***
Шатен вздрогнул, когда его спину обожгла резкая боль. Воздух рассёк свистящий звук, чья-то рука снова подняла хлыст вверх, с силой опуская на обнажённую спину. Парень дёрнулся, когда плеть в третий раз оставила кровавую отметину на его коже. — Мори, за что? — всхлипнул омега. Его руки были прикованы наручниками к металлической трубе. — За что? Ты спрашиваешь: за что?! — в ярости выкрикнул босс Портовой Мафии, снова опуская хлыст на спину омеги. — Ты посмел посмотреть на него, пожирал глазами, думая, что я не вижу. Но я всё видел, Осаму. — Мори в очередной раз с силой опустил плеть на окровавленную спину мужа. — Более того, ты пытался меня обмануть: говорил, что этого не было, но я не слепой. Тебе понравился Чуя? — Какой Чуя? О ком ты говоришь? — спросил омега. — Не прикидывайся, что не понимаешь, Осаму, — Мори в очередной раз опустил хлыст на спину шатена, который от этого удара вскрикнул. — Тот рыжий, голубоглазый парень, который был на приёме. Я видел, как ты пожирал его глазами. — Я никого не пожирал глазами. Пожалуйста, Мори, остановись! — взмолился омега. — Мне никто не нужен, кроме тебя. Ты мой муж, и я люблю тебя. — Лживый ублюдок! — Мори ещё раз ударил Осаму плетью, решив больше не вести с ним никаких дискуссий. Хлыст поднимался в воздух и вновь опускался на израненную спину до тех пор, пока омега не потерял сознание от боли. Пришёл в себя он от резкого неприятного запаха. Мори сунул ему под нос какую-то вонючую жидкость в пузырьке, и Осаму, пытаясь отвернуться в сторону, застонал. — Очнулся? — нежно и ласково заговорил Огай. — Хорошо, потому что я хочу, чтобы ты всё чувствовал. Ты должен понять, наконец, где твоё место, Осаму, и как следует себя вести верному и преданному мужу босса Портовой Мафии. С этими словами Огай шлёпнул Осаму по голой ягодице, так как тот был без одежды. Звякнула пряжка от ремня на брюках Мори, а затем увлажнённые лубрикантом пальцы коснулись напряжённого колечка мышц парня, смазывая анальный проход. Осаму зажмурился, почувствовав, как крупная головка упирается в его дырку. Дазай всхлипнул, когда Мори резко толкнулся бёдрами вперёд, проникая в него сразу на всю длину своего члена. Было больно, но Мори и не ставил себе задачу удовлетворить омегу, а наоборот — наказать, причинить боль, и он причинял: каждым своим движением и грубым толчком доставлял несчастному омеге всё больше страданий. Осаму лишь всхлипывал и ждал, когда закончится эта пытка, но Мори всё никак не кончал, вбиваясь в его тело всё грубее и резче, терзая и мучая. Задница уже горела огнём, а в районе поясницы ощущалась тупая тянущая боль. Наконец, Огай кончил, протолкнув в омегу узел, получая при этом множественные оргазмы и доставляя последнему лишь новые мучения. Когда узел спал, Мори вышел из Осаму и расстегнул наручники, которыми тот был прикован к трубе. — Пойдём, — сказал он, помогая омеге подняться на ноги. Мобильный Огая завибрировал, и он ответил на звонок: — Да, Чуя, — Огай на какое-то время замолчал, видимо слушая собеседника, затем сказал: — Хорошо, сейчас буду. После, обратившись к Осаму, он добавил: — Мне нужно срочно в порт. Думаю, ты сам тут разберёшься. Огай, как ни в чём не бывало, чмокнул Осаму в губы и покинул подвал, в котором подвергал мужа пыткам и насилию. Дазай, с трудом натянув на себя трусы и брюки, взял в руки рубашку, но тут же снова бросил её на пол. О том, чтобы надеть её, не могло быть и речи. С трудом поднявшись по лестнице, держась руками за стены, Осаму проковылял в ванную. Хотелось набрать воду, смыть с себя всю мерзость и грязь, но он понимал, что это будет мучением из-за свежих рубцов на спине. Предыдущие раны от прошлой экзекуции едва успели зажить, а теперь появились новые, и их было в разы больше, чем прежде. Осаму посмотрел на отражение своей спины в зеркале. В принципе, то, что он увидел там, его не удивило. Мори часто бывал жесток с ним, избивал и издевался по поводу и без. Осаму всё это ужасно надоело. Он проклинал тот день, когда сказал «Да» у алтаря, не представляя, что связался с маньяком-садистом. И уйти от него он не мог, так как знал, что Огай отыщет его, где бы он ни был, и тогда смерть покажется ему избавлением. Взгляд Осаму остановился на упаковке лезвий, которая лежала на полке в ванной комнате. Схватив её, Дазай сел на пол и достал одну металлическую пластинку. Он провёл лезвием вдоль вены на левой руке, разрезая её от запястья и до локтя, наблюдая, как кожа разъезжается в стороны. Было больно, но после того, что он испытал сегодня в подвале, эту боль можно было сравнить с комариным укусом. Взяв окровавленное лезвие другой рукой, Осаму провёл им по вене на правом предплечье. Кровь множественными струйками стекала по коже на пол, образовывая на нём тёмно-красные лужи. Конечно, было бы надёжнее сделать это в воде, но Осаму страшился даже подумать о том, чтобы залезть в неё со своей израненной спиной. Он всегда ненавидел боль и уже прежде предпринимал попытки суицида после очередных экзекуций, которым его подвергал муж, но безуспешно: Огай успевал вовремя его спасти. Сейчас Осаму лишь надеялся на то, что Мори задержится на работе и не успеет, а ему хватит времени, чтобы умереть. Вскоре Дазай начал чувствовать слабость, а затем его потянуло в сон. Он прикрыл глаза и отключился.***
Пришёл в себя Осаму в больничной палате. Открыв глаза, он осмотрелся по сторонам. Спина, зад и руки горели огнём. Окинув себя взглядом, он заметил, что почти всё его тело покрывают бинты. В принципе, картина была привычной, ведь Дазай постоянно обматывался ими, как мумия, но что-то было не так с этими бинтами, точнее под ними. Осаму чувствовал это всей кожей. — Чёрт! Опять ничего не вышло, — пробормотал он, пытаясь подняться, но снова упал на спину и вскрикнул от боли. — Какого хрена? Чуя! — позвал Дазай, но вместо Накахары в палату вошёл человек в белом халате. — Как вы себя чувствуете? — спросил он. — Что со мной произошло? — задал вопрос Осаму. — Вы пытались покончить с собой, — ответил мужчина. — Это я помню, но почему у меня так болит спина, будто с неё всю кожу содрали? — Э-э... — врач замялся, не зная, что ответить. — Извините, я не вправе об этом говорить. Пусть вам всё объяснит ваш муж, он скоро приедет. — Кто? Муж? Какой ещё муж? — Осаму замотал головой. — Вот это я приход поймал, — задумчиво произнёс он и улыбнулся. — А может, я всё же умер и сейчас нахожусь на том свете? — Я не понимаю, — произнёс доктор. — А, вы, наверное, имеете в виду Чую? — снова задал вопрос Осаму. — Но он мне не муж, мы просто спим вместе уже много лет, но откуда вам стало об этом известно? — Что? Я не знаю, о ком вы говорите. Наверное, у вас бред. — Врач подошёл к Дазаю и коснулся рукой его лба. — Температуры нет, странно. — Вы говорили о муже... — Да, — кивнул медик. — А вот, кстати, и он. Доктор развернулся к двери и произнёс: — Здравствуйте, Мори-сан, проходите. — Мори-сан? — проговорил Осаму. Его глаза удивлённо полезли наверх, когда он увидел босса. — Как он? — спросил Огай врача.***
Открыв глаза, Дазай осмотрелся по сторонам. Его окружали белые стены больничной палаты, а в нос неприятно бил запах медикаментов. Окинув себя взглядом, Осаму заметил, что почти всё его тело покрыто бинтами, однако боль ощущалась только на руках ниже локтей. «Я не успел, — обречённо подумал Дазай. — Он снова вытащил меня». Попытавшись приподняться с постели, Осаму вновь рухнул на подушки. Голова шла кругом, и во всём теле была ужасная слабость. «Что теперь будет? — размышлял Дазай. — На какое-то время Мори оставит меня в покое, видимо чувствуя свою вину или просто не желая, чтобы я повторил попытку суицида в ближайшее время. Возможно, он будет нежен и ласков пару недель, а если повезёт — месяц. Но что будет потом? Мои мучения никогда не закончатся. Не хочу жить! Не желаю снова видеть эту ненавистную рожу! Как же я мечтаю освободиться от него. Нужно довести дело до конца. Если я нахожусь в центральной больнице, значит, меня должны были положить на четвёртый этаж. Нужно встать и дойти до окна, пока он не пришёл или не приставил ко мне охрану. Сил совершенно нет. Но я должен встать. Странно, что моё тело совсем не болит, если не считать рук». Снова попытавшись подняться, Осаму с трудом сел на кровати, затем встал с неё, вырвав из вены какую-то трубку, по которой текла прозрачная жидкость из пузырька на штативе и поступала в его организм. Было больно. Окровавленная иголка, звякнув, упала на пол, из вены обильно начала выступать кровь. С трудом дойдя до окна и кое-как открыв его, Дазай преклонился через подоконник, глядя вниз. Высота была приличной, он почему-то находился не на четвёртом этаже, а на шестом или седьмом, но это было даже хорошо. Он наконец осуществит свою мечту. Подставив стул к окну, Осаму залез на него, а затем на подоконник. Собираясь сделать шаг вперёд, он вдруг остановился, услышав, как скрипнула дверь, и обернулся, думая, что это Мори, желая с насмешкой в последний раз посмотреть в ненавистные бордовые глаза, ведь на этот раз муж ничего не сможет сделать, не успеет ему помешать. Однако, увидев вошедшего, Дазай был, мягко говоря, шокирован, когда его взгляд встретился с небесно-голубыми глазами рыжего парня. — Дазай! — вскричал тот и, засветившись красным, мгновенно оказался возле Осаму, хватая его за руку и стаскивая с подоконника; сверкнула белая вспышка, и красное свечение погасло. — Что ты творишь, чёрт тебя дери?! — Чуя встряхнул Дазая за плечи, продолжая орать: — Какого хуя, Скумбрия? Почему ты снова пытался это сделать? Осаму молчал, шокировано глядя на парня, а тот снова на него заорал: — Чёртов суицидальный наркоман! Да когда же ты прекратишь? Наконец немного отойдя от шока, Дазай спросил: — Вы кто? Накахара с непониманием уставился в карие омуты. — Дазай, ты что, окончательно двинулся из-за наркоты? — Что? — Осаму пытался вспомнить имя этого парня. Он видел его на приёме у босса Портовой Мафии и бросил украдкой в тот день несколько взглядов, за что и получил потом от Огая, но он даже имени его не помнил, хотя Мори называл. Чуя потащил Осаму к кровати и уложил в постель. — Приляг, — вдруг нежно произнёс голубоглазый. Осаму не стал сопротивляться и снова улёгся в кровать. — Вы кто? — снова спросил Дазай, глядя в голубые глаза-озёра напротив. А затем его тело сковал ужас. Если сейчас сюда войдёт Мори и увидит Осаму с этим парнем, он точно его убьёт. Дазай не боялся смерти, но страшился пыток, а что Мори их применит, он не сомневался. — Хорош уже прикалываться, Дазай. — Накахара присел на край кровати и провёл рукой по его волосам. Тот в ужасе смотрел то на него, то на дверь, а затем взмолился: — Прошу вас, не надо. Если Мори узнает, мне будет плохо. Пожалуйста, уходите. Рука Чуи замерла у лба Осаму, он с непониманием смотрел на него. — Дазай, что ты несёшь? — спросил Накахара. — Причём тут Мори? Дверь в палату снова скрипнула, и на пороге показался высокий брюнет с бордовыми глазами и такого же цвета шарфом на шее. Дазай в ужасе зажмурился, услышав голос мужа: — Как он, Чуя?