Проклятие

Зло было повсюду. Оно таилось в самых обычных вещах: пряталось в купленных на распродаже старых джинсах, выглядывало из неприветливого бармена в полуночном зале, мило улыбалось с рекламных плакатов. Злу не было конца, не было предела, от него невозможно было спрятаться, скрыться, спастись. Каждый раз, когда ему казалось, будто он сумел, нет, не схватить зло за раздвоенный хвост, а просто коснуться кончика его следа, как зло растворялось в темноте. Оно издевательски хохотало, подстраивая ловушки, давая ощущение мнимой победы и тут же награждая горьким разочарованием. Он устал. Он так сильно устал за прошедшие три года, что едва ли мог назвать причину, заставляющую его подниматься утром с постели, передавать сыновей в руки очередных друзей с сочувственно-понимающим лицом и мчать вперед, мчать так сильно, что окружающая реальность превращалась в смутное смазанное пятно. Тело немилосердно болело, последняя тварь, с которой он разделался, сумела хорошенько зацепить его. К своему позору он очнулся в больнице, жалкий и слабый, раздавленный мыслями о том, как сильно он устал от всего: от погони, от охоты, от мотелей, от бесконечной дороги и вечного непонимания в глазах сыновей. Ангел склонилась над ним, проверяя его перевязки. Она была красивой, лукавая улыбка не покидала миловидное личико, сочувствие в теплых карих глазах казалось неподдельным, светлые волосы терпко пахли полузабытыми воспоминаниями. Она была такой близкой, такой ласковой, такой родной, что… Кто и в чем может его обвинить? Раны зажили, сердце медленно, но верно наполнилось прежней решимостью. Пришло время отправляться в новый путь: в ту, старую жизнь, где вместо ленивых поцелуев по утрам и звонкого смеха по вечерам были лишь кровь и боль. Она улыбнулась ему на прощание, она, как всегда, все прекрасно понимала. А он с силой захлопнул дверь автомобиля и резко ударил по газам, борясь с отчаянным желанием обернуться. Он оставлял ее позади, и где-то на полпути между Небраской и Миннесотой ему в голову пришла пугающая мысль о том, что впервые со дня смерти Мэри в его жизни появилась настоящая женщина. Она могла бы быть рядом с ним, он мог бы любить ее и оберегать, быть может, он даже сумел бы начать все сначала. Он мог бы все начать сначала… Ходить на работу, растить сыновей, строить планы на будущее, целовать жену на ночь, выбираться по вечерам с друзьями в бар и тянуть пиво, наслаждаясь каждым мгновением собственного существования. Он смог бы пойти дальше, он уже готов пойти дальше, и острая игла боли в сердце, тоски по погибшей жене почти растаяла, если бы… Если бы не твари. Монстры, населяющие этот мир, заполонившие его, — они не заслуживали ни сострадания, ни прощения. Все, что было им нужно, — смерть. Быстрая, возможно, безболезненная, возможно, мучительная, но безапелляционная. Демоны стояли первыми в этом списке, но и без них хватало такой нечисти, что сложно было засыпать ночами, что было невозможно вернуться к обычной жизни, что никак не удавалось остановиться. Он не был уверен, что сумеет одолеть ту тварь, которая разрушила его семью. Он твердо знал, что даже если ему это удастся, на этом его жизнь закончится. Но пока он был жив, поклялся извести столько этих тварей, сколько их есть на свете. Он поклялся убить всех и каждого, кто попадется ему на пути. Разъяренный, Джон гнал по трассе. Разлука с Кейт, грядущий переезд и ожидаемая встреча с мальчиками заставляли его трястись от гнева. Калеб, разумеется, прочтет ему очередную лекцию о том, как не следует воспитывать детей, Сэм надует губы и разревется от новости об очередном переезде, а Дин… а Дин, скорее все, вновь подвел его, нарушив приказ. Проклятые твари! За что его жизнь превратилась в такой бардак. По дороге шел парень. Вдоль малоосвещенной трассы, где до ближайшего городка был не один десяток миль, он просто шел, налегке. Свободные джинсы, темная рубашка, накинутая поверх футболки, военного образца ботинки — парень шел по ровному асфальту, едва ли не прискакивая. И стоило Джону приблизиться к нему, как парень медленно обернулся. Его губы сложились в издевательскую улыбку, яркие глаза вспыхнули издевательским светом, а большой палец потянулся вверх. «Подвезти тебя, тварь? — с неожиданной даже для себя яростью подумал Джон, притормаживая. — Ничего, сейчас я тебя довезу. До ближайших адских ворот!» Пока парень подходил к автомобилю, Джон мысленно перебирал собственные записи, пока рука крепко сжимала серебряный клинок. Тварь не походила ни на одну из тех, кого он знал, но и ему ли не помнить о том, как хорошо монстры умеют прикидываться обычными людьми! — До Линкольна не подкинете? — тварь растянула губы в ухмылке и уставилась на Джона своими бездонными синими глазами, в которых едва ли можно было разглядеть зрачок. Джона опалило осознанием, и он с трудом сглотнул. — Да, похоже, нам по пути, — медленно произнес он, и парень, улыбнувшись, забрался на переднее пассажирское сиденье. Джон с трудом сумел ослабить пальцы на клинке, спрятал лезвие так, чтобы тварь не сумела его разглядеть, а затем медленно тронулся с места. Убить сразу же или вызнать, зачем твари направляться туда же, где жил Калеб и одновременно сыновья Джона Винчестера. Убить сразу или расспросить? Убить или… — Путешествуете налегке на такие расстояния? — осторожно спросил Джон, внимательно рассматривая тварь. Волосы небрежно растрепаны, мягкая улыбка делала выражение лица беззащитным, синь глаз подавляла волю, заставляла сердце клокотать от чего-то странного. «Хорошо шифруется, паршивец!» — почти восхитился Джон, пока так и не сумевший определить вид твари. — Все, что мне нужно, всегда со мной, — безмятежно отозвался парень, откинулся на подголовник, а затем вдруг пристально посмотрел на Джона, почти с восхищением, почти с интересом, почти… — Интересный взгляд на жизнь, — усмехнулся Джон, чуть притормаживая. — Мне нравится, — улыбнулся парень и вновь посмотрел на него. — А вы куда спешите в такую глубокую ночь? Ждет работа или, быть может, детишки? Тварь улыбалась так ярко, что Джон не мог больше игнорировать издевку. Тварь угрожала его детям, тварь почти откровенно флиртовала с ним, тварь что-то сделала с ним самим, что-то, что заставляло его сейчас гореть и искриться ненавистью, яростью и темным желанием. Тварь уже забралась глубоко в мозги Джона, и теперь лишь в его власти было подарить себе спасение. — Детишки, — почти мурлыкнул Джон, — да, у меня их двое, но тебе, тварь, они не достанутся. Серебряный клинок вонзился в ладонь твари, пригвоздил ее к креслу. Тварь завизжала, забрыкалась, она кричала что-то невразумительное, но Джон уже не слушал. Он горел изнутри, он более не принадлежал себе, он не мог сопротивляться. Тварь почти вывернула его наизнанку, когда он решил поддаться этим чарам. Заломил вторую руку твари, не обращая внимания на треск костей и громкий жалобный визг. Второй клинок пришелся как нельзя кстати, и Джон ловко располосовал джинсы парня. Места в машине было отчаянно мало, и он вытащил барахтающегося парня, наслаждаясь ощущением полной власти над тварью, оглушающей темнотой вокруг. Никто не помешает, никто не увидит, и каждый получит, наконец, то, что заслуживает. Он хотел смотреть в лицо твари, а потому согнул ее пополам и, глядя прямо в синие глаза, вонзился в сопротивляющееся тело, безжалостно разрывая хрупкие ткани. Он вредил и твари, и себе, но в тот момент значение имело лишь искаженное болью и страхом лицо парня, залитое слезами и кровью из поврежденного рта. Значение имели его искалеченные руки, которые не могли оказать Джону сопротивление, значение имели лишь мощные толчки, с каждым из которых выходили ярость Джона, его отчаяние и напряжение, его страх за семью, его разрушенные мечты и его ненависть к тем тварям, которые решили, будто им все позволено. — Ты этого хотел?! Детей моих хотел? Так на! Держи! Получай! Получай, тварь! — рычал Джон, не помня себя, и каждое предложение сопровождалось мощным толчком, от которого лицо твари искажалось страшной мукой, синие глаза закатывались, кровь с растерзанных губ заляпывала подбородок. Парень сначала орал, затем начал тихо скулить, затем захрипел. Растерзанные руки причиняли твари дополнительную боль, его силы медленно, но верно иссякали, и в тот момент, когда Джон, наконец, сумел излиться, огненное безумие, насланное тварью, покинуло его разум. Освободив член от плена сжатых мышц, он поморщился, понимая, что покалечил сам себя, а затем решительно пресек мучения твари, перерезав горло серебряным клинком. Тварь дернулась, заклокотала и, наконец, затихла. Синие глаза безжизненно смотрели в ночное небо, и Джон брезгливо отвернулся. Он все же не справился с собой, поддался колдовству этой твари, но теперь было поздно жалеть о чем-либо. Он подхватил тварь и, сверившись с картой, направился к ближайшему озеру, которое, к счастью, находилось совсем недалеко. Когда тело с тихим плеском пошло ко дну, Джон моргнул. Ему в голову пришло вдруг, что было бы куда как лучше просто спалить труп, но мелкие круги уже расходились по всему озеру, а внутри Джона клубилось отчаянное желание поскорее покинуть это проклятое место. — Ладно, одной тварью стало меньше, — вслух сказал себе Джон, когда отъехал от проклятого места на пару десятков миль. Он убедился, что не осталось ни одного следа содеянного, он принял, наконец, важное для себя решение, но в глубине души по-прежнему скреблись кошки. «И почему тварь так и не показала свое истинное лицо», — эту мысль Джон отчаянно скрывал даже от самого себя. Линкольн принял в свои объятия путешественника. Калеб подарил другу крепкое объятие, сыновья с нежностью прижались к вернувшемуся отцу. — Ну что, Дин, — Джон внимательно посмотрел на старшего, который тут же выпрямился и приготовился внимать. — Как думаешь, не пора ли пора научить тебя стрелять? Дин с готовностью кивнул, и Джон позволил себе ласково потрепать сына по макушке. Что бы он там ни думал о втором шансе или милой семейной жизни в объятиях любящей жены, для него существовала только охота. У него была цель, на его пути был лишь один пункт назначения. И для того, чтобы он сумел отдать себя этому пути полностью, Дин был должен научиться оберегать Сэмми любой ценой. И да будет так.