***
- Ну, пап, - ноет Питер, постоянно дергая его за рукав. – Только один взгляд. Я даже не буду ее разбирать. Баки хмурится, чтобы подавить улыбку, которая пытается растянуться на его лице: - Нет, Питер. - Но она такая крутая! - Здесь нечего бояться, - говорит Тони, зловеще щелкая перед ним плоскогубцами. – Мы профессионалы. Ну, по крайней мере, я. Мы будем аккуратны. Баки бросает на Тони свирепый взгляд поверх кухонного стола: - Нет. Нет, всем троим, этого не будет. Шури убьет меня. - Ей не обязательно знать! – говорит Питер, но он улыбается, так что Баки понимает, что он уже смирился с тем, что не выиграет эту битву, и спорит просто, чтобы побыть избалованным ребенком. Это абсолютно влияние Тони. - Только один взгляд, - говорит Тони. Он умоляет, но делает вид, что это не так. –Мы по-быстрому, ты глазом не успеешь моргнуть. Клянусь. Нед хлопает в ладоши и смотрит на него широко раскрытыми, умоляющими глазами: - Пожаааалуйста, папа Питера? Баки хмуро смотрит на Неда, а затем обвиняюще указывает лопаткой на Тони: - Посмотри, что ты наделал. Прекрати портить детей и пойди поищи себе что-нибудь другое, над чем можно поэкспериментировать. Моя рука под запретом. – Словно по сигналу, через входную дверь входит Стив, улыбаясь всем четверым, держа пакеты с продуктами. – Стив, забери детей на прогулку или еще куда-нибудь. Я пытаюсь приготовить здесь ужин. Стив усмехается и присоединяется к нему на кухне, расставляет продукты и ласково взъерошивает волосы Питера: - Ладно, парни. Все вон из кухни. Вам следовало бы знать, что лучше не приставать к кому-то, кто так… хорошо вооружен*. ___________________________________________________________________________ *игра слов well-armed – хорошо вооружен или имеет такую хорошую руку. ___________________________________________________________________________ Питер и Нед стонут, как будто получили удар под дых. Тони выглядит на удивление злым. Баки только закатывает глаза, но ему не удается полностью стереть ухмылку с лица, когда Стив громко смеется над коллективным возмущением всех троих. - Я серьезно. Все вышли на счет три или я возьму с книжной полки «Самые остроумные в мире папины шутки»*. ___________________________________________________________________________ *папины шутки – dad jokes – глупые и несмешные шутки. ___________________________________________________________________________ - Тактическое отступление, - заявляет Тони, помогая Стиву вывести мальчишек в гостиную, как будто он не был тем, кто все это затеял. Баки беззвучно благодарит Стива, который улыбается и посылает ему воздушный поцелуй. Придурок. Но это вызывает глупую улыбку на его лице, когда он возвращается к плите и заканчивает готовить. Пятничные вечера в доме Барнсов-Роджерсов стали намного оживленнее, особенно с тех пор, как Тони вернулся в их ряды. Кажется, у них каждую неделю полный дом, что должно ощущаться Баки ошеломляющим, радикальным изменением, но… это здорово. Это очень здорово. Здорово видеть Питера счастливым. Он все тот же веселый, жизнерадостный ребенок, каким был всегда, но Баки видит, что он чувствует себя по-настоящему довольным в такие вечера, как этот, в окружении своих родителей, своего кумира и лучшего друга, которые собираются вместе, чтобы провести вечер, шутя, смеясь и ужиная, объединенные тем, как сильно его любят. Иногда Баки задается вопросом, столкнется ли он когда-нибудь с проблемой, которая не сможет быть решена его – и всех остальных – силой любви к этому мальчишке. Он серьезно в этом сомневается. Как раз в тот момент, когда он заканчивает готовить еду, Стив возвращается на кухню, расстроено вздыхая, и говорит: - Бак, скажи Тони, что на этот раз он зашел слишком далеко. Шаги Тони раздаются в комнате следом за шагами Стива, поэтому Баки лениво говорит, не оборачиваясь: - Тони, на этот раз ты, наверное, зашел слишком далеко. Тони возмущенно фыркает: - Ты даже не знаешь, что я сделал. - Нет, но зная тебя, это было чрезмерным и неуместным. Повисает зловещая тишина. Баки поворачивается и поднимает бровь, глядя на них двоих: Тони смотрит укоризненно, Стив хмурится на него, скрестив руки на широкой груди. - Вау, - говорит Баки. – Ладно, серьезно, что ты сделал? Стив не сводит глаз с Тони: - Он купил нам ранчо. - А… - начинает Баки, его мозг зависает. – Что? - В последний раз, Роджерс, я не покупал вам ранчо, - огрызается Тони, щурясь на Стива. – Я купил вам лошадей. Ранчо предназначено только для их размещения. - Это… это то же самое! – говорит Стив, его голос повышается на целых две октавы. Вау. – Не имеет значения, Тони, укажешь ли ты наши имена в документе, ты купил целое ранчо, чтобы содержать трех очень дорогих животных, которые и так были бы слишком большим подарком. Прекрати бездумно тратить деньги на все это или, клянусь, я облысею от стресса. - Стив, невозможно сказать это, не выставив себя при этом мудаком, но я буквально вернул вдвое больше денег, чем потратил на это, всего за четыре минуты, которые мы потратили на разговоры об этом. Я миллиардер. Потребуется гораздо больше, чем сделанный экстравагантный подарок, чтобы разорить меня. У Баки кружится голова. Он чувствует, что запутается еще больше, если не вмешается, поэтому он поднимает руку и говорит: - Можно… мы можем перемотать назад на секунду? Пожалуйста? И Стив и Тони поворачиваются, чтобы посмотреть на него. Стив смотрит выжидающе, но Тони, похоже, готов продолжать спорить. Мозг Баки все еще пытается догнать ситуацию. - Тони… зачем ты ни с того ни с сего купил нам лошадей? Тони смотрит на него так, как будто он только что спросил, сколько дней в неделе, похоже, ошеломленный его глупостью. - Вы, парни, раньше катались верхом, помните? Тогда в Монтане? - Ну… да, - говорит Баки, - но это не повод идти и покупать нам собственных лошадей. Мы планировали найти конюшню, которая предлагает конные прогулки, как только мы полностью устроимся… тебе не нужно было этого делать. - Ну, теперь вам не нужно искать конюшню, - говорит Тони, как будто это очевидно. – Пару недель назад Питер упомянул, что хочет покататься снова, так что, знаете, я подумал, что сделаю ему сюрприз. – Он поворачивается к Стиву и практически… надувает губы. – Я подумал, что ты будешь жаловаться, если я оставлю их привязанными к вашим перилам на улице, так что ранчо было отчасти необходимо. Я не буду извиняться. Стив потирает лоб, явно расстроенный: - Тони, нет, мы благодарны, просто… это огромный подарок, чтобы просто обсудить это в подобном разговоре. Я все еще перевариваю информацию. - Ну, Кэп, лошади никуда не денутся, так что я думаю, ты можешь потратить столько времени, сколько тебе нужно. - На самом деле, Тони, - говорит Баки, понизив голос почти до шепота, чтобы мальчишки не могли услышать из гостиной. – Ты уже и так много помогаешь мне с… сам-знаешь-чем. Это само по себе является огромным подарком. Мы не хотим, чтобы ты чувствовал себя обязанным тратить на нас свои деньги. У нас все хорошо. - И тебе не следует покупать Питеру все, что он хочет, - добавляет Стив. – Не хочу сказать, что я думаю, что он станет избалованным или жадным, просто это не очень хорошая привычка. Если тебе обязательно нужно что-то покупать людям, прибереги это на дни рождения и праздники, хорошо? Просто так будет лучше для всех участников. - Ок, ок, хорошо, - Тони вскидывает руки в знак капитуляции, уступая. – Я сдаюсь. Вы, парни, победили. Никаких больших подарков после лошадей и сами-знаете-чего. Баки и Стив вздыхают в унисон. - Спасибо, Тони, - говорит Баки. Улыбка, которую Тони дарит ему, возможно, самая теплая и искренняя, которую Баки когда-либо видел на его лице: - Не за что, Бако*. ___________________________________________________________________________ * Bucko – с одной стороны производная от Bucky (Баки), с другой стороны переводится как дружище. ___________________________________________________________________________ *** Баки и Стив позволили Тони сообщить Питеру новость о том, что он купил им их собственных лошадей. Питер разделяет реакцию своих отцов, будучи полностью потрясен и более чем ошеломлен. Затем Тони небрежно упоминает, что это те же самые лошади, на которых трио каталось во время их маленького приключения в Монтане, и Питер за долю наносекунды переходит от ошеломления к откровенному восторгу. - Ты купил Андромеду? – с надеждой спрашивает он, практически дрожа от волнения. Тони выглядит расстроенным, но Баки понимает, что это фарс: - И Бритни Шпоры. И другого, как там его, Дэвида Хасселькопыто*. ___________________________________________________________________________ * David Hasselhoof – переделано с David Hasselhoff – американский актер – в конце фамилии вместо hoff добавлено hoof - копыто. ___________________________________________________________________________ Питер морщит нос от каламбура: - Я не думаю, что там было так. - Ну, неважно, - Тони пожимает плечами. – Те три, на которых вы ездили – это те три, которых я купил. - Вы должны купить еще одну, мистер Старк, - говорит Питер, его глаза загораются от этой идеи. – Тогда мы могли бы все вместе покататься! Тони выглядит так, словно предпочел бы пройтись по собачьему дерьму: - Нет, спасибо, малыш. Катание не сельскохозяйственных животных может быть твоим представлением о хорошем времяпрепровождении. Я буду внутри потягивать скотч у камина. - Просто будь благодарен, что он поедет с нами, Пит, - говорит Баки, взъерошивая волосы мальчишки. – Очевидно, это чудо, что он вообще согласился поехать в отпуск в место, которое не является в первую очередь ни тропическим, ни солнечным. - Ты чертовски прав, - фыркает Тони. – Вам повезло, что сейчас на Гавайях сезон вулканов, иначе я бы сейчас был посреди Тихого океана. Питер радостно смеется и качает головой: - Эм, я однозначно уверен, что это не так, но ладно. Баки улыбается, пока эти двое подшучивают друг над другом, полностью расслабляясь рядом со Стивом, свернувшись калачиком на диване. Было немного суматошно планировать их поездку в Нью-Джерси, чтобы остановиться на новом ранчо Тони, по большей части из-за массы разных мелочей, которые сделают это событие особенным, но этот день неуклонно приближается, и Баки понимает, что все это будет стоить того. Стив прижимается к его виску долгим поцелуем, указывая на брошюру, на которой он сосредоточен уже несколько минут: - В научном центре Либерти есть планетарий и интерактивная выставка, мы могли бы заглянуть по дороге. И Тони, и Питер вскидывают головы при этом предложении: - Да! – Питер усмехается, его глаза сверкают. – А мы можем? Мы точно должны это сделать! Голос Тони сухой, но несомненно дразнящий, когда он произносит: - Уверен, они будут настаивать на том, чтобы подождать, пока это не будет посмертно, прежде чем они позволят нам передать тебя в дар на их выставку, Кэп. Стив, не отрываясь от чтения, осторожно бросает в голову Тони подушку. Баки хихикает, но не отрывает глаз от фотографий планетария в брошюре. Он очень похож на тот, в который он водил Питера на его пятнадцатилетие – он полагает, что это логично, в конце концов, все звезды одинаковые – поэтому на мгновение он испытывает сомнения в том, что мальчишке это понравится так же, как ему понравилось в первый раз. Но когда он поднимает взгляд, Питер смотрит на него широко раскрытыми, жаждущими, умоляющими глазами, поэтому Баки ухмыляется и говорит Стиву: - Я думаю, планетарий – отличная идея. Сияющая улыбка сына окончательно решает дело.***
- Господи, Барнс, не мог бы ты, пожалуйста, расслабиться? Говорю тебе, все будет хорошо. Тони говорит уверенно, так же уверенно как всегда, но нервы Баки это не успокаивает. Он не может унять дрожь в ноге, как бы ни старался. Он нервничает. Напуган до смерти, на самом деле, если быть до конца честным. - Я ничего не могу с собой поделать, - говорит он, беспокойно дрыгая ногой. – Такие дела, Тони. Тони вздыхает и трет лицо обеими руками: - Баки, я так тщательно смазал колеса этой штуки, что потребовалось бы божественное вмешательство, чтобы сейчас затормозить ее. Процесс пошел. Нам нужно всего лишь подождать, скажем еще десять минут. Все будет хорошо. Заставив себя сделать глубокий вдох, Баки кивает, упершись локтями в колени и сцепив руки вместе. Он понимает, что Тони прав – почти каждый человек в жизни Баки ухватился за возможность довести это дело до конца, и это одни из самых известных, уважаемых и заслуживающих доверия людей во всем мире – так что невзирая на реабилитированный статус Баки и всеобщую дурную славу, формально нет причин для отказа по его заявлению. Деньги Тони тоже помогли, в какой-то момент, он уверен. Он ни на секунду не сомневается, что Тони заплатил всем, кто посчитал нужным высказать свои опасения, но все равно сомнения и тревога терзают его. - Господи, Тони. Пребывание в суде не пугало меня так сильно, как это, - он вздрагивает в тот момент, когда слова слетают с его губ, жалея, что не может немедленно забрать их обратно. Выражение лица Тони не меняется, но его плечи немного напрягаются, а руки крепче сжимают бицепсы. Баки знает, что он не любит вспоминать о том дне. Он чувствует себя мудаком. – Прости. - Все нормально, - отмахивается от него Тони. – Я уверен, что с этим особым видом предродовой паники трудно бороться. Просто не теряй голову. Они не откажут. Но если они это сделают, мы можем подать апелляцию. За тебя ручаются миллиардеры, живые легенды, настоящие короли и устрашающего вида владельцы автосалонов. Они сильно в меньшинстве. Он не может удержаться от улыбки: - Если бы я потратил остаток своей жизни на попытки, я никогда не смог бы выразить тебе, как я благодарен за все, что ты сделал для меня. - Не заморачивайся. - Я хочу, - настаивает Баки. – Нет, не закатывай на меня глаза, черт возьми, Тони – я хочу заморочиться. Я хочу, чтобы ты знал, как я благодарен за то, что встретил тебя, и за все, что ты сделал – все это даже отдаленно не было бы возможно без тебя, и вдобавок ко всему, ты сейчас здесь, со мной, несмотря на то, как сильно я заставил тебя страдать, и мне нужно, чтобы ты знал, что это значит. Для меня. Для Стива, и прежде всего для Питера. Так что просто… спасибо. - Ага, ладно, не за что, - говорит Тони, делая ударение на каждом слове, явно испытывая глубокий дискомфорт. – Послушай. Я не говорю, что тебе, мне и Стиву никогда не нужно разговаривать об этом, я просто… прежде всего, карты на стол? Я еще не готов. Я работаю над этим. Мне просто чертовски надоело постоянно злиться, ясно? Это выматывает. И действительно, когда он убирает руку от глаз, они внезапно кажутся темнее, под ними проступают синяки, как будто только этот разговор выбил почву из-под ног Тони. - Я не хочу обижаться на тебя и Стива. И больше к этому нечего добавить. Значит ли это, что я собираюсь заставить себя простить и забыть? Нет. Но каждая минута, которую я провожу, держась на расстоянии от вас двоих из-за гнева, - это еще одна минута, которую я провожу вдали от этого ребенка, который теперь стал для меня семьей, независимо от того, нравится вам это или нет. Мы можем проделать всю эту… рутину унижений-благодарностей-и-извинений позже, Баки. Когда я смогу с этим справиться. Этот тесный, затхлый офис не место для этого, и уж точно сейчас не время. - Ладно, - говорит Баки, улыбаясь, когда Тони, кажется, обмяк от облегчения. – Тебе решать, Тони. Могу я хотя бы поблагодарить тебя за то, что привел меня в этот тесный, затхлый офис? В этом нет никакой подлости, но Баки знает, что Тони не сдерживает ни один из наносимых ударов, когда глядя прямо перед собой произносит: - Я сделал это не для тебя.***
Баки не знает, как это упаковать. Дело не в том, что оно большое, громоздкое или странной формы, потому что это не так, просто оно… странно тяжелое. Не буквально; эта штука абсолютно ничего не весит, но когда он пытается упаковать ее вместе со своей одеждой и туалетными принадлежностями, внезапно возникает ощущение, что в его сумке находится атомная бомба, а исключительная уязвимость ее содержимого превращает весь пакет в деликатный, хрупкий багаж. Он не заворачивает его, потому что им нужно сделать несколько остановок, прежде чем они доберутся до ранчо, и он полагает, что сможет вынудить Стива или Тони отвлечь Питера на достаточное время, чтобы улизнуть и тайком купить оберточную бумагу. Может даже рамку. По крайней мере, ему было бы легче таскать его с собой, если бы он знал, что оно защищено стеклом. То, что сейчас оно лишь спрятано в конверте заставляет Баки бояться выпустить свою сумку из поля зрения. - С тобой все в порядке, Бак? Баки поворачивается, чтобы посмотреть на Стива, стоящего в дверях их спальни и наблюдающего за ним. Он полагает, что действительно выглядит немного измотанным: застыв посреди комнаты, тревожно сжимая лямки рюкзака и глядя в пространство с обеспокоенным выражением лица. Даже если бы его поведение не было таким очевидным, он уверен, что Стив мог бы сказать, насколько он напряжен, просто взглянув на него. Он не пытается солгать: - Я напуган до чертиков, Стиви. Открытое, искреннее выражение лица Стива немного смягчает беспокойство, клубящееся в животе. Стив медленно приближается к нему, протягивая руку, чтобы мягко, успокаивающе погладить Баки по правой руке: - Все хорошо, - говорит он глубоким, теплым и успокаивающим голосом. – Иди сюда. Он обхватывает Баки руками, обнимая. Это крепкое объятие, но это именно то, что нужно Баки прямо сейчас, - оно теплое, твердое и такое же надежное, как земля под ногами. Он вздыхает и прижимается лицом к шее Стива, глубоко вдыхая знакомый, успокаивающий запах. - Я знаю, что он будет счастлив, - бормочет Баки в кожу Стива, - но я все еще беспокоюсь, что это не так. Стив целует его волосы и кивает, показывая, что слушает. Сомнения терзают Баки изнутри: - Думаешь, он не передумал? Это заставляет Стива фыркнуть от смеха: - Черта с два, Бак. - А ты? Руки, обнимающие его, чуть ослабевают. Он слышит замешательство в голосе Стива, когда тот спрашивает: - Я? Баки поднимает голову от его шеи и смотрит ему в глаза: - Ты не передумал? - В отношении нашей семьи? – спрашивает Стив таким недоверчивым тоном, что это вызывает улыбку у Баки. Да, это честно. Вот, что он получает, позволяя своему беспокойству задавать глупые вопросы. – Баки, я люблю тебя и нашего сына больше всего на свете. Я ни о чем не передумал. Он чувствует себя немного как влюбленный подросток, когда его сердце грохочет в груди. Насколько он помнит, это первый раз, когда Стив сказал ему, что любит его. - Я тоже тебя люблю, - говорит он и улыбается, возможно, желая заплакать, но слишком сильно краснея и слишком широко улыбаясь, чтобы дать волю слезам. – Я не знаю, говорил ли я когда-нибудь тебе это, но я очень рад, что ты нашел нас, Стив. Ты всегда делал все, к чему прикасался, лучше, и мы не стали исключением. – Он проводит руками по плечам Стива, притягивая его ближе к себе. – Прости, что не сказал этого раньше, но спасибо, что вломился в мою квартиру. Стив смеется, встряхивая головой, прежде чем втянуть Баки в нежный, целомудренный поцелуй. Он обхватывает лицо Баки обеими руками и практически не отстраняется, когда произносит тихим и нежным голосом: - Я тоже рад, что нашел тебя, Бак. Я знал, что найду. Я не собирался останавливаться, пока не сделаю этого. - Их носы мягко соприкасаются, пока Стив держит его лицо на расстоянии волоска от своего собственного. – Но я понятия не имел, что у нас когда-нибудь будет это. Дом. Семья. И что, наконец-то, я смогу тебя назвать своим. Его большие пальцы нежно и благоговейно выводят круги по его скулам: - Я даже не смел позволить себе мечтать об этом, Баки. А теперь я каждую ночь засыпаю, держа тебя в своих объятиях, в двух комнатах от нашего идеального сына. Иногда я просыпаюсь с мыслью, что все это, должно быть, жестокая шутка. Что в любую минуту меня затянет обратно в реальность, потому что не может быть, чтобы у меня была такая жизнь. - Я знаю, что ты имеешь в виду, - говорит Баки, потому что это так. – У меня была точно такая же мысль больше раз, чем я могу сосчитать, с того дня, как мы с Питером встретились. Такое счастье… его теплота и глубина… - он сглатывает, отводя взгляд от испытующих, невероятно голубых глаз Стива. – Такое ощущение, что это больше, чем я когда-либо мог заслужить, поэтому как это может быть реально? Стив прикладывает ладони к щекам и торжественно говорит: - Я думаю, у нас могут возникнуть проблемы с самооценкой, приятель. Это вызывает у Баки смех, который разрушает зарождающееся напряжение момента. Он качает головой и чуть сильнее прижимается к Стиву, посмеиваясь: - Мой психотерапевт говорит мне то же самое. - Может быть, мы сможем поработать над этим вместе? Что скажешь? Баки мычит, его глаза закрываются. Вместе. Да. Вместе это эффективно для него.***
Как только Стив натолкнул Питера на мысль о планетарии, тот полностью увлекся идеей заглянуть туда по дороге на ранчо. Баки не может удержаться, чтобы не поддразнить его за то, что он больше взволнован посещением музея, чем возможностью кататься на своей любимой лошади на протяжении всех выходных, но Питер только смеется и клянется, что он также взволнован верховой ездой, пап, честное слово. Тони не захотел делить с ними машину, поэтому Питер предложил составить ему компанию во время поездки. Баки даже не испытывает желания дуться из-за того, что Питер решил ехать не с ними – спокойная поездка со Стивом приятна, а вес содержимого его сумки все еще тяжело нависает над ним, так что прямо сейчас он на самом деле немного благодарен за дополнительное пространство. Он знает, что будет пребывать в панике, пока все не будет сказано и сделано. И больше всего на свете он не хочет, чтобы Питер что-то заподозрил. Машина Тони уже припаркована и пуста, когда они подъезжают к музею. Баки слишком долго колеблется, пока Стив выходит из машины, его мысли лихорадочно бегут, тревога нарастает внутри. Он должен оставить его. Он понимает, что здесь все будет в порядке, это не бомба, и с ним ничего не случится, пока они будут там. Но почему-то мысль о том, чтобы оставить его на заднем сиденье, без присмотра, на несколько часов подряд вызывает у него тошноту. Оно слишком много значит для него. Поэтому он хватает свой рюкзак, прежде чем выйти из машины вслед за Стивом, закидывает его на спину и надеется, что это не выделит его больше, чем то, что его уже видели с Железным человеком и Капитаном Америкой. Питер не задает вопросов, когда видит его, и это действительно все, что имеет значение для Баки. Тот уже увлечен каким-то инновационным достижением технологического нововведения, расхаживая взад и вперед с таким же азартом, как Тони (хотя тот и гораздо лучше скрывает это). Им четверым требуется некоторое время, чтобы добраться до конца интерактивной выставки, и еще больше времени, чтобы последовать за каждым порывом широко раскрытых глаз Питера, прежде чем они, наконец, достигают планетария. Как бы Баки ни старался, он просто не может сосредоточиться на экспонатах, какими бы яркими, красочными и интересными они ни были. Все, на чем он может сосредоточиться, это непосильный груз на спине и беззаботная улыбка на лице Питера. «Я должен сказать ему», - думает он про себя, неважно себя чувствуя, нервничая. Становится хуже каждый раз, когда он смотрит в сторону Питера, видит широкую радостную улыбку на его очаровательном лице. Он не может потерять самообладание сейчас, не тогда, когда они со Стивом так усердно работали над Планом, часами заговорщически шептались о том, как сообщить новости. План. Он должен придерживаться Плана. Они едут на ранчо, все четверо, даже Тони в курсе этой грандиозной идеи. Баки слишком много работал и слишком тщательно все планировал, чтобы сейчас все испортить, просто потому, что он беспокоится по причинам, которые даже для него не имеют смысла. Но, Боже, трудно даже смотреть на Питера, понимая, что он не знает. Стив, уткнувшись лицом в брошюру о документальном фильме, который показывают в демонстрационном зале планетария, слепо следует за Тони и Питером, когда они проходят через двойные двери в темную, плотно заставленную комнату, слишком поглощенный, чтобы заметить, как Баки отстает с каждым шагом. Он доходит только до дверей и останавливается. Я должен сказать ему. Черт, он в полном дерьме. Ему нужно время, понимает он, и его сердце бешено колотится. Просто… просто минуту наедине с собой, чтобы успокоить скручивающуюся тревогу в животе и взять себя в руки. Он ускользает, в то время как остальные расслабляются на своих местах, идет обратно через двери зала и дальше по яркой дорожке, пока не входит в большой темный купол. Это настолько поразительно, что на мгновение все остальное перестает существовать. Помещение должно быть почти сто футов в ширину. Он думал, что планетарий, в который он водил Питера на его пятнадцатилетие, был огромным и технологически впечатляющим, но этот – он громадный, и каждый дюйм изогнутых стен и потолка усеян буквально триллионами звезд – сияющий и более яркий, чем любое небо, которое Баки когда-либо видел, даже тогда в Монтане, посреди абсолютной глуши. Он видит каждую галактику, каждое созвездие, даже те, названий которых он не знает. Купол ошеломляет своей красотой и поражает своими огромными размерами. Баки никогда не чувствовал себя таким маленьким или более незначительным, чем сейчас, стоя под всеми этими звездами. По крайней мере, так и было, пока маленькая рука мягко не накрыла его ладонь, и тихий обеспокоенный голос не вырвал его из мыслей: - Пап? Баки оборачивается, широко раскрыв глаза, которые расширяются еще больше, когда они останавливаются на обеспокоенном лице Питера. - Ты в порядке? – спрашивает он, достаточно тихо, чтобы никто вокруг не услышал. – Я подумал, может быть, ты просто отошел в туалет или что-то в этом роде, но ты не вернулся… - глаза Питера ищут его взгляд, без сомнения, замечая каждую крупицу беспокойства, которое испытывает Баки. – Что случилось? Баки не врет, когда делает глубокий вдох и говорит: - Ничего не случилось, Пит. Мальчишка явно ему не верит. Его темный взгляд скользит по лицу Баки, как будто, если он будет смотреть достаточно долго, он сможет увидеть каждую мелочь, которую пытается скрыть Баки. Беспокойство в его голосе буквально разбивает сердце Баки. - Тогда почему ты такой грустный? Он не может удержаться от смеха, нелепость всего происходящего доходит до него. Грустный. Питер думает, что ему грустно, именно сегодня, когда это не может быть настолько далеко от истины. - Я хотел, чтобы все было идеально, - признается он со вздохом, и на его лице появляется смиренная улыбка. Питер смотрит на него в замешательстве, явно совершенно растерянный. – Прости. По правде говоря, я хотел превратить эти выходные в вечеринку по случаю твоего дня рождения, поскольку меня не было здесь, чтобы отпраздновать твое шестнадцатилетние. - Пап, - мягко говорит Питер, - вы с папой не были так уж хитры. Я имею в виду, вы, парни, упаковали два массивных праздничных торта в холодильник, прежде чем мы уехали. Я вроде как понял, что эта поездка в честь дня рождения где-то три недели назад. - Да, ладно, - говорит Баки, невольно ухмыляясь, - возможно, мы не совсем удачно придумали весь этот момент с днем рождения, но я все равно хотел, чтобы это был сюрприз. Мы все спланировали, даже Тони был в этом замешан. Все было организовано так, чтобы идти согласно Плану, но… я не могу так, Питер. Питер смотрит на него так, как будто он несет какой-то бред: - Не можешь так что? - Я не могу продолжать носить это с собой, понимая, что ты об этом ничего не знаешь, - говорит он, указывая на свой рюкзак, который он снимает с плеча и осторожно опускает на пол. – Я хотел, чтобы это был сюрприз, что-то, что я мог бы подарить тебе практически из ниоткуда, но… после всего, через что мы прошли, и всего, что потребовалось, чтобы дойти до этого момента, я не могу этого сделать, Пит. Прости, что я испортил элемент неожиданности, но я ни минуты больше не могу оставлять тебя в неведении. - В неведении относительно чего? – спрашивает Питер, на его лице ясно, как день, видны замешательство и страх. Баки медленно вдыхает, делая глубокий вдох перед прыжком, и расстегивает молнию на рюкзаке, чтобы достать оттуда безобидный, неизмеримо ценный конверт. Он молча передает его Питеру, наблюдая с затаенным вниманием и бесконечной нежностью, как мальчишка робко открывает его, протягивая руку внутрь, чтобы схватить единственный лист ламинированной бумаги. Глаза Питера быстро бегают по странице, расширяясь, когда до него, наконец, доходит смысл. Улыбка расплывается по лицу Баки, когда он мягко берет мальчишку за руку и говорит, отвечая ему спустя мгновение: - Что ты мой. Взгляд мальчишки безмолвно мечется между лицом Баки и свидетельством об усыновлении в его руке. Он не выглядит расстроенным, на самом деле, нет, но тревога все еще бурлит в Баки, и он не может не спросить: - Ты не злишься, что я просто взял и сделал это? Что сначала не спросил тебя? - Злюсь? – мягко повторяет Питер, как будто это слово ему чуждо. Он не отрывает глаз от сертификата, как будто боится, что слова изменятся, если он отведет взгляд. – Это… это… это реально? Это, типа, это настоящее… это… - Это реально, - говорит Баки, мягко улыбаясь. – Тони помог мне ускорить процесс. Пришлось побегать, так как технически он уже был твоим опекуном, но… Мы все уладили. Это реально, Питер. – Он мягко хватает мальчишку за плечи, успокаивающе сжимая. – Отныне, это не будет просто прикрытием, когда я буду называть тебя своим сыном. Что касается всего остального мира – я твой отец. Он уже был им, он был им большую часть времени, что они были вместе, и они оба это знают, но – это другое, видеть это на бумаге, держать доказательство прямо перед собой. Совсем другое дело знать, что официально Баки и Питер – отец и сын, и теперь ничто и никогда не сможет этого изменить. Глаза мальчишки наполняются слезами, но он все еще не отводит взгляда от листка бумаги в своих руках: - Ты мой папа. - Да, мелкий, - говорит Баки. – Я твой папа. Питер поднимает глаза на него, по его щекам текут слезы. И бросается в объятия Баки. Баки крепко обнимает его, плотно прижимая к себе и заключая в объятья. Его мальчик. Наконец-то, когда он говорит это, когда он так думает, это больше не ложь. Ему больше никогда не придется испытывать вину за то, что он так называет Питера. После почти двух лет мечтаний об этом, он, наконец, может быть тем отцом, которым хотел быть для этого ребенка, личностью, которую признает и подтверждает весь мир, даже если это только на бумаге. - Прости, что не сказал тебе раньше, - говорит Баки, крепко обнимая мальчишку за спину и нежно обхватывая ладонью затылок Питера. – После того, как заявление было одобрено, было так трудно вспомнить, какого черта я ждал. Я просто хотел сказать тебе. Я хотел, чтобы ты знал, что теперь нет ни малейшего шанса, что кто-нибудь когда-нибудь попытается разлучить нас. – Он прижимается щекой к волосам Питера, крепче его обнимая, когда мальчишка всхлипывает. – Ты мой. Ты мой ребенок, Питер. - Спасибо, - говорит Питер, цепляясь за него изо всех сил. – Спасибо. Спасибо, пап. З-за то, что нужен тебе. За то, что ос-стаешься со мной, как ты и обещал. За то, что держишь обещание. – Он зарывается лицом в плечо Баки, приглушая свой тихий голос курткой. – Спасибо за то, что ты мой папа. Баки дает волю собственным слезам, крепче прижимая к себе сына. - Это лучшее, что когда-либо случалось со мной, малыш. Тебе больше не нужно бояться, хорошо? Ты дома. – Он слегка отстраняется, мягко прижимая их лбы друг к другу. – Ты дома. Питер прерывисто всхлипывает, но согласно кивает, вытирая мокрое лицо рукавом, когда они отстраняются друг от друга. Он не выпускает из рук свое свидетельство об усыновлении, и Баки чувствует, что мальчишка откажется, если он предложит забрать его, поэтому Баки ничего не говорит, просто тихо ждет, пока его сын – Господи, его сын – успокоится под обеспокоенными, настороженными взглядами других туристов, слоняющихся вокруг них. Двоих из этих туристов Баки узнает, когда поднимает глаза. Стив улыбается им с другой стороны купола с руками в карманах и любящим выражением на лице. Он выглядит мягким, глядя на них, как будто наблюдает за чем-то настолько незаменимым и драгоценным, что не может и думать, чтобы прервать их. Тони рядом с ним выглядит немного испытывающим чувство неловкости, но его глаза наполняются заботой и любовью, когда он замечает, что именно держит Питер, и то, что он выглядит так, словно хочет одновременно ухмыльнуться и дать волю слезам, согревает сердце Баки. Когда Питер замечает их двоих, стоящих там, он смущенно хихикает и сильнее трет лицо тыльной стороной рукава. Тони и Стив, кажется, воспринимают это как разрешение присоединиться, и подходят к ним, туда, где Баки и Питер стоят под Млечным путем, на краю этого гигантского черного купола, который каким-то образом вмещает в себя всю вселенную. Я был миллиардом маленьких кусочков, Пока ты не притянул меня к себе. Астрономия в обратном направлении, Это меня нашли. (“Venus” Sleeping At Last)