Любовь рисует мелом. Линии судеб.

Как разнообразен и прекрасен мир сновидений. Вы никогда не знаете, что вас ждёт за завесой: золотые капли дождя, пустота космоса, горячие стоны или смерть в пустыне, может влажные джунгли или вообще — каменный дом викторианской эпохи. Дрим никогда не знал. Закусывал губу, зажмуривался и ступал наугад, ныряя в очередной радужный пузырь чьего-то сна. Особенно он любил человеческие, доступ к которым получил сравнительно недавно в случайном и очень странном разговоре с Создателями. Он удивился тогда такой щедрости, они похихикали над ним и ушли, оставив как подарок ключик от мира грёз людей. О, стоит ли говорить, что любопытный Дрим нырнул туда уже первой ночью и пропал. Нет, вовсе не физически, нет, морально. Человеческие сны, словно наркотик тянули его к себе и подталкивали прыгать от одного к другому, словно в поисках чего-то конкретного, чего-то особенного, чего-то, к чему потянется душа. И он прыгал. А посмотреть было на что. Лишённые магии и закрытые в скучном техногенном мире, люди будто расцветали во снах, рисуя чистой фантазией, смешивая мифы и реальность, а иногда и вовсе какие-то сюрреалистические картины. Они рождали для себя сказку, а Дрим обожал сказки. И у него уже был любимый сказочник. Вот и сегодня, ступив за грань, Хранитель снов принялся сразу оглядываться по сторонам, вверх и даже под ноги, выискивая уже ставшее знакомым и легко узнаваемым перламутровое свечение. Среди тысяч маленьких туманных сфер блеснул знакомый переливчатый бок. Пузырёк последние дни и сам будто шёл на зов хранителя, стоило ему прийти в тёмное ничто, где и парили чужие грёзы. — Ну привет, маленькая. — он щелкнул фалангой по тонкой пленочке пузырька, что уже подплыл и завис перед глазами. — Что покажешь сегодня? Снова летать будем? Или как тогда, Нарвалы и край земли? Или окунемся в радугу? Я весь в предвкушении. И затиснул ладонями зашедшуюся волнами сферу, закрывая глаза и касаясь ее лбом, тут же проникая вовнутрь чьей-то фантазии. Но вздрогнул, стоило открыть глаза. Это было не похоже на её сны, никогда, никогда прежде ей ещё не снились кошмары. Темень кругом выедала глаза. Капéль смешивалась с тихими всхлипами, а среди тёмных, пахнущих тленом листьев хранитель разглядел небольшую фигурку. Она сидела на камне, босая, нечёсаная, обнимала колени и баюкала сама себя, роняя крупные капли слёз, что не подхваченные так и стекали по голым ногам. — Ну-ну, ничего, маленькая, все бывает впервые. Наверное плохой день у тебя был. Ничего, сейчас помогу. Приблизился незримой тенью да ладонью мазнул по опущеному затылку. Девушка открыла блестящие глаза и заморгала часто-часто, на секунду даже показалось, что видит, но нет, просто показалось. Золотые искры пчелками взвились улетая от тонких пальцев к её вискам, впитываясь через кожу и вместо слез на щеках появились едва видимые ямочки, а может Дриму и привиделось. Хотелось стереть слезы, утешить, но показываться было нельзя. Он — хранитель, а не участник сновидений. Да и зачем пугать своим видом того, для кого череп с провалом носа и глазниц — страшная маска? Потому — стереть, забрать горечь и оставить расслабившееся тельце на посеревшем, потерявшем былой ужас кошмаре. — пусть отдыхает. — Ещё увидимся. Дозавтра. Но завтра напустило ещё больше тревожности, показывая Дриму белые больничные стены, писк приборов и столб капельницы, присоединенной к вене. И опять — успокоить магией, оставить отдыхать лишенную живых снов — уж лучше так, чем биться в тревожном мареве. Что же с тобой происходит, лучик? Так повторялось изо дня в день. Яблочная душа сжималась в груди от жалости и вымогала действий, не желая слушаться разума и подчиняться каким-то написанным неизвестно когда и кем правилам. — Я должен попробовать помочь. Возможно, ей просто нужно с кем-то поговорить, утешить. — говорил Дрим сам себе, прекрасно понимая, что это лишь предлог. Ему давно хотелось коснуться гладких волос и услышать её голос, а вот и повод. Но ничего же не случится, это всего лишь сны. Ну вот и решено. Только, не показывать же ей свое настоящее лицо, наверное будет лучше, если он будет больше походить на человека, а значит придётся накинуть на себя морок, благо во сне все возможно. — Значит завтра наконец-то мы встретимся. … Ты шла с учёбы, пошатываясь и поправляя постоянно съезжающую сумку, постоянно зевая и почти не смотря по сторонам. Последним временем тебе не спалось, стоило закрыть глаза, как голову занимали кошмарные видения и мучали, пока ты не выключалась вовсе, словно от чужого касания, будто тумблер кто-то нажимал на твоём затылке, выключив мысли и забрав сны, оставляя серую пустоту вместо них — да, уже не страшно, но и отдохнуть в таком "ничто" почему-то не удавалось. Сигнал машины прогудел возле самого уха и ты вздрогнула, подняла тяжёлую голову и взглянула на красный металл капота слегка растерянно и отстраненно. Тебя только что чуть не сбила машина. — Смотри куда прёшь! Жить надоело? — проорал водитель, высунувшись через приоткрытое окно. — Извините. — проронила тихо. — Эх, студенты, ходят, спят на ходу… — окно закрылось и авто укатило вперёд, обдавая вонючим дымом из выхлопной. — Всё равно, мне уже всё равно. — шепнула сама себе тихо и отправилась дальше. Домой. В пустую съемную квартиру. Ужин, книга, чай, тихая музыка, мягкая кровать. Сон накрыл толстым, словно пуховым одеялом, пуская волны в онемевших кончиках пальцев и унося мысли. Ты оглянулась вокруг — та же улица, та же сумка, что сползает с плеча, мокрый асфальт под ногами, визг тормозов и сигнал летящей на тебя красной машины, только теперь ты видишь, и знаешь, что она не успеет остановиться. Ждёшь, раскинув руки в стороны, словно птица — пусть так, пусть хотя бы во сне, пусть быстро, освободиться от бесконечной боли, что настигла недавно и уже не отпустит, превращая все оставшиеся дни в медленную агонию — лишь иногда физическую, но всегда моральную. Но тебя отдергивает в сторону рука в желтой перчатке из тончайшей замши и ты падаешь в мужские объятья. Не будь это сном, ты бы не поверила в существование такой внешности. И дело не в аккуратных идеальных чертах лица и даже не в отдающей лёгким перламутром коже, не в воздушных словно белая паутинка волосах, сверкающих бликами на солнце и не в странной одежде в тёплых жёлтых тонах с золотыми же тесёмками. Нет. Глаза. Словно бездна. И в черноте, наверное залитых тушью по последней моде тату-салонов белков — золотая радужка, словно маленькое солнце, без зрачка, или сама отыгрывающая роль зрачков, потому что, стоило ему наклониться ближе и всмотреться в твои широко распахнутые глаза, как золото вспыхнуло внутренним пламенем, колыхнулось вширь, словно заполняя собой татуированный белок на добрую половину. — Ты в порядке? — теплый голос, от которого щекотка прошла внутри под грудью, обеспокоенная улыбка заиграла на его лице. — Кто ты? Как твоё имя, или я сама могу назвать тебя? Улыбается: — У меня уже есть имя, я — Дрим. А ты, лучик, скажешь мне своё? Какое имя у тебя? — щурит глаз, демонстрируя едва видимые морщинки у края, ведёт по волосам, приглаживая непослушные пряди. — т/и. — Не против, если я побуду у тебя гостем? — склоняет голову к плечу. — Где? Что ты имеешь ввиду? — заозиралась по сторонах, пытаясь понять, куда стоит пригласить необычное видение. Он засмеялся переливисто. — В снах, т/и. В твоих снах. Я буду приходить к тебе, составлю компанию, конечно, если ты не против. — руки коснулись и провели по тыльной стороне предплечья к локтевому сгибу, который во сне был девственно-чист, безо всяких следов и отметок, такой, как ты его помнила в детстве. — Не против. — почему-то смутилась от такой невинной близости. Сон этот слишком уж походил на реальность, все эти запахи, касания — они оставляли по себе едва ощутимый тёплый след на коже, словно тебя сейчас гладили настоящие руки, а не рождённая отчаявшимся от одиночества мозгом фантазия, проекция твоих потаенных желаний. Пусть. Ты будешь только рада. Пусть хотя-бы во сне у тебя будет кто-то, кто не убежит узнав правду, не откажется, обнимет и подарит такую светлую улыбку, какая горит сейчас у него на лице. — Обними меня, пожалуйста. — просишь, ведь это же сон, тут можно не думать, тут можно всё. Вздрогнул, закрыл глаза и заключил в объятья, накрывая словно вуалью, что соткана из счастья и любви, заслоняя собой от переживаний и проблем. Так длилось неделями. И теперь ты каждый день с нетерпением ждала ночи, в предвкушении встречи нарезала круги вокруг кровати, вздыхая, упиваясь и одновременно стыдясь своей неожиданной "ненастоящей" влюблённости. Как же тебя угораздило выдумать себе настоящую Мечту? Идеального для тебя парня, такого милого, открытого, тёплого. И… по правде говоря, ты была рада, что существует он только лишь в твоём воображении, потому, что будь он настоящим, что ж, будь он настоящим — ты бы не позволила себе разрушить ему жизнь своим в ней присутствием, не было бы объятий под луной, поцелуев и сплетённых пальцев, долгих взглядов и разговоров ни о чем. Хорошо, что у тебя всё это было, хорошо, что он был только сном. И сегодня ты планировала рассказать ему свою тайну, было даже смешно, собиралась раскрыть свою тайну своей же обретшей форму фантазии. Ну и пусть… можешь ты позволить себе немного посходить с ума для собственного удовольствия перед… концом? — Привет. — сегодня ты была в платье. Дрим подошёл ближе, разглядывая мягким тёплым взглядом, как умел только он, обнял со спины и вместо приветствия губами пробежался по обнажённой шее, рождая череду мелких поцелуев. Нежный, как всегда. — Ты такая красивая, т/и. Чем порадуешь сегодня? — Ты умеешь танцевать? — спрашиваешь, довольно жмурясь, словно обласканная кошка. — Вальс? Танго? Фокстрот? — предложил Дрим, скользя по тебе смешливым золотом взгляда. — Эм-м-м, просто пошатаемся под музыку? — как так вышло, что рождённый тобой "сон" умеет столько вещей, о которых ты даже не слышала? — Просто пошатаемся под музыку. — согласился он, сплетая пальцы и притягивая тебя за талию. Шаг, шаг, поворот, наклон. — Я хотела рассказать тебе кое-что. Дрим скользнул кончиками пальцев по лопаткам, тут же впрочем переключаясь на несобранные волосы: — Да? — зарылся носом в разлетевшиеся пушистые пряди, щекоча дыханием и сбивая мысли. — Ты меня слушаешь? — У-м-г-у… — мычит утвердительно, оттягивая мочку уха зубами. — Ох, Дрим, ты мне мешаешь оформить мысли. Язык скользнул по самому краю хрящика и спустился в ямку возле ключицы, протяжный выдох заставил пробежать толпу мурашек по влажной коже. — Зато помогаю оформить желание. — Дрим, это важно. — дуешь губы. — Тогда я слушаю. — отвечает с улыбкой, заглядывая в глаза своими золотыми омутами. — Меня… скоро не станет. Я хочу, чтобы ты знал. — слова признания обрушиваются оглушающей лавиной. — Что? — его брови сходятся на переносице. — Как это, не станет, т/и? Что ты имеешь ввиду? — растерянный заглядывает в глаза. — Рак. Последняя стадия. — объясняешь. — Я на болеутоляющих. Врачи говорят — остался лишь месяц. В лучшем случае. Выпустил твои пальцы, что до этого грел в своих ладонях. — Звёзды, т/и, но как же… как же так? — он отошёл и обхватил голову руками, взгляд затравленным зверем метнулся на тебя и обратно в небо. — Почему… Создатели?! За что?! — Всё хорошо, Дрим, не надо. Я… почти смирилась. Мотает головой из стороны в сторону несогласно. — Я придумаю что-то. — хватает за руки, — Я должен что-то придумать. Должен быть какой-то выход! Спасение, чудо, магия, что-нибудь! — Прошу тебя, успокойся. Не надо. Дрим! Ничего уже не поделаешь — слишком поздно. — ты сжала его лицо в ладонях, унимая метания, — Просто не бросай меня одну. — просишь, — Будь со мной до конца. — До конца. — вторит эхом, оплетая руками. — До конца. — шепчет на ухо, вздрагивая в беззвучных рыданиях. … — Инки, она умирает, помоги! — с этими словами он ворвался к художнику в мастерскую, хватая того за шарф и едва ли не падая на колени. Инк дернулся и на ярком пейзаже расплылась темная клякса, тот поджал губы. — Кто? — попытался поднять друга на ноги он, но тот упрямо не желал подниматься, сопротивляясь всем своим весом и даже попытался обнять его колени, от чего художник неудержав равновесие брякнулся на пол, больно ударившись копчиком об дерево паркета. — Т/и! Ты должен помочь ей, прошу, молю, умоляю! Я не знаю к кому ещё могу обратиться, кто ещё может мне помочь. Она нужна мне, Инк, нужна! — Ох, Дрим, успокойся и объясни по порядку. Кто такая т/и? — Это… это человек. Девушка. Моя любимая. — закончил Дрим шепотом, сжимая на груди футболку. — Ого… Любимая… Человек… Ты полон сюрпризов! — поскреб затылок художник, — И-и-и? — Она умирает, смертельно больна если быть точным, я узнал только вчера… сегодня… м-м-м… ночью. — Дрим, — защитник АУ положил руки на шею, — Ты ведь знаешь, что нам запрещено вмешиваться в чело… — Знаю! Черт возьми, знаю! Но она… но я… Агр-р-х! Инк, она нужна мне! — хранитель снов закрыл лицо ладонями, — Пожалуйста, сделай что-нибудь. Инк задумался. Идти против Творцов было немыслимо! Да и бесполезно. — Краски не лечат болезни. Только раны, повреждения. Ты же сам знаешь. Дрим ссутулился и завыл в голос. — Но может, я мог бы… постой постой… — Инк замер, пытаясь ухватить непослушную ускользающую мысль за хвост. — Я поговорю с Создателями. Если это возможно… Если нельзя спасти её тело там, возможно они позволят мне здесь создать для неё… — Да! Прошу тебя! — не дал договорить ему Дрим, перебивая и хватая за руки. — Но, даже если и так, она не сможет больше вернуться туда! Ты должен это понимать. Она должна это понимать. Она должна дать своё на это согласие и… я ведь не могу дать гарантий, Дрим, тем более, ещё не понятно, позволят ли Творцы провернуть мне подобное… — Инк! Инк, ты мой спаситель, пожалуйста… пожалуйста уговори их. Пообещай им… — Дрим отпустил художника, что держал за грудки до этого момента и принялся метаться по комнате. — Звёзды, да что угодно! Я готов до смерти выполнять все их требования. — Звучит страшно, если учесть, что это говорит практически бессмертное существо. — фыркнул художник, но увидев глаза, всё ещё наполненные остатками не успевших высохнуть слёз — кивнул со всей серьёзностью и закрыл глаза, уходя в себя. Дрим понял — сейчас он говорит с Ними. Сейчас решается его судьба. Тысячи голосов спорят, слушают, перекрикивают друг друга и высказываются. А что если они не согласятся? Ведь есть Правила, есть непоколебимое Нельзя! Вот сейчас Инк откроет глаза и скажет "нет" — и жизнь Мечтателя закончится. Защитник альтернатив очнулся — в глазах спираль и песочные часы, оранжевый и синий — что за странная смесь?! Что? Что?... Что?!?! Ну же, не молчи!!! — Они… согласны. Душа забилась перепуганной птицей, выписывая спирали по грудной клетке, едва ли в силах остаться внутри. Но, почему Синий? Почему Страх? — Но есть условия и… риски. — Инк казался побледневшим. Да что там за риски такие, что даже художнику стало не по себе? — Как я и думал — она должна согласится оставить прошлую жизнь за плечами и не возвратится в тот мир больше никогда. Ты должен ей рассказать о себе всё… они сказали "пусть покажет себя настоящего". Дрим вздрогнул. Художник продолжил: — Чтобы она смогла возродиться здесь… я… — было видно, как тяжело и неохотно давались Инку последующие слова, — …создам для неё тело, но… Дрим, ты уверен, что хочешь? Это не безопасно. — но увидев яростное выражение напротив — вздохнул тяжело и продолжил: — Я создам его на основе частички твоей… души. Это… опасно и… — Инк побледнел, кажется утратив враз все краски, — … больно… — словно что-то вспомнив он обхватил себя подрагивающими мелко ладонями, пугая посеревшим вдруг лицом и почти пропавшими белыми зрачками. — …очень. — прошелестел почти неслышно. У Дрима побежали мурашки по спине. Он ещё не видел, чтобы какие-то воспоминания вызывали у защитника АУ такую острую реакцию. Обнял друга, обволакивая чистой золотой магией, утихомиривая разошедшуюся дрожь, успокаивая, поглаживая, казавшегося таким хрупким и маленьким сейчас грозного и непобедимого Защитника Миров. У всех есть свои слабые стороны и незаживающие раны. И Дрим готов отдать всё, чтобы у него таких не появилось, ведь потерять частичку души не так страшно, как потерять тебя. … — Привет, лучик. Как день прошёл? — сегодня его встретила мутная дымка, заменяющая собой практически всё пространство — небо, трава, даже колышущиеся ветви с предполагаемой пышной листвой напоминали скорее клубы ядовитого густого дыма, чем растения. — Звёзды, т/и, что с тобой? — он с ужасом смотрел на просвечивающий силуэт, что полупрозрачным призраком сидел на сером месиве, что должно было изображать лавочку в парке. — Я в больнице под капельницей. Не знаю уже сколько я здесь. Тебя долго не было. — заметила ты, поворачивая голову, вслед которой тянулся перламутровый шлейф мелкой сверкающей пыли. — Ты угасаешь. Мы должны торопиться. — он заключил твои руки в ладони. — Куда? Да и зачем? Мне здесь хорошо, я не хочу возвращаться в ту боль. — Послушай меня, т/и, я знаю, что сейчас у тебя все плывет перед глазами, знаю, что ты устала и знаю, что… — Я умираю. — завершила вместо него. — Потому мне так трудно думать. И говорить. — Потому нам надо поторопиться! Я… я хочу чтобы ты пошла со мной, т/и. Хочу забрать тебя в свой мир. Другой мир. Совсем не такой, как ваш. Творцы позволили и сейчас я должен показать тебе себя. Себя настоящего. Как запутано вышло, я хотел бы объяснить тебе все детально и спокойно, но у нас совсем мало времени. У тебя. — он провел рукой по твоей щеке, цепляя на пальцы перламутровые песчинки, что словно шелуха, отделялись от полупрозрачной теперь кожи. — Только не пугайся, я… я не похож на человека. На самом деле. — Глаза. Я подозревала. Необычный. Другой. — мысли разлетались, реальность ускользала словно сквозь пальцы, осыпаясь на пол и теряясь в окружающей пустоте. Дрим провел руками по лицу, будто умываясь, снимая налёт магии с себя самого и с опасением всмотрелся в твои глаза, где сейчас метался страх в перемешку со смирением. Вид лилейно-белого черепа с провалами носа и глазниц заставил душу заколотиться испугано, в отчаянии спрятаться под рёбрами. — Так ты и есть моя с-смерть? В золотых глазах вспыхнула обида, боль и следом… понимание. Да, он был похож на него, похож на жнеца, что в человеческой культуре, как считалось, забирал жизни. — Скорее — сон. — исправил мягко, словно обращался к маленькому ребёнку. Ты свернулась калачиком, укладывая голову у него на коленях. — Пусть так. — Ты пойдешь со мной? — он понимал, что в таком состоянии согласие — слишком эфемерная вещь — слишком спутано сознание, слишком туманны мысли угасающего разума, он рисковал. Но ничего не мог с собой поделать. Он опоздал. Примут ли теперь Творцы такое согласие? Пустят ли в новый мир? Позволят? — Пойду. — голос прозвучал ветром в сизых кронах. — Тогда жди здесь. Я приду за тобой. Я только на минуточку, я должен кое-что сделать… там… для тебя. Чтобы быть вместе. — Вместе… — тихий согласный шепот и тающая улыбка. — Я быстро. Я… я очень быстро. Только не уходи без меня, слышишь, т/и? Не уходи без меня. — …вместе… — закрываешь глаза. Он пропал, словно и не было, оставляя тебя лежать маленьким калачиком на призрачной дымной траве, перебирать ее призрачными же пальцами, улыбаться в никуда прозрачными губами. Одну в истаивающем пузырьке твоего сна, парящем в "ничто", таким же как и тысячи других, единственном в своём роде. — Ты должен был остаться. Ты обещал быть вместе. До конца. Обещал. … — Полчаса, Дрим! Не меньше! И чем дольше мы будем спорить, тем меньше времени у неё остаётся. Дрим мгновенно заткнулся, чуть ли не руками закрывая себе рот и падая в широкое мягкое кресло возле художника. — Ты уверен? — очередной раз переспросил Инк, уже обложившийся всеми неоходимыми красками и кистями. Дрим тихо зарычал. Ткань золотистых перчаток натянулась на сжатых кулаках, а потом на ладонь скользнуло золотое яблоко его души: — Делай что должен. — Я не долж… — Делай!!! — Хорошо. Мастерскую заполнили крики агонии, запах открытых химических красителей и тяжёлые вздохи художника, что методично раз за разом погружал скальпель в истекающее жизнью и дрожащее, словно осиновый лист яблочко. Вот искромсанная неполная душа вернулась за грудную клетку побледневшего и сорвавшего голос владельца и он дрожащими руками схватился за брошь, что золотой звездой сцепливала на груди полы накидки. Под рёбрами жгло огнём, словно кто-то вгонял раскалённый кинжал в солнечное сплетение при каждом вдохе. Больно. Звёзды, как же больно! Перед глазами потемнело, но он упрямо продолжал смотреть за взмахами кисти художника, что формировал контур за контуром вокруг огрызка золотой души. — Не смотри, что не похожа. — проронил Инк тихо, быстро накладывая широкие мазки один за другим. — Я сделаю пустую, практически безликую оболочку, а черты проявятся сами, когда она примет тело. Она ведь примет? — Д-да. — выдавил из себя едва шевелящий губами Дрим. Он на это надеялся. — Ещё немного. Пять минут и можешь идти забирать своё счастье. — Дрим поднялся на ноги, пошатнулся, неуверенно хватаясь за спинку кресла и падая назад. — Я наверное лучше сделаю это отсюда. Пять минут. Дрим закрыл глаза. Перламутровый пузырь парил в воздухе слегка покачиваясь и пульсируя, впуская хранителя сновидений без всякого сопротивления. Глаза тут же залепило летающим повсюду бело-серым пухом и Дрим оглянулся. Белый холст. В груди резало, глаза слезились. Где же она? — Т/и! — тихо. Тут даже звуки отсутствовали, напрочь стирая даже возможность существования в этом сне хозяина. Брошенный, потерянный, пустой. Под ногами белыми плоскими листьями беззвучно прогнулась трава. Нет, не может быть. Он не опоздал! Такого не может быть. Она должна быть здесь, она должна была дождаться его! Должна была! — Т/и! — рыдания давят, и так разорванная на части душа скручивается в отчаянии. — Нет! Ты должна была дождаться! Я пришёл за тобой! Я пришёл… я… — с золотых зрачков уходит свет, вытекая вместе со слезами, что бегут ручьями по лилейным щекам. — Я должен был быть рядом… — ладонь взрывает белую безликую почву. — Я же обещал… Мы должны были быть вместе!!! — погасший взгляд устремляется в пустое бесцветное небо. — …вместе… — воздух преломляется шанжановым перламутром. — …вместе… — едва видимая искра приземляется в раскрытые белые ладони, чтобы тут же быть окутанной золотистым сиянием и слезами. … …Что так долго?... …впорядке?… …говорил нужно время… …будет помнить?... …незнаю… …я так боялся… …пусть спит… — Дрим? — О, Творцы милосердные! Жива! Помнишь! Я чуть не умер от страха, т/и! Ты как? Ничего не болит? Всё в порядке? — гладит по щекам, нависая сверху и капая теплыми слезами. — Тш-ш-ш… Дрим… Я помню. Сплетает пальцы, упирается носовой косточкой прямо в шею. — Как хорошо, я так рад, т/и, так счастлив! Теперь мы будем рядом, теперь мы сможем быть вместе. — Дрим… прости меня. Извини пожалуйста. — опускаешь голову. — Что? — отстраняется, заглядывая в глаза. — Увидев тебя тогда, я приняла тебя за Смерть и... У него задрожали руки. — Н-нет, нет, не говори, пожалуйста… ты просто испугалась… ты ведь не хочешь сказать, что м-мы не… это всё через внешность… ты не привыкнешь?… я… я могу попробовать использовать магию и… — Дрим, Дрим, перестань, пожалуйста, не говори ерунды! Он закрыл лицо ладонями. — Дослушай же меня! Я хотела сказать — прости за мои слова. Мне всё равно, как ты выглядишь! Я хочу сказать тебе — ты не моя смерть, Дрим. Ты – моя жизнь. Ты всё для меня. — Т/и… — Я не хотела пугать, извини…пожалуйста… — гладишь вздрагивающую спину. — Т/и… — Ну, хватит плакать. Дрим… — заглядываешь в влажное золото глаз. — Я люблю тебя. Так сильно… люблю.