Он не достоин тебя

Накахара стоял за дверью медпункта в аэропорту, куда медики отнесли Осаму. Внутрь его не пустили, и он спорить не стал, так как понимал, что Осаму нужна срочная помощь. Ещё до прихода врача Накахара почувствовал жар, исходящий от тела Дазая, заметил его затруднённое дыхание, а также сбившееся сердцебиение и испарину на лбу. Все эти симптомы не могли не беспокоить Чую, потому что он был знаком с ними: несколько лет назад, когда Дазая ранили, он уже сталкивался с подобным. Тогда Дазай недостаточно серьёзно отнёсся к своей ране, а потом точно так же, как Осаму, потерял сознание. Оказалось, что у него начался сепсис. Хорошо, что Чуя в тот момент оказался рядом и тут же отвёз его в больницу. Дазай выжил, но Накахара за него очень испугался в тот день, так как знал, чем опасен сепсис: по статистике в 30-50% случаев заболевание заканчивалось летально. И сейчас Накахара снова не находил себе места, меряя шагами коридор, поскольку все симптомы болезни, замеченные им в прошлый раз у Дазая, были налицо. — Чуя, — послышался сзади голос босса, и эспер обернулся. — Где Дазай? — В медпункте, — ответил Накахара. — Что вы здесь делаете и как Дазай получил рану? — В битве с Достоевским. У Фёдора был сообщник, способный манипулировать временем, и он собирался вытащить Достоевского из того мира, в который мы его упекли. Из-за этого нам с Дазаем пришлось смотаться туда, чтобы расправиться с ними всеми. Когда возвращались назад, попали не в Йокогаму, а в Токио, — решил соврать Накахара. — А когда сошли с самолёта, Дазаю стало плохо. — Понятно, — произнёс босс Портовой Мафии и сделал знак нескольким мафиози, которые катили перед собой каталку. Те остановились перед дверью медпункта, а Мори без стука вошёл внутрь. Минут через десять он вышел из помещения и обратился к подчинённым: — Забирайте его. Каталку вкатили в медпункт, и Чуя задал волнующий его вопрос: — Как он, Мори-сан? — Врач, который его осматривал, подозревает, что у Дазая начался сепсис, — сказал Огай, замечая, как Чуя бледнеет и меняется в лице, — но без анализов этого точно не определить. Он обработал рану и вколол ему антибиотик. Нужно срочно везти его в наш лазарет. По пути в порт Осаму пришёл в сознание и попытался сесть, но Мори, находившийся вместе с Чуей в машине скорой помощи, на которой приехал за Дазаем, положил руку ему на плечо, останавливая. — Лежи, — сказал он, а Чуя спросил: — Как ты себя чувствуешь? — Нормально, — ответил Осаму, но это была ложь. Самочувствие его, конечно, немного улучшилось после инъекций антибиотика и жаропонижающего, сделанных в медпункте аэропорта, но он по-прежнему ощущал озноб и слабость, а ещё у него разболелась голова и ужасно начала чесаться рана и кожа вокруг неё. Зуд был настолько сильным, что Дазай непроизвольно потянулся рукой к тому месту, однако Мори, видя, что тот задумал, снова остановил его словами: — Не вздумай чесать. — Но Мори-сан, рана жутко чешется! — Это, наверное, хорошо, — ввернул Чуя. — Видимо, заживает. — Не думаю, — произнёс Огай. — Если чувствуешь сильный зуд в месте ранения, это довольно странно с учётом того, что рана получена недавно. Такого быть не должно. — Мори-сан, — произнёс Дазай, — а можно меня домой отвезти? — С ума сошёл? — спросил Накахара. — Ты потерял сознание в аэропорту, и у тебя поднялась высокая температура. Сейчас, после того, как тебе вкололи антибиотик, ты чувствуешь временное облегчение, но без должного лечения у тебя начнётся сепсис, если ещё не начался. Я думаю, ты знаешь, в чём его опасность. — Знаю, — буркнул Осаму и прикрыл глаза. Когда мафиози приехали в порт, Огай отдал приказ подчинённым отвезти Дазая на каталке в лазарет, но тот запротестовал, сказав, что дойдёт своими ногами. Босс был против, считая, что не стоит этого делать, но Осаму настаивал и, в конце концов, Огай разрешил ему это, с тем условием, что кто-то из мафиози будет поддерживать его по пути. Осматривая Дазая, босс обратил внимание на то, что рана на плече выглядит странно: края довольно сильно воспалены, вокруг имелась отёчность и какие-то странные пузырьки, к тому же она была нездорового синеватого оттенка. Огай взял у Дазая анализы и соскоб из самой раны, сказав, что на сепсис не слишком похоже, но тем не менее ранение вызывает у него опасения. Когда Мори вышел, Чуя подошёл к постели больного и, присев на её край, произнёс: — У палаты будут по очереди дежурить Акутагава и Гин, так что даже не вздумай пытаться сбежать. Тем более что сейчас ты ослаблен и вряд ли у тебя хватит сил для того, чтобы справиться с кем-то из них. — Дазай ничего не ответил, а Чуя добавил: — Я пойду, а ты выздоравливай. Дазай и не думал сейчас пытаться бежать, так как чувствовал себя неважно, поэтому просто повернулся на бок и вскоре уснул. Чуя нашёл босса в лаборатории и решил более подробно расспросить его о состоянии Осаму. На заданный вопрос Огай ответил: — Безусловно, в его организме идёт воспалительный процесс, из-за этого и поднялась высокая температура. Но у меня вызывает опасения вид раны, да и состояние Дазая. Почему он потерял сознание, если это не сепсис? Почему ощущает сильный зуд там, где ранение? Что это за пузырьки, похожие на какую-то аллергию или ожог возле раны? Мне кажется, что в неё не просто попала инфекция. Возможно, это яд. — Что? Яд? — неверяще глядя на босса, переспросил Чуя. — Но ведь прошли почти сутки с того момента, как он её получил. Разве яд не убил бы Дазая за это время? — Существует множество ядов замедленного действия. Сейчас лаборанты попытаются точно определить, есть ли в крови Дазая яд, и если да, то какой именно, а также проведут прочие анализы, чтобы выяснить, не начался ли у него сепсис. — Мори-сан, я знаю, чем опасен сепсис, но если окажется, что в крови Дазая яд, разве это не более опасно? — Конечно. Яд может убить его в любой момент, но я вколол Дазаю противоядие на всякий случай. Надеюсь, поможет, хотя всё зависит от того, что за яд попал в рану. Дазай будет круглосуточно находиться под наблюдением врачей. Если ему станет хуже, мне тут же сообщат об этом. Иди пока работай, Чуя. — Хорошо, босс, — Накахара кивнул и покинул лабораторию, направившись в свой кабинет. Чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей, Чуя принялся за написание отчёта о последней миссии, в результате которой Достоевский был устранён. Закончил отчёт он часа через два и хотел проведать Осаму, но босс дал ему ещё одно задание: нужно было наведаться на базу каких-то наркоторговцев, причём босс торопил Чую с его выполнением. Уничтожив базу, Накахара вернулся в порт и решил проверить, как там Дазай. Когда он вошёл в палату, больной спал; Чуя подставил стул к изголовью кровати и коснулся рукой его лба. Осаму снова был горячий, и Накахара позвонил боссу, чтобы сообщить ему о том, что у Дазая опять поднялась высокая температура. Вскоре в палату пришёл босс и, после того как измерил ему температуру, куда-то вышел. Осаму открыл глаза и посмотрел на Накахару, а тот спросил: — Дазай, как ты себя чувствуешь? Осаму пожал плечами. — Не знаю. Ощущаю сильный озноб и слабость. Через минуту в палату вернулся босс, за ним шла медсестра. Она сделала Осаму укол жаропонижающего и антибиотика. — Отдыхай, — произнёс Огай и покинул палату, Чуя же не спешил уходить — он присел на стул рядом с кроватью больного. — Осаму, — начал Накахара, но тот лишь сказал, что очень устал и хочет спать. Прикрыв глаза и отвернувшись от Чуи, Дазай вскоре уснул. Накахара понял это по его размеренному дыханию. Просидев возле его кровати несколько часов, Чуя в конце концов решил поехать домой, так как уже и сам вырубался. Утром он снова посетил Дазая, и тот опять спал. Найдя медсестру, Накахара спросил у неё, нормально ли то, что Дазай практически всё время спит, на что она ответила: — Не переживайте, Накахара-сан. Когда у человека держится высокая температура, то нет ничего удивительного в том, что он подолгу спит. Я проверяю его состояние каждые тридцать минут. Не волнуйтесь, с ним ничего плохого не произойдёт. Телефон Чуи зазвонил, а когда он ответил, то услышал голос Огая: — Ты где, Чуя? — В лазарете. — Жду тебя в своём кабинете. Есть задание. — Сейчас буду, — ответил Накахара и направился к лифту. Босс, как и говорил, дал ему задание: нужно было срочно лететь в Токио на переговоры. — Мори-сан, а может быть, вы отправите кого-нибудь другого? Мне бы не хотелось оставлять Дазая надолго. — Летишь ты, Чуя. У Озаки сегодня выходной, а кроме неё, меня и Дазая, только ты в курсе, о чём пойдёт речь. Не переживай, с ним всё будет хорошо. Если что, я тебя сразу наберу. — Хорошо, — вынужден был согласиться Накахара, хотя ему совсем не хотелось никуда лететь. Проведя переговоры и подписав необходимые документы, Чуя вернулся в Йокогаму уже вечером. Сразу же отправившись в порт, он отчитался перед боссом о проделанной работе, прежде спросив о том, как состояние Дазая, на что получил ответ, что всё нормально и оно не ухудшилось. — Как прошли переговоры? — спросил Мори. — Прекрасно. Они подписали документы, — Чуя передал чёрную папку боссу, затем спросил: — Удалось выяснить, был ли в крови Осаму яд? — Анализы показали, что нет, но не все результаты ещё готовы, — ответил Огай. — Думаю, что я ошибся по поводу яда, иначе ему стало бы хуже. Или всё-таки противоядие подействовало? — Я пойду к нему. — Конечно, иди. Накахара спустился на лифте на тот этаж, где располагался лазарет, и прошёл в палату к Осаму. Тот не спал, и Чуя, улыбнувшись, проговорил: — Рад, что ты не спишь. Тебе лучше? — Даже не знаю. Кажется, температура немного спала. — Хорошо. Я так переживал за тебя. — Да ладно! — Осаму попытался саркастически улыбнуться, но неожиданно сильно закашлялся, прикрывая рот рукой, а когда убрал ладонь от своих губ, она окрасилась кровью. — Что? — Накахара схватил Дазая за руку, разворачивая её ладонью вверх. — Кровь? Какого чёрта? Ведь нож не задел лёгкое! — Я не знаю, — ответил Осаму и, приподнявшись, попытался сесть, но новый приступ кашля заставил его снова упасть на подушки. — Тебе лучше лежать, — произнёс Чуя, доставая из кармана платок и вытирая кровь с губ Осаму. — Мне надоело лежать на спине, к тому же в этом положении кашель только усилится. — Я помогу. Чуя приподнял подушки и помог Осаму сесть, а затем взял в руки телефон, собираясь позвонить боссу, но дверь отворилась, и в палату вошёл Огай. — Босс, — произнёс Чуя. — У Дазая начался сильный кашель с примесью крови. В чём может быть причина? — Это плохо. — Мори поставил Осаму градусник и вышел в коридор, после чего в палату вошли два медбрата с каталкой. Вскоре градусник подал сигнал о том, что температура измерена, и Мори забрал его, произнеся: «Тридцать восемь и девять». Открыв стеклянный шкафчик, стоявший у одной из стен, Огай достал из него ампулу и, отломив её кончик, набрал жидкость в шприц, после чего сделал Осаму инъекцию и кивнул на каталку. — Сам сможешь перебраться на неё? — Я не беспомощный, Мори-сан. Могу дойти своими ногами, — ответил Дазай и поднялся с постели. — Не спорь, — строго сказал Огай. — Ложись. Осаму, пожав плечами, решил и правда не спорить с боссом и лёг на каталку. Когда двое мужчин выкатили её из палаты, Чуя спросил: — Куда его повезли? — На рентген и компьютерную томографию, также нужно взять пункцию лёгких, — ответил Огай и тоже покинул палату, Чуя же решил дождаться возвращения Осаму здесь и присел на стул возле его постели. Прошло около полутора часов, Чуя несколько раз вставал со своего места, прохаживался по комнате, даже не замечая, как в нервном напряжении сгрызает свои ногти, а потом Дазая снова привезли в палату. Когда Осаму перелёг на кровать, медбратья вывезли каталку и в помещение вошёл босс. — Мори-сан, что с Дазаем? — спросил Чуя. — Что показал рентген и прочие исследования? — В лёгких есть какие-то странные изменения. Что-то похожее на рубцы или язвы. — Язвы? И что это значит? Мори сделал Осаму ещё один укол, сказав Чуе, чтобы тот ждал его за дверью. Накахара подошёл к Дазаю, взял того за руку и произнёс: — Как ты себя чувствуешь? — Тебе правду сказать или как? — первым желанием Осаму было вырвать свою ладонь, но, заметив, что босс внимательно наблюдает за ними, он сдержался. — Правду. — Паршиво. Чуя провёл пальцами по руке Дазая, а затем послышался его удивлённый возглас: — Что это? — Где? — Осаму поднёс руку к глазам и протянул: — Ничего себе! — Что там? — спросил Огай, подходя к кровати. — Мори-сан, у него на руке какая-то рана, — произнёс Чуя. Огай взял ладонь Осаму в свою, перед этим надев резиновые перчатки, и осмотрел странную язву на предплечье Дазая. Она была шириной чуть больше сантиметра. Ткани вокруг язвы выглядели отёчно и имели бледную желеобразную консистенцию. — Босс, что это? — с беспокойством глядя то на Осаму, то на Огая, спросил Чуя. — Не знаю, — ответил тот, затем добавил: — Чуя, подай мне пинцет и стекло. Они лежат там, — Мори указал направление рукой, и Чуя принёс ему названные предметы. Босс взял упакованный пинцет и распечатал плёнку, подготовив инструмент к использованию, после чего отщипнул кусочек бледной ткани около язвы и положил его на стекло. Дазай при этом даже не поморщился. Босс удивлённо посмотрел на него, спросив: — Не чувствуешь боли? — Нет, — ответил Осаму. — Омертвевшие ткани? — тихо проговорил Огай, но Накахара его услышал и спросил: — Это же плохо? Мори ничего не ответил, лишь положил стекло и пинцет на стол, после чего снова подошёл к Дазаю, расстегнул его рубашку и стянул её вниз. В некоторых местах на груди, руках и в районе шеи у Осаму были похожие язвы. — Сейчас пришлю медсестру, — сказал Огай, обратившись к Дазаю. — Она сделает тебе перевязку. — Что со мной, босс? — спросил тот, на что Мори ответил: — Пока не знаю. Завтра будет готова часть анализов. Может быть, их результаты прояснят ситуацию. Идём, Чуя. Огай взял со стола пинцет и стекло и направился к выходу из палаты, а Чуя последовал за ним, несколько раз обернувшись и посмотрев на Дазая. — Что с Дазаем, Мори-сан? — с беспокойством глядя на босса, спросил Чуя. — Могу с уверенностью сказать, что я точно ошибся. Это не яд. — Тогда что? — Какая-то странная болезнь. Возможно, его заразили через рану. У меня есть кое-какие подозрения, но нужно их проверить. Болезнь может оказаться заразной — советую быть осторожным. Чуя, не касайся его и надень маску, — сказал Мори и ушёл, а Накахара снова вернулся в палату. — Ты не против, если я побуду рядом с тобой? — спросил Чуя, подходя к постели больного. — Я думаю, не стоит, — сказал Осаму. — Ты по-прежнему злишься на меня? — Дело сейчас даже не в этом, Чуя. Ты и сам видишь, что со мной происходит что-то неладное. Видимо, меня чем-то заразили. Наверняка на лезвии была какая-то дрянь. Ты можешь тоже заболеть. — Я рискну, — произнёс Накахара, присаживаясь рядом с кроватью на стул. — В конце концов, тот удар предназначался мне, и это я должен лежать на твоём месте. — Чуя взял Осаму за руку, но Дазай высвободил свою ладонь, сказав: — Тебе уж точно не стоит прикасаться ко мне без перчаток. Босс ведь предупреждал, когда вы с ним вышли? — Откуда ты знаешь? — Несложно догадаться, о чём вы говорили. Да я и сам всё понимаю — не маленький. Босс тоже не знает, что со мной, но считает, что болезнь может быть заразной. Лучше поезжай домой, отдохни. Уже поздно. — Как я могу спокойно спать, зная, что ты в таком состоянии? — Да ладно, Чуя, — начал было Осаму, но сильнейший приступ кашля заставил его замолчать, а его ладонь, которой он прикрывал рот, снова окрасилась в красный цвет. — Чуя, я прошу тебя, — Осаму умоляюще посмотрел на Накахару, — уходи. Не для того я спасал твою жизнь, чтобы ты снова подвергал её опасности. — Я не уйду, — упрямо заявил эспер, протягивая ему платок, а Дазай тяжело вздохнул. — Тогда надень хотя бы маску и не касайся меня руками. — Хорошо. Если тебе будет так спокойнее, я надену маску. Чуя поднялся со стула и направился к выходу, а Осаму добавил: — Руки помой с мылом. Накахара ничего не ответил, но всё же выполнил просьбу Дазая. Вернулся он минут через пятнадцать, действительно надев маску, закрывавшую его рот и нос. Осаму лежал с закрытыми глазами, его дыхание было размеренным. Чуя позвал его по имени, но тот не ответил. Накахара решил, что Дазай уснул, ведь в его состояние это было ожидаемо, и снова присел на стул рядом с кроватью. Прошло несколько часов, Осаму по-прежнему спал, а Чуя всё так и сидел у его постели. Временами он вставал, чтобы размять ноги, и начинал мерить палату шагами, так как тяжёлые мысли лезли в рыжую голову и он не находил себе места от беспокойства. Пару раз он выходил из палаты и покупал себе кофе в автомате, потому что спать хотелось ужасно, но оставить Осаму Чуя не мог, точнее, попросту боялся. Боялся, что если уйдёт, то больше не увидит его живым. — Какой же я идиот! — вдруг со злостью произнёс Накахара, останавливаясь возле окна и глядя на улицу. — Почему я не спросил его о том, где Книга? А вдруг он умрёт? И что мне тогда делать? Я не смогу ничего исправить без Книги. Или вновь придётся обращаться к своему двойнику и искать какого-то эспера, подобного Абэ. Но связываться с таким человеком может быть слишком опасно, как показывает практика. Где Осаму мог спрятать Книгу? При нём её точно не было... Монолог Накахары был прерван скрипом двери. В палату вошла уже приходившая несколько раз этой ночью медсестра, чтобы проверить, как Осаму. На её лице была надета маска, а на руках резиновые перчатки. Вновь осмотрев пациента, она ушла. Осаму по-прежнему спал, и Накахара вновь присел на стул рядом с кроватью. Прошло, наверное, больше часа, и Чуя задремал, откинувшись на спинку стула. Проснулся он от того, что кто-то звал его по имени. С трудом сбросив с себя остатки сна, Чуя чуть не упал со стула. — Дазай? — произнёс Накахара, посмотрев на напарника. Тот снова назвал его имя, при этом лежал он с закрытыми глазами. Чуя сначала подумал, что Осаму просто разговаривает во сне, но затем заметил испарину на его лбу и нездоровый, чересчур красный цвет лица. Прикоснувшись ко лбу Дазая, Чуя ощутил жар и тут же отдёрнул руку, затем снова коснулся его лба. Встав со стула, Накахара взял со стола градусник и сунул его под мышку Осаму. Когда градусник пискнул, оповестив Чую о том, что температура измерена, Накахара вытащил его и посмотрел на дисплей. — Сорок и девять?! — воскликнул он, сбрасывая простынь с Осаму, и потянулся рукой к его рубашке. Расстегнув пуговицы, он заметил, что у Дазая появились новые язвы, а заглянув под один из бинтов, отпрянул назад, так как вид язвы, скрывавшейся под ним, напугал его: она приобрела тёмно-синий оттенок, ткани вокруг отекли ещё сильнее и тоже посинели. Схватив телефон, Чуя тут же принялся звонить боссу, одновременно с этим выскочив в коридор в поисках медсестры, но на посту её не было. — Слушаю тебя, Чуя, — послышался заспанный голос Огая из трубки. — Что-то случилось? Дазаю стало хуже? — Да, Мори-сан. У него жар, и, кажется, он бредит. Температура сорок и девять, и у него стало гораздо больше этих странных язв на теле. — Я выезжаю. Найди дежурного врача. — Хорошо, Мори-сан. — Накахара сбросил вызов и толкнул дверь в ординаторскую, сам не заметив, как активировал способность. Дверь вылетела, и глазам Чуи предстала следующая картина: полуголая медсестра лежала на диване, а дежурный врач пыхтел над ней, яростно вбиваясь в её тело. — Да вы что тут, совсем охренели?! — в ярости выкрикнул Накахара, продолжая светиться красным и метая молнии из своих глаз. Врач тут же вскочил с медсестры, прикрываясь покрывалом с дивана, а она, залившись краской, пыталась прикрыть грудь руками. — Вы оба уволены без выходного пособия и зарплаты! Но прежде, быстро оделись и пошли в девятую палату. А если с пациентом что-то случится, я лично пристрелю вас обоих. — Простите, Накахара-сан, — пролепетала девушка, а Чуя, развернувшись, покинул ординаторскую, бросив перед уходом: — У вас минута. Пройдя в палату, Накахара снова поставил Дазаю градусник. Теперь температура его тела повысилась до сорока одного градуса. Осмотрев его, врач сказал медсестре сделать ему укол жаропонижающего и снова вколоть антибиотик. Однако даже после инъекций температура спадала очень неохотно. Дазай метался в бреду, бормоча что-то бессвязное, и постоянно звал Чую. — Я здесь, — говорил Накахара, поглаживая Осаму по руке, — я рядом. — Он вас не слышит, — произнесла медсестра, снова ставя Осаму градусник. Когда он запищал, она достала термометр и сказала: — Сорок и восемь. — Состояние Дазай-сана не улучшается, — добавил врач, — несмотря на антибиотики, которые мы ему колем, и противовирусные препараты, потому что мы лечим его не от той болезни. Это какая-то инфекция, но я, если честно, впервые в жизни вижу подобные симптомы. — Почему температура почти не снижается после укола жаропонижающего? — спросил Чуя. — Потому что болезнь прогрессирует. Но слишком часто колоть препараты ему нельзя. Можно попробовать делать компрессы из уксуса и воды и протирать его тело там, где нет ран. — Так делайте. Чего вы ждёте? Медсестра кивнула и ушла, а врач принялся измерять Осаму давление. Закончив с этим, он что-то записал в медицинскую карту, затем взял в руки стетоскоп и, надев его, принялся прослушивать дыхание пациента. Через десять минут пришла медсестра, держа в руках миску и несколько небольших полотенец. Смочив одно в ней, она положила его на лоб Осаму, но Чуя сказал: — Я сам. — Нужно смачивать периодически, когда полотенце подсыхает, — сказала она. Накахара кивнул, а потом дверь в палату открылась и в комнату вошёл босс. Поговорив о чём-то с врачом, Огай лично осмотрел Осаму, а Чуя, заметно нервничая, спросил: — Мори-сан, да что ж это за болезнь такая? Дазаю не помогают препараты, которые вы назначали. Ему с каждым часом становится только хуже. — Чуя, я не знаю, что тебе сказать, — ответил босс, — пока не будут готовы все результаты анализов. — Да когда же они будут готовы, чёрт возьми?! — Я понимаю твоё состояние, но медики делают всё, что в их силах. — Видел я, как медсестра и дежурный врач делали всё, что в их силах, Мори-сан. В ординаторской, на диване без одежды. Если и остальные так работают, то... Мори хмыкнул, сказав: — Будут наказаны. — Я их уволил. — Этого недостаточно. Ладно, с ними позже разберёмся. Пойду схожу в лабораторию, узнаю, как там дела с анализами. Чуя снова присел возле Осаму и поменял ему компресс на лбу, решив снова измерить температуру. Вскоре градусник пискнул, показав сорок и шесть. Жар всё никак не желал спадать, и Накахара решил также обтереть тело Дазая, а для этого нужно было снять с него большую часть повязок. Когда он начал разматывать бинты, то заметил, что в некоторых местах они насквозь пропитались кровью и чем-то грязно-жёлтым. Позвонив боссу, Чуя сообщил ему об этом, и Мори сказал, что сейчас подойдёт, чтобы взглянуть. Пока не было Огая, Чуя обтёр тело Осаму тканью, смоченной в растворе воды с уксусом. Когда Мори пришёл, то тут же принялся осматривать раны больного. Чуя отошёл от его постели, чтобы не мешать, и лишь наблюдал за мимикой Огая, который что-то тихо бормотал себе под нос, хмуря брови. Закончив с осмотром, Мори отошёл от Дазая, произнеся: — Анализы будут готовы не раньше обеда, но ему действительно с каждым часом становится хуже. Боюсь, что без должного лечения он может и не дотянуть до того, как мы поставим верный диагноз. — Босс, но неужели у вас нет никаких предположений по поводу болезни Дазая? — Есть, и не одно. Но если начать лечить его от одной из них, а окажется, что я ошибаюсь, то такое лечение нанесёт ещё больший вред его организму. — Но нельзя же сидеть сложа руки! Вы же сами говорите, что он может не дожить до того момента, когда будут готовы результаты анализов. — Чуя, у меня есть несколько предположений по поводу болезни Дазая — я уже говорил. А точнее, их четыре: болезнь Базена, иными словами туберкулёз кожи; лейшманиоз, риккетсиоз, сибирская язва. Сибирской язвой Дазая, вероятно, могли заразить через рану. Инкубационный период у этой болезни от суток до одного-двух месяцев. У больного риккетсиозом симптомы болезни проявляются в течении трёх-шести дней, лейшманиозом от двух месяцев до двух лет. При болезни Базена также язвы на коже появляются далеко не сразу. Поэтому если говорить о том, что Дазая ранили отравленным одной из этих бацилл ножом, то я склоняюсь к последнему варианту, но ведь Дазай мог заразиться какой-то из перечисленных болезней и ранее. Поэтому я не могу утверждать, что он болен именно сибирской язвой. Я могу ошибаться, а назначить лечение сразу от четырёх болезней нельзя, потому что в таком случае если не инфекция, то само лечение точно убьёт его. Симптомы перечисленных мною болезней могут быть похожи, и все они способны поражать как кожу, так и внутренние органы. Тем более что в рану точно попала инфекция и начался абсцесс — это усугубляет состояние Дазая. Я не специалист в данной области, никогда не сталкивался лично ни с одной из этих болезней. В девять утра приедет врач-инфекционист из Токио. Возможно, он сможет определить даже без анализов, какая именно болезнь у Дазая, но сам я не могу этого сделать. — Мори-сан, он правда может умереть? — Если болен сибирской язвой, то да. Хотя и другие болезни без лечения могут привести к смерти, но не так быстро. — Это моя вина. — Почему твоя, Чуя? — Потому что этот удар предназначался мне, босс. Дазай защитил меня, закрыв своим телом. — Почему же ты не воспользовался способностью? — удивился босс. — Всё дело в том эспере, который мог откатывать время назад и останавливать его. Возникла такая ситуация, когда я был обездвижен и не мог ничего сделать, но Дазай закрыл меня своим телом. Не знаю, куда целился тот эспер. Наверное, клинок попал бы мне в горло, а Дазаю он пришёлся в плечо. И вроде бы рана не вызывала опасений вначале. Если бы я только знал, чем всё это может обернуться! — Чуя, да как вы могли пойти с Дазаем на такую операцию, не посоветовавшись со мной? — У нас не было выбора. Тот эспер, который управлял временем, пошёл на шантаж. И, если честно, он несколько раз убивал кого-то из нас, потом откатывал время назад, и мы снова были живы. Но ничего не в силах были сделать, ведь даже Дазай не мог предвидеть его действий, так как, когда Абэ возвращался в прошлое, мы не помнили об этом. — Что ж, ладно, Чуя, поговорим об этом позже. Сейчас уже шесть, мне нужно кое-что проверить, точнее, я хочу переговорить с ещё одним специалистом в области инфекционных заболеваний. Вчера я не смог ему дозвониться. Но буду пытаться. Ты как? Не спал же всю ночь? Может, пойдёшь отдохнёшь? Я пришлю кого-нибудь присмотреть за Дазаем. — Нет уж, спасибо. Я лучше выпью ещё пару стаканчиков кофе. — Смотри сам, только не упади тут без сознания. И не снимай маску. — Хорошо. Когда босс ушёл, Накахара снова подошёл к кровати, тихо бормоча: — Сибирская язва? Но как так-то, Осаму? Ты ведь всё предусмотрел. И вдруг такой прокол... невозможно. Тут что-то другое, нечто большее... Может, я совсем тебя не знал, но... я не хочу тебя терять. Чуя снова присел на стул рядом с Осаму и, смочив полотенце с его лба в уксусном растворе, положил ему его обратно на лоб. Дазай сейчас перестал бредить, и Чуя ощущал, что температура немного понизилась. Уткнувшись лбом в его плечо и ощущая ужасную сонливость, Накахара пробормотал: — Не уходи. Я был таким дураком. Не понимал своего счастья, когда ты был рядом. Именно ты, а не он. Только с тобой я ощущал себя нужным. С ним никогда этого не было. Я всегда знал, что не могу ему доверять. Всегда ощущал, что он предаст рано или поздно. И он предавал. Я, наверное, какой-то мазохист, раз был способен терпеть такое. И не просто терпеть, но и держаться за такие отношения руками и ногами. Как же я ошибался. Прости меня, Осаму. У Чуи непроизвольно выступили слёзы на глазах, и он утёр их рукой, шепча: — Не знаю, как искупить свою вину, но если ты выживешь, я никогда тебя не оставлю. Я мир переверну только ради тебя. Прости, что не понимал всего этого раньше, прости... Чуя продолжал шептать что-то подобное, пока не вырубился от усталости. Пришёл в себя он от посторонних голосов, которые что-то обсуждали между собой, а один из них сказал: — Увозите. Здесь мы ничего больше не можем сделать. Накахару будто холодной водой окатили. Он тут же открыл глаза и увидел нескольких человек в белом, а ещё несколько человек выкатывали каталку из палаты. — Куда вы его везёте? — выкрикнул Чуя. — Что произошло? — Успокойся, всё нормально, — прозвучал рядом голос босса. — Дазай жив. Но его переводят в палату интенсивной терапии. — Почему? И почему вы вчера этого не сделали, Мори-сан? — Потому что вчера он самостоятельно дышал, а сегодня его состояние снова ухудшилось. И вообще, в реанимационном отделении вчера бы мы ему не слишком чем-то помогли. — Что значит «самостоятельно дышал»? Он что, не может уже дышать сам? — С большим затруднением, Чуя. Но есть и хорошие новости: врач-инфекционист практически со стопроцентной уверенностью поставил ему диагноз. — Какой же? — Сибирская язва. — Что? И вы называете это хорошими новостями? — Да, поскольку теперь мы можем начать его правильно лечить. Согласен, болезнь чрезвычайно опасна, но при правильном медикаментозном лечении вполне излечима. Анализы всё ещё не готовы, и они покажут степень поражения внутренних органов. Но думаю, что даже при наиболее тяжёлой форме у Дазая есть все шансы на выздоровление. Он молод и полон жизни, у него прекрасное здоровье и крепкий иммунитет. Кстати, сибирская язва очень редко передаётся от человека к человеку, если только не прикоснуться пораненной кожей к очагу болезни, то есть к язве. Да, можно ещё заразиться воздушно-капельным путём, если дышать рот в рот, но я надеюсь, ты такого не делал, Чуя? Накахара тряхнул головой, затем спросил: — Можно к нему? — Он всё ещё без сознания и вряд ли придёт в себя раньше, чем через несколько часов. Тебе не помешает отдохнуть, Чуя. — Я хочу увидеть его, убедиться, что с ним всё в порядке. — Что ж, иди. Но потом поезжай домой. — Хорошо. Чуя прошёл в палату и посмотрел на Осаму. Тот был без сознания, и Накахара подошёл ближе, коснувшись его лица рукой — Осаму, — Чуя склонился к эсперу, чмокнул того в лоб и произнёс: — Ты мне нужен. Очнись, пожалуйста! — конечно, ответом ему послужила тишина и, взяв руку Дазая в свою, Чуя провёл по ней пальцами. Размеренный писк аппарата, к которому был подключён больной, говорил о том, что состояние эспера стабильное. Пробыв у него ещё какое-то время, Чуя покинул палату, но всё же домой он решил не ехать, а пошёл в свой кабинет, где и отрубился на диване. Проспал он почти до вечера и, выйдя из кабинета, столкнулся нос к носу с боссом. — О, Чуя? — удивился тот. — Я думал, что ты дома отсыпаешься, но вид у тебя какой-то помятый. Ты что, домой так и не ездил? — Нет, Мори-сан, — ответил Накахара. — Я в кабинете задремал. Как Дазай? — Ему уже гораздо лучше. Он пришёл в себя, но сейчас, наверное, отдыхает. Температура спала, и новые язвы на его теле больше не появлялись. Анализы подтвердили диагноз, и лечение помогает, несмотря на то что у него тяжёлая форма этой болезни и поражены лёгкие. Но он выкарабкается, я в этом уверен. — Слава богу! Пойду проведаю его. — Ты бы сначала умылся, да и переоделся. Член исполкома, а выглядишь как... — Как кто, Мори-сан? — Не хочу тебя обидеть, Чуя, но такое ощущение, что бомж с помойки заглянул к нам на огонёк. Только запаха не хватает, а вид вполне соответствует. — Простите, босс. Конечно, я сейчас же приведу себя в порядок. Прежде, чем идти к Дазаю, Чуя и правда умылся и сменил мятую одежду на другую — хорошо, что запасной костюм всегда находился в его кабинете. Когда Накахара прошёл в палату интенсивной терапии, Осаму спал, и Чуя, подставив стул к его кровати, присел рядом, взяв его за руку, от которой тянулись какие-то трубки к бутылочке на штативе. Накахара молча смотрел на спящего, поглаживая его по руке, затем уткнулся в его ладонь лбом, шепча: — Каким же я был придурком. И только сейчас я это осознал, Дазай. Я очень хочу, чтобы ты поправился, и сделаю всё, чтобы искупить свою вину. От тебя требуется только одно — выжить. Сжав его руку в своей, Чуя коснулся его щеки губами. Осаму пошевелился и открыл глаза, сбрасывая с себя кислородную маску. — Чуя? — произнёс он. — Что ты здесь делаешь? — Странный вопрос, Дазай, — ответил тот, а затем спросил: — Как ты себя чувствуешь? — Да вроде бы лучше. Осаму осмотрелся по сторонам и задал новый вопрос: — Я что, в реанимации? — Да, милый. — Не называй меня так, — поморщившись, произнёс Дазай. — Да ладно тебе, Осаму. — Чуя провёл рукой по его лицу. — Неужели ты всё ещё злишься? — Неужели? Нет, я не злюсь, просто не понимаю: к чему всё это? Зачем ты делаешь вид, что тебя волнует что-то, помимо состояния этого тела? — Я не делаю вид. Меня волнуешь именно ты, а не твоя физическая оболочка. Я знаю, ты мне не веришь, но я правда волнуюсь за тебя. Именно за тебя, а не за это тело. Я очень переживал, ведь ты чуть не умер. — И что? Может, моя смерть освободила бы тебя от чувства вины, а мне даровала бы свободу, о которой я всегда мечтал? Разве я не имею права на подобный выбор? Это моё решение, и я принял его вполне осознанно. — Подожди, так ты знал? — шокировано глядя на Осаму, спросил Чуя. — О чём? — О болезни. Дазай усмехнулся, затем сказал: — Я знал, что Абэ чем-то смазал лезвие, и предполагал, что, вероятно, умру из-за этого. И если честно, надеялся, что это будет яд, но оказалось, что какой-то вирус. — Сибирская язва, — машинально ответил Чуя, а Осаму удивлённо посмотрел на него, переспросив: — Что? — Тебе через рану занесли бактерию сибирской язвы, от которой ты чуть не умер. — Да, на подобный исход я точно не рассчитывал. Лучше бы это был яд. — Суицидник грёбаный, — со злостью произнёс Накахара, сжав кулаки. — Да как ты так можешь? Осаму усмехнулся. — Тебе никогда не понять. Смерть великолепна во всех своих проявлениях, и нет в жизни момента прекраснее, чем тот, когда она заключает тебя в свои объятия. — Чего? — Чуя неверяще посмотрел в карие глаза, ожидая увидеть в них весёлые искорки или хотя бы какой-то намёк на то, что Дазай шутит, но тот, кажется, был вполне серьёзен. — Ты, наверное, шутишь. — Нет, — последовал короткий ответ. — Ты несёшь бред. Я думал, что тебе стало легче, температура ведь спала, но, видимо, нет. — Я же говорил, что тебе не понять. — Типа тебя понять? — Ты забываешь, что я уже встречался с ней, причём не раз. И три из них действительно побывал в её объятиях. Это лучшее, что со мной происходило за всю мою жизнь. Жизнь можно воспринимать по-разному. Кто-то является её любимчиком, тем, кого она холит и лелеет, одаривая богатством, счастьем и удачей, а к кому-то может быть несправедлива. Я всегда считал, что жизнь не имеет смысла, а ежедневная суета людей, словно копошение каких-то безмозглых червей в куче дерьма, выглядит глупо и бессмысленно, ведь у жизни всегда один финал, и это именно она — смерть. Смерть справедлива и беспощадна — для неё все люди равны. Она не делит на богатых и бедных, счастливых и несчастных, красавцев и уродов, она всегда расставляет всё по своим местам. Смерть — это свобода, и я всегда воспринимал её как избавление. — Ты серьёзно? Боже, я даже не представлял, как ты страдаешь, — Чуя попытался прикоснуться к руке Осаму, но тот отдёрнул свою. — Просто удивительно, как ты дожил до своего возраста с такими-то мыслями? — Накахара сделал паузу, затем протянул: — Интересно. И от каких таких мук ты так жаждал освобождения, чтобы осознанно пойти на такое? — Чуя окинул забинтованное тело Осаму красноречивым взглядом. — Нужно сказать Мори-сану, чтобы прописал тебе курс антидепрессантов. — Вряд ли это поможет, по крайней мере надолго. Я мечтал о смерти, наверное, последние года четыре, но и раньше меня посещали подобные мысли. Депрессия была моей спутницей по жизни практически постоянно, и никакие антидепрессанты не могли избавить меня от неё полностью. — Четыре года? И что произошло с тобой за эти четыре года? — спросил Накахара, так как он практически ничего не знал о жизни Осаму в том мире, лишь краем уха слышал и помнил о том, что он был мужем Огая и жутко ненавидел его. — Не думаю, что хочу вспоминать об этом. — А я хочу знать, — Накахара посмотрел в глаза Осаму и всё же сжал его руку в своей, правда, тот поспешил выдернуть ладонь. — Мне ведь практически ничего неизвестно о твоей жизни там, — добавил Чуя. — Четыре года назад я познакомился с Огаем, — решил признаться Дазай, — а позже стал его мужем. — Он плохо к тебе относился? Я припоминаю, ты что-то такое говорил, когда пришёл в себя в больнице. Но я тогда не воспринял твои слова всерьёз, считая их бредом наркомана, а потом и вовсе забыл о них, — Осаму молчал, а Чуя добавил: — Расскажи. — Зачем? — Хочу лучше тебя понимать. — Нет, я не желаю об этом говорить. — Но почему? Это ведь всё в прошлом. К тому же ты ему отомстил. Может быть, если ты откроешь кому-то душу, выговоришься, тебе станет легче? — Открыть душу тебе? Ты издеваешься? — Вовсе нет. — Я уже открывал тебе душу и ждал в ответ хотя бы какого-то понимания, но увы, так и не дождался. Так что вряд ли. — Прости, я знаю, что виноват перед тобой, но ведь, когда мы были вместе, ты ни разу не предпринимал попыток умереть. А значит, это моя вина, что депрессия вернулась. Дазай пожал плечами, решив не пытаться убедить Накахару в обратном. В конце концов, Чуя был прав, и Осаму до сих пор на него злился. Он просто не мог забыть, как к нему относился Накахара, когда узнал правду о том, кто он на самом деле. — Тебе лучше уйти, Чуя, — произнёс Дазай. — Почему ты гонишь меня? Ведь ты всё ещё меня любишь. — Сейчас я не желаю тебя видеть. — Я тебя не понимаю. Я хочу быть с тобой, и ты этого хочешь. Не пытайся убедить меня в обратном. — Не знаю, зачем ты это говоришь. Может, из жалости? Но я не нуждаюсь в твоей жалости и способен справиться со своими проблемами сам. К тому же я вовсе не уверен, что у меня остались к тебе чувства. А если и остались, то определённо не те, что были прежде. Не думаю, что нам стоит строить новые отношения на руинах старых, пытаясь склеить разбитые сердца и исцелить измученные души в объятиях друг друга. Давай оставим всё как есть. — Я не верю, что ты этого хочешь на самом деле, Дазай. И я этого не хочу. Жалость тут ни при чём. То, что я к тебе чувствую, — это по-настоящему. — Ага, конечно. И как давно ты это понял? — Может, и не так давно. Какая сейчас разница? Да, я понял это слишком поздно, но лучше позже, чем никогда. Я не хочу тебя терять. Хочу, чтобы ты простил меня, чтобы всё стало так, как раньше. До того, как я узнал правду, которая меня шокировала и просто выбила из колеи. — Ты пытаешься найти оправдания своим поступкам и не хочешь понять, что я больше не нуждаюсь в тебе. — Ты врёшь. Иначе ты не стал бы спасать мою жизнь, рискуя своей. — Ты всё ещё не понял, Чуя? — Чего? — Мне плевать на свою жизнь. Но ты нужен городу, его жителям. — А ты нет? — О, только не я. И вообще, я очень устал и хочу спать. Иди домой. — До чего же ты упёртый. Ладно, я уйду. Но даже не мечтай, что оставлю тебя в покое. И не забывай, что за дверью будут дежурить Акутагава или его сестра, так что не делай глупостей, — с этими словами Накахара ушёл, а позже, когда Осаму спал, установил в его палате скрытые камеры, опасаясь, что тот может снова попытаться покончить с собой. Слова Осаму о бессмысленности жизни и о том, как он воспринимает смерть, просто повергли Чую в шок. Да, он всегда знал, что Дазай — как один, так и второй — суицидник и склонен к депрессии, но Накахара даже подумать не мог, какие мысли роятся в этой гениальной голове и насколько всё плохо. Почему-то после разговора с Осаму на его душе стало ещё паршивее. Накахара хотел помочь ему, но тот не желал помощи, и Чуя снова винил в этом себя, считая, что именно его отношение к Дазаю окончательно обесценило для него жизнь и лишило её смысла. Конечно, Чуя поговорил с боссом о депрессии Осаму, но тот сказал, что сейчас не стоит назначать ему антидепрессанты, лишь приказал подчинённым убрать из палаты все опасные предметы, при помощи которых Дазай мог нанести себе вред. Но он вроде бы ничего не собирался с собой делать, да и попыток сбежать не предпринимал. Чуя навещал Осаму довольно часто. Тот поначалу был против, пытался всячески его выгнать, а когда Накахара не уходил, злился и мог перейти на личности, говоря что-то колкое или обидное в его адрес. Чуя пропускал всё это мимо ушей, ведь понимал, что напарник таким образом хочет от него избавиться. Он продолжал навещать его в больнице, пытался вымолить прощение, таскал ему всякие вкусности, некоторые из которых готовил сам. Со временем Осаму смирился с присутствием Чуи, поняв, что протестовать бесполезно. Злость на него стала меньше, а обида почти прошла. Минуло чуть больше недели, и язвы на его теле полностью зажили, оставив в некоторых местах как напоминание уродливые шрамы, по крайней мере такими их считал сам Дазай. Когда повязки с него сняли, то первым делом он попросил, чтобы ему принесли большое зеркало. Рассмотрев своё тело со всех сторон, Осаму с отвращением отвернулся, поспешив снова одеться, и попросил медсестру унести зеркало. А ещё через две недели выпросил у одной из них несколько упаковок бинтов и, когда та принесла их, принялся обматывать ими своё тело. За этим занятием и застал его Накахара, когда пришёл его навестить. — Ты снова обматываешься ими, как мумия? — удивлённо, приподняв левую бровь, спросил Чуя, проходя в палату и кладя на тумбочку пакет с фруктами. Приблизившись к Осаму, он добавил: — Мне казалось, что ты с этим делом давно завязал. — Не могу смотреть на своё тело без содрогания, — ответил Осаму. — Эти шрамы просто отвратительные. — Ты преувеличиваешь, — возразил Накахара, перехватывая руку Осаму. — И я тебе это докажу. Чуя потянул за край одного из бинтов, намотанных на груди Дазая, и, ослабив повязки, стянул их вниз, открывая несколько красноватых, имеющих овальную форму пятнышек. Затем провёл по ним пальцами, оглаживая, и прильнул к одному губами, целуя, затем к другому и третьему, потом к следующему. Осаму застыл на месте в нерешительности, не зная, что сказать или сделать. Ему эти шрамы казались уродливыми, и он сам не смог бы прикоснуться к ним не то что губами, даже руками, если бы они, конечно, не были на теле любимого человека. Когда Накахара отстранился, Дазай не заметил в его взгляде отвращения или чего-то подобного, а Чуя принялся полностью разматывать только что намотанные бинты. — Что ты делаешь? — шёпотом спросил Дазай. — Хочу доказать тебе, что у меня твои так называемые шрамы не вызывают отвращения. Я обожаю каждый из них, как и каждую клеточку твоего тела, и я хочу поцеловать их все до единого. — Что? — переспросил Осаму, а Чуя уже сбросил с него бинты и принялся целовать другие шрамы. Осаму немного опешил от всей этой ситуации и даже не протестовал, да и, если честно, ежедневное присутствие Чуи, его беспокойство за него и внимание сделали своё дело. Осаму больше не мог на него злиться и, наверное, всё-таки в какой-то степени поверил его словам. А прикосновения и поцелуи возлюбленного заставили его сердце биться быстрее, а дыхание участиться. Когда Чуя исцеловал все его шрамы, то приобнял Осаму, прижимаясь головой к его груди. — Прости меня, — прошептал он и почувствовал, как руки Осаму прижимают его к телу. Накахара приподнял голову и, посмотрев в карие омуты, потянулся своими губами к губам Дазая, но тот остановил его, приложив палец к устам Накахары, и тихо сказал: — Не стоит этого делать: ты можешь заразиться. До полного выздоровления ещё минимум неделя. — Плевать, я очень хочу тебя сейчас поцеловать и не только. — Чуя, это безрассудство. Я не хочу, чтобы ты пережил то же, что и я. — Тогда скажи, что прощаешь меня. — Хорошо, — неожиданно легко согласился Осаму. — Я прощаю тебя и больше не злюсь. — Ты останешься со мной? Осаму ответил не сразу, и Накахара добавил: — Я не хочу, чтобы ты уезжал. Пожалуйста, останься мной. Обещаю, что сделаю всё, чтобы ты был счастлив. Мне так стыдно за своё поведение. Я был таким идиотом. И лишь когда перестал цепляться за прошлое, смог взглянуть на ситуацию под другим углом, трезвыми глазами и понял, что на самом деле был по-настоящему счастлив только с тобой. Ведь когда в этом теле находился он, мне всегда чего-то не хватало. Наверное, спокойствия, ощущения стабильности и уверенности в завтрашнем дне. Он никогда не мог дать мне ни того, ни другого, ни третьего. Когда мы были с ним вместе, я всегда ощущал, что сижу на пороховой бочке, которая может взорваться в любой момент, и я вместе с ней. В глубине души я всегда мечтал, чтобы наши с ним отношения были такими, как с тобой. Я тоже хотел, чтобы меня любили, но также знал, что этот человек любить не умеет. Даже когда мы были с ним вместе, мне казалось, что он где-то далеко, не со мной. Может быть, Дазай был прав, когда говорил, что ему нужно было родиться в том мире, а тебе здесь. В том, что вас с ним перепутали местами Высшие Силы, была лишь злая шутка, ирония судьбы. Потому вы и поменялись местами, потому никто из нас и не был по-настоящему счастлив до того момента. Дазай понял это почти сразу после того, как попал в тот мир и нашёл своё счастье, ты тоже понял это, а вот мне, как какому-то тугодуму, понадобилось довольно много времени, чтобы дойти до этого самостоятельно. Прости, что причинил тебе столько боли из-за своего эгоизма. Я хочу, чтобы твоя жизнь вновь обрела смысл. Чуя посмотрел в глаза Осаму, в которых застыло удивление, и снова спросил: — Ты останешься со мной? — Да, — тихо прошептал Дазай. — Пообещай, что выбросишь эти дурацкие бинты и больше никогда не станешь ими обматываться, — попросил Накахара, вновь прикоснувшись к одному из шрамов губами. — Обещаю, — с тяжёлым вздохом произнёс Осаму, зарываясь пальцами в рыжие волосы, — если ты полежишь со мной. — Конечно полежу. Накахара с Осаму переместились к кровати, последний лёг первым, а первый удобно устроился в объятиях последнего, положив голову на его плечо, поглаживая пальцами плечи и грудь. — Я люблю тебя, — неожиданно произнёс Чуя. От этих слов сердце Осаму ёкнуло и беспокойно забилось в груди, но в следующий момент он с недоверием посмотрел на Накахару, лишь проронив: — Что? — Я люблю тебя, — повторил Чуя. — Не знаю, когда это случилось, но я совершенно точно уверен, что влюбился в тебя. — Может, ты преувеличиваешь? — спросил Осаму. — Нет. Я понимаю, что всё произошло как-то слишком быстро и неожиданно даже для меня. Но я точно знаю, что чувствую к тебе, Осаму. Дазай тяжело вздохнул, крепче прижимая к себе возлюбленного, боясь поверить его словам, ведь несмотря на всё, что говорил, он по-прежнему любил Накахару. — Я тоже тебя люблю, Чуя, — всё же произнёс он, поглаживая его по волосам.