Полгода без секса/ Полгода с Атакой Титанов

      Главное, чтобы никто не услышал. Главное быть тише. У стен есть уши, у каждой чёртовой стены. Отец Небесный, естественно, тоже наблюдает. Ты прочитаешь десятки молитв и возьмёшь недельный пост. Но тебе дьявольски нужно это.       Двигаешь пальчиками всё быстрее, едва успевая проглотить звонкий стон. Тебя накажут, если заметят. Снова. Если тебя разжалуют из псаломщиц, ниже тебе уже не пасть. Лишь найти рясу помрачнее и отправиться вымаливать прощение в одиноком скитании.       — Э-Эрвин, — тихое имя срывается с твоих губ, когда удаётся задеть особое местечко внутри. Тебе определённо нужны пальчики подлиннее. А лучше вся его ладонь. Или член. Да, член был бы как раз кстати. Как же, господи, грешно и грязно в твоей голове.       Ты не хочешь нарушать обет, но лишь один взгляд Его Преподобия разжигает адское пламя в твоей груди. Во время вечернего обхода, когда он позволяет тебе склониться на колени совсем рядом с ним, шепча молитвы под алтарем. Когда садится подле тебя на службе, разделяя с тобой Евангелие. Когда задерживается в прачечной допоздна, чтобы помочь тебе с бельём.       Вы почти не говорите. Вам и не положено. Одна надежда лишь на то, что настоятель выберет тебя для службы в главном зале, как только забудет про инцидент. Если забудет в принципе. Настоятель Леви дьявольски хорош в своей памяти и пронырливости.       — Ваше… Блаженство, — жар разливается по твоим щекам, и ты действительно думаешь, что не издаёшь ни звука, сминая складочки пальцами.       Это был поцелуй. Всего один невинный поцелуй. Ты не заслужила такого строгого наказания. Неужели любовь может быть наказана? Ты уже совсем не понимаешь. Не понимаешь, почему вы просто не можете убежать от всех, от бессмысленных церковных санов и бесконечных молитв о прощении. Почему не можете быть вместе. Почему Бог заставляет страдать тех, кто верен ему больше других?       — Б-боже, — ты всхлипываешь громче, чем можешь себе позволить, пачкая смазкой бёдра под длинной накидкой, лишь умоляя Всевышнего, чтобы пронесло.       — Не произноси имени Господа всуе, — дьявол. Ты пропала. Тебе конец. Сколько ударов плетью он назначит тебе в этот раз? Затянулись ли прошлые раны? Боже, как же ты сейчас необходим.       — Н-настоятель, — ты даже не осмеливаешься поднять на него глаза, сглаживая юбку влажными ладонями. Он точно убьёт тебя. Ты суетливо поправляешь волосы, поднимаясь с постели, размышляя о том, стоит ли умолять на коленях уже сейчас?       — Это недопустимо.       — Простите, молю, этого не повторится снова, я…       — Замолчи.       Ты тяжело сглатываешь, когда он подходит ближе, задевая твой подбородок тонкими пальцами, заставляя встретиться взглядом. Он прожигает каждую твою клеточку, больно тянет за волосы, точно вырывая клок, когда ты падаешь на колени перед ним.       — Вы оба, — он говорит тихо, как будто медленно разрезает пространство вокруг. — Вы позор для нашего собора. Грязь в глазах Господа.       — Пожалуйста, Эрвин ни при чём, накажите меня, он не в ответе за мои греховные помыслы.       — Тс, — тихо бросает настоятель Леви. — Преподобный в ответе за каждый грязный звук, что вышел из твоего рта. За каждое мерзкое движение твоих ладоней.       — Клянусь, это не так.       Леви снова тянет твои волосы, заставляя подняться, даже и не думает отпускать. Заглядывает в твоё лицо ледяными осколками, что должны зваться глазами, и ты видишь лишь отвращение.       — Не преступай клятвы, но исполняй пред Господом клятвы твои, — он действительно слишком близко. В опасной близости. Тебя начинает трусить. — Не клянись ни небом, ни землёю, ни головою своею, — он ведёт носом по твоей щеке, и тебе становится действительно страшно. — Но да будет слово ваше: да - да; нет - нет; а что сверх этого, то от лукавого.       Он шепчет тебе на ухо, и ты уверена, что он собирается скрутить твою шею. Но вместо этого он ведёт твою ладонь к своему паху, когда ты громко ахаешь. Он возбужден. Как долго он наблюдал за тобой? Он отсечет твою руку теперь?       — Я не понимаю, — ты крупно дрожишь, совсем не зная, что должна предпринять. Почему он делает это?       — Преподобный просил о тебе, — спокойно отрезает он. — Его мысли тоже греховны. Вами овладела дьявольская проказа.       — Я хочу раскаяться.       — Уже слишком поздно, греховное отродье, — он сжимает свою ладонь поверх твоей, когда из твоих глаз льются слёзы. — Ты будешь наказана.       — Что угодно, — Леви отпускает твои волосы, грубо сжимая твою челюсть, как будто оценивая. — Даже если это будет стоить моей чести, только не докладывайте об Эрвине.       Смотритель всегда завидовал преподобному. Ему позволено больше, чем кому бы то ни было. Ему всегда достаются все лавры. А он лишь его слабая тень. Но лишь на них может держаться вся ваша паства. Они бы точно защитили чистоту друг друга даже ценою своей жизни.       — Иди за мной, — он отпускает тебя, поспешно покидая твою комнату, когда ты успеваешь опомниться, чтоб нагнать его среди тёмных коридоров. Вы точно идёте в его комнату. Он заставит его убить тебя? Заставит лишить твоего ничтожного сана? Наверное, уже плевать, из тебя бы никогда не получилась священнослужительница.       Эрвин уже готовится ко сну, медленно стягивая рубашку, когда вы врываетесь в его покои. Он бросает на тебя тревожный взгляд, и ты хочешь, чтобы он вступился. Но ты знаешь, что этого никогда не будет. Леви толкает тебя ближе к преподобному, и ты хочешь отдать всё, чтобы сейчас же провалиться под землю.       — Твоё греховное отродье снова придаётся плотским утехам, — он сжимает твоё горло, тяжело дыша тебе в затылок, когда твои ноги начинают подкашиваться. — Я думаю, что пришла пора показать ей, во что грех может превратить юную псаломщицу.       — Леви, — Эрвин тихо выдыхает, бросая на тебя мягкий взгляд своих небесных осколков. — Ты не можешь делать этого.       — Ох, я могу, ещё как могу, — он сильнее сжимает твою шею, и тебе кажется, что ты упадёшь в обморок. Ты безмолвно умоляешь Эрвина вмешаться. Ты знаешь, что он может. Он уже спасал тебя, он обещал, что всегда будет, если ты сможешь сохранить все в тайне. — Если эта чертовка может грезить о тебе, бесстыдно оскверняя храм божий, почему я не могу?       — Простите, — тихо сопишь ты, когда взгляд Эрвина ломается. Ты знаешь, что виновата, ты не должна была попасться, но это слишком сложно, ты, должно быть, одержима демоном, потому что не можешь перестать думать о нём.       — Я знаю, ты не виновна.       — Ну уж нет, — тихо отрезает Леви. — Расскажи преподобному, чем ты занималась, отродье, — он скользит второй рукой по твоему телу, скидывая тяжёлую ткань с твоих плеч, оставляя тебя в ночной сорочке. Это запрещено. Они не могут видеть тебя такой. Ты хочешь, чтобы это закончилось. — Расскажи, где трогала себя, когда шептала его имя.       — Это правда? — Эрвин буравит тебя взглядом, должно быть, проклиная за то, что тебя поймали. И теперь у вас неприятности. Какая же ты глупая.       — Конечно же правда, — шепчет Леви тебе в шею, притягивая твою талию ближе. Ты не можешь дышать, как он смеет? Вас всех казнят, когда узнают. — Скажи ему, отродье, или будет хуже.       — Я думала о Вас, Ваше Преосвященство, — твои пальчики дрожат, когда ты чувствуешь, как выпуклость под рясой смотрителя упирается в твою спину. — Я каюсь, я никогда не хотела осквернить Вашего имени.       Ты вскрикиваешь, когда Леви сжимает твою грудь сквозь тонкую ткань ночнушки. Он расцепляет хватку на твоей шее, зажимая тебя в тиски его рук. Твоё тело вспыхивает, когда он ведёт ладонь к твоей промежности, касаясь горячими пальцами сквозь твою одежду.       — Не ври, отродье, ты дьявольски этого хотела, — ты не можешь даже пошевелиться, лишь вглядываешься куда-то вглубь полутёмной комнаты. Ты чувствуешь, как Леви собирает длинную ткань на твоём бедре, касаясь оголенной кожи. — Расскажи, что бы ты хотела, чтобы Эрвин сделал с твоим грязным телом.       — Леви! — Эрвин протестующе вскрикивает, подходит совсем близко, но не решается вмешаться. Ты чувствуешь улыбку Леви на своей шее, когда через секунду, его губы касаются твоей кожи, заставляя тихо пискнуть сквозь слёзы. — Прекрати, прекрати сейчас же!       — И не подумаю, — он вдыхает аромат твоих волос, сжимая бедро шершавой ладонью. Каждая клеточка дрожит, то ли от страха, то ли от предвкушения. Тебя никогда не касались так. Ты мечтала об этом дни напролёт. Ты хотела, чтобы это был Эрвин, но так сильно извела себя, что готова была реагировать на чужие руки. — Начинай говорить, отродье, или пожалеешь.       — Я мечтала о Вас, Преподобный, — Леви проталкивает своё бедро между твоих, и ты слишком сладко выдыхаешь сухими губами. — Я хотела, чтобы Вы коснулись меня.       — Ты ведь знаешь, что это делает тебя грязной пред Господом? — Эрвин старался оставаться невозмутимым, но ты видела, как сбилось его дыхание, когда ты поёрзала на колене смотрителя. — Ты ведь не хочешь, чтобы я осквернил тебя?       — Скажи ему, отродье, — Леви сжимает твою талию, реагируя мелкой дрожью на твои попытки близости. Он пересчитывает твои рёбра пальцами, сжимает грудь, когда первый крохотный стон вырывается из твоих губ. Ты чувствуешь, как дёргается его член у твоей поясницы, и тебе становится всё больше плевать на то, что ты сгоришь в аду из-за него. — Хочешь быть оскверненной, м?       — Х-хочу, — ты беспомощно выдыхаешь, когда Леви до боли скручивает твой сосок сквозь ткань, заставляя скулить, и ты ощущаешь, как твои щеки наливаются лавой. — Пожалуйста, Эрвин.       Леви тихо смеётся за твоей спиной, тянет тебя назад, на тяжёлый табурет, оставляя тебя на своих коленях. Он разводит твои ноги, оголяя молочную кожу, и ты молишься о том, чтобы он дал тебе больше. Больше того, чего ты так давно хотела. Настоящего плотского удовольствия.       — У меня тоже есть чувства к тебе, грязные чувства, — Эрвин садится на своей постели напротив вас, и ты замечаешь, как наливается его член под домашними брюками. Неужели это действительно происходит? — Готова ли ты их принять?       — Ох, она дьявольски готова, — Леви тянет твою сорочку вверх, оставляя тебя в скудных трусиках, что до боли промокли прямо на его коленях. — Только посмотри, какая мокрая, — он расставляет ноги шире, заставляя тебя гореть, касается пальцем твоих половых губ сквозь тонкую ткань. Ты жадно трёшься о его ладонь, позабыв о любом стыде.       — Преподобный, я сделаю всё, что Вы только попросите, — ты встречаешься с ним взглядом, кусая опухшие губы, и видишь, как он до боли прикусывает свои. — Я так долго хотела Вас, пожалуйста, смилуйтесь.       Ты и вправду хотела его слишком долго. А ещё ты уверена, что он хотел тебя. Даже несмотря на его невозмутимость, он заставлял твоё нутро взрываться тысячей маленьких фейерверков, когда незаметно касался твоих ладоней. Когда смотрел на тебя дольше, чем было позволено. Когда подарил тебе твой первый поцелуй. Ты бы позволила ему что угодно.       — Мерзкая грешница, — Леви до боли сжимает твою грудь, царапая короткими ногтями, пока ты лишь ближе прижимаешься к нему. Он запускает пальцы в твоё бельё, перебирая складочки, когда ты лихорадочно начинаешь дрожать в его руках. — Все вы одинаковые, отродья.       Леви сбрасывает тебя на пол, когда ты оказываешься на коленях перед Эрвином. Деревянный пол больно царапает кожу, и ты не можешь перестать смотреть в его глаза. Ты желаешь лишь, чтобы он дотронулся до тебя, совсем забывая о том, кто он есть и как, должно быть, противно ему смотреть на тебя прямо сейчас.       — Прости, я молю, прости, — слёзы обжигают глаза, когда ты чувствуешь его тёплую ладонь на своей щеке. Ты, как под гипнозом, следуешь за ней, когда он гладит твою кожу, стирая слёзы. Ты подаёшься ближе, останавливаешься за пару миллиметров от его лица, не решаясь проявить инициативу. Он касается твоих губ своими, вырывая из тебя новый всхлип, и ты жмешься ближе, мечтая ощутить хоть немного его тепла.       — Всё хорошо, — он выдыхает в твои губы, резко тянет на себя, когда ты прижимаешься чувствительной грудью к его телу. Ты послушно поджимаешь ноги, когда он сжимает пальцами твою задницу, вжимая в свои бёдра, как будто он ждал этого целую вечность. Ты обнимаешь его за шею, трёшься сосками о его горячую кожу — так и чувствуется рай? Ты ощущаешь его стояк сквозь брюки, ёрзаешь своей промежностью, оставляя влажное пятно, пока он тихо рычит в твои губы, кусая до боли. — Я думал о тебе каждую ночь, я такой же грешник.       — Плевать, — ты готова сойти с ума от счастья, когда чувствуешь холодные руки Леви, что тянут тебя назад под локтями, заставляя недовольно хныкать.       — Раздень её, — Эрвин сдвигается к центру постели, чтобы стянуть трусики с твоих ног, не переставая буравить тебя взглядом. Леви снова отпускает, давит на твои лопатки, заставляя вас обоих лечь, поглаживая твою задницу. Тебе плевать, как грязно ты выглядишь, что собирается делать с тобой смотритель. Ты целуешь Эрвина в ключицы, в шею, по линии челюсти, пока он не может перестать прижимать тебя к себе.       Ты чувствуешь, как пальцы Леви проникают в тебя, громко стонешь Эрвину в рот, пока смотритель заставляет тебя прогнуться в спине всё сильнее, выпячивая задницу. Он царапает твои бока, добавляет, должно быть, третий палец, жарко растягивая твои стеночки. Ты горишь каждой клеточкой тела, насаживаясь на его пальцы, когда он оставляет звонкий шлепок на твоей заднице.       — Вы только посмотрите, настоящее грехопадение, — должно быть, ему надоело пялиться на твою спину, когда он потянул тебя за волосы, заставляя прижаться к его груди. — Раздевайся, преподобный, пока мы все не превратились в соль.       Если Бог действительно уничтожил Содом и Гоморру из-за того, что им слишком нравился секс, то где-то в этом мире точно существует несправедливость. Ты стаскиваешь брюки Эрвина, обнажая его член, покрытый смазкой. Краснеющая головка ощущается солёной на вкус, когда ты без угрызений совести берёшь его в рот, вырывая его первый хриплый стон.       — Такая грязная, даже не стыдится этого, — ты проводишь губами по длине, но даже не можешь вобрать и половины. Эрвин дрожит под тобой, когда ты ласкаешь языком его головку, и ты правда готова делать это вечно. Ты громко скулишь, когда чувствуешь язык Леви на своих складочках, что жарко собирает всю смазку на его губы. — Настоящий чёртов демон.       Снова хватка Леви в волосах, его зубы на тонкой шее и звонкие шлепки на груди. Тебе слишком нравится всё, что он с тобой делает. Ты находишь ладонью его член, растирая смазку, и он почти обрывает зубами твою мочку уха. Ты могла бы кончить лишь от его короткого стона на твоей коже.       — Делай свою работу, отродье, — он прогибает тебя в спине, заставляя Эрвина коснуться твоего входа, давит на твои плечи, его член наполняет тебя так идеально, что ты видишь рай перед глазами. Эрвин сжимает твои бёдра, пульсируя внутри, заставляя тебя задыхаться, биться в агонии, ты никогда не была такой счастливой.       Ты ёрзаешь на нём, рыдаешь от удовольствия, не желая ни на секунду выпускать его из себя, сжимаешься от наслаждения, ощущая каждую пульсирующую вену. Твои ноги дрожат так сильно, что ты боишься, что ты действительно одержима. Ты начинаешь кричать, когда он резко приподнимает твою задницу, врезаясь в твою матку. Слишком. Много. Дьявольских. Раз. Он насаживает тебя на свой член, как будто ты ничего не весишь, и ты готова поклясться, что гиена огненная определённо стоит того.       — Нагибайся, — ты чувствуешь, как Леви касается грудью твоей спины, прижимая к Эрвину ближе, растягивает твою дырочку своим членом, и ты кричишь от жжения. — Тише, отродье, тебе понравится, — он находит пальцами твой клитор, медленно входит, стараясь не быть слишком резким. Ты хнычешь от того, как правильно и нежно он стимулирует тебя, заставляя расслабиться. Он входит на всю длину, когда ты начинаешь захлёбываться собственными слезами.       Им обоим сносит крышу почти в ту же секунду, как ты сжимаешь их внутри. Ты чувствуешь хаотичные толчки, что задевают все твои оголённые нервы, и не можешь перестать насаживаться. Они наполняют тебя до краёв, уничтожая твои нежные стеночки, заставляя тебя блаженно порочить имя каждого из них. Леви сжимает твою талию, растирая клитор, пока Эрвин царапает твои бёдра, вколачиваясь с бешеной скоростью.       Волны удовольствия проходят сквозь всё твое тело, и ты не можешь поверить, что что-то в мире может ощущаться так хорошо. Твои вены плавятся, когда Эрвин обжигает тебя изнутри, кончая с глухим стоном. Ты почти падаешь в обморок, когда яркая вспышка оглушает тебя, заставляя биться в конвульсиях. Леви кончает на твою спину, грубо толкая на Эрвина, заваливаясь рядом.       Вы громко дышите, пытаясь привести дыхание в порядок, вдыхая обжигающий аромат вечных адских мук. Ты дрожишь так сильно, что Эрвин обнимает тебя, мажет губами по твоему лицу, пока ты не можешь сдержать поток слёз, целуешь его в ответ, сплетая языки.       — Если в аду так же жарко, то к чёрту мне не сдался этот блядский рай.