***
В номере холодно, несмотря на обещанную синоптиками жару. Не то, чтобы это как-то сильно беспокоит: можно одеться в тёплые пижамы и просто максимально прижаться друг к другу, лёжа под толстым одеялом. Гумберт с предвкушением ожидает, когда маленькое грациозное тельце Лолиты окажется рядом, а её дыхание будет обжигать кожу, а тонкие руки — неловко обнимать. И никой холод не способен испортить столь чудные, сладкие — как мёд — минуты близости с Лолитой. Конечно, она не захочет этого и снова начнёт проситься в отдельную кровать, но одно тёплое одеяло, отсутствие второго спального места и банальный холод сделают своё дело. Гумберт лениво переворачивает страницу книги и смотрит на дверь ванной комнаты. Она не заперта, в неё можно войти буквально в любой момент, если того пожелает душа. Но Гумберт, решившийся показать всю свою доброту, даже не подсматривает, несмотря на огромный соблазн. В конце концов дорогой Лолите нужно получать хоть немного личного пространства, пусть и на мгновение. Гумберт прочитал в одной из книг про отцовство, что девочкам-подросткам это необходимо. Да и самому «отцу» порой так хочется отдохнуть от вечных капризов и побыть немного в тишине. Гумберт переводят взгляд на часы, понимая, что Лолита сильно задерживается. Но торопить её не хочется: пусть понежится под струями воды и помоет голову, от которой уже неприятно пахнет. Гумберт любит всю Лолиту ненормальной любовью, переходящей в одержимость. Но ему всё равно хочется, чтобы Ло мыла голову почаще и пшикалась духами. Так юное тело «нимфетки» будет только лучше для Гумберта. Будь его воля, он бы нарядил милую-милую Лолиту во всевозможные откровенные наряды, что подчеркнули бы детскую грудь (можно ли назвать эти выпуклости грудью?), плоский живот и бёдра. Только вот Лолита никогда не наденет этого по просьбе Гумберта. Она сделает назло ровным счётом наоборот, лишь бы позлить и проявить хоть какой-то протест. Его невозможно сделать большим: Лолита хоть и смелая, но Гумберта боится. Она пытается это скрыть за постоянными капризами, пререканиями и криками. Но стоит только Гумберту сделать тон угрожающим… Бедная Лолита сразу замолкает и смотрит взглядом загнанного в угол кролика, чья жизнь висит на волоске. Он потирает переносицу, морщась от неприятной дрожи, пробежавшей по телу. Сейчас как никогда нужна Лолита, чтобы согреться. Можно ограничиться не просто объятиями, а чем-то большим. Таким сладким, запретным и желанным. Гумберт думает об этом уже несколько часов и прокручивает в голове самые извращённые картины. Ему так хочется перенести их из воображения в реальную жизнь и отложить каждое мгновение в памяти, а потом годами смаковать. Но ничего из этого не будет возможно, пока Лолита не покинет ванную комнату и не ляжет в постель. — Лолита, ты скоро там? — Гумберт не кричит, но его голос всё равно звучит как-то резко, словно гром. — Сейчас, папаша, — с нервозностью отвечает Лолита, явно не желающая выходить из своего маленького «убежища». — Не задерживайся, я тебя очень жду, — на последнем слове делается особенный акцент, который должен поторопить. Но Лолита делает в точности да наоборот. Она не появляется в комнате ни через минуту, ни через пять, ни через десять. Лолита будто бы решила поиграть на нервах Гумберта и помучить его ожиданием и своими едва слышными вздохами и постаныванием. Эти звуки самые обычные, каждый ребёнок их издаёт, но для человека, верящего в нимфеток, подобное является усладой для ушей. Гумберт уже собирается пойти прямо в ванную и выяснить, почему возникла задержка. Но его останавливает открывшаяся дверь и бледное лицо, которое как никогда похоже на детское. Даже Гумберт на мгновение перестаёт видеть в своей пленнице «нимфетку». Перед ним именно ребёнок, маленькая испуганная девочка, нуждающаяся в папе, а не в любовнике. — Я сходила в туалет и там много крови… и это не от месячных, — говорит Лолита, смотря куда-то в пустоту. — Мне очень плохо… — голос на удивление ровный, в нём нет дрожи, от чего Гумберту становится только страшнее. — Ложись, Лолита, я сейчас всё посмотрю и быстро вернусь к тебе, — он наигранно улыбается. Дождавшись, когда Лолита ляжет, Гумберт идёт в ванную и заглядывает в унитаз. От увиденного становится дурно: в кровавой воде плавает небольшой сгусток. Гумберт нервно поджимает губы, качает головой, но это не помогает прийти в себя. В голову лезут воспоминания о том, что Лолиту последние дни тошнило буквально от всего. Но Гумберт списывались это на простое отравление нездоровой пищей и конфетами. В конце концов Лолита поглощала подобное чуть ли не тоннами. Гумберт всматривается в сгусток и на мгновение ему кажется, будто два чёрных глаза смотрят в упор. Это определённо эмбрион, ребёнок Лолиты и самого Гумберта. Тот никогда нормально не предохранялся, потому что считал, что сможет поймать момент. Не смог, и теперь последствие плавает в воде. Гумберт сжимает кулаки и смывает содержимое унитаза, после чего умывается ледяной водой. На мгновение образ нимфетки пропадает, и теперь просыпается совесть. Она вопит, что Лолита после такого не сможет иметь детей в будущем, что её жизнь сломана. Но голос совести быстро стихает и Гумберт возвращается в спальную комнату. — Такое иногда бывает в твоём возрасте… Это… — Он замолкает. — Это что-то вроде подготовки к долгим месячным. Это неубедительно, но Лолита, измученная бесконечной дорогой, стрессом и выкидышем верит в слова Гумберта. В эту ночь, как и в следующее несколько, он не трогает Лолиту и лишь крепко обнимает. А в голове всё всплывает факт так и не случившегося отцовства. Возможно, это была бы девочка, которую Гумберт назвал бы Лолита два.***