лететь, не раскрывая планер

аято просыпается, когда на скулы его ложатся чьи-то теплые руки. дыхание обжигает губы, а когда аято продирает веки — обжигает внимательный пытливый взгляд. лунный блеск на зрачке дрожит, брови сведены к переносице — очаровательный, серьезный. — проснись. нам надо идти разговаривать деревья, — шепчет казуха. аято не знал, что деревья можно разговорить, но верит казухе всецело и безоговорочно: — пошли. и казуха поднимается, неуклюже ловит руку аято, тянет за собой. они покидают комнату: за порогом воздух холоднее и суше, по углам клубится темнота и дверные проёмы зияют глазницами. впереди лабиринт коридоров, чёрные окна да лестницы, но казуха смотрит с придыханием, как смотрел бы на сказочный лес. аято не видит, но идет следом, в темноте большим пальцем оглаживая мальчишеские костяшки. чувствует неровности, шероховатости болячек — будто казуха опять попал в беду. — что ты видишь, малыш? — тш, мы их спугнули. по стенам ползут тени, но аято не уверен, что казуха говорит о них. глаза того широко раскрыты, он видит что-то большее перед собой. хищное, зубастое. но он не боится — он сам хищный, зубастый, он пережил что-то, отчего у аято тяжело на сердце. — деревья? — да. они не стоят на месте. он вертит головой, взглядом шаря по углам. смотрит будто, куда они пошли. аято представляет свет: наверное, за сказочными деревьями остаются дорожки мерцающей пыли. — сюда. казуха сжимает пальцы аято и ускоряет шаг. они несутся дальше по коридору, оставляя духоту спален позади. сквозняк по полу кусает щиколотки, но казуха вновь видит и понимает больше. он говорит: — надо идти за ручьем. и они идут за ручьем. воды его, наверное, тоже светятся, ведь там живут маленькие создания — как в тиндзю, помнит аято. а ещё растут красивые грибы. много-много, по обомшелым камням, стенам, стволам деревьев, оконным рамам. ветер пахнет мхом, влажной землёй и лунным светом. и ещё чуть-чуть — металлом в крови. — дорогой, смотри. они останавливаются у самого выхода, казуха вскидывает подбородок. над ними виснет чёрный глухой потолок, но аято клянётся: в глазах казухи отражается небо. кто-то ранил небосвод так глубоко, что он до сих пор кровоточит звездной патокой. — вкусно, — говорит казуха, облизывая воздух. — попробуй. — спасибо, малыш, — и он облизывает губы, воображая вкус лазури. лицо казухи светлеет. улыбка мерцает ярче небесного купола. — пойдем, нам туда. он идет к двери, но аято вовремя цепляет его за плечи. мягко, ненавязчиво разворачивает тело в другую сторону — к лестнице наверх, — и легонько толкает. казуха не замечает, идет все так же уверено. — смотри под ноги, малыш. вместо ступенек у казухи — что? крутой склон, насыпь камней, скалистый берег. — дорогой, они пошли туда. и сверкающие следы, оставленные нелюдимыми деревьями. они идут ещё долго — по новым коридорам, по новым лесным опушкам. руки казухи время от времени щупают воздух, а губы шепчут что-то невнятное. аято угадывает лишь "дорогой", " молчат", "вкусное". аято снисходительно улыбается. казуха все тут съест. а потом они доходят до просторной гостиной. посреди — глубокое озеро, усыпанное кувшинками. палочки рогоза стоят уверенно и важно, вокруг них летают серебряные стрекозы. аято, кажется, различает в тиши задорное кваканье. мерцающие следы ведут вглубь. казуха заходит по колено. — тут живёт зверь. — зверь? — он охраняет дно, — задумчиво тянет казуха. — а нам туда нужно? — нам нужно на другую сторону. слыша его слова, водная гладь рябит и морщится. пузырьки поднимаются с самого дна и исчезают в синеве небосвода. аято на всякий случай подходит ближе к казухе. накрывает его плечи руками, лбом утыкается в спину. она пахнет аптечными травами, кровью и трагедией. — нам нужно на другую сторону, — повторяет тот. — он нас пустит? что нужно для этого сделать? казуха слушает тишину. что-то разбирает в томном молчании воды. — он говорит, что нужно проснуться. дорогой, как давно ты спишь? аято прячет смех в вороте чужой пижамы. вопрос столь нелепо слышать от спящего. — мы не пройдет вдвоём, пока ты спишь, — говорит казуха, и его голос дрожит вместе с водой. разочарование горчит на языке — аято тоже становится грустно. — нам правда нужно туда идти? что бы ты хотел сказать деревьям? — не сказать, а спросить. они должны помочь нам вернуться. — вернуться? — аято чувствует, как напрягается спина. казуха поворачивается к нему лицом. глаза — два маленьких зеркала, в них отражаются берега, сонные кроны, окрапленный звёздами небосвод. а вот аято не отражается. — вернуться в то время, когда все было в порядке. аято морщится, думает, думает, думает. деревья, кроны, мерцающие следы... венами тянутся по земле. от одной точки времени до другой. и все, все помнят. — аято? — да? казуха тянет руки к его скулам.