Стрекозёл

POV Никиты. Первое время на территории Цырика я ожидал подвоха. Даже сам не знаю какого – толпы крестьян с вилами и топорами, внезапно вылетающих из ниоткуда Святых братьев, даже самого Господина, вдруг откуда ни возьмись проведавшего про наш славный поход. Но всё было тихо и оскорбительно сонно. - Да расслабься ты, - усмехнулся Имрех, наблюдая, как я тревожно выглядываю то в одну, то в другую сторону, - эта территория – одна из самых спокойных в Цырике. Здешний народ наловчился ловко врать Святым братьям про злобных нелюдей, налетающих из ниоткуда и хватающих всё, что плохо лежит. Поэтому Святые братья сюда лишний раз не суются – только в случае крайней нужды. И большинство баек про нелюдей именно отсюда расходится. А прочие паганусы такие тёмные, что всему верят. - Но ведь это же плохо… - пробормотал я, - из-за таких вот россказней все прочие паганусы и считают четыре расы злобными выродками, и поддерживают Орден. - Конечно, плохо, - вздохнул Имрех, - только что с этим поделаешь? На всякий роток не накинешь платок. Не испепелять же, в конце концов, этих брехунов – тогда все их россказни только подтвердятся. Так вот и живём. Тут в соломе завозился выспавшийся Балда. Мелкий дух раскрыл глаза, сладко потянулся и заявил: - Давно я себя так хорошо не чувствовал! Столько энергии – под завязку просто! Надо размяться чуток. И наглое дитё моментально покинуло клетку и принялось теребить Акакия, который по своему развитию, похоже, недалеко ушёл от мелкого духа. Так что минут через пять оба носились вокруг клетки, пытаясь догнать друг друга, наконец, Акакию это удалось, и он ловким и стремительным ударом громадной лапы сбил Балду как мотылька, так что тот покатился по траве кубарем, заливисто хохоча. - Эй, вы бы поосторожнее, - проворчал Имрех, - вдруг кого мимо понесёт – не дай изначальная Сила. Спалимся же. - Нет-нет, - весело выкрикнул Балда, - не спалимся! Нас сейчас только вы можете видеть и никто больше. Имрех на всё это безобразие только рукой махнул – развлекайтесь, мол. Да и нам повеселее ехать было. Незаметно день стал клониться к вечеру. А в вечернем воздухе вдруг разлилась характерная вонь. Меня, с моим чувствительным шмульским носом, чуть не вывернуло, да и все остальные тоже не выглядели особо радостными. - Что это за…? – ненавязчиво поинтересовался шокированный я. - Великие Смердищи на подходе, - отозвался Имрех не особо жизнерадостно. - А почему так воняет? – удивился я. - Так Смердищи же, - хмыкнул Имрех, - там в основном кожевники обитают. Село богатое, конечно, но вонь круглый год стоит неистребимая. А местные притерпелись и не замечают почти. Я смутно припомнил, что в средние века процесс выделки кожи был до жути вонючим и требовал много воды. Действительно, за поворотом нам открылся вид на село, стоявшее на берегу небольшой речонки – с добротными, крытыми железом домами, садами и огородиками и длинными сараями, стоявшими на берегу речонки. Видать, это и было местное кожевенное производство, ибо большая часть вони исходила именно от этих сараев. Вдруг в вечерних сумерках прозвучал колокол и из сараев кучками потянулись люди. Некоторые выглядели сытыми и хорошо одетыми, но большинство в лохмотьях, деревянных башмаках, с ошейниками, а некоторые – даже в цепях. - Это что? – обалдел я. - Это рабы, - мрачно отозвался на этот раз Енох, - долги отрабатывают или за преступление какое сюда попали. - Верно, - отозвался Имрех, - для обычных преступников в Цырике тюрем нет, так что их после приговора суда сразу же клеймят и продают. Стоят такие рабы недорого, вот их и покупают для разных нужд хозяева мастерских, каменоломен или рудных копей. И если должника хозяин через определённое количество лет обязан отпустить, то вот такие рабы-преступники могут и на всю жизнь в ошейнике оказаться, всё от хозяина зависит – есть у него хоть малая толика совести или нет. Я только сплюнул, Балда прекратил дурачиться и вновь залез в клетку, зарывшись в солому, а Акакий мирно затрусил рядом с телегой. Сардар же, выглядевший весь предыдущий путь сосредоточенным и задумчивым, мрачно произнёс: - Всё ребята, сейчас я буду такой тварью, что самому противно. Потерпите уж. - Ладно, - спокойно ответил Имрех, - знали, на что шли. Мы с Енохом кивнули, соглашаясь. Сейчас Сардару лишнюю гуманность показывать ни к чему, так что молчим и терпим. Имрех достал свой отрезок плетёной верёвки и просунул руки в петли. Я сделал то же самое – теперь мы действительно стали похожи на двух пленников – синяки, лохмотья, связанные руки. А Сардар выпрямился в седле, и лицо его приобрело презрительно-брезгливое выражение. Так мы и и въехали в Великие Смердищи. Народ по пути кланялся нашей процессии чуть ли не до земли, а когда Сардар остановил когана и пальчиком поманил здоровенного дядьку в кожаном фартуке, тащившего на плече пузатый бочонок, тот подлетел мухой и начал кланяться со скоростью иглы в швейной машинке – аж в глазах зарябило. - Довольно, - ледяным тоном процедил Сардар, и мысленно я ему поаплодировал. Роль высокомерного бессердечного говнюка у Сардара получалась безупречно. Мужик перестал кланяться и испуганно замер. - А скажи мне, любезнейший, - поинтересовался Сардар, - где здесь можно остановиться, дать отдых нашим коганам и немного перекусить? Мужик радостно заявил: - Так за мной следуйте, ваша святость! Я трактирщик здешний и двор заезжий держу, для господ купцов. Приму вас со всем бережением. Кола Ген меня зовут, а местные прозывают дядюшка Кола. - Не важно, - дёрнул поводья Сардар, - веди. Мужик подхватил бочонок поудобнее и радостно затрусил впереди. Сардар ехал следом, Енох за ним, а я осторожно глазел по сторонам. Улица была немощёная и грязноватая, кое-где встречались лужи, в которых валялись толстые ушастые и носатые чёрно-белые зверьки – видно, местный аналог наших свиней. Но большинство домов действительно выглядело ухоженными – чувствовалось, что здесь живут люди состоятельные и трудолюбивые. Исключение составляли только длинные сараи, в которые хорошо одетые мордастые надсмотрщики загоняли рабов, предварительно шмякая каждому в миску, подол рубахи или просто в подставленные руки половник круто сваренной каши из каких-то неаппетитных зёрен цвета детского поноса. Запах от пищи шёл соответствующий, но голодные бедолаги тут же подносили комки каши ко рту, жадно откусывая от них прямо на ходу. У одного из сараев двое надсмотрщиков не торопясь и обстоятельно пороли провинившегося раба, привязанного к козлам. Раб даже не пытался кричать и вырываться – то ли привык, то ли сил уже не было. Остальные рабы вяло наблюдали за происходящим, косясь на закрытый котёл с остывающей кашей. Настроение у меня падало с каждой минутой нахождения в этом прелестном местечке, тем более, что местная ребятня, узрев бесплатное развлечение, понеслась за повозкой. В руках у талантливых отроков были довольно длинные прутья с наколотыми на них кусками полувысохшего навоза – ими они пытались ткнуть то в меня, то в Имреха, но стоило Сардару повернуться и нахмуриться, как шаловливую детвору смело в неизвестном направлении. Ей-ей, мы оба с Имрехом с облегчением вздохнули, тем более что наша повозка благополучно миновала бараки рабов и выехала на полностью застроенную богатыми домами улицу. Здешние обитатели были и одеты побогаче, и кланялись Сардару не так суетливо – даже с некоторым достоинством. Да и дети были воспитаны не в пример лучше – просто рассматривали нас с Имрехом, попутно обсуждая, какой казни подвергнет нас Господин, и что лучше отрезать сначала – нос, уши или член, чтобы добиться максимально длительных страданий при нахождении в сознании. Просто клуб юных садистов какой-то. И как Енох вообще умудрился вырасти таким неправдоподобно нормальным? Между тем повозка остановилась, и Сардар тем же брюзгливым тоном велел распрячь, накормить и напоить коганов, повозку же с клеткой на время закатить в сарай, чтобы не привлекать к дару, который он везёт самому Господину Неназываемому, излишнего внимания. Хозяин слегка замялся, потом заявил, что сарай занят, но стоило Сардару сдвинуть брови и поинтересоваться – чем, тут же пошёл на попятную и велел двоим работникам заняться коганами и повозкой. Сардар жестом подозвал Еноха и вошёл, сопровождаемый поклонами хозяина и работников, в добротное каменное здание с вывеской, изображавшей краснорожего дядьку, сжимавшего в одной руке здоровенную чарку… явно не с соком, а в другой – не менее здоровенный окорок. Улыбался дядька так, что поневоле пробирала дрожь – автор этого живописного шедевра был явно не Пикассо. Работники же сноровисто распрягли коганов, подвели их к каменному корыту с водой, а потом невозмутимо распахнули ворота и закатили повозку в сарай, отпуская в наш с Имрехом адрес пошлые шуточки – дескать, если бы не Святой брат, то и нас бы к делу приспособили. Продолжавшего трусить рядом с повозкой Акакия они и правда не замечали. Мы с Имрехом непонимающе переглянулись, но скоро всё стало понятно. Когда повозку закатили в сарай, мы сначала не поняли, что там такое творится. А когда поняли, то внутри меня стало нарастать глухое горловое рычание, как у обозлённого пса. Пять или шесть мужиков самого мерзкого вида поочерёдно, по двое и по трое насиловали беспомощного связанного парня. И судя по светло-оливковому цвету кожи - это был ан'гро. Точнее, полукровка.