Август и ещё 19 дней

      Шестнадцатое октября. Воскресение.       Отвратно. Мучали мысли. Резко пришло осознание того, что жить осталось в лучшем случае три недели. Тут началось осмысление своего существования, перебор фактов, попытки найти в памяти что-то дорогое, ради чего бы стоило жить дальше, но не это было главной проблемой этой ночи.       Стёрка.       Она почему-то в памяти засела, не хотела оттуда выходить. Оставалась рядом, будто дышала в затылок, а её нежные руки проходятся по спине, эти касания сопровождаются дрожью по всему телу и желанием исчезнуть, ведь руки украшены ожогами. И вопросов было много, они путались, цеплялись друг на друга заставляя терять нить, но один всё так же ярко буквами сложился перед глазами:       Почему?       В голову полезли самые ужасные мысли, от чего глаза стали влажными. Отвратительный ком встал в горле, и под рёбрами снова закололо, где-то внутри застряла истерика. Отвратительно на душе, но плакать нельзя, не дай Боже теперь кого-то разбудить.       А может в этом ты виноват.       Ты ведь не хочешь принести только больше проблем окружающим тебя? Своим родным, друзьям и просто близким?       Но насколько близким?       Звонок. Почему он звонит. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Снова. Каждый раз. Это сопровождается отвращением. –Я же просил не будить меня,–Шепчет он поднимая вызов. –Я и ее будил. Ты не спал и мы оба это прекрасно знаем. –Какая разница. Твой звонок всё равно ни к чему. –Неужто ты всё ещё на меня злишься?–Его голос преобрёл наигранные краски обиды, но Кнайф знал. Он смеётся.–Ты до сих пор на меня в обиде? Да ладно. Ты не в состоянии теперь на меня обижаться. –С чего бы? Да откуда ты вообще знаешь так много! Ты этим бесишь и раздражаешь, ведь... Но ты и сам знаешь чем. Я устал жить мыслями о том, что хочу умереть. Задолбало. Почему я не могу это отбросить, как раньше. Ненавижу тебя за то, что ты появился в моей жизни. –Я знаю о тебе больше, чем ты о себе знаешь сам. –Что?–Он непонимающе похлопал глазами, будто потолок прожигает взглядом. –Я знаю, что ненавидеть ты не умеешь, точно так же, как и любить. Лишь на словах ты проявляешь хоть какие-то чувства. Да ладно, что в тебе осталось, помимо жалости к себе самому? –Заткнись. –Печаль. Ты этим убиваешься всю свою жизнь, но ты слабее других, чтобы, как они, забить на это чувство. Но это чувствуют все.       Если бы кит правда хотел, чтобы куратор заткнулся, он бы сбросил звонок, но парень просто лежал рассматривая потолок и слушал. –И ты в этом не виновен. Ты ослабший, побитый, в этом нет твоей вины, тебя просто не научили. Да и сам по себе ты веришь всему. И тебя пугает, что я всё знаю. Знаю о твоих чувствах, переживаниях, состоянии, нежелании просыпаться, о том, что Крат знает, что с тобой снова что-то происходит, но не решается подойти и спросить прямо, ведь знает, ты будешь отнекиваться. Знаю, что тебя беспокоят утренние ссоры между твоими друзьями, что ты бы отдал всё, лишь бы они наконец поладили. Я знаю, что ты волнуешься за Стёрку, ведь совершенно не понимаешь причин. Знаю, что тебе сняться сны с рыжими котиками, с веревками и университетом. Ты боишься розовых волос, касаний, в преимуществе мужских, непонимания и травли. Так боишься, что придётся пережить всё заново, что просто избегаешь. –Я не бо... Ладно. Но больше всего меня пугаешь ты. –Я знаю всё и о всём могу тебе поведать. Я твой друг, и уж поверь, у меня нет причин на этот раз тебе лгать. Мне с этого ничего не будет. –Тогда... Ответь мне на вопрос. –Всегда к твоим услугам, мальчик из августа по имени Кнайфи.       Это предложение звучало крайне нелепо, и всё же, Кусояро ведь человек, может он устал, что несёт такой бред? –Почему она сделала это с собой?       На том конце провода повисла тишина. Тишина, что резала уши. –Ладно, я не всё знаю. –Что? В смысле? Причины таких действий ты должен знать в первую очередь, раз считаешь себя Богом! –Не Бог я, конечно, но знаю почти всё. Это... Её что-то напугало. Она знает что-то, что ща рамками моего понимания. Она не хочет говорить. –Говорить? Ты её страшивал? –Я не могу просто знать что-то. Люди всегда мне говорят. И ты говоришь, просто не помнишь. –Но я не говорил. Я сам недавно перечитывал переписку, когда Крат телефон починил. –Ты говоришь не словами, а жестами, выражением лица, движениями пальцев, цветом глаз и волос... Есть тысячи способов для передачи информации. Я понимаю слишком много. –Как тебя вообще земля носит... –И я о том же. Но твоя подружка... Она замкнулась. Всё, что она говорит, это то, что она напугана. Ваши рассказы мне – крик о помощи. –Ты её никогда не видел. Не преписывался. Надеюсь. Откуда ты знаешь про Крата, Стёрку, Клеви, Курасана и других? Лампчка, Пикчер... Ты о них не должен ничего знать. –Но знаю. Многое рассказал ты мне. А то, что рассказали мне они сами... Я не смогу объяснить, как. –Но почему... –Она лишь говорит, что очень напугана, ей нужно время, чтобы смириться с фактом, который ей известен. Понимаешь? –Но ведь... Я не контролирую то, что хочу сказать тебе. Как это может она? –Это тоже мне не даёт покоя. Но она не хочу говорить.       Она молчит.       И в глазах её теперь читается лишь ужас.       И дым от сигарет не может скрыть этот ужас внутри неё.       И не просит о помощи она лишь потому что знает, что помочь ей навряд ли смогут.