продолжая подниматься. Кадык на его горле дернулся. Небольшая пауза нарушилась неловким покашливанием. — Считай, это моя благодарность за то, что ты упомянула перед публикой, как мы помогли тебе с мемориалом.       — О, это явно не то, за что нужно благодарить, Драко. — Она покачала головой, вдыхая глубже. Его парфюм будто сосредоточился под линией челюсти, и какое же удовольствие, что именно на этом уровне располагался и нос Грейнджер. — Это пустяк. К тому же вы действительно проделали добрую половину работы, пока я лежала в лазарете.       Он завернул на второй этаж, улыбаясь. Его шаг был легким и непринужденным.       — Грейнджер, неужели ты не знаешь, что пустяк — это понятие относительное?       Гермиона подняла на него внимательный взгляд, хмурясь. Драко замедлился.       — О чем…       — Либо больше не помогай нам обелить репутацию, Гермиона, либо перестань быть заносчивой засранкой и просто скажи: «Всегда пожалуйста».       Грейнджер округлила глаза. На губах вдруг засияла улыбка, и ведьма легко засмеялась, откидывая голову. Девичий хохот звонким перестукиванием разлетелся по стенам коридора, что прилегал к Больничному крылу.       — Ладно, — сквозь смех произнесла Гермиона, — ты выиграл. На сегодня это твоя победа.       Он вдруг присел и аккуратно подбросил ведьму, чтобы перехватить поудобнее. Грейнджер интуитивно овила руками его шею. Взгляд сначала соскочил вниз, на пол. А потом, когда Гермиона осознала, как близко она прижимается к Малфою, метнулся в сторону Драко.       Их взгляды пересеклись. Между лицами — не больше двадцати сантиметров. Ее ледяные руки плотно обнимали крепкую шею, и Гермионе стоило огромных усилий сделать вдох. Сердце колотилось как сумасшедшее — Малфой наверняка слышал его оглушительный стук. Покоясь в руках Драко словно фарфоровая куколка, Грейнджер захлопала ресницами. У него был невероятно тяжелый взгляд. Полный раздумий. Девичьи пальцы так и норовили скользнуть вверх по линии волос, зарыться в алебастровых прядях. Вместо этого, однако, Гермиона тихо произнесла:       — Ты не мог бы… побыть со мной еще немного? Я не очень хочу так быстро возвращаться в лазарет.       — Конечно, — мгновенно ответил Малфой, будто ждал этого вопроса. Тряхнув головой, он направился в сторону окна и осторожно усадил Грейнджер на широкий подоконник. — Ты в порядке?       Она лишь кивнула. Смущенная, Гермиона повернулась к стеклам. Ночь была беззвездная, и на секунду нутро Грейнджер дрогнуло — жаль, что ее созвездие не видит этот волшебный вихрь чувств. Поникнув, ведьма наконец посмотрела на Драко, что присел рядом. Она закусила губу. Руки не находили покоя, поэтому ей пришлось крепко стиснуть их в кулаки.       — Помнишь, в начале сентября я потеряла сознание в Большом зале?       Малфой кивнул. Он тоскливо взглянул на белый пион, что цвел в кудрявых волосах.       — Почему перед этим ты назвал меня гря…       — Стой, — Драко прервал ее, и Гермиона умолкла. Повисла пауза. — Я был неправ.       Он неуютно повел шеей, тяжело вздыхая. Темные брови свелись на переносице, и Драко поджал губы. Явно подбирал слова. Гермиона со странным чувством отметила, что, рассматривая Малфоя, вновь забыла сделать вдох.       — Это был наш первый разговор после твоего побега. Честно говоря, я был… — Он покачал головой, усмехаясь. — Я был ужасно зол на тебя. На тот факт, что ты все забыла. Я понимаю, что ты не виновата в потере воспоминаний, но…       Драко затих. Он с силой сдавил челюсть. Гермиона не смела и слова вставить, лишь хлопала глазами и слушала, упиваясь усиленным биением сердца.       — Но это действительно больно — когда тебе только-только удалось приблизиться к чему-то желанному, а потом ты откатываешься к самому началу. — Малфой облизнул губы, посмотрев на Гермиону. — Начиная с августа у меня непрерывно болело колено. Иногда мне казалось, что легче, не знаю… попросить ампутацию. — Он хмыкнул, вновь глядя на свои руки. — Я сам в этом виноват. Я был очень зол и постоянно думал о том, как сильно ненавижу тебя за тот поступок. И то… как я назвал тебя тогда, — это очень большая ошибка. Я не должен был так говорить.       — Ты… давно ты начал использовать Оборотное?       — Нет. С этого года. Ты… — Он тяжело вздохнул, проведя рукой по волосам. — Понимаешь, как бы сильно я ни злился, я не мог оставить тебя одну. Было очевидно, что ты никому не сказала о болезни. Иначе твои друзья реагировали бы совсем по-другому. Хотя первое время я даже думал, что Поттер знает, если честно. Но после того, как он загремел в Больничное крыло после драки, стало ясно, что ты решила смолчать. Это был очень глупый поступок, Гермиона. — Драко на секунду умолк. — Но я предполагал, что именно так ты и поступишь. Поэтому мы приглядывали за тобой. А Оборотное…       Он смешливо фыркнул.       — Ты тогда сказала Слизнорту, что готовишь Зелье живучести. — Малфой перевел взгляд на Грейнджер. — Если в конце неправильно добавить сухую эфедру, зелье рванет. Я… хотел проконтролировать, что ты не сожжешь класс и себя в придачу.       Гермиона закатила глаза, улыбаясь. Откинувшись на прохладное стекло, она вдруг тихо засмеялась.       — Мерлин, я же не Симус, чтобы взрывать все, что под руку попадется. — Она подняла голову и прикоснулась макушкой к окну. — Спасибо, что всегда был рядом, Драко.       — Не благодари. Я все равно делал это для себя.       Удивленная, Гермиона повернулась, однако Малфой уже соскочил с подоконника. Взгляд карих глаз цепко следил за мужским силуэтом. Встав прямо перед Гермионой, Драко невесомо прикоснулся к ее волосам. Он вытащил пион и, достав из кармана на пиджаке ромашку, прикрепил другой стебелек. Грейнджер тепло улыбнулась, когда их взгляды вновь столкнулись.       Вот только нежность, промелькнувшая в глазах Малфоя, резко сменилась напряжением. Он уставился на тугие кудри и, побледнев, шумно втянул воздух сквозь приоткрытые губы. Гермиона перестала улыбаться. Ведьма оторвалась от окна и подалась чуть ближе к Драко, почти касаясь носом его рубашки.       — С ромашками выглядит лучше.       — Это мои любимые цветы. — Она улыбнулась, глядя на него из-под ресниц.       — Знаю, — Малфой кивнул. Он выдержал небольшую паузу прежде, чем тихо произнес: — А еще я знаю, что, увидь Афродита твои кудри, она бы ни за что не тронула дар Вероники.       Грейнджер смотрела на него еще долю мгновения, прежде чем до мозга дошел смысл озвученного. Улыбка потихоньку сползала с губ, а глаза становились все шире. Мощный «Глациус» — вот с чем было сравнимо чувство, неожиданно поразившее ведьму. Будто все внутри покрылось толстой коркой льда, который теперь отражал любой звук, замыкая импульс внутри тела. И в особенности — невыносимо гулкое сердцебиение.       Малфой уязвленно сжал кулаки. Он не мог двинуться с места — как, впрочем, и Гермиона. Эта секундная пауза, повисшая между ними, ощущалась как чертова бесконечность, и взгляды, касающиеся друг друга, становились все более и более осознанными. Драко сглотнул. Шумно выдохнул и, видимо, желая сказать что-то еще, продолжить, приоткрыл рот. Однако звук не успел сорваться.       Потому что Грейнджер, резко схватившись за лацканы пиджака, потянула Малфоя на себя. Секунда — и их губы больно столкнулись. Удивленный выдох Драко пришелся ей куда-то в щеку, опалив покровы кожи до костей, но это было так неважно. Ничто не имело значения, когда он целовал ее. В следующее же мгновение Малфой оперся одной рукой о стекло, второй придерживая Гермиону за шею, и эти трепетные касания заставляли ее едва ли не пищать от удовольствия.       Гермиона вдавила ледяные ладошки в его скулы, проводя большими пальцами по гладкой коже, и зажмурилась. Внутри полыхал пожар. Что-то огромное, неукротимое облизывало кожу изнутри, и по рукам потянулись крупные мурашки. Его парфюм кружил голову. Неумело, неловко Грейнджер втягивала его нижнюю губу, и пальцы вдруг заскользили выше, путаясь в идеальной прическе. Малфой тяжело вздохнул, все больше опираясь на стекло. Казалось, оно вот-вот треснет.       Это удивительное чувство, на которое Гермиона все это время робко смотрела сквозь пальцы, показало себя во всей красе. Сейчас, когда Драко скользил горячей ладонью по ее мягкой шее, когда вдруг дотронулся до позвонка, поглаживая тем же жестом, что долгое время делала Грейнджер, влюбленность сбросила все маски и плясала в каждом миллиметре ее тела. Дыхание спирало. Под крепко закрытыми глазами мир дрожал, кружился, и сердце тоже кружилось в их упущенном танце. Будто первый снег, на нее свалилось осознание верного ответа.       Время действительно глупо. Поступки — нет. Прикрываясь многолетней враждой, думая о всех недомолвках и случившихся раздорах, Гермиона игнорировала саму суть — она не видела протянутое ей сердце. Воспоминания о Малфое закрутились под сомкнутыми веками: его неловкость в подвале Нотта, неумение подобрать верные слова, его отчаяние — и вдруг стало так свободно. Потому что всякая злость на Драко оказалась раздавлена знанием: он пытался ее спасти. Во всех смыслах. Он спасал ее душу, спасал ее от кошмаров, разминая руку, он был рядом даже в моменты, когда сама Гермиона была готова от себя отказаться. Потребовалась жалкая неделя, чуть больше семи бестолковых дней, чтобы мир встряхнулся в очередной — уже последний — раз лишь для того, чтобы показать: иногда мы сами лепим маски на чужие лица.       Чувства в ней будто обострились до максимума. Гермиона закинула руки на шею Малфоя, и локти уперлись в его напряженные плечи. Словно зачарованный, Драко оторвал ладонь от девичьей шеи и мягко прошелся по предплечьям до тонких пальцев, ни на секунду не прекращая целовать. Он оторвал одну ее ладонь и приложил к своей грудной клетке — та содрогалась. Даже сквозь одежду Гермиона чувствовала этот трепет. Никакого сомнения: ее тряслась ровно так же, если не сильнее.       Малфой запечатлел последнее прикосновение к ее губам. Прижался лбом к ее, все еще удерживая тонкую ладонь у сердца. Они смотрели друг на друга без страха, и дыхание обоих путалось, смешиваясь. Драко тяжело сглотнул.       Недостающие слова повисли в воздухе — спертом, разреженном. Гермиона облизнула губы, и Малфой, не сдержавшись, вновь прильнул к ним, оставляя краткий поцелуй. Оглушающая нежность коснулась девичьего разума, и Грейнджер легко потерлась носом о его щеку, делая глубокий вдох. От него все еще пахло мятой. Мерлин…       — Нужно было раньше рассказать, — наконец произнес Драко, и голос его звучал хрипло. Гермиона мягко улыбнулась.       В голове не было ни единой мысли, что сказать. Однако никакой неловкости в этом не находилось — наоборот, Грейнджер впервые испытывала правильную тишину. Ту, которая несла в себе спокойствие и умиротворение. Она прикрыла глаза, касаясь носом его.       — А… цвет?.. — Вопрос прозвучал тихо, почти невесомо. Будто дуновение случайного ветерка. Драко мягко провел ладонью по ее волосам.       — Ленту зачаровывал близкий друг мсье Фальконе. Целитель. — Гермиона отстранилась, заглядывая Малфою в глаза. Они совсем потемнели. — Цвет… у ленты три показателя, завязанных на нервной системе. Белый — состояние удовлетворительное. Золотой — идут процессы воспаления. А красный…       — В день, когда я упала, лента покраснела, — Грейнджер выдохнула, сглатывая. Драко кивнул. — И ты… ты подарил ее мне, потому…       — Потому что хотел знать, когда мне нужно будет выйти из тени, — перебил ее Драко, склоняя голову. — Я не знал, как ты себя по-настоящему чувствуешь. Эта лента — единственное, что давало мне ответы.       И если у Грейнджер и оставались какие-то сомнения на счет Малфоя, то после этих слов они испарились. Потому что если влюбляться на закате дней, то только в него. Несносного, грубого, зазнавшегося…       …трепетного и понимающего Драко Малфоя. Гермиона оставила мягкий поцелуй в уголке его губ, на секунду прижимая ладонь к щеке. Ей хотелось расплакаться от переизбытка чувств. От торжества сердца. Ком в горле не давал сказать простое «спасибо». И все, что оставалось Грейнджер, — это пообещать себе, что она выторгует у болезни еще хотя бы несколько лет, чтобы ежедневно благодарить своего ангела-хранителя. Ведь, в конечном итоге, как бы крепко смерть ни держала Гермиону за плечи, Драко всегда будет держать ее крепче. Теперь она знает это наверняка.       Из глубины коридора донеслись тихие шаги, и Малфой осторожно отодвинулся от ведьмы, протягивая ей ладонь. Улыбаясь, она спрыгнула с подоконника. Пара неспешно проследовала к дверям Больничного крыла, о чем-то тихо смеясь и залечивая сердца, совершенно не подозревая, что в паре метров от них чужое билось вдребезги. И окажись они чуть внимательнее, обязательно заметили бы у ступеней лестницы брошенный букет белоснежных пионов.