лететь, не раскрывая планер

Стирка. Физико-химический процесс очистки одежды, постельного белья, игрушек и прочих текстильных изделий, в ходе которого используются специальные химические вещества-детергенты: мыло, гели, шампуни, стиральный порошок. Примитивное объяснение для примитивной бытовухи: закинуть вещи в машинку, залить сверху всем, что пенится и оставить до лучших времен. Для Скарамуша с недавних пор – Ритуал. Камлание. Мальцом он скидывал грязную одежду в корзину, откуда та попадала в неизвестное измерение. Что там происходило, он не знал, детское воображение уповало на бытовую магию: дзасики-вараси таскали носки по росе, шептали заклинание и поутру возвращали их на место. Чистыми, разумеется. Потом он подрос. Дзасики-вараси обернулись обычными служанками, магия – банальной возможностью позволить себе кого-то, кто не брезгует стирать носки. Он к процессу, разумеется, причастен не был. Маленький богатый избалованный ублюдок. Обанкроться семейство Райден хотя бы двумя годами ранее, Скарамуш бы не избежал участи корячиться у стиральной машинки. Кто знает, может быть, даже в нормального человека б вырос. Но он не. Для оторванного от жизни человека озарения всегда приходят позже. Впрочем, неважно, когда это началось – сейчас он даже не задается вопросом. У него есть вещи поважнее. И их нужно постирать. Прачечная – только та, что в метрах трёхстах от дома. Желательно рано утром или поздно вечером, когда только сонные охранники маячат у двери. Лишь в полном запустении получается запустить Обряд. Стать частью того волшебного измерения, о котором грезил в детстве. Стать новым дзасики-вараси, королем белых плиток и запаха порошка. Он разменивает мелочь в специальном автомате. Она зазывно звенит, пока сыпется ему на руку. Потом он идет к стиральной машинке. Если он есть король, то она – его богиня, и он делает подношение. Возьми мелочь, о, Великая. Даруй мне благословение. Машинка принимает мелочь, на стареньком табло высвечивается меню режимов стирки. Единичка – быстрая. Двойка – хлопок. Тройка – синтетика. Четверка – мягкий режим. Спасибо за твою мудрость, Великая. Сегодня у него – чисто хлопковое, смешанное хлопковое (с эластаном, полиэстером), вискоза, вискоза с эластаном, чистый полиэстер. Он заранее перебрал все по пакетам. Ставит режим, загружает первый. Ставит режим, загружает второй. Ставит режим… и так далее. Порошок. Порошок и кондиционер. Порошок для белого. Запускает, наконец, все три. Начинается. Тишину нарушает рокот и гудение, воздух наполняется запахом ароматических добавок и отдушек. Скарамуш сползает по плитке вниз. И смотрит. Как закручивается в барабане худи и кофточки. Как усердно стирает богиня его глупые ошибки, избавляет от грязи на ткани и на душе. Кровь, например, смывается холодной водой. Быстрой стирки достаточно, бонусом – можно также закинуть что-то по мелочи, носки там или носовые платочки. А как отмыться от едкого, въевшегося в кожу чувства собственной никчемности? Скарамуш закрывает глаза и видит, как ломается чужой нос от удара его кулака. Красиво и грациозно. Эхом, не заглушаемым монотонным рокотом машинок, звучит в памяти чей-то встревоженный крик. Потом – много боли. И кровь. Уже на его толстовке. Голова – как барабан. В ней снова и снова крутится грязная одежда. Она отстирается. Со временем. Было бы время. И стиральный порошок. Богиня согласно гудит, вторя гулу в его черепной коробке. На самом деле, это была его вторая ошибка. А к ней привела другая, что стирается теперь вместе с белым хлопковым бельем. Такие пятна стереть проще простого – в отличие от тех пятен, что у него на шее. Хотя эти пятна, если честно, стирать не хочется. Как и царапины, следы зубов, слезы в уголках глаз. Теперь Скарамуш не помнит ударов, он помнит, как разметались по подушке волосы, задралась на животе красная футболочка. Помнит, как часто-часто дышит под ним тело, как впиваются в плечи чужие пальцы. Ох, он любит эти пальцы. Он всегда говорил, что такие только у самураев, благородных мужей, и созданы они, чтобы сжимать рукоятку меча, а не… Он красивый. Он соткан из света и теплого ветра. Пахнет своеобразно, и Скарамушу нравится. Он хочет это себе. Хочет свет, хочет ветер, хочет самурая в футболочке. Можно даже без. А вообще, это она виновата. Футболочка. Еще давно, когда они только познакомились, когда черт знает какие силы заставили выйти Скарамуша из дома, а его – выйти навстречу. За одно чертово утро минус кофе, минус футболочка, минус сердце Скарамуша. Потом он ее стирал. В этой же прачечной, сидя вот так же среди белых плит и думая: черт. Она крутилась в его голове, как в барабане, пока ее обладатель не перезвонил. Вот тогда все и началось. Пятна, грязь, долгие вечера в компании ворчливых стиральных машинок. Трудной, болезненной рефлексии и попыток отстирать свой мозг вместе с грязным бельем. Чем ближе к отжиму, тем дальше уносит Скарамуша поток сознания. Под гул машинок он умудряется задремать. Ему не снится даже, скорее мерещится, шаги за окнами, тихий разговор с охранником, звон мелочи. Еще одной богине жертвуют деньги. Только вот это уже, кажется, не сон. Скарамуш торопливо поднимается. Стиральные машинки стоят безмолвно, в них уже некоторое время сыреет белье. Чистое. Свежее. Все летит в подготовленные пакеты. Тяжёлые, приятно оттягивают пальцы, пока Скарамуш тащит их по коридору к выходу. Когда он выходит за порог, магия дзасики-вараси рассеивается, запах порошка сменяется осенним ветром и свежестью озона. прачечная, его плиточное измерение, его королевство под чутким наблюдением богини тотчас развеивается. И Скарамуш понимает, что он немножечко долбоеб. И он смеётся. В голове ясно, на душе — свежо. Нечисто только на совести, но он ловко перебрасывает пакеты из одной руки в другую, чтобы достать из пакета смартфон. Набирает. — Казуха? Давай поговорим. И все, ни единого пятнышка. Ритуал окончен. * Первая стиральная машина была выпущена в 1907 году. А вот расцвет прачечных самообслуживания пришелся на 1944 год.