***
На это требуется немного уговоров Стива, но Баки удается не выломать дверь Питера, когда мальчишка не подает никаких признаков того, что выйдет из комнаты тем вечером. Стив не обижается, когда Баки отклоняет его предложение провести ночь в его комнате вместе. Он не сомневается, что физический контакт оказал бы успокаивающий эффект, но он предпочел бы оставаться как можно ближе к своему ребенку, даже если Питер все еще отказывается с ним разговаривать. Он хочет, чтобы мальчишка знал, что он рядом и доступен, если тот захочет поговорить, и Стив, понимая, что его присутствие может несколько помешать этому, любезно удаляется в свою комнату, чтобы поспать. Баки никогда так остро не осознавал, насколько он его не заслуживает. Все таки, Стив тоже остается без него. Он не может поехать с Баки по тем же причинам, что и Питер. Причины, о которых им все еще нужно поговорить, если только Питер выйдет или впустит его. Если бы только он дал Баки шанс все объяснить. Чтобы успокоить его. Чтобы попытаться улучшить ситуацию, каким бы бесполезным это ни было. Он смотрит вверх на затемненный потолок своей позаимствованной спальни и игнорирует предательский шепчущий голос: «Ты заслуживаешь этого». В конце концов, именно так, должно быть, чувствовал себя Питер последние несколько дней, лежа ночью без сна и желая, чтобы Баки просто поговорил с ним, впустил его, а не отталкивал. Даже если Стив прав, и им обоим обоснованно нужно личное пространство… эти ощущения практически невыносимы. Одиночество душит его. - Пятница, - тихо зовет он. – Питер спит? ИИ, кажется, почти колеблется: - Нет, Баки. Он встает с постели и выходит за дверь, не раздумывая ни секунды. Мальчишка по-прежнему не отвечает и не издает ни звука, когда Баки стучит, даже когда он говорит: - Питер, я знаю, что ты не спишь. Ну и пусть. Глубоко вздохнув, Баки поворачивается и прижимается спиной к двери мальчишки, мягко сползая вниз, пока не оказывается сидящим в темном пустом коридоре. Из комнаты не доносится ни единого звука. Баки прислоняется затылком к двери и говорит: - Питер, тебе не обязательно выходить, впускать меня или разговаривать со мной. Я не буду заставлять тебя говорить об этом, если ты не готов. Я понимаю. Просто… Мне нужно тебе кое-что сказать. Он медленно вдыхает, задерживая дыхание в легких. - Мне было страшно смотреть на тебя, после того, как в тебя выстрелили. Он сглатывает комок в горле. Он не хотел говорить об этом. Все еще нет. Но Питер заслуживает знать, почему Баки отталкивал его. Точно так же он заслуживает знать, почему он уезжает. Почему он нарушает свое обещание. - Я боялся вспоминать, что я чувствовал в тот момент. Я боялся вспоминать, каково это, когда ты умираешь у меня на руках. Я подумал… когда очнулся в Сибири, я просто продолжал думать про себя: «Его нет. Его нет, и я больше не отец. Никто никогда больше не назовет меня так». Слезы наворачиваются на его глаза, но на этот раз Баки не хочет их останавливать. - Но когда ты оказался там. Прямо как той ночью, когда мы встретились. Ты появился внезапно, из ниоткуда. И мне показалось, что мне дали второй шанс. Как будто эта личность, которую я так иррационально, собственнически люблю, все же не была вырвана у меня. Ты был жив, и я по-прежнему могу оставаться твоим отцом. Как будто вселенная говорила мне: «Сделай это снова, но на этот раз сделай это правильно». Я чувствовал, что мы могли… чувствовал, что я мог начать все сначала. Что я все еще могу каким-то образом найти способ поступить с тобой правильно. Он смеется, но это больше похоже на рыдание, и на мгновение Баки не уверен, что это не так. - Но затем мы вернулись домой. Мы вернулись домой, и я устроил разнос Стиву и Тони за то, что они позволили тебе прилететь в таком состоянии, в каком ты был, но Тони… Тони заставил меня понять, что из нас троих только я причинил тебе самый большой вред. Я тот, кто причинял тебе вред с самого первого дня. Питер ничего не говорит, но слышится какое-то движение – скрип, приглушенное постукивание босых ног по деревянному полу. Баки ждет, не откроется ли дверь, но в комнате снова воцаряется тишина. - Питер, как… как ты мог морить себя голодом, просто чтобы оставаться со мной? Как ты мог это делать? Он ждет, затаив дыхание. Он так боялся спросить, хотя знает ответ – он знает, что Тони прав. Он знает, что Питер скорее всего даже не хотел этого делать. Более того, он знает, что это его собственная вина, что он не заметил. - Я… - нерешительно начинает он. Боясь сказать что-то не то, когда все уже и так испорчено. – Я думал, что вселенная дает мне второй шанс. Но в тот момент, когда Тони снял шоры с моих глаз… боже, Питер. Криозаморозка была не такой холодной по сравнению с тем, как я себя почувствовал. Я оказался не скорбящим человеком, которому дали второй шанс стать твоим отцом. Я оказался глупцом, которого заставили осознать, каким оторванным от реальности я был. Я не твой отец, и никогда им не был. Я Зимний солдат, и я понятия не имел, что, черт возьми, я делаю, и именно ты пострадал из-за этого. Металлическая рука ощущается прохладной на его разгоряченном лице. Он не утруждает себя вытиранием слез. - Это было похоже на то, как последний кусочек головоломки встал на место. Это было… вот почему это, что бы это ни было, черт возьми, - Бог, судьба, вселенная, не имеет значения – спасло тебя. Чтобы это могло снять пелену с моих глаз и сказать: «Ты не можешь потерять что-то, что тебе никогда не принадлежало». Мне казалось, что весь мой мир рушится вокруг меня, Пит. Это было единственное, что, как я считал, я сделал правильно. Я взял тебя к себе, полюбил, дал тебе кров, кормил тебя. Я думал, что я поступил правильно. Но это было не так. И вот тогда я понял… я вернул тебя, но все равно потерял своего сына. Потому что я не имел права называть себя твоим отцом, когда подводил тебя на каждом шагу. Дверь издает тихий звук, и хотя он понимает, что этого не может быть, но Баки клянется, что чувствует тепло Питера сквозь твердую древесину, чувствует, что тот сидит так близко, всего в нескольких дюймах от него, и все же так болезненно далеко. - Я не… знал, как смириться с этим открытием, ребенок. Я не знал, как все исправить. Я просто хотел оградить тебя от себя, чтобы ты, наконец, был в безопасности, по-настоящему в безопасности. Я чувствовал себя недостойным даже смотреть на тебя. Я абсолютно уверен, что не заслуживал быть любимым тобой или любить в ответ. Он сильнее прижимается к массивной двери, надеясь, что Питер каким-то образом тоже его чувствует. - Но потом появился ТʼЧалла. Он не может сдержать широкую и горькую улыбку. - Я не исчез в ночи, как хотел, потому что я знаю, мелкий, что больше всего на свете я хочу быть с тобой. Я хочу нашу совместную жизнь, даже если она не может быть такой, какой была. Может быть, мы никогда не сможем вернуться к тому, как все было в Квинсе, но с помощью ТʼЧаллы мы по-прежнему сможем быть семьей. Это шанс, которым я должен воспользоваться, Питер. Потому что больше всего, больше своей вины, больше своего страха все испортить, я хочу быть твоим отцом. Он ощущает новое изменение, оборачивается как раз вовремя, чтобы увидеть, как рывком открывается дверь, и улавливает только мелькнувшее мокрое от слез лицо Питера, прежде чем мальчишка бросается в объятия Баки, крепко обнимая его за шею, болезненно всхлипывая ему в грудь. - Ты всегда был моим папой! Сила объятия выбивает из него дух, но это не мешает Баки отчаянно крепко сжимать Питера и баюкать его в своих руках. Он прислоняется к дверному косяку, шикая и укачивая мальчишку, который не должен быть таким маленьким, каким есть, держа его так, словно это единственное, для чего он был создан. Как будто, несмотря на то, что вся его жизнь, полная войн, смерти и горя, и утверждает обратное, он родился, чтобы быть отцом этого мальчишки. - Это не твоя вина, - кричит Питер, отстраняясь от объятий на время, достаточное для того, чтобы выдохнуть слова между рыданиями. – Это было не… это было не… из-за еды, пап. Это была не твоя вина. Баки убирает прядь мокрых кудрей с заплаканного лица мальчишки: - Я должен был заметить это, Питер. Я должен был догадаться… - Нет! – говорит Питер, сердито глядя на него и ударяя ладонью по груди Баки. – Нет, просто… остановись. Просто послушай. В вопросе с едой не было твоей вины, пап. Это… это началось очень давно. Задолго до того, как мы встретились. Баки моргает, едва осмеливаясь дышать, но все же умудряется выдохнуть: - Что? - Я… мне пришлось научиться подавлять это давным-давно. Когда меня укусили. Питер поднимает на него взгляд, его глаза мокрые, покрасневшие и темные. Он по-прежнему выглядит таким сердитым и убитым горем. Баки проводит своей металлической рукой по его волосам, успокаивая, и смотрит, как мальчишка делает столь необходимый вдох. - Помнишь, я говорил тебе, что должен был держать свои способности в секрете от дяди и тети? – спрашивает он, и когда Баки кивает, продолжает, - ну, все началось довольно непросто. Я внезапно стал выше, мускулистее и мне не нужны стали очки, и… и я хотел есть. Типа, все время. До такой степени, что я буквально объедал нас. Мои тетя и дядя очень волновались. Он судорожно вздыхает, но расслабляется, когда Баки успокаивающе кладет руку ему на плечо. - Они хотели отвести меня к врачу. Чтобы провести, типа, полноценное обследование. Я до смерти боялся того, что они обнаружат, и того, что сделают тетя и дядя, если узнают. Я… я не хотел, чтобы они злились. Или стали более обремененными, чем уже были. Так что, я… я контролировал то, что ел. Все время. Я был очень осторожен, чтобы никогда не есть столько, чтобы встревожить их. Через некоторое время это просто… вошло в привычку. А потом голод даже перестал быть настоящим ощущением, если ты меня понимаешь. Он присутствовал всегда. И я мог его игнорировать. Он снова пронзает Баки тем же взглядом. Обиженным. Уличающим. Но яростным… слишком яростным и решительным, и за этой яростью, таится, подпитывающий ее, источник любви. - Я не морил себя голодом, чтобы оставаться с тобой, пап. Я не знаю, откуда мистер Старк взял эту идею, но он ошибается. И ты… ты всегда поступал правильно со мной. Всегда. С той первой ночи, когда мы встретились, когда ты спас мне жизнь, и до всех тех раз, когда ты спасал меня после этого. Не смей, - слезы снова начинают течь, когда Питер хватает его за воротник и трясет, - думать, что ты когда-либо был кем-то меньшим, чем моим героем. Потому что ты он и есть. Ты мой герой, и я… - гнев на его лице сменяется отчаянием, он опускает голову и всхлипывает, - я… я не хочу, чтобы ты ехал в Ваканду! Баки притягивает его в новое объятие, его сердце колотится где-то в горле. Питер не причинял себе вреда, чтобы удержать их вместе. Это кажется почти слишком хорошим, чтобы быть правдой, хотя он все еще чувствует, что должен был знать, как Тони, - но также он чувствует облегчение. Громадное, безмерное облечение, выкачивающее всю вину из его тела, как бензин. И душевную боль, слишком глубоко расположенную, чтобы увидеть ее нижнюю точку, когда он заставляет себя сказать: - Я должен ехать, Пит. - Почему? – всхлипывает Питер. – Я не понимаю. Поч-почему мистер ТʼЧалла не может помочь тебе здесь? - Потому что все, что им нужно, чтобы помочь мне, находится в Ваканде, включая его главного ученого. И… вся правовая защита, которую выстраивают его адвокаты, основана на том, что я нахожусь в Ваканде. Обвинение потребует доказательств. Я должен ехать. - Почему я не могу поехать с тобой? – Питер поднимает голову, пронзая его своими широко раскрытыми щенячьими глазами. – Я могу учиться на дому. Я… я все еще могу закончить учебный год вовремя, даже если мы будем за границей. По крайней мере, мы будем вместе. Пожалуйста? Его сердце проваливается в желудок. - Я больше всего на свете хочу, чтобы ты мог поехать со мной, Питер, - говорит он, снова проводя рукой по кудрям мальчишки, - но это будет гораздо хуже для тебя, чем остаться здесь с Тони, поверь мне. Мальчишка не выглядит убежденным. Только обиженным. Обиженным и невероятно, безутешно убитым горем. - Почему? Баки делает глубокий вдох. Успокаивается. И говорит: - Потому что они еще не знают, как выбросить эти триггерные слова из моей головы, мелкий. И пока они не знают… они собираются снова поместить меня в криозаморзку. Он наблюдает, как слова доходят до его сознания. Наблюдает, как замешательство переходит в неверие, затем в ярость и печаль, и все это за одну бесконечно долгую долю секунды. Плечи Питера сотрясаются от рыданий, его голова опущена, руки дрожат, когда он сжимает ткань рубашки Баки. - М-мы могли бы у-убежать, - всхлипывает он, задыхаясь от слов. – Как мы п-планировали раньше. Мы могли бы уехать к-куда-нибудь, где они н-не найдут нас, пап. Ты не… ты не должен д-делать этого. - Могли бы, - мягко соглашается Баки. Он обхватывает лицо мальчишки ладонями и поднимает его голову, чтобы их глаза могли встретиться. – Но я не хочу, чтобы ты… я не хочу, чтобы кому-то из нас приходилось выбирать между нормальной жизнью и семьей, Питер. На этот раз я хочу все сделать правильно. Чтобы не надо было больше убегать и прятаться. Он вытирает слезы мальчишки большими пальцами: - Я хочу выбросить эти слова из своей головы. В этот раз я хочу ступить на американскую землю, как свободный человек. И я хочу… я хочу отвезти тебя обратно в Нью-Йорк. Я хочу всего этого, Пит. Квартиру, которую нам не нужно постоянно ремонтировать самостоятельно. Ты, я, Стив, черт возьми, даже Тони – я хочу всего этого. Дни рождения и праздники, и быть вынужденным вечно смотреть одни и те же шесть фильмов по «Звездным войнам». Я хочу быть рядом, когда ты окончишь школу, когда закончишь колледж, если ты женишься, если у тебя будут дети. Я хочу этого. Я хочу, чтобы у нас была такая жизнь. Он притягивает мальчишку к себе и прижимается к его лбу своим, удерживая его, не позволяя отвести взгляд. - Я хочу усыновить тебя. Мокрые глаза Питера закрываются, его челюсть сжимается, когда он проглатывает рыдания, клокочущие в груди. В этот момент Баки понимает, что Питер осознает. Все изменилось. Больше недостаточно убегать и прятаться; если они хотят иметь возможность называть друг друга семьей при свете дня, это то, что должен сделать Баки. Мальчишка наклоняется, крепче прижимаясь лбом, и шепчет, расстроено, но твердо: - Хорошо.***
Несмотря на настойчивость Баки и неохотное принятие Питера сложившейся ситуации, никто не испытывает особого восторга, когда самолет ТʼЧаллы приземляется двумя днями позже. Питер прижимается к его боку, пока они наблюдают, как опускается самолет с вытянутыми поплавками, готовясь приземлиться на воду. Он почти не производит всплеска при соприкосновении, скользя до естественной остановки в конце длинного причала, выступающего с заднего крыльца. - Он здесь, - тихо и грустно говорит Питер. Баки обнимает его за плечи: - Да, ты прав. Нижняя губа мальчишки дрожит. Баки может сказать, что он о чем-то очень напряженно думает – он выглядит испытывающим противоречивые чувства и неуверенным в себе. Но, в конце концов, он сжимает челюсти в той упрямой манере, которую он определенно перенял у Стива, изо всех сил стараясь придать лицу невозмутимость, предпочтя сохранять молчание. Баки ожидал, что он будет умолять его не уезжать. Но Питеру всегда удается удивлять его. Пятница открывает задние двери для ТʼЧаллы, когда тот приближается. Он кивает им, входя, хотя и не улыбается. Баки полагает, что ситуация должно быть, по крайней мере, частично, по эмоциям противоречива и для него тоже. - Доброе утро. Баки, как ты себя чувствуешь? Баки крепче прижимает к себе сына и обдумывает свой ответ: - Оптимистично. Рука Питера сжимается сзади на его рубашке. ТʼЧалла снова кивает: - Я рад это слышать. Я тоже. – Он смотрит на входящего Тони, который выглядит изможденным, как будто не спал несколько дней. Баки не удивился бы, если бы это было именно так. – Старк. - Ваше Величество, - приветствует Тони. Он оглядывается на остальных с немалой долей тревоги на лице. – Рад видеть, что мы все здесь сохраняем жизнерадостность. Стив закатывает глаза, но не отвечает. Баки только крепче прижимает Питера, когда мальчишка сильнее вжимается в его бок. - Ладно, плакали все мои усилия, - говорит Тони. Он снова поворачивается к ТʼЧалле. – Вы, парни, останетесь на поздний завтрак? Или это тот случай, когда, знаете, Громовые коты* идут? ___________________________________________________________________________ *Громовые коты (ThunderCats) – американский мультсериал (1985г.) ___________________________________________________________________________ Король пристально смотрит на Тони сверху вниз. - Я не пытался сделать кошачий каламбур, для протокола. ТʼЧалла фыркает: - Я бы предпочел не задерживаться и что-то подсказывает мне, что Баки испытывает сходные чувства. ТʼЧалла поднимает на него взгляд, и Баки кивает, чувствуя, как Питер сникает под его рукой. - Если ты готов, Баки, я оставил дверь в кабину открытой. Я быстро присоединюсь к тебе. – Сочувственный взгляд, которым ТʼЧалла окидывает их, превращается во что-то другое, что-то мрачное и решительное, когда он снова смотрит на Тони. – Сначала я должен поговорить со Старком. Наедине. - О-о. Звучит не очень хорошо, - говорит Тони, и они с Баки обмениваются недоуменными взглядами. Баки хочет спросить, о чем нужно поговорить ТʼЧалле с Тони, но когда он оглядывается на него, то обнаруживает, что тот пристально смотрит на Стива. Стив выглядит далеко не таким спокойным, как ТʼЧалла. Теперь Баки действительно хочет знать, что, черт возьми, происходит. Но плечи Питера дрожат под его рукой, и Баки отбрасывает любопытство при виде безмолвных, горестных слез, текущих по щекам мальчишки. - Все хорошо, Пит, - говорит он в жалкой попытке утешить его. Мальчишка просто вытирает лицо насухо, коротко кивая ему вместо словесного ответа. Тони неловко подходит, выглядя так, словно не совсем уверен, что делать с собственными руками: - Я, э-э. У меня складывается впечатление, что тогда мы должны попрощаться сейчас. Баки поднимает на него взгляд. Он не уверен, что именно заставляет его обхватить свободной рукой Тони за шею и притянуть его к себе для объятия, проигнорировав его испуганный вскрик. Тем не менее, он ловит себя на том, что улыбается, когда твердо похлопывает его по спине. Тони выглядит смущенным и возмущенным, когда он отпускает его. Баки только шире улыбается, хлопая его по плечу. - Береги себя, Тони, - говорит он, наблюдая, как тот пытается – и безуспешно – казаться бесстрастным. – И позаботься о моем сыне. - Ты же знаешь, что я так и сделаю, - фыркает Тони. Баки опускает руку, и Тони мгновение колеблется, прежде чем протянуть свою для рукопожатия. – Я позабочусь о нем. И тебе это не понравится. Он вернется к тебе только на один день, прежде чем попросит еще немного потусоваться со мной. Поверь мне, это будет чертовски болезненно. Ты прогонишь меня метлой, когда увидишь в следующий раз. Баки смеется и пожимает ему руку, необъяснимо благодарный за неожиданного друга, которого он нашел в Тони Старке. - И… - нерешительно начинает Тони. – Береги… береги и себя тоже. Поправляйся. Я не нянька. Почисти и отполируй свои мозги, а потом тащи свою задницу обратно сюда. Мы будем ждать тебя. - Я тоже буду скучать по тебе, Тони. - Ага-ага. Заткнись. И выметайся из моего дома. Баки может только ухмыльнуться. Он переводит взгляд вниз, надеясь увидеть Питера, улыбающегося им, но лицо мальчишки бледное, а взгляд отсутствующий. Вздохнув, Баки поднимает руку, беря мальчишку за плечо своей металлической рукой. - Давай, Пит. Пойдем, поможешь мне загрузиться в самолет. Питер молча хватает единственную сумку Баки и выходит за дверь. Баки ждет Стива, который все еще занят каким-то напряженным соревнованием взглядов на профессиональном уровне с ТʼЧаллой. Он останавливается в дверях и зовет: - Ты идешь? Стив неохотно отводит напряженный взгляд, и его тело напрягается, как тетива лука, когда они выходят на улицу. - Удачи, Барнс, - кричит Тони. Он выглядит явно смущенным из-за уровня искренности в собственном голосе, когда Баки оглядывается на него через раздвижные двери. - Еще раз спасибо, Тони, - говорит Баки. – За все. Тони кивает, и Баки поворачивается обратно к причалу, где на самом краю стоит Питер, затмеваемый тенью самолета ТʼЧаллы. - Не просветишь меня, что все это было? – тихо говорит Баки Стиву, чтобы никто больше не услышал. - У меня есть предположение, - отвечает Стив, явно все еще очень напряженный. – Я просто надеюсь, что ошибаюсь. Баки задумчиво смотрит на него: - Я полагаю, сейчас не время и не место. Стив издает невеселый смешок: - Ты даже не представляешь. - Ладно, - Баки пожимает плечами, слегка подталкивая Стива локтем. – Выше нос, Стив. Все получится. - Хмм. - Мне нужно, чтобы ты сосредоточился на здесь и сейчас, - говорит Баки. – Питеру нужно. С губ Стива срывается виноватый вздох: - Ты прав. Извини. Я просто… нервничаю. - Я знаю. Все нормально. - Я по-прежнему считаю, что это правильно, - говорит Стив. – Я все еще думаю, что ТʼЧалла оказывает нам невероятную услугу. Я просто… нервничаю. Обо всем. - Я думаю, что мы все чувствуем это в той или иной степени, - он бросает на Стива твердый, но не злой взгляд. – Нервничать – это нормально. Просто не закрывайся от меня. Мне нужно, чтобы ты проследил, чтобы Тони спал каждую ночь и ел что-нибудь, кроме органических кофейных зерен, чтобы он мог позаботиться о моем ребенке. Кривая ухмылка расплывается по красивому лицу Стива: - Я присмотрю за ними, Бак. Я обещаю. - Я люблю тебя, - говорит Баки, прежде чем успевает обеспокоиться, не странно ли это говорить здесь и сейчас, именно на этом месте и в это время. Стив пристально смотрит на него, пораженный, широко открыв рот от шока, но его глаза немного затуманены, и он не выглядит испытывающим неловкость, несмотря на напряженное выражение своего лица, так что Баки считает, что все в порядке. Наверное. Когда они добираются до конца причала, Стив так крепко обнимает его, что Баки клянется, что слышит, как трещат его кости. Он утыкается лицом в шею Стива, вдыхая знакомый, успокаивающий запах и позволяя объятиям сказать все те мелочи, для которых он никогда не мог найти слов. Когда они отстраняются, Стив обхватывает его лицо ладонями и говорит: - Я буду ждать тебя, Бак. Баки улыбается и целует его, твердо, но нежно обхватив его за голову. - Скоро увидимся, Стиви, - обещает он, отстраняясь. И снова поворачивается к Питеру. Мальчишка не смотрит на него. Он смотрит на самолет ТʼЧаллы, мягко колыхающийся в спокойной воде. Его глаза мокрые, но щеки сухие, и когда Баки подходит к нему, он ни секунды не сомневается, что мальчишка сорвется и будет умолять его не садиться в самолет. Но Питер смотрит на него и говорит: - Счастливого полета, пап. На мгновениое сердце Баки замирает, думая, что он действительно причинил Питеру непоправимый вред, раз тот сказал ему такое – так внезапно измениться, от маленького ребенка, который цеплялся за него при малейшей мысли об уходе Баки, до этого незнакомого молодого человека, который мог попрощаться, как будто в этом нет ничего страшного. Баки на мгновение тонет в чувстве вины, думая о том, как сильно он, вне всякого сомнения, причинил боль своему сыну. Но затем он замечает другое. Он присматривается и видит, как сильно пальцы Питера впиваются в материал сумки Баки. Как напряжено все его тело, как будто оно может развалиться на части при малейшем прикосновении. Какая у него оборонительная поза, как он стоит, отвернувшись от Баки, отстраненно, но не надменно. Сдерживается. Намеренно, сознательно сдерживается. Нижняя губа Питера по-прежнему дрожит, его глаза все еще дрожат от непролитых слез, и Баки замечает. Он замечает, как близок Питер к тому, чтобы броситься в объятия отца и умолять его остаться. Как тяжело Питер борется за то, чтобы оставаться взрослым в этом вопросе, чтобы держать голову высоко, чтобы не усложнять ситуацию больше, чем нужно. И боже, неужели от этого Баки хочется разрыдаться. Потому что Питер знает. Он знает, что никто из них не хочет этого, что Баки не хочет оставлять его, что он не хочет садиться в этот самолет и смотреть, как то, что он любит больше всего на свете, удалятся все дальше и дальше. Питер знает, что для Баки это крайняя мера в безвыходных обстоятельствах. Поэтому он не умоляет, не рыдает и не цепляется за него отчаянно, как ребенок, не позволяя ему уйти. Хотя он явно этого хочет. По иронии судьбы, именно Баки прижимает Питера к себе и почти признается, что не может этого сделать, не может, он не может его отпустить. Но Питер старается. Он пытается быть взрослым и позволить Баки поступить правильно. Поэтому Баки целует его в щеку, бережно обхватив ладонями, и говорит: - Я люблю тебя больше, чем ты можешь себе представить, ребенок. – Он пытается, но не может сдержать слезы, но все же умудряется улыбнуться, прижимая их лбы вместе. – Ты лучшее, что когда-либо случалось со мной. Дождись меня, Питер. Клянусь, я вернусь домой к тебе, как только смогу. - Я тоже тебя люблю, папа, - говорит Питер, его голос не дрожит, что явно дается с трудом. Его ноги дрожат. Его руки, когда поднимаются, чтобы мягко обхватить Баки за запястья, бледные и холодные. – Я… я буду ждать. Так что не забывай о своем обещании. – Он закрывает глаза и сталкивает их лбами. – Я… я очень благодарен тебе за то, что ты мой папа. - Это хорошо, малыш, потому что я планирую остаться твоим отцом навсегда. Питер открывает глаза и улыбается. Баки улыбается в ответ, обнимает сына еще мгновение и отпускает его. И взрывная волна разрывает безмятежную тишину леса. Все трое вздрагивают и оглядываются на дом, ошеломленные при виде дыма, подымающегося от крыши. Стив мгновенно начинает двигаться, чтобы проверить, но останавливается, когда Железный человек взмывает в небо, не останавливаясь и даже не поворачиваясь, чтобы посмотреть на них, когда срывается за горизонт и исчезает из виду. - Какого черта? – говорит Баки. Стив не отвечает, только ошеломленно смотрит, как ТʼЧалла проходит через двери. Он выглядит бесстрастным, хотя и немного уставшим, и ни в малейшей степени не паникующим и не встревоженным. - Что это было? – спрашивает Баки, когда ТʼЧалла подходит к ним. Стив все еще не сказал ни слова, его взгляд мечется между затылком ТʼЧаллы и клубами дыма, все еще поднимающимися над домом. - Что-то, чего долго ждали, - говорит ТʼЧалла, его голос абсолютно ничего не выражает. – Было бы лучше в данный момент не зацикливаться на этом. Что сделано, то сделано. - Мистер Старк в порядке? – спрашивает Питер. - В доме что, пожар? – добавляет Баки. ТʼЧалла мягко берет его за плечо, используя то, что Баки может описать только, как Королевский голос, когда говорит: - Нам пора, мой друг. Капитан Роджерс здесь со всем разберется. Баки смотрит на Стива, который, кажется, вырывается из какой-то внутренней спирали, в которой потерялся, беспокойство практически распространяется от него волнами. - Стив? Глубоко вздохнув, Стив заставляет себя улыбнуться, подходит и берет руки Баки в свои: - Иди, Бак, - мягко говорит он. – Я этим займусь. - Ладно, - говорит Баки, не убежденный. – Если ты уверен… - Я уверен. Баки смотрит вниз на своего сына, уставившегося в пустоту отсутствующим взглядом, и думает про себя: «Хотел бы я сказать то же самое». Рука ТʼЧаллы опускается с его плеча: - Нам пора. Баки последний раз целует Стива, наклоняется и прижимается лбом ко лбу сына, встает и обещает им обоим: «Я вернусь. Я обещаю», - и садится в самолет. Он садится на свое место, машет человеку, которого он любит, и сыну, за возможность стоять с которым сейчас на причале он бы убил и умер бы, и наблюдает, как самолет начинает двигаться, все быстрее и быстрее, пока не отрывается от воды и не поднимается в чистый горный воздух. Затем он смотрит вниз на причал и поддается приступу отчаянья, когда видит Питера, рухнувшего на колени и отчаянно плачущего в объятиях Стива. «О боже, - думает он, ослепленный паникой, - прости меня Питер. Прости. Мне так чертовски жаль». ТʼЧалла, любезный, как всегда, предоставляет ему немного уединения, возвращаясь в кабину пилота. Баки удается удержать свой срыв в основном не издавая звуков, когда сворачивается калачиком у окна, судорожно плача, и молясь вопреки всякой логике, чтобы его сын чувствовал – знал – как сильно Баки не хотел, чтобы до этого дошло. Его прерывистое дыхание прерывается мягким, успокаивающим писком. Рядом с ним шевелится его рюкзак, и Баки узнает этот знакомый двоичный звук, не удивляясь, когда расстегнув сумку, обнаруживает смотрящего на него снизу вверх Орби. Он издает смешок и берет робота в руки. - Привет, приятель. Орби радостно щебечет. Пальцы Баки обводят его внешнюю оболочку там, где всего несколько дней назад его пальцы раздавили и искорежили тело робота почти до неузнаваемости. Теперь нет никаких следов этих повреждений. Робот выглядит как новенький. Кажется, он даже простил Баки, как будто всего этого никогда не было. Никто уже, кроме самого Баки, не помнит ужаса, горя и вины того момента. Как это знакомо. - Я знаю, что это правильно, - признается он, доверительно глядя в большие черные глаза Орби, которые всегда напоминают ему глаза его сына. – Я знаю, это так. Но, Боже, это не облегчает задачу. Я… - он снова всхлипывает, склонившись над роботом у себя на коленях, и беспомощно плачет. – Я хочу увидеть его. Я хочу увидеть своего ребенка. Боже, Стив, я не знаю, смогу ли я это сделать. Я… я хочу увидеть своего ребенка. Через мгновение Орби издает тихий, утвердительный сигнал. Баки поднимает глаза, когда чувствует, как его металлический корпус сдвигается. Он наблюдает, как изогнутые пластины движутся и изменяются, открывая маленький черный экран, скрытый под его оболочкой. Уши-динамики Орби поворачиваются, чтобы быть направленными на него, а экран поднимается, чтобы его было легче видеть, и через мгновение начинает воспроизводиться видео. Видео с Питером. Он внизу в мастерской Тони, сидит за столом напротив самого Тони. Баки предполагает, что запись была сделана Пятницей, судя по виду с высоты птичьего полета на двоих, сидящих друг напротив друга. На мгновение он задается вопросом, было ли это видео чем-то, что Питер сохранил на жестком диске Орби или Орби получил доступ к архивам Пятницы, чтобы передавать ему напрямую. Нить рассуждений прекращается, когда Тони начинает говорить: - Это безопасное место, Пит. Не бойся. Ты можешь сказать мне, если тебе понадобится помощь. Вот почему я здесь. Питер выглядит чертовски нервничающим, и Баки внезапно понимает, что это за сцена: день, когда Тони подарил Питеру его новый костюм Человека-паука, когда Баки ворвался к ним. День, когда Тони впервые неохотно назвал Баки отцом Питера. Эта запись, с удивлением осознает он, должна была быть снята до того, как он ворвался. Он наклоняется ниже к экрану и слушает. - Мистер Старк, - тихо говорит Питер, - пожалуйста, не поймите меня неправильно, но, эм, вы вроде как последний человек, рядом с которым я сейчас буду чувствовать себя в безопасности. Тони скрывает свое удивление гораздо лучше, чем Баки: - Почему же, Питер? Руки Питера, скрещенные на груди, напрягаются: - Потому что вы пытались отнять у меня моего отца. - Ладно, я понял… но ты должен понять, малыш, что этот парень неадекватный? Он не такой дружелюбный бродяга, каким ты его считаешь. Я понимаю, что вы двое… связаны, но он не твой отец. У него проблемы с большой буквы П. Он, вероятно, самый опасный человек, которого ты когда-либо встречал, даже если ты продолжишь оставаться Человеком-пауком. - Вы ошибаетесь. Тони откидывается на спинку стула, не демонстрируя ничего, кроме уверенности: - Просвети меня. Питер выдыхает и проводит рукой по своим непослушным волосам. Большой палец Баки мягко прослеживает это движение, желая иметь возможность сделать то же самое. - Я знаю о его прошлом, - тихо говорит Питер. – Я знаю, почему вы так беспокоитесь о том, чтобы позволить мне остаться с ним. Но… он не опасен, мистер Старк. Не для меня. Я… на самом деле не могу это объяснить. Но я знаю, что он никогда не причинит мне вреда. Тони вздыхает и потирает затылок: - Ребенок… - Просто послушайте, - умоляет Питер. – Вы сказали, что я могу говорить. Поэтому, пожалуйста, мистер Старк, просто послушайте. Тони поднимает руки в знак капитуляции: - Тебе слово, парень. Я слушаю. - Я… - говорит Питер, нахмурившись, пытаясь подобрать слова. Он смотрит вверх, мимо Тони в неопределенно-далекое место, на котором он всегда сосредотачивается, когда что-то обдумывает. - Мистер Старк, - произносит он очень тихо, - вы знаете, каково это, быть одному? Тони не отвечает, хотя после долгого молчания жестом просит Питера продолжать. - Не в смысле одинокий, не имеющий друзей или холостой, - говорит Питер. – Я имею в виду сам по себе. Вы представляете, каково это? Знать, что… во всем мире, в любой момент времени, ни… ни один человек не думает о тебе? Лицо Тони вытягивается. - После того, как мои тетя и дядя умерли, а система усыновления отказалась от меня, было время, когда… когда я был один. И в это время, я знал, что ничего не имеет значения. Не имело значения, выживу я или умру. В любом случае, никто не узнает. Если бы я просто… однажды исчез в никуда… никто бы вообще никогда не узнал, что я был. Я был невидим. У меня буквально ничего не было. Сердце Баки застревает у него в горле. Он никогда не слышал, чтобы Питер так говорил. С такой сокрушительной, неизбежной безнадежностью. - У меня ничего не было, мистер Старк. Даже утешения от знания того, что где-то кто-то думал обо мне. Мне не было места даже в умах других людей. У меня не было… у меня не было причин оставаться в живых. Я не был склонен к суициду, просто у меня… ничего не было. У меня никого не было. Я цеплялся за свою школьную работу и свою мечту стать Человеком-пауком, потому что мне больше не к чему было привязываться. Не было даже дома, где можно было чувствовать себя в безопасности. Он ожидает, что мальчишка заплачет, признавшись в чем-то настолько болезненном, столь явно травмирующем. Но голос Питера, хотя и тихий, но ровный и спокойный. Бесстрастный. Его глаза отстраненные, но сухие. Он держится оборонительно… но он не напряжен. Он выглядит… неправильно. Все неправильно. Это не тот мальчишка, которого он знает. - В ту ночь, когда я встретил Баки, - говорит Питер, - я бесцельно бродил по улицам в течение нескольких часов. Я не искал неприятностей, я просто… я хотел, чтобы кто-нибудь заметил меня. Я хотел, чтобы кто-нибудь посмотрел на меня. Я хотел, чтобы кто-нибудь поговорил со мной и подумал обо мне, даже если на самом деле человеку было бы все равно, это не имело значения. Я просто хотел знать, что существую для кого-то еще. Что если я внезапно умру, как мои родители и тетя с дядей, то кто-нибудь, кто угодно, узнает об этом. Баки вспоминает мальчишку, которого встретил той ночью. Полный надежды, жизнерадостный, энергичный звук застенчивого голоса Питера. Как он стремился последовать за Баки домой. Каким живым он казался для ребенка, которому чуть не выстрелили в лицо. Как Баки захлопнул перед ним дверь, не сказав ни слова. Что чувствовал Питер в тот момент? Когда единственный человек, который обратил на него внимания за несколько недель, так яростно оттолкнул его? Он боится это узнать, но, несмотря на это, Баки продолжает смотреть. - Я столкнулся с парнем, которого ограбили, и погнался за грабителями по переулку, пытаясь вернуть бумажник. Но я… что-то пошло не так. Обычно, я, типа, чувствую опасность. У меня есть шестое чувство, которое подсказывает мне, когда возникают проблемы, как встроенная система предупреждения, но когда я дрался с этими парнями, мистер Старк… оно молчало. Была мертвая тишина. Все тело Баки холодеет. - Знаете, - говорит Питер, улыбаясь, но теперь его лицо заливают слезы. – На секунду мне показалось, что я уже мертв. Как будто даже мои собственные чувства не ощущали моего присутствия там. Что я настолько перестал быть важным для себя, что мое собственное тело не считало, что оно стоит усилий, чтобы сохранять мне жизнь. - Как ты мог такое подумать? – шепчет Баки, увлажняя экран Орби собственными слезами. - Один из грабителей наставил на меня пистолет, и я замер, потому что был уверен – правда, мистер Старк, я был уверен – что это все. Это было именно то, чего я боялся, и теперь это было неизбежно. Я просто… отключился. На самом деле, в ту долю секунды у меня даже не было сожалений. Я просто застыл. Я хотел покончить с этим. Я так… я так устал быть один. - Питер… - пытается сказать Тони, но мальчишка качает головой. Он еще не закончил. И Баки боится услышать, что он скажет дальше, но ему нужно это услышать. Он должен знать. - Мистер Старк, - говорит Питер, вытирая мокрое лицо. – Вам когда-нибудь говорили прислушиваться своему чутью? Мол, если кто-то вызывает у вас плохое предчувствие, то вы должны прислушаться? Даже если кажется, что в этом нет никакого смысла? Баки слышит замешательство в голосе Тони, когда тот отвечает: - Да? Питер улыбается и крепче обнимает себя: - Парень направил пистолет мне в лицо и нажал на курок. Я действительно подумал, что уже мертв. Но внезапно появился… этот… этот человек. Прямо перед мной. Он появился из ниоткуда, и я не слышал и не чувствовал его приближения. Как будто он материализовался только для того, чтобы спасти мне жизнь. Мальчишка всхлипывает, но улыбается, он улыбается такой знакомой солнечной улыбкой, и Баки чувствует любовь к нему, он любит его всеми фибрами своей души, любит больше, чем это можно выразить словами. - И когда я посмотрел на него, я просто... понял, мистер Старк. Это было то самое внутреннее чутье, только… вместо того, чтобы предупредить меня держаться подальше, оно кричало: «Теперь ты в безопасности». Это было полной противоположностью моему паучьему чутью. Вместо опасности все мои чувства говорили мне, что со мной все будет в порядке. Наконец, после месяцев поисков… кто-то нашел меня. Кто-то увидел меня. И помог мне. – Мальчишка вытирает лицо, его улыбка сменяется более серьезным выражением. – Мне все равно, что о нем говорят другие. У меня было хорошее предчувствие в отношении Баки, как только я его увидел. Ему все равно, слышит ли ТʼЧалла его гортанный всхлип, вырвавшийся у него из горла; он не смог бы удержать его в себе, даже если бы приложил все усилия. - Я знаю, что Гидра заставила его делать, - говорит Питер. – Я знаю, что некоторые из их установок все еще влияют на него. И знаю, на что он способен. Но ничего из этого не меняет того, кем он является для меня, мистер Старк. Баки взял меня к себе. Он спас меня. Он заботился обо мне и выслушивал все, что мне хотелось сказать. Он искал меня, когда я поздно возвращался домой. Он ругал меня, когда я был безрассуден. Он беспокоился обо мне. Я был нужен ему. И он стал моим отцом, когда мне стало нужно это от него. Мне действительно все равно, если вы и весь остальной мир думаете, что он опасен, потому что рядом с Баки я действительно чувствую себя в безопасности. И Баки бросил его. Просто сел в самолет и оставил его на этом гребаном причале. На видео есть еще кое-что – то, как Тони сдается, подбадривает Питера, дарит ему новый ультрасовременный костюм – но Баки больше не смотрит. Через несколько мгновений экран гаснет, и Баки сталкивается с отражением собственного лица, залитого слезами. Он беспомощно наблюдает, как Орби перестраивается, экран снова закрывается внешней оболочкой, его глаза и уши возвращаются на свои места, выглядя как новенькие. Робот тихо, с надеждой бибикает ему, и Баки всхлипывает и прижимает его к груди в крепком объятии, подавляя желание кричать. - Спасибо, - всхлипывает он, хотя чувство вины достаточно тяжелое, чтобы размазать его так сильно, что он чувствует, что может никогда больше не встать. – Дождись меня, Питер. Я вернусь домой к тебе. Клянусь, я сделаю это. Он задается вопросом, верит ли Питер все еще в его обещания после того, как он нарушил единственное, которое когда-либо имело значение. И все же, Питер никогда не держал на него зла за это. Он ни разу не обвинил Баки в том, что тот нарушил свое слово, и не бросил его слова ему в лицо. Нет, в конце концов, он даже не попросил Баки остаться, хотя Баки мог сказать, что ему до смерти этого хотелось. Он просто промолчал и пожелал ему счастливого полета, а сам стоял и смотрел, как вся его жизнь садится в самолет и покидает его. Он вспоминает последнее, что видел, как Питер рухнул на причал, и кусает тыльную сторону своей сжатой руки, чтобы не закричать. Прости, Питер. Мне так чертовски жаль. Чувство вины гложет его. Но есть еще кое-что. Под чувством вины, отвращением к себе и горем скрывается твердая, упрямая, отчаянная решимость. Баки позволяет Орби обхватить свою металлическую руку и сжимает кулак, сжимая челюсти, когда пытается сдержать слезы. «Я вернусь к тебе, как только смогу, - клянется он, прислонив голову к иллюминатору самолета. – Я обещаю».***
У него не было возможности увидеть большую часть Ваканды, хотя, по правде говоря, он и не ожидал увидеть ее поначалу. После краткого знакомства с главным ученым ТʼЧаллы – его сестрой, которая слишком сильно напоминает Баки Тони – его отвели в его новую камеру криозамораживания, подготовив и проинформировав о том, чего ждать. ТʼЧалла стоит рядом с ним, когда ему помогают забраться в контейнер. - Я буду ждать тебя, когда ты проснешься, - заверяет он, и Баки улыбается ему через стеклянное окно дверцы. - Заморозка начнется через пять… четыре… три… Баки делает глубокий вдох. - …Два… Задерживает дыхание. - …Один. И отпускает его.