Полгода без секса/ Полгода с Атакой Титанов

      — Ну ты глянь только, снова сплошная бесцветная чушь! Можешь ты хоть раз выбрать что-то поярче и откровеннее?       — Кирштайн, идиот! Как будто я твоего мнения спрашивала!       Ты оставила звонкий щелбан на лбу парня, вырывая из его непослушных ладоней сумку со своими покупками. Ты даже не заметила, как он снова оказался рядом, ещё и умудрился снова влезть в твоё личное пространство, оставляя непрошенные комментарии твоему новому белью. Хотя бельем, откровенно говоря, это сложно назвать — больше на спортивный топ смахивает. Но это лучшее, что можно найти на этом захудалом рыночке, который вам благосклонно разрешают посещать по выходным, если дополнительных занятий нет.       — Как тебе этот? Хочешь, прикуплю для тебя?       Ты густо покраснела, вырывая из рук этого придурка ярко-красный бюст, что был тебе не по размеру, и уж точно не по возрасту. Такие бы знатным барышням носить, за которыми богатые ухажеры вьются день и ночь, но уж точно не подросткам из кадетского училища.       Жан не мог прекратить смеяться, наблюдая за твоей реакцией, а тебе захотелось треснуть его посильнее, чтобы снова потерялся хотя бы на полчаса из твоего поля зрения. Как же он раздражает: каждый его смешок, глупая шутка, дурацкая пепельная челка. Ты не понимала, за какие грехи Вселенная ниспослала тебе этого придурка, что не давал тебе покоя ровно с того момента, как впервые увидел тебя, но была уверена, что такие злодеяния в силах смыть лишь кровь. Его кровь. Потому что ты убьешь его когда-нибудь, и тогда твои страдания прекратятся.       — Ну чего ты, малышка? Я ведь серьезное предложение тебе делаю! С тебя даже ничего не потребуется. Только лишь надеть это всё специально для меня.       — Даже если я когда-нибудь надену нечто подобное, тебе, идиоту, этого точно не видать!       — Даже не думай, что я позволю кому-то другому забрать тебя у меня. Ты еще поймешь, от чего отказываешься, вот увидишь.       — Разве что в твоих мечтах, Кирштайн.       Ты звонко рассмеялась, теряясь в базарной толпе, мечтая раствориться среди шумного народа. Несмотря на полную неразбериху и оглушающий человеческий гомон, ты любила приходить сюда: рассматривать яркие платья на прилавках, примерять цветастые заколки с Хитч, исследовать барахолку в поисках чего-то особенного. Хоть какая-то радость среди серых солдатских будней. Если бы не Кирштайн, что красовался под дверью твоей комнаты каждые выходные, непрошено сопровождая тебя во время каждой вылазки в город, совсем бы цены этому месту не было.       — Тот чудик с яблоками снова вернулся. Я тебе взял зеленое, ты ведь их любишь, да?       Ты устало закатила глаза, когда он снова отыскал тебя слишком быстро, как будто в вас обоих магниты встроены, о которых только ему известно. Жан горделиво сжимал в руках яблоко в карамели, лавку с которыми вы случайно отыскали еще год назад.       — Я уж думала, он не вернется больше.       С лицом полным безразличия, ты приняла скромный подарок, вдыхая запах горячего сахара. Хоть и тот торгаш действительно был не в себе, он никогда не жалел глазури для своих яблок. Ты была почти рада, что Жан смог отыскать его.       — Спасибо.       — Спасибо? И это все? Как насчет поцелуя?       — Очень смешно.       — В щеку хотя бы!       — Этого никогда не случится, слышишь? Ни-ког-да.       Ты победно усмехнулась, слизывая карамель с губ, наблюдая, как Жан хмурит брови. Конечно, он тебе не верит, и ты даже не уверена, что вообще слышит. Почему-то он убедил себя, что вас ждет светлое будущее, и в один прекрасный день ты очнешься и поймешь, что он — твое истинное счастье. И ничто не забавляло тебя сильнее, чем разрушать его глупые фантазии каждый день.       — Ты просто еще недостаточно взрослая чтобы понять, что я лучший вариант для тебя.       — Зато я достаточно взрослая чтобы понять, как ты меня раздражаешь.       — От ненависти до любви, знаешь ли.       — Я предпочитаю от любви до ненависти.       — Это еще что?       — Ну знаешь, от ненависти до любви один шаг, а от любви до ненависти — всего один удар по яйцам.       Ты рассмеялась, дожевывая последние яблочные кусочки, когда Жан пихнул тебя в плечо. На самом деле, ты была бы более чем счастлива, будь это правдой. Но учитывая все те синяки и тумаки, что ты оставила Кирштайну за его идиотские подкаты, физическая боль его точно не пугала.       — Да хоть убей меня, малышка, ты все равно любовь всей моей жизни.       — Придурок.       Вы еще немного прослонялись по площади, пытаясь отыскать кого-нибудь из вашего отряда, чтобы вместе вернуться в расположение, но все как сквозь землю провалились. Жан подсунул тебе пару конфет, ведь знал, какие именно ты любишь и точно не откажешься. Снова спас твой кошелек, когда какой-то бродяга попытался влезть в твою сумку. Хоть какая-то от него польза. Если бы ты не была такой легкой мишенью, давно бы улизнула от него.       — На следующей неделе будет фестиваль тюльпанов на другом конце города, хочешь улизнуть на пару часов?       —А если нас заметят, умник?       — Скажу, что мы потерялись из-за меня, не парься.       — Я не знаю, подумаю. Вдвоем идти туда я точно не собираюсь. Вдруг утащишь меня в темный переулок, или еще что.       — Боишься, что слишком понравится?       — Боюсь, что не сдержусь и всё-таки задушу тебя.       — Как эротично. Ты сексуальная даже когда хочешь меня убить, ну разве мне не повезло?       Ты снова тяжело выдохнула, ускоряя шаг, чтобы скорее добраться до главного входа и дождаться кого-нибудь, кто спасет тебя от этой надоедливой гормональной бомбы. Тебе действительно понравилась идея с тюльпанами, но уж точно не с ним. На тебя ни один нормальный парень не посмотрит, если Жан будет виться около тебя все время. Одна ты точно не пойдешь, может, спросить Эрена или Конни?        Как будто читая твои мысли, вас быстро нагнала компания тихони Арлерта и Аккерман, а следом показался и Эрен. Предложить ему пойти? Жан точно взбесится, как ты любишь, нет смысла упускать шоу.       — Эрен, слушай, — ты быстро юркнула между парней, проскальзывая ладонью под локоть Йегера, чему он никогда не возражал, ведь сам любил раздражать Жана, — Говорят, на следующих выходных устраивают весенний фестиваль на окраине. Хочешь немного нарушить правила и сбежать отсюда?       Ты переглянулась с зеленоглазым, незаметно подмигивая, когда он тихо захихикал, отвечая намеренно громко, чтобы все точно услышали.       — Нарушить правила, говоришь? Только если мы будем одни и не ограничимся одним единственным запретом.       Ты физически ощущала, как закипает кровь в жилах Кирштайна, когда все вокруг начали тихонько посмеиваться. Жан быстро догнал вас, резко дергая тебя за руку, от чего ты пошатнулась, но все же устояла на ногах. Какого черта?       — Ты что творишь, ненормальный?       — Я позвал тебя вообще-то! Ты не можешь просто так отдать мое свидание кому-то другому!       — Свидание? Жан, ты совсем больной?       Ты попыталась вырвать руку из его ладони, но он не отпускал, лишь крепче сжимая твое плечо. Ситуация действительно вышла из-под контроля. Это уже слишком. Он не может просто так хватать тебя и думать, что это сойдет ему с рук.       — Да и нашла кого позвать. Я уж точно не уступлю тебя этому суициднику!       — Мне не нужно твое разрешение, Жан. Я могу позвать того, кого мне вздумается.       — Но это нечестно!       Ты стиснула зубы, собирая последние силы, чтобы не сойти с ума. Большую часть времени это оставалось шуткой и ты думала, что он тоже это понимает. Но ты точно не позволишь кричать на себя при всех. Он выбесил тебя слишком сильно. К черту.       — Знаешь, что не честно, Жан? Что из-за того, что ты шагу мне не даешь ступить, я даже не могу с нормальным парнем познакомиться! Ты постоянно путаешься под ногами. По-твоему, это честно?       — Значит, путаюсь под ногами? Думай, что говоришь, психованная!       — Это я психованная? Да посмотри на себя, идиот! Что ты увязался за мной, как собачонка? Совсем заняться нечем?       — Я…       Ты задержала дыхание, когда слова сами сорвались с губ. Ты заметила, как все вокруг уставились на вас. На то, как Жан не мог даже отвести взгляда от тебя, как будто опасаясь реакции остальных людей. Может это и слишком, но он достаточно вытрепал твоих нервов. Он давно заслуживал этого.       — Ну, чего замолчал? Сказать нечего? Правда глаза колет?       — Я тебе не собачонка.       Ты тихо ахнула, когда его голос сменился. Неужели, в этот раз сработает?       — Тогда прекрати меня преследовать, придурок! Дай мне хоть немного своей жизнью пожить.       — Да… Да сдалась ты мне! Идиотка!       — Ну так и свали отсюда!       — Черт, да я… никогда больше не заговорю с тобой! Катись ты к черту!       — Пошел ты!       — Пошла ты!       Ты до боли сжимала кулаки, пока наблюдала, как Жан исчезает среди толпы, расталкивая всех вокруг. Тебе понадобилось пару минут, чтобы снова начать дышать. Армин похлопал тебя по плечу, пытаясь выдавить улыбку.       — Черт, неужели… сработало?       — Д-да. Я думаю, что в этот раз точно сработало.       — Ну и… отлично.       Ты натянула улыбку, оглядывая товарищей, и предложила скорее вернуться в расположение, ведь вы и так потратили на эту ссору больше времени, чем она этого заслуживала. Наконец-то ты могла поговорить с подругами без боязни, что тебя перебьют или, чего хуже, подслушают. Теперь ты не будешь опасаться обсудить покупки, ловя очередную глупую шутку о твоих вкусах в одежде или смущающий «комплимент». Можно выдохнуть спокойно, пока его нет рядом.       Ты слабо верила, что он действительно оставит тебя в покое, но зная то, как он ненавидит быть опозоренным перед всеми, вечер покоя был тебе обеспечен. Вы быстро добрались до дома, и ты не могла дождаться того момента, когда сможешь показать покупки своей соседке.       — Неплохо, но я бы что-нибудь пооткровеннее взяла. Вечно ты как мышь серая.       — И ты туда же?       Ты недовольно хмыкнула, складывая руки на груди, когда Хитч рассмеялась, не переставая крутиться у зеркала в своей новой юбке.       — Ну а что? Тебе уже не тринадцать. Пора и о привлечении противоположного пола задуматься.       — Сдался мне этот пол. Только-только смогла избавиться, и не желаю повторять прошлых ошибок.       — Ты про Кирштайна? Жестоко ты с ним. Этот идиот ведь настоящий эго маньяк. Долго будет дуться на такое.       — Надеюсь, что до конца жизни.        Вы обе рассмеялись в унисон, раскладывая вещи по полкам, собираясь направиться в душ. Ты оказалась в постели так рано, что не могла заснуть добрых пару часов, ведь не пришлось придумывать миллион и одну отмазку, почему Жану нужно наконец-то свалить из вашей комнаты, до которой он тебя всегда самоотверженно провожал. Ты была горда собой. Несомненно. Оставалось лишь надеяться, что завтра все не вернется на круги своя.       К твоему удивлению, ты почти проспала завтрак, ведь некому было ломиться в дверь с самого утра и заставить хотя бы умыться. (Вы с Хитч ужасно ленивые). Добравшись до столовой впопыхах, вы обнаружили, что все фрукты давно разобраны, и никто даже не удосужился прихватить чего-то кроме безвкусной каши для вашего стола. Да и не было больше… вашего стола. Блаус и Спрингер многозначительно отвернулись от тебя, выбирая, видимо, сторону Кирштайна. Друзья еще называются.       Марко в знак солидарности решил пропустить завтрак, а Марло еще не вернулся с ночного дежурства. Вы переглянулись с подругой, закатывая глаза, как будто это совсем вас не волнует. Тебя так точно. Если придется отсеять парочку идиотов, чтобы жить в тишине и спокойствии, то это не такая и большая цена.       До конца дня рядом с тобой даже намека на Кирштайна не было, как он и обещал. И хоть на тренировках было сложновато с некоторыми УПМ маневрами, ты и виду не подала. По крайней мере, у тебя еще остались настоящие друзья, которые всегда придут на помощь. Не такие умелые в пространственном маневрировании, как этот придурок, но все же не самые худшие.       День тянулся за днем до самых выходных, которых ты опасалась сильнее всего, но, как оказалось, катастрофы не произошло. Он не пришел, наверное, впервые. И на рынке его тоже не было. Твоя радость и беззаботность сменилась незаметным уколом раздражения, когда он вернулся с тюльпаном для каждой девушки вечером. Для каждой, кроме тебя, конечно же. Ну и подлиза. Действительно думает, что тебе не плевать?       — Он просто хочет позлить тебя, не реагируй, — Хитч снисходительно шикнула на Кирштайна, когда он приподнес подарок и ей, небрежно отбрасывая цветок ему в лицо.       Ты рассмеялась, наблюдая, как он снова убегает от тебя со скоростью света, и была благодарна всем богам, что хоть одна живая душа была на твоей стороне. Еще бы она не сматывалась к своему глупому парню каждый раз, как только свободная минутка выдавалась, ты обожала бы ее еще больше.       Ты не хотела признавать, но тебе было… одиноко? Хотя, скорее всего, просто скучно, ведь этот клоун больше не следовал за каждым твоим шагом. Никаких идиотских шуток, неожиданных подколов и самых смущающих комплиментов на свете. Больше ничего из этого, как ты сама того хотела.       В надежде заполнить слишком большое количество свободного времени, ты даже попыталась познакомиться с другими парнями из кадетского. И Боже мой, если Кирштайн казался тебе придурком, то слов обиднее, чтобы описать этих идиотов, еще точно не придумали.       — Я клянусь, Хитч, я думала, что у меня слезы из глаз прыснут. Он будто зубы с рождения не чистил! Я думала, что умру, — девушка извивалась от смеха на своей кровати, придерживая живот руками, выслушивая ужасы очередного твоего «свидания».       — А ты думала, просто так у них в душевой всего раз в неделю наряды назначают? Они ею совсем не пользуются.       — У нас ведь были уроки личной гигиены! Какого черта они не думают об окружающих? Он еще и поцеловать меня пытался, подумать только!       — Первый поцелуй со вкусом вчерашнего ужина, разве не мечта?       — Боже, заткнись, — ты уткнулась лицом в подушку, прогоняя из головы пугающие образы. Все шло не так уже несколько недель подряд. Как бы ты не старалась не думать о Кирштайне, он не выходил у тебя из головы ровно с того момента, как исчез из твоей жизни.       Все остальные были… не то. Слишком скучные, занудные, нерешительные. Раньше тебе казалось это милым, но лишь из-за Армина. На деле, ты была готова уснуть уже через пару часов в компании подобных заучек. Да и слишком они ранимые. Другие же распускали руки, чего даже твой придурок никогда себе не позволял. (Ты назвала его своим придурком?)       Были и те, что не подходили твоим эстетическим вкусам, чтобы не сказать, что просто были коротышками или неряхами. Ты старалась, всеми силами пыталась не сравнивать их с Жаном, но никто не мог отнять у этого идиота его высокий рост, мягкие пепельные волосы и тонкий аромат вишневой газировки, что следовал за ним повсюду. Да и зубы он чистил, что оказалось немаловажным фактором.       Скучала ли ты? Наверное, немного. Так, как скучаешь по снежной зиме посреди лета, хотя еще полгода назад замерзал от холода, проклиная вьюги и метели. Без зимы жить было бы сложно. Вот и тебе было сложно. Без его вечной удушающей заботы, вездесущего смеха и взрывного характера, который всегда хотелось усмирить, хоть никогда и не получалось.       Вы периодически переглядывались на тренировках и в столовой. Даже в душевой столкнулись нечаянно, а он даже не сказал, что готов был убить кого угодно, лишь бы ты впустила его в свою кабинку. Это, конечно же, мерзко и пошло, но почему бы не сделать комплимент по старой памяти? Бесит. Бесит. Бесит. Все без него бесит.       Особенно сложно давались выходные, когда из-за плохой погоды ты не могла даже выбраться из расположения. В такую погоду он обычно стаскивал цикорий с кухни и вы играли в карты всей вашей компанией. Для них, наверное, ничего и не изменилось. Только ты теперь застряла в своей комнате, наблюдая, как Хитч снова сматывается к своему глупому Марло.       — Как ты вообще смогла отыскать нормального парня здесь? Это кажется невозможным.       — Это ты про этого придурка с челкой?       — Считаешь Марло придурком?       — Самым огромным в мире, — она рассмеялась, в тысячный раз поправляя и без того идеальные волосы, бросая тебе сочувствующие взгляды, — Но он мой придурок. Он меня любит, заботится обо мне, хоть и жутко бесит иногда.       — Разве это правильно?       — А что вообще правильно?       Ты помогла подруге затянуть корсет посильнее, размышляя над ее вопросом. Ты и сама уже не знала, как все должно работать. Как он мог бесить ее и быть ее парнем одновременно? Глупость же.       — Идеальных людей не существует, милая, а парней, так тем более. Особенно в этом месте — последнем пристанище отчаянных и безголовых.       — Это уж точно, — ты скривила губы, вглядываясь в плавные черты своей соседки, которыми она сама тоже не могла налюбоваться.       Уже четыре недели прошло с той вашей ссоры, и он снова не пришел, чтобы испортить твои выходные. Хотя почему ты вообще надеялась, что он придет? Как будто ты не опозорила его при всех, исполняя его худший кошмар наяву. Никто бы не простил такого.       — Ты скучаешь по Кирштайну, да?       — Нет, — ты выдавила неправдоподобный смешок, отворачиваясь к стене с горящими щеками, — Я наслаждаюсь спокойствием.       — Скорей загниваешь от одиночества.       — Эй! — ты бросила подушкой в Хитч, сразу же получая ей по лицу в ответ. Ты согнула ноги, обнимая колени на своей постели, слишком тяжело вздыхая. Неужели она права?       — Можешь отрицать это сколько захочешь, но тебе нравилось, когда он был рядом. Когда страховал тебя на занятиях, носился с твоей домашкой и заставлял тебя чувствовать себя красивой.       — Это еще…       — Не начинай! Ты не была такой безжизненной размазней с того момента, как только пришла сюда. Он хоть и вульгарный до одури, но тебе же нравилось, да?       — Он говорил, что мои волосы были самыми красивыми на свете, и что он хотел бы, чтобы я задушила его своими бедрами.       — Видишь!       Ты закрыла лицо руками, беспомощно хныкая. Может быть, твое сознание просто стерло все глупые вещи, что ты ненавидела в нем, но сейчас ты могла думать лишь о том, что он действительно не такой уж и придурок. Или совсем не придурок. Возможно, самый лучший из всех придурков, что окружают тебя здесь.       — Может, не все потеряно? Поговори с ним, он же буквально одержим, отказать точно не сможет.       — Я тоже так думала, но, кажется, не в этот раз, — ты оперлась на плечо подруги, что пыталась привести тебя в чувства (но получалось не очень), — Он даже не смотрит на меня, понимаешь? Он ведь был рядом все эти три чертовых года, каждый день практически! И так легко исчез из-за глупой ссоры! Почему он услышал меня именно сейчас, хотя я просила его отвалить, сколько себя помню? Чтобы дать мне к нему привыкнуть?       — Иногда они взрослеют и учатся слушать в самый неподходящий момент, — Хитч перебирала твои пальцы, пытаясь казаться самой мудрой женщиной в мире, и ты бы хотела, чтобы она просто сказала тебе, что делать, — Я все равно думаю, что вы должны поговорить.       — И что, мне пойти к нему? За кого ты меня принимаешь?       — Он таскался сюда годами. От одного раза ничего не случится, уж поверь.       — Это точно ты говоришь?       Ты нехотя сползла с кровати, как будто уже знала, что собираешься делать, хоть и со всех сил отрицала это. Ты лениво стала перебирать свои вещи, даже не думая о том, что действительно пыталась отыскать что-то по случаю. Сейчас бы тот красный бюст был кстати.       — Если он не станет говорить, то я повешусь.       — Не драматизируй, — как будто оживившись, Хитч выудила из своей тумбы ту самую короткую юбку, что ей запретили носить в расположении, и янтарную помаду с запахом карамели, — Марко мне проболтался, что у них в комнате как будто воздух наэлектризован от злости. Он даже взял несколько нарядов вне очереди, только чтобы не торчать с ним наедине.       — Ох черт, — ты тяжело сглотнула, даже не зная, что думать. Радовало лишь то, что не ты одна не могла разобраться со своими чувствами. Только у него это более агрессивно получалось. Как и обычно, — Он говорит, что всегда злится, когда меня нет рядом.       — Какой пафос, аж тошно, — почти не спрашивая твоего разрешения, Хитч помогла тебе накрасить губы и собрать волосы. Чтобы уж совсем не походить на полное отчаяние, ты надела строгую белую блузку, которая почти не отвлекала внимания от чертовой юбки. Боже, ты точно с ума сошла.       — Я бы тебе что угодно простила, заявись ты ко мне в таком виде, — ты в последний раз оглядела себя с ног до головы, выслушивая наставления от Хитч, и проскользнула в соседний корпус, молясь, чтобы никто не заметил тебя в таком виде. Как на зло, почти у самой нужной комнаты, ты со всех ног влетела в грудь Марко, почти задыхаясь, не в силах объяснить хоть что-то.       — Б-Ботт, я…       — Не объясняй. Я сегодня на вахте, до утра можете не ждать. Сделай уже что-нибудь.       — Т-ты не так понял.       — Это зашло слишком далеко, понимаешь? Неужели так сложно поговорить словами через рот, как взрослые люди?       Ваш шепот отдавался эхом по пустынным коридорам и ты боялась, что кто-нибудь вас услышит. Еще и он на тебя зол. За что, собственно говоря? В твоем горле образовался ком, и ты опустила взгляд, пытаясь звучать еще тише.       — Ты думаешь, он захочет говорить? — ты уловила его испуганный вздох, когда его голос тоже смягчился.       — Я не знаю, — Марко тяжело выдохнул, растирая лицо ладонями, как будто действительно чертовски устал, — Думаю, ты все же задела его. Не стоило говорить того…       — Я знаю.       — Да, — вы глупо промолчали еще пару секунд, когда он бросил тебе небрежное «все нормально» и скрылся в темных коридорах, заставляя твои ладони подрагивать. Внутри ты понимала, что это Жан, который никогда не сделал бы ничего, чтобы тебя расстроить или напугать. Но все же, ты слишком переживала.       Ты несмело постучала в дверь, когда он резко распахнул ее всего спустя пару секунд. Ты коротко ахнула, замирая на месте, совсем не зная, что сказать. Твое сердце екнуло, когда ты заметила его растрёпанные, ещё влажные после душа волосы. Твоя способность говорить пропала окончательно, когда ты поняла, что он не удосужился даже одеться для незваных гостей, встречая тебя лишь в боксерах. Боже, ты совсем не вовремя.       — Чего тебе? — ты закусила губы, когда слова грубо разрезали воздух. Он даже не поменялся в лице, когда увидел тебя, сдвигая брови на переносице, хотя всегда улыбался раньше, стоило вам заговорить. Неужели, ничего не получится?       — П-привет, — ты смогла выдавить из себя жалкое приветствие, как последний перепуганный кролик, бегая глазами по его телу, — Я войду?       — С чего бы?       Он сложил руки на груди, тоже рассматривая тебя с головы до пят. Да так, что захотелось прикрыться. Без той теплоты и желания, что ты видела в его глазах все время, когда он смотрел на тебя раньше. Захотелось сбежать, но это было бы слишком жалко.       — Нужно поговорить.       — Ты сказала достаточно.       — Да не устраивай ты сцену, идиот, закрой хотя бы дверь, — он даже не успел возразить, когда ты втолкнула его в комнату, заставляя потерять равновесие на секунду. Даже если все закончилось, и он больше не собирается быть тем, кого ты знаешь, ты должна хотя бы извиниться. Он должен знать, что тебе, по крайней мере, жаль.       Дверь захлопнулась за твоей спиной, когда вы оказались в их с Марко крошечной комнате, что вмещала лишь пару кроватей, кресел и письменный стол, как и любая здесь. Ты бросила взгляд на аккуратно заправленную кровать со стороны Ботта, кремовые стены с расписанием занятий и пару книг на полке. Нервно усмехнулась, когда заметила беспорядок на стороне Жана: хаотичные наброски на мятых листах, скомканную постель и мятую форму. Это уже больше походит на комнату подростка.       — Ты свою подружку ограбила или как? — он ехидно усмехнулся, кивая на твою юбку, и ты в миллионный раз пожалела, что надела это все. Особенно когда оказалось, что смысла в этом не было совершенно никакого.       — Я хотя бы одета.       — Одета это громко сказано, — ты снова закатила глаза, борясь с желанием ответить ему в том же духе. Но все же подавила его. Не хватало только испортить все еще сильнее, — Повторю свой вопрос, если ты вдруг оглохла. Чего тебе?       — Я хочу извиниться, — с трудом проглатывая все его язвы, ты опустила глаза в пол, осмеливаясь озвучить свои намерения. Он лишь хмыкнул, поправляя волосы, усаживаясь на край своей кровати, победно оглядывая твое позорное действо.       — Извиняйся, — ты сжала кулаки, чтобы не врезать ему за его ледяной тон, что на самом деле, заставлял твое нутро болезненно скрутиться. Ты никогда не думала, что он сможет говорить с тобой так. Как будто ты совсем ничего для него не значишь. Может, ты и вправду это заслужила.       — Ты, конечно, бесишь меня до одури и раздражаешь одним лишь своим видом, — немного не то, с чего следовало бы начать, но и ты ведь не тряпка какая-то, чтобы так просто поддаться на его шантаж. Ты не боишься сказать ему то, что действительно думаешь, за этим ты и здесь. Ты не желала убегать, поэтому подошла ближе, решаясь заглянуть в его глаза, чтобы снова не найти ничего, кроме раздражения.       — Хреновые у тебя извинения.       — Да погоди ты, черт! — ты резко выдохнула, делая еще шаг навстречу, совсем близко. Хотела докопаться, все же, до его сути, поэтому выдала все так быстро, как могла, — Мне не стоило говорить того, что я сказала тогда. Ты… не заслуживал этого. Мне очень жаль, что это случилось на глазах у всех. Особенно учитывая то, как ты боишься прилюдно облажаться, — упс.       — Все еще хреново, — процедил он сквозь зубы, просверливая тебя, каким-то образом, холодным взглядом теплых янтарных глаз. Как он не пытался выглядеть безразлично, ты заметила, как подрагивали мышцы его пресса, а длинные пальцы с силой сжимали мятую простынь. Когда он успел стать таким красивым? Или ты просто соскучилась?       — Да знаю я, — ты набрала побольше воздуха, пытаясь сделать свой голос мягким, чтобы хоть немного искренне вышло, — Мне жаль, Жан, правда жаль. Я не хочу, чтобы все так заканчивалось между нами, ведь ты мой друг, несмотря ни на что. Прости, я… я совсем не думаю так о тебе. Ты сможешь меня простить?       Ты в миллионный раз закусила губы, когда все твои органы завязались в узел от волнения. Жан откинулся на руках, снисходительно ухмыляясь, как будто ты сказала какую-то ужасную глупость. Как будто специально поиграл мышцами под кожей, прежде чем снова выбить всю почву из-под твоих ног.       — Нет.       — Н-нет?       — Конечно нет, ты думала так просто? — он рассмеялся, наблюдая, как вся твоя гордость медленно покидает твое тело навсегда. Ты раскрыла рот, не в силах что-то сказать, без единой мысли, что делать дальше. Это месть? Игра? Какого черта он делает это?       — Но ведь…       — Думала, если придешь ко мне вся такая белая и пушистая, то я все твои грешки отпущу?       — Чего?       — Думаешь, забыл, сколько синяков ты мне оставила? А сколько времени на тебя впустую потратил, тоже забыла?       — Ж-Жан, — твои ноги будто слабели с каждым словом. Ты точно не была готова к этому. Он собирается припомнить тебе все, что ты сделала с ним? Тогда вы здесь надолго, — Впустую значит?       — Разве нет? Или у собачонки есть цель, когда она за хозяйкой таскается?       — Да не хотела я говорить этого, придурок! Случайно вырвалось, понятно?!        — Придурок, идиот, клоун, забыл что-нибудь еще? — Господи, какого черта? Неужели ты даже извиниться нормально не можешь? Легкие разрываются от обиды, когда ты закрываешь лицо руками, со всех сил стараясь не плакать. Только этого еще не хватало.       Боишься сказать и слово, лишь бы не сделать хуже. Он тоже молчит. Тебе нужно несколько секунд, чтобы перестать дрожать и взглянуть на него, наверное, в последний раз. Глупо отрицать, что ты все испортила, еще глупее — злиться на его поведение. Может, был бы у него твой характер, ты и пары секунд бы не выдержала. Ему бы памятник поставить за все то дерьмо, что ты на него вылила, а он не убил тебя в ответ. По крайней мере, теперь он знает, что тебе жаль. Знает ведь?       — Прости, — теряя последние крупицы здравого смысла и логики, а может, просто от безысходности, ты склоняешься к его лицу, что совсем близко от твоего, чтобы оставить хотя бы крохотный поцелуй на щеке, о котором он так давно просил. Ты останавливаешься в паре миллиметров от его кожи, когда чувствуешь его ладони на своих предплечьях. Он оттолкнет тебя? Притянет ближе? Ты совсем не понимаешь. Глупо замираешь, опаляя его скулы рваным дыханием и тебе кажется, что время останавливается. Никогда тебе еще не было так неловко.       — Ну давай уже, господи, — ты почти готова передумать, когда он процеживает слова сквозь зубы, словно от злобы. Его ладони сжимают твои запястья, когда он притягивает тебя к себе, заставляя потерять равновесие и последнюю гордость. Твои губы неловко касаются его кожи, а щеки вспыхивают настоящим пожаром, натягивая каждый твой нерв, как струну. Его рука следует к твоей талии, чтобы заставить ваши тела встретиться коротким рывком, заставляя тебя оказаться на его коленях, вскрикивая от неожиданности.       Ты не уверена, что все происходит так, как ты и задумала, но останавливаться и спрашивать смелости точно не хватит. Сердце ощущается где-то в районе пяток, когда он накрывает твои губы своими, не теряя ни единого шанса, что ты ему даешь, и тебя охватывает крупная дрожь. Хочется остановить его, оттолкнуть и убежать так быстро, чтобы и след простыл, но собственное тело как будто протестует, прислоняясь к нему губами в ответ. Они у него немного сухие, искусанные, со вкусом зубного порошка и кислой вишни. Неужели теперь ты действительно знаешь?       Его движения нетерпеливые и резкие, как будто рваные, но все же уверенные до жути. Как будто он знает, что ему все дозволено. Он коротко усмехается в уголок твоего рта, сжимая твою талию, осыпает губы неумелыми, странно-грубыми поцелуями. Ты зажмуриваешься то ли от волнения, то ли от его бешеного напора, когда он обводит твои бедра шершавыми пальцами, заставляя упереться коленками в его простынь. Слишком-слишком-слишком быстро.       — Ч-что ты делаешь? — ты несмело шепчешь в его губы, не в силах выйти из оцепенения, когда он отстраняется на несколько сантиметров, скользя все тем же ледяным и безразличным взглядом по твоему лицу. На миг тебе кажется, что он пугается вида твоих дрожащих губ и алых щек, но это тут же проходит.       — Заставляю твои извинения выглядеть не такими жалкими.       Конечно. Как ты могла подумать, что отделаешься одним лишь крохотным поцелуем? Тихий голос в твоей голове твердит, что тебе стоит послать его и свои извинения тоже, но тысячи других продолжают умолять не сопротивляться. Все же, это даже честно? Может так у тебя получится не чувствовать вину? Просто позволить ему сделать все, чего он так долго хотел. Делов-то.       — Х-хорошо, — ты собираешь последние силы, чтобы не заплакать, и не отключиться ненароком от ужасной тахикардии, сама подаешься вперед за новым поцелуем. Он кажется удивленным? Мешкается секунду, прежде чем снова полностью завладеть твоими губами. Получается уже лучше. Стоит сказать ему, что ты не умеешь? Наверное, он и сам давно это понял, ведь полностью взял инициативу на себя.       Тебе казалось, что ты задыхалась, делала все неправильно, и твои глупые извинения, в виде несмелых поцелуев — это совсем не то, чего он хотел. Скорее то, чего ты сама хотела, просто не могла признаться.       Ты позволила своим ладоням исследовать его грудь, бицепс, дрожащие плечи. Ты могла ощущать ненавистные шрамы от ремней УПМ подушечками пальцев, стараясь касаться как можно мягче, исследуя его кожу. Какой же он горячий, ты и подумать не могла. Особенно ладони, что очерчивали каждый твой дюйм, до которого он мог дотянуться, заставляя тело покрыться мурашками.       Наверное, так ты его и представляла. (Конечно же представляла, как будто он оставлял тебе выбор). Нетерпеливым, чересчур уверенным и немного эгоистичным. С каждым его новым выдохом в твои губы тебе все больше казалось, что так и было правильно. Так и должен был ощущаться поцелуй с тем, кому ты доверяешь, даже несмотря на все, что случилось между вами. Ты всегда думала, что сможешь оттолкнуть его, если он перейдет черту, но сейчас тебе хотелось быть к нему так близко, как никогда. Вопреки всем логичным доводам, тебе было спокойно. Спокойно на коленях Кирштайна с его длинными пальцами под твоей юбкой и пульсирующими губами от наглых поцелуев. Ну и бред.       Ты заставляешь тело расслабиться, все еще недоумевая, каким чертом он вынудил тебя так быстро оседлать его. Ты скользишь пальцами по его шее, притягивая ближе, ощущаешь его стальные объятия на своих лопатках. Ты нехотя понимаешь, что он действительно то, чего тебе так сильно не хватало и всегда будет не хватать. Ты обнимаешь его шею, сбивая дыхание до невозможности, и лишь надеешься, что это продлится еще хоть немного, перед тем, как придется отпустить его.       — Уже лучше, — его шепот на твоих губах пробирает до костей. Крохотные укусы заставляют потеряться в нем окончательно. Как ты могла так долго убегать от него? Какого черта с ним так хорошо? Он обжигает ладонями кожу под твоей юбкой, притягивая тебя ближе, заставляя всем весом опуститься на его бедра. Теперь уж точно никуда не деться. Слишком близко, жарко, невыносимо уютно. Но так горько от его отстраненности, насмешки, отсутствия ненавистных, самых смущающих на свете комплиментов. Какого черта ты натворила?       — Жан, мне так жаль. Я бы сделала что угодно, чтобы забрать те слова обратно. М-мне никогда не хотелось бы терять тебя, — его молчание заставляет сердце скручиваться от боли с новой силой, а ресницы дрожать от собравшихся слез. Существует ли вообще что-нибудь в мире, что заставит его быть тем Жаном, что ты знаешь? Или хотя бы простить тебя? — Я не хочу, чтобы ты думал, что ничего не значишь для меня. Ты значишь т-так много. Больше, чем кто-либо другой.       — Неужели? — он отрывается от твоих уст, позволяя говорить свободнее. Его губы очерчивают твои скулы, виски, чувствительное место за ухом. Твое дыхание такое тяжелое, будто ты задыхаешься, а его ладони в твоих волосах сводят тебя с ума, заставляя царапать его плечи. Как он вообще может оставаться таким спокойным?       — Ты дорог мне, ты самый дорогой мне человек, честно, — ты не можешь узнать свой голос, что еще никогда не звучал так тихо и мягко перед кем-либо в твоей жизни. Ты кусаешь губы, пытаясь словить его взгляд, надеясь получить хоть немного тепла в ответ, но находишь лишь снисходительную ухмылку. Видимо, он тоже хочет тебя опозорить — заставить пожалеть о своих чувствах, как это сделала с ним ты. Нечему удивляться, у него есть каждое чертово право сделать это.       — Сама-то веришь в это? — он закатывает глаза, когда ты хаотично киваешь, касаясь его шеи дрожащими пальцами. Ты не успеваешь опомниться, когда он снова кусает твои губы, заставляя тихо вскрикивать в его рот, стараться несмело отвечать. Ты зажмуриваешься, когда его пальцы расстегивают пуговки на твоей рубашке, проскальзывая ладонями под ткань. Почему ему нужно так торопиться? Почему он не может поверить твоим извинениям? Почему не может стать таким же заботливым и внимательным, каким был всегда?       — Эт-то все значит, что ты больше не злишься?       — Разве я так сказал?        Ты громко выдыхаешь, когда он стягивает рубашку с твоих плеч, без единого сомнения отбрасывая ее подальше. Ты распахиваешь глаза так широко, чтобы наконец получить подтверждения его волнения. Его щеки такие розовые, как будто солнцем обожгло, а сердце колотится так громко, что даже сквозь грудную клетку слышно. Он не может перестать бегать глазами от твоего лица к ключицам, дрожащим плечам, белью, мелким слезинкам, которые ты сдерживаешь из последних сил. Ты нервно смеешься, сама подаешься ближе, лишь бы перестало быть так неловко, вырывая из него высокий стон. Черт с тобой, Жан. Хочешь помучать меня? Пусть мне хотя бы это понравится.       — Я вообще-то специально для тебя оделась так, слышишь? И юбка, и волосы, и помада, только бы ты прекратил злиться, — ты шепчешь ему в губы, когда он не может остановиться водить руками по твоему телу. Его кожа, покрытая изморозью, ощущается такой теплой и нежной, что ты готова замурлыкать.       — Пришла бы ты голой, еще на пороге бы простил, — ты улыбаешься, кусая его губы в ответ. Его низкие стоны снова срываются в твой рот, и ты забываешь, что тебе нужно дышать, растворяясь в его нетерпеливых, влажных поцелуях. Его язык скользит сквозь твои губы, вырывая из тебя странный писк, и ты совсем не сопротивляешься, чтобы сплести ваши языки вместе. Боже, как же это чертовски хорошо. Ты притягиваешь его за шею, прислоняясь всем телом, когда бабочки в твоем животе грозятся вырваться наружу. Все тело охватывает мелкая дрожь, когда его объятия окутывают каждый сантиметр. Тебе уже совсем плевать, что придется сделать для его прощения. Даже немного интересно.       — Мне плохо без тебя, Кирштайн, ты бы знал, как плохо, — ты пытаешься отдышаться, оставляя мягкие поцелуи на его щеках, кончике носа, сжатой до скрежета челюсти. Ты осмеливаешься коснуться его бицепсов, напряженной груди, вздымающегося пресса. Какой он красивый, черт. Даже больше, чем красивый. Горячий и сексуальный. Ему определено стоило раздеться раньше, может и не пришлось бы так много ссориться, — Я не хочу больше и секунды провести без тебя, Жан. Я хочу, чтобы ты был рядом. Хочу целовать тебя, хочу слушать твои ужасные шутки каждый день, хочу гладить твои волосы, пока ты спишь. Прости меня уже, черт, что еще мне нужно сделать для этого?        Его взгляд не перестает скользить к твоей груди, дрожащим бедрам, которые совсем не прикрывает чертова юбка, и тебе хочется разрыдаться от смущения. А может и просто из-за того, как далеко он готов зайти, лишь бы получить желаемое поскорей. Разве мог бы измениться человек за месяц? Тот, что краснел от одного твоего взгляда раньше, сейчас делает с тобой самые грязные вещи в твоей жизни и не может выдавить из себя даже жалкого прощения.       — Знаю я один хороший способ извиниться, но тебе не понравится, — он закусывает губы, смотрит так, как будто боится, что ты вот-вот сбежишь, но все равно продолжает строить из себя черт знает что. Может, стоит ему подыграть, если ему так уж хочется отомстить тебе?       — Удиви меня, — он усмехается, когда ты чувствуешь, как молния твоей юбки трещит в его ладонях, и он стягивает ее с тебя через голову, так же быстро, как и рубашку. Тело наливается свинцом, когда его дрожащие ладони сжимают твои бедра до белых следов, буквально раздевает глазами. Черт, им только волю дай. Все парни одинаковые.       Замечая, видимо, твой абсолютный паралич, он ловит твой взгляд, который ты не сводила с его лица с того момента, как вошла в комнату. Интересно, он хоть немного догадывается, как тяжело тебе это дается? Как будто отвечая на твой вопрос, он только делает все еще хуже. Ерзает на своей постели, чтобы прекратить, наконец, нависать над тобой всем телом. Он тянет тебя ближе, и ты чувствуешь его стояк сквозь белье.       Ой.       Ой.       Тихий писк срывается с твоих губ, когда он подается бедрами вверх, провоцируя трение в самых интимных и смущающих зонах. Ты забываешь, где ты, кто ты, почему это происходит, и каким чертом ты могла позволить этому случиться. Ты делаешь малейшее усилие, чтобы сменить свое положение, но лишь ощущаешь, как он становится тверже сквозь ткань, провоцируя его громкий выдох.       — Н-надеюсь, ты горд собой.       — Уже почти, малышка, — знакомое прозвище ласкает слух, но ты уже не узнаешь того, из чьего рта оно вырывается. Ты знала, конечно знала, что он хотел этого. Ты и сама хотела. Но никогда не думала, что он будет таким холодным и отстраненным, когда это действительно случится. Видимо, только языком трепать у него хорошо получалось, — Готова извиниться по-настоящему?       — О чем ты?       — Ну знаешь, ты могла бы использовать свой рот не только, чтобы болтать.       — Т-ты имеешь в виду?…       — Для более важных и приятных вещей, — он ведет твою ладонь, чтобы ты коснулась его стояка сквозь ткань, абсолютно прозрачно намекая на самые смущающие вещи на свете. Ты открываешь рот, не смея и слова сказать. Он совсем из ума выжил? Думает, что ты настолько в отчаянии? Нет смысла утверждать, что нет, но это ведь полная чушь, как не посмотри.       — Ты шутишь?       — А тебе смешно?       — Ж-Жан, да я… поцеловалась по-настоящему впервые сегодня. Я от стыда сгорю, если даже посмотрю на тебя без одежды.       Легкие сжимаются до размеров атома, когда ты наблюдаешь за его смурым, безразличным лицом. Ты знаешь, что не выглядишь напуганной, но внутри тебе кажется, что органы пополам разрывает. Жан пожимает плечами, безучастно ухмыляясь твоим отговоркам.       Ты уводишь взгляд, чтобы сбросить его руки со своего тела, пулей возвращаясь в вертикальное положение. Ты сжимаешь кулаки до боли, стараясь не думать о том, что ты уже проиграла, стоя перед ним почти голой, с пульсирующими губами от его поцелуев и ватой вместо мозга, видимо. Ты зажмуриваешься до белых мошек перед глазами, чтобы не видеть своего собственного позора, затем опускаешься на колени, обещая себе больше никогда не общаться с парнями. Совсем-совсем никогда.       Оглушающая тишина наполняет комнату, когда ты пытаешься собраться с мыслями, но кажется, что ни одна не собирается посетить встречу. Ты, блять, просто хочешь, чтобы он простил тебя. И он правда тебе дорог. Если это единственный способ доказать ему свои намерения, то и черт с ним. Не попросил бы он тебя, если бы не был уверен, что это нормально, да?       — Т-ты только подсказывай, если что не так.