Любовь рисует мелом. Линии судеб.

Мы словно волны в бесконечном море, Мы без начала… и без конца. Пообещай мне что будешь помнить Мою улыбку, черты моего лица. … — М-м-м? Стрей, ты пришел поцеловать меня? — высокая фигура склонилась низко, заслоняя собой свет дневных ламп, ты потянулась, довольно улыбаясь. Вставать не хотелось, а поцелуй хотелось, даже очень. За последние дни ты привыкла к теплым касаниям, к нежностям, к странностям монстра, что сейчас урчал, углубляя поцелуй и сжимал сильно, вытаскивая твое обнаженное тело из-под кокона теплого одеяла на прохладу воздуха. Кожа покрылась мурашками и ты прильнула к нему теснее. Сегодняшнее утро было таким же, как предыдущие, с той лишь разницей, что поцелуй так и остался поцелуем не переходя в нечто большее и стало немного обидно. Тебе нравилось то, что происходило между вами, нравилось заниматься с ним любовью… всюду. Ты вспомнила позавчерашний страстный вечер, когда мягкая шкура заменила вам собой тесную кровать, и вчера, когда он брал тебя прямо в рубке под холодом звёзд что смотрели на вас через широкое лобовое стекло центра управления кораблем. Оказалось, кресло капитана было достаточно удобным. Вообще эта неделя напоминала тебе медовый месяц, насыщенная любовью и счастьем и от того казавшаяся бесконечной. Но у всего был свой конец. Сегодня… что-то было не так, что-то отличало это утро. Папирус был молчалив и собран. Пропал тот монстр, завораживающий сочетанием мягкой нежности и порывистой страсти, возвращался холодный, острый, отстраненный… ты посчитала дни и закрыла глаза в понимании. Время конца. Твоего личного. Улыбнулась грустно, уловив боль и понимание на твоём лице Стрей сжал в объятиях еще сильнее. Молчаливый, тоже наверняка по-своему переживающий сложный момент. — Когда? — тихим шепотом озвучила вопрос. — Через час идем на сближение. Соберись и поешь сытно. — распорядился монстр, ты не могла оторвать взгляд от кольца пурпура в левой глазнице, раскидающего синие искры. — Зачем? — спросила тупо, лицо пригрели в ладонях, размыкая губы чтобы начать объяснять, говорить что-то, но механически искаженный голос с рации, что слышался от панели управления заставил захлопнуть рот и только его глаза теперь отражали борьбу и боль… и несогласие. Папирус быстрой тенью кинулся отвечать, чеканя слова, диктуя номера корабля, регистрационные данные, координаты. Выпустил из рук, позволив одеться. На плечи лёг его свитер и ты принялась меланхолично жевать до непривычного не скудный завтрак. — Запрос на сближение принят, регистрация успешна. — гудели динамики. — Контракт выполнен. Блок с мотора снят. Стыковка. Процесс выполнения 8% — Стрей дернул рычаги на себя, пальцы бабочками запорхали над клавиатурой, корабль неожиданно вздрогнул, роняя тебя на пол. Экран мигал красным. — Ошибка. Ошибка. Автопилот отключен. Стыковка невозможна. Ошибка. Обратитесь за поддержкой к оператору. — орали динамики. Корабль вильнул боком, круто разворачиваясь на месте и бешено набирая скорость. — Держись! — голос Папируса вырвал из ступора и ты подползла к стене, хватаясь за поручни, что были возле каждых дверей. Пространство словно издевалось, гравитация взбесилась, то давя к полу немыслимо, то подбрасывая тело ввысь, воздух гудел от надрывного рева двигателей, а через обзорные стекла то и дело виднелись вспышки. — Они стреляют?! — вскрикнула испугано. — Не попадут! — рыкнул Стрей. — Скорость слишком большая. Но мы долго не продержимся, нужно садиться. К полу прижало, словно бетонной панелью, желудок совершил кульбит, а черная бесконечность в окнах сменилась стремительно приближающейся зелёной планетой. В ушах зашумело от немыслимого давления и ты отключилась. … Сознание вернулось рывком. Ревом, гулом и писком системных ошибок, одна поверх другой выскакивающих на экранах. Дышать было невозможно от едкого дыма, а мигающий свет скорее мешал чем помогал разглядеть что-либо вокруг. Ты оглянулась. Трещины в толстом стекле, покореженная панель управления, кресло капитана, сорвавшееся с места крепления, пар и дым, валящий плотными клубами из моторного отделения и чей-то сухой кашель. — Папирус! — ты сорвалась с места, прямо на четвереньках, пригибаясь от густого дыма к земле, бросаясь на звук в поисках монстра. — Здесь… — руку схватили, прижимая к себе, вздыхая возле шеи и заходясь в приступе кашля. — Жив. — слезы покатились из глаз, рекой смывая испуг. — Ты жив. — пригнулась низко, вжимаясь лицом в грудь, что раз за разом сотрясалась спазмами. Что-то было не так. Стрей не поднимался на ноги, дышал поверхностно, часто. — Стрей? Ты наклонилась к нему, обнимая широкую грудь, лежащего на боку монстра, руки гладили гладкий затылок, шею, спускаясь ниже, к лопаткам, вздрогнули, когда наткнулись на острый осколок, что вошёл слева, прямо между шестым и седьмым ребром. И снова кашель, бурая струйка стекает по подбородку за секунду рассыпаясь пылью. — Стрей! — Не переживай маленькая, я вызвал подмогу. Все будет хорошо. — он закрыл глаза, под которыми залегли тени. — Нет, нет, Стрей, не спи, пожалуйста, не бросай меня одну! Я могу тебе чем-нибудь помочь, хоть чем-то? Пожааааалуйста…Стрей… — просила, имя выговаривая уже тихим шепотом. — Возле моторного отделения…аптечка, т/и. — Что же ты сразу не сказал? — ты сорвалась на ноги, едва отшатываясь от облака обжигающего пара, что вырвалось из погнутых, ставших клином дверей. Вот боксы с перевязочными, целокс, гемостатик, тубусы и ампулы с неизвестным тебе содержимым, ты схватила в охапку все, что поместилось в расколотый, покореженный ящик и припустила что есть духу обратно. Папирус умудрился отползти ближе к стене, подальше от искрящей панели, собрав по дороге собой наверное все осколки, оставляя жуткую дорожку на усеянном битым стеклом полу. — Я не понимаю, что из этого нужно. — паника накатывала волнами, заставляя голос дрожать и срываться в схлипы. Он зарылся в ящик одной рукой, порыкивая и скаля зубы, видимо от боли, выуживая с глубины флаконы с прозрачной желтоватой жидкостью один за другим, кривясь при каждом движении. — М-м-х-г… — простонал, переводя дыхание, голову запрокидывая назад, и тут же возвращая с шипением обратно. — Вытащи осколок. — Что? — Осколок, т/и, его нужно вытащить, иначе все бессмысленно, препаратам не запустить регенерацию, если он будет внутри. — Д-да, я поняла. — руки дрожали. Папирус кивнул, зубами раскупоривая флаконы и выплевывая крышечки из тонкого металла в сторону, ставя лекарство перед собой и стискивая в зубах скрученный плотным жгутом отрез ткани. Осколок резал пальцы, чужой глухой крик резал душу. Ты не знала, что болело сейчас сильнее. Стекло поддалось со второго рывка, покидая тело дрожащего монстра. Добрых пол локтя блестящей, пропитанной чужой кровью и магией острой смерти. Хриплый вдох оборвался тишиной казалось на половине, заставив забыв о кровоточащих ладонях кинуться к Стрею, поднимая руками упавшую на бок голову, измазывая острые скулы красным, запрокидывая и вливая лекарство флакон за флаконом насильно в приоткрытый в бессознательности рот и закрывая его сразу же, в истерике понимая, что не знаешь, как заставить его сглотнуть, ведь нос так просто не закроешь. — Ну же, Стрей, глотай, ну же. Не ты сегодня должен был умереть! Глотай, слышишь? — приподнимаешь, измазывая своей кровью и горячими слезами щеки и пурпурные полосы под глазницами, что так понравились с первого взгляда. Лицо его плывет, через пелену слез, что собираются, обещая разразится ливнем и ты пропускаешь момент, когда в открытых глазницах мелькает кольцо пурпура. — Не плачь. — слова смешанные с выдохом. — Стрей… — но ты не можешь остановиться, рыдаешь, вытирая лицо руками, порезанные пальцы щиплет от соленых слез, которые уносят вместе с собой страх, оставляя в сердце свободное место для надежды. — Тш-ш, все хорошо, все уже хорошо. Что с руками? — Всё хорошо. — шмыгаешь носом, повторяя за ним эхом. — Там есть антисептик, давай я помогу перетянуть. — бледный, но полный решимости помочь он тянется к твоим рукам, под твои всхлипы обливая горящей жидкостью открытые ранки и делая виток за витком мягкой марлей бинта, закрепляя его плетение двойным узлом на запястье. Обнимает и вздрагивает от неожиданного грубого голоса, что раздался со стороны входа. — Умеешь ты найти неприятности на свою костлявую задницу, Стрей. — низкий широкоплечий монстр смотрел на вас зрачками насыщенной лаванды, медленно выходя из тени. — Привет Блэки, давно не виделись. — Папирус усмехнулся криво. — Да, давно. Помнится я тогда ещё помогал вырвать твой корабль из лап Стражей порядка, видимо зря. — хмыкнул он. — Знал бы, что ты его планируешь разбить в хлам — не тратил бы зря силы… Эх, иди сюда, бестолковщина, давай помогу забраться на борт. Не стоит здесь долго отсиживаться, на орбите планеты наверное штук шесть патрулей видел. Снуют, ищут. Кому же ты дорогу перешел, а братец? — Расскажу. — улыбнулся в ответ Стрей и опираясь на плечо брата побрел к выходу. Ты помялась, чувствуя себя, откровенно говоря, лишней. — Т/и? — Да да, я иду. Иду. … Вот уже два дня вы плаваете в космосе без определенного курса и поставленной цели. Вина за потерянный из-за тебя корабль незримо сжимает легкие, не позволяя вдохнуть на полную грудь, а молчание Стрея наполняет рот горечью. Блэкберри сегодня отправился спать пораньше, обещая завтра показать тебе твой новый дом. Да, вот и пришла пора расстаться и от этого щеки брало спазмом улыбки, что походила больше на оскал или гримасу боли. Прощаться не хотелось, не было сил даже представить последние объятья и взгляд теплого пурпура оставляющий в одиночестве. — Я буду помнить. — шепчешь, обнимая себя за плечи. Крадешься на звук льющейся воды, не в состоянии лишить себя удовольствия последний раз насладиться видом, возбуждающим телом, безумно нравящейся внешностью. Стрей стоит под душем к тебе спиной демонстрируя омываемые струями тёплой воды крепкие палевые кости. Дуги ребер, слева на которых белеет свежий шрам, плоские лопатки и изгиб позвоночника. Прекрасный в своей наготе, при одном взгляде на которую собственная кожа ощущается лишней, не позволяющей открыться полностью, показать душу. Разворачивается на твой вздох и обнажает острые золотые клыки в улыбке. — Присоединишься? Как тут откажешь? Сбрасываешь с себя ненужную одежду и ступаешь под тропический душ, откидывая назад мигом намокшие волосы. Его руки скользят по спине, размазывая скользкую пену и ты хватаешься за шею, подтягиваясь и запрыгивая, словно маленькая обезьянка обвиваешь его руками и ногами, чувствуя между бедер напрягшуюся екто-плоть. Аметистовое возбуждение — твоя боль и слабость, что на фоне костей цвета топленого молока кажется безумно красивым, словно яркий леденец. Манит, просит коснуться, попробовать на вкус пульсирующую магию. Нельзя же быть таким прекрасным, просто преступление. Сходишь с ума, просишь взять тебя прямо тут, боясь потерять последний шанс близости, появись на горизонте ненужный свидетель. Стоя двигаться неудобно и тебя заворачивают в куртку, что белым мехом воротника щекочет влажную шею, несут в каюту, усадив на высокую кровать и убивают поцелуями. Сладко и горько одновременно. Твое негласное прощание. И кисло-сладкий аромат шелковицы и металла крови, что из прокушенной в порыве страсти губы заполняет рот. И его резкие толчки, что заполняют полностью и в то же время недостаточно. И мысль, что ни одного раза никто из вас даже не подумал о предохранении заставляет вцепиться в плечи еще сильнее, наращивая темп и выбивая его хриплые стоны, стремительно доводя к финалу, принимая в себя все до последней капли. Возможно тогда с тобой останется частичка его, возможно сможешь через девять месяцев снова видеть перед собой кольцо пурпура горящего зрачка и провал необычного носа и перебирать руками маленькие фаланги и рёбрышки, что будут такими хрупкими и безумно любимыми. Ох, ты готова продать дьяволу душу за то, чтобы рядом с тобой бегала его маленькая копия. Пожалуйста. Разве ты так много просишь? Пожалуйста… — Куда ты меня везешь? — спрашиваешь, выводя узоры на плоских ключицах. Стрей гладит по волосам, прижимая к себе, путая пряди с белым длинным мехом, на котором развалились в обнимку. — Есть одна дальняя колония, где не будут искать. Идеальное место для тебя, для спокойной жизни, семьи… детей. — затих, замирая задумавшись, или ожидая благодарности, или ответа. Детей…место в котором он не захочет остаться, слишком спокойное, место, которое ему не подходит. — Ты меня там оставишь? — Оставлю т/и? Оставлю? — Стрей вскинулся, роняя твою голову со своего плеча. — Дура! Я сегодня передал весь свой бизнес брату. Как думаешь, почему? Я останусь с тобой. Сердце екнуло. — Стрей! Стрей, о звезды, это правда? Папирус! Почему ты молчал все это время? Я чуть с ума не сошла! — Тебе нужно все озвучивать вголос? Разве это не очевидно, т/и? Я ведь спас тебе жизнь, я… люблю тебя и намерен связать с тобой жизнь, если добьюсь твоего согласия. — фаланги нежно гладили шею. — Ох, Стрей, неужели тебе нужно все озвучивать вголос? Моё согласие ты получил еще неделю назад, когда захотел услышать моё имя. — упираешься носом в шейные позвонки, вдыхая его запах. Две непохожие ладони сцепляются вместе, две разных судьбы сплетаются воедино, рисуя общее кружево и рождая новые нити. Конец стал началом, а госпожа Судьба перевернула очередную исписанную бисерным почерком страницу, довольно улыбаясь и кося каре-зеленым глазом на пустые листы, что нашли пальцы следом. Она напишет еще, удивит, перевернёт опять все с ног на голову, ведь она — дама непредсказуемая, своенравная. Эта судьба.