Три черничных полосы

Никогда не думал, что у нас в доме столько барахла. Раньше казалось, что чего-то не хватало, пусть он и был переполнен. Но когда смотрел на других, обидно было, что у меня ничего толком и нет. А много ли нужно было для счастья? Не думаю. Наш одноэтажный домик с маленьким чердаком был лучшим для меня, огород, в котором никак не хотела расти малина — самое то для отдыха от учёбы, или так говорили родители. Чего я жаловался — не пойму. У нас даже туалет был в доме, в то время как у пацанов моих — только на улице кабинки, ещё и с осами зачастую. Сейчас родные стены едва можно узнать, и дело даже не во времени. Так непривычно видеть эту пустоту. Ни плаката, ни рисунка, обои почти до конца содраны — это видели глаза, а душу словно что-то невидимое обнимало, родное. Не верилось, что когда-то я жил в такой маленькой комнатке, не знаю точных размеров, быть может она три на два, если верить глазам, даже меньше общажной. Помню, как будто то было недавно: возле окна кровать, в две тысячи четвёртом новую туда поставили и пружины перестали матрас дырявить, бабушка ещё плед на неё связала, коврик в центре комнаты тёмно-синий (хотя чуяло сердце, что он был голубым, просто я плохо его чистил), две тумбочки с одеждой — с летней и зимней — располагались рядом с кроватью, шкаф без одной дверцы, где нашли пристанище книги ещё с детства родителей и школьные принадлежности, стоял напротив, а рядом, тоже у окна, — деревянный стол. Помню как купили новую лампу и поставили её мне, чтобы больше учился. — Вы не вытащили этот гвоздь? — спросил я, пройдясь ладонью по стене. — Да времени всё не было, — кряхтя ответил отец откуда-то с улицы. — Есть и есть, чего с ним морочится? — Ха, неважно. Ты тяжести-то не таскай, эй! Я побежал к папе. Он всегда гордый был, помощи даже у Бога стеснялся просить. В редких случаях жаловался на жизнь, обычно говорил: «Христос нам испытание послал, так что же мы будем ему на его же волю жаловаться. Всё пройдёт, нам его благословение дано, а помощь Господа в нашей вере». Да, такое не забудешь. Илларион Шомов — мой отец — раньше работал священником в местной церкви, так что «Отче наш» мне знакомо лучше любого стиха или песни. — Артёмка, не крутись под ногами, — ворчал папа, — лучше матери помоги. Да, Артём Шомов это я. Совсем не похожий на своих родителей, слишком загорелый для севера и со слишком светлыми волосами для двух брюнетов. Это я в детстве русым был, потом шатеном стал, как мама, однако вопросы у деревенских всегда были. А во всём остальном я был как все: мечтал как все, молился, ел, жил. Только одно было во мне, что отличало сильно от друзей и односельчан. — А где она? Я весь дом обошёл, внутри пусто. — Так, к соседке, наверняка, пошла. Ты иди, пусть с одеждой своей уже закончит, мне же упаковать надо. — Ладно, ладно. Только сам больше коробки не поднимай, сын тебе на что. Я открыл калитку и пошёл к началу улицы. Дома в конце даже не стоило рассматривать — от них остался только пепел или пол балки, в лучшем случае. Так случилось, что месяц назад наша церковь сгорела. Пожар был не сильным, однако пострадала часть стены. Огонь быстро потушили, пара балок свалилась, но людей не задела, только горящие листочки, палки да трава перенесли пожар в деревню. Три дома пострадали тогда, наш не в их числе. Я это рассказал так, для справки, метров чуть ли не двести до этой церкви от нашего участка. Однако через пару дней старое дерево у забора сгнило до конца — упало ровно на угол моего дома. Хорошо, никого внутри не было. Как мама переживала, — такая дыра в стене и потолке — а я им и предложил плюнуть на эту разруху, уехать уже. Да, в большой город не перебрались бы, денег мало, но хоть куда-то. Так что, я помогал родителям с переездом. Очень радовался, что они, наконец, выберутся отсюда, пусть и при таких обстоятельствах. Участок пришлось продавать за дёшево, кому это старьё сдалось, ещё и в нашей дыре, зато мебель да парочка украшений ушла за неплохую цену. Кто ж знал, что антиквариат так ценился. Пока я шёл, всё размышлял, почему у нас нет нормальных дорог? Прошло уже четыре года, как уехал, а под ногами словно всё та же грязь. Что не осталось прежним, так это соседний дом. Он похорошел, стал выглядеть современнее, даже тарелку телевизионную поставили, а судя по машине рядом — люди тут жили не бедные. Залакированное светлое дерево, пластиковые окна, забор поставили повыше — молодцы хозяева. Перемены — это здорово, однако как бы плохо не выглядел раньше этот дом, он нёс в себе что-то важное. Напоминал о кое-ком важном.

***

Июнь, 2007 год. Деревня Скугры. — Тёма, я и не знала, что ты интересуешься астрологией. — Обижаешь, ты чего. Эти ваши звёзды там, вся наука… Прикольная тема. — А кто ты по гороскопу? — Эт что? — Знак зодиака твой какой? Совместимость хочу узнать. — Ну это, я тебе и без знаков могу показать. Идеальная. — Ясно всё. Ладно, спасибо, что помог починить, можешь идти. — Эй, Оль, а как насчёт на выходных твой велик проверить? Ну там скататься куда вместе, а? — Подумаю, Тёма. Я как идиот продолжал стоять и улыбаться во все тридцать два зуба, ладно они ровные были. Уже месяц пытался подкатить к Оле Бубновой, а она то будто недоступная, то тоже мне глазки строит. Парня у неё не было, это точно. А она безумно красивая: русые волосы всегда в косичке, они были чуть ли не до пупка, в косе частенько цветы или ленточки какие; глаза большие, всегда весёлые, сероватого цвета, а губы её были блеском намазаны. Оля была ниже меня на пару сантиметров, такая худенькая, но с пухлыми щеками и милыми ямочками, которые появлялись, когда она улыбалась. Вот я и старался веселить её почаще. Сам внешностью не сильно отличился: волосы только отрасли, — в апреле на спор побрился — теперь ходил как ёжик со своими светло-коричневыми иголками, по бокам ещё брил, а сверху — неконтролируемое нечто; глаза голубые, а эмоций в них — ноль, однако девчонкам они чем-то нравились. У виска заживала рана после последней драки, а на плече парочка шрамов, что уже никогда не исчезнут. Одевался я в основном в спортивные костюмы, но любимыми были адидас, правда, я так только говорил, поскольку три полоски ещё ничего не означали. Но было кое-что настоящее. Особенно нравились две папины олимпийки, которые он купил ещё в девяностых, а сам не носил. Чтобы хоть чем-то понравиться Оле, стал брызгаться отцовским одеколоном, вроде предки не заметили ещё, зато пацаны сразу учуяли, посмеиваться начали. Но я их быстро унял. Всё таки, авторитет многое решал. Я шёл будто бы на подъёме, но в то же время — с пощёчиной. Душу пнули — такое было чувство. В конце концов, раньше она со мной и говорить не хотела, а тут позвала велосипед чинить. С одной стороны, глупо девушку сейчас заводить, когда собрался на учёбу в другой город свалить, но с другой, а вдруг любовь? Оля сама серьёзная и парень ей нужен с серьёзными намерениями. А если получится поступить, то будет говорить всем, что встречается со студентом из Питера. Хотелось бы, чтобы было так. Учителя не верили, однако школу я смог в семнадцать окончить. И даже успешно, только по биологии тройка. Как меня не оставили некогда на второй год — загадка. Но я честно стал исправляться с восьмого класса, чтобы не застрять в этой дыре как остальные. Половина ушла в ПТУ, такую судьбу и мне предсказывали. И ни капли не жалел, что иногда мозги перенапрягал. Скоро в большой город дорога, документы подавать буду. Была небольшая поблажка, надеюсь, это поможет получить хоть маленькую скидку на обучение, но главное — вступительные не завалить. С размышлениями об Оле я не заметил, как уже оказался у нашей калитки. Зелёная краска совсем потрескалась, но руки никак не доходили её в порядок привести. Ещё ящик почтовый какие-то гады подпалили, но мои уже ищут их, так что месть скоро свершится. Из дома доносился запах маминого пирога со сливами и яблоками. Каждый раз, улавливая этот аромат, я забывал обо всём и словно летел на кухню. Преодолев две ступеньки в один прыжок, мчался внутрь, по пути закидывая кепку и ветровку на крючок. Пробежав зал, я остановился на пороге кухни, едва не наступив на торчащий гвоздь. По периметру стояли: небольшой вечно гудящий холодильник, тумбы, плита с духовкой, правда, без одной конфорки, а сверху полки с посудой, кастрюлями и сковородками. В одном навесном шкафчике лежало лекарств больше, чем, наверное, в местной больнице. В серединке на тёмном полу стоял круглый стол, а рядом три стула. Нам с отцом не слишком удобно там сидеть, рост давал свои плоды, однако это — незначительные мелочи. Окно было открыто, оно выходило на кусты с одуванчиками, что с каждым годом занимали всё большую площадь. Я любовался тем, как мама тщательно убирала каждый уголок кухни, оттирала пятна, которые сто процентов оставила не она. Пирог был ещё в духовке, однако скоро уже будет готов. Как она здесь чувствовала себя уютно — не понятно. Хотя мама всегда была излишне радостной, даже её имя — Надежда — словно специально подобрали. Для той, что никогда не теряла надежду. И я учился у неё этому. Уже три года прошло, как она в этой чёртовой коляске, а жила будто ничего и не случалось с ней. — В честь чего пирог? — нарушил я тишину. — Ой, да так… Мама повернулась ко мне и нахмурилась. Подъехав чуть ближе, пальцем приказала нагнуться и взялась за мой подбородок, начала вертеть туда-сюда, а после взглянула и на руки. — Что это? — Ольке велик чинил. Последствия. — Мастер, иди отмойся. Не хватало ещё запачкать тут всё. — Ты так и не сказала, в честь чего пирог. Обычно ты его по особому случаю делаешь. А выпускной у меня только через четыре дня. — Даша ж на неделю ездила в город, вот, вернулась с племянником. Я его уж и не помню, мелким бегал тут когда-то. — Когда и я где-то бегал? — Не начинай, прошу. Он на всё лето здесь, так что познакомитесь, может, подружитесь. — Ха, эт так не работает, ма. — Но со мной ты всё равно пойдёшь. Или мне одной тащить всё? — Нет конечно, что ты начинаешь, блин. — Не ругаться. Умывайся иди. И оденься нормально. — Нормально? — Ты знаешь, о чём я. Относительно знал. Кивнув, я ушёл в комнату. На столе лежала сторублёвая купюра и записка от папы: «Прости, что пропущу выпускной. Это на то, чтобы отметить с друзьями. Вернусь с командировки — привезу подарок». Заинтриговал, что сказать ещё. Не знаю зачем, но все такие записки я сохранял, вешал на единственную дверцу книжного шкафа, эта — двадцать третья. За полтора года многовато. Однако даже с таким графиком и немалым количеством командировок отец принимал большее участие в моей жизни, нежели до. В Скуграх нормальной работы было не сыскать, потому он устроился сперва охранником в мою школу, следил заодно, чтобы я не прогуливал, однако после и это надоело. Я уже поступил в девятый класс, когда отец обрадовал нас, что его взяли в водители. Таксовал в городе, до него совсем близко, а после стал брать крупные перевозки — это и были его командировки. Перекрестившись перед иконой, что стояла на полке с тетрадками напротив кровати, я схватил первые попавшиеся штаны и футболку и пошёл в ванную. Самое маленькое помещение в доме. Бело-бежевая ванна стояла во всю длину стены, а напротив умывальник и унитаз. Прошлым летом, соседи помогли материально и руками, плитку на пол положили новую да машинку стиральную купили — стояла на кухне. «Душ» ещё на улице был — лейка с верёвкой, — в сильную жару могли им пользоваться. Отмыть лицо от смазки оказалось проще всего, зато пальцы словно впитали в себя эту черноту, ещё и локоть оказался измазан. Я переоделся в белую чистую футболку и синие спортивки и вышел к маме. Пирог уже стоял на столе, накрытый полотенцем, а духовка пока была открыта — остывала. — Тёма, пожалуйста, — не столько нравоучительно, сколько умоляюще заговорила мама, — без этих своих уличных разговорчиков. — Каких ещё разговорчиков? — Ты всё-таки без пяти минут студент, я думала, что те года остались в прошлом. А ты продолжаешь ввязываться в драки, ещё и говоришь как зэк. — Ма… — Перед мальчиком этим, пожалуйста. — Ты так за него печёшься, не могу. Лады, буду фильтровать. Я предлагал маме, чтобы она взяла пирог, а я бы по этим ухабам докатил её, однако она, сославшись на короткое расстояние и то, что сама уже должна передвигаться, отдала мне груз и резво покатилась впереди. Она могла ходить, мы верили. Мама пыталась каждую неделю хотя бы постоять самостоятельно, однако результата мало, нужны врачи хорошие, может, тренировки какие. Мы шли в соседний дом. Там жила тётя Даша — одна из самых адекватных взрослых в Скуграх. Да, она едва меня знала, больше с родителями моими общалась, однако ребятки говорили, что она их ни разу не палила, когда те, например, пиво своровали из ларька или какого-то голубя прибили (совершенно случайно). Её дом был постарее нашего да пошире, внутри я был когда-то, но уже ничего в голове и не осталось. Проходя мимо всегда слышал, как играло радио и тётя Даша громко подпевала, казалось, что она знала все песни наизусть. Сухой песок, который был поверх протоптанной дороги, что вела к её дому, немного прилипал к подошве кроссовок, а ещё затруднял вращение колёс в коляске. Когда мы постучались, дверь открыла тётя Даша. От неё пахло хозяйственным мылом, а мокрое пятно на футболке подтверждало мои подозрения, что она стирала. Несмотря на то, что заявились мы очень неожиданно, нас с улыбкой встретили и провели внутрь, а когда увидели пирог в моих руках, то и вовсе послышалось бормотание в стиле: «ой, не стоило», «да в честь чего же» и так далее. Дом снаружи выглядел рыхлым, однако внутри всё даже цивильно и очень уютно. Столько вязанных вещей, вряд ли моя бабушка за всю жизнь столько связала. На стене висел огромный ковёр, похожий был в комнате моих родителей. Помню, раньше, пока спал в их комнате, водил пальцем по золотым или зелёным линиям на коричневом фоне и представлял, как они сплетались, или дрались, или, что это детали конструктора, которые нужно соединить одной линией, чтобы увидеть хоть что-то. И раньше я видел. Ковёр в этом доме был красным, здесь вообще всё было ярче. У стенки стояла тахта, на которой сидел черноволосый паренёк и смотрел телевизор. Подняв на меня скучающий взгляд, Дашин племянник, судя по всему, медленно отложил пульт в сторону и нехотя поднялся. Он был таким бледным, словно на солнце не был года три, а то и больше, худощавым, с ярко выраженными скулами и широким подбородком, одна губа толще другой, а глаза настолько тёмные, что можно принять за чёрные. Они словно тоже не показывали эмоций, но это было не так: за равнодушным взглядом пряталась… на данный момент скука. Волосы у парня были длиннее моих, на лбу косая чёлка, а из-под прядей виднелись кончики ушей, торчащие чуть по сторонам. Чёрная футболка, шорты, напульсники — всё, словно других цветов не существовало. — Артёмка, тебя и не узнать, — тараторила тётя Даша. — Кажется, всегда на улице ты, а никак не пересечёмся. Возмужал-то! — Да, — кивнула мама. — Отличный помощник вырос. — Ма. — А это, кстати, мой племянник — Слава. Слава, это Артём. Мы обменялись рукопожатиями и встали как отражения — друг напротив друга, с руками за спиной и гордо вздёрнутым подбородком. На секунду даже показалось, что этот Слава выше меня, но, вроде, нет. Пока взрослые что-то обсуждали, я оглядывал комнату, не заостряя внимания нигде. Часа два прошли в бурных обсуждениях мамы и тёти Даши о жизни, о том, как быстро летело время и как мы, сорванцы, добавляли седых волос им. Славка не был многословен, мы перекинулись парочкой фраз да так и сидели молча, тем более, что едва слышали друг друга. А пирог у мамы получился как всегда великолепный. Даже этот бледно-чёрный заценил. — Эй, — шепнул я Славе. Со второй попытки он меня услышал и вопросительно выгул бровь. — Не хочешь погулять, я тут всю задницу уже стёр сидеть. — Ну погнали. Славка накинул кепку козырьком назад, и мы вышли на улицу. Разумеется, предварительно сказав, куда идём, однако никого это, похоже, не волновало. Я решил показать пареньку нашу деревню, тем более ему тут всё лето торчать. Под лучами солнца получилось лучше разглядеть Славу. Теперь я заметил тёмные круги под глазами и чёрные ногти. Увидев мой прищуренный взгляд, он сразу принялся оправдываться: — Это сестрёнка сделала. — Я её что-то не заметил. — Она в лагере детском, перед отъездом покрасила, а смыть не успел. — Допустим. Ты смотри, Славка, не тяни и сотри эту фигню побыстрее. Не поймут ребятки. Расскажи хоть что-то о себе. Кто ты, откуда? — Из Дна. Родители решили переехать в Псков, а чтоб не мешался во время ремонта, отправили сюда. — Городской, значит. Допустим. Школьник? — Ага. Последний год. Мне шестнадцать. — Эх, хорошие времена у тебя, Славка. Я уже скоро студентом стану, надеюсь. Выпускной на днях. — Поздравляю. У вас ещё, наверное, нормальные экзамены были? А то нам сказали введут какое-то ЕГЭ… — Брехня это всё, Слав. Много чего болтают, однако это фигня, просто запугать хотят. Но про подобное не слышал даже. ЕГЭ, фе. — А чем вы тут занимаетесь в свободное время? Ничего интересного, даже немного. — Эй, чел, тут ты не прав. У нас и пруд есть покупаться, и всякие тусовки местные устраивают, и сцена рядом со спортивным полем. Главное, знать у кого спросить. — Ты тут типо всё знаешь? И судя по фразочкам — авторитет местный или типо того? — Быстро вникаешь, молодчик. Ты с виду неплохой такой, только ногти бы не шпаклевал как девка, вообще зашибись было бы. — А то что? Побьют? — Если я скажу, тебя никто не тронет. Мы дошли до крутого спуска, откуда можно было увидеть маленькую часть леса возле правого берега. В воде плескались дети, кто-то играл на песке, между деревьев было пусто. Хотя я мог и упустить что-то, зрение стало подводить в последнее время. Может, столько ударов по голове сделали своё дело? — И что будет в ближайшее время? Я пожал плечами, но вдруг вспомнил: — Завтра будем красить нашу церковь, а после — накроют большой стол для всех помощников. Мы с пацанами будем там, ты тоже приходи. Дело доброе. — Церковь, — Слава выдержал паузу и, чуть скривив лицо, почесал затылок. — Подумаю. Я как-то не фанат такого места. — Я ж тебя не молиться зову. Но дело твоё, Славка. — Слушай, перебью. А это типо татуха или мне показалось? Он указал на моё запястье, где некогда был крест. Сейчас там лишь его часть, остальное пытался содрать. — Партак. Друг набил для пробы, такая хрень получилась. Выскребаю уже почти год. — Мда. Пока мы шли до церкви, продолжали болтать то об одном, то о другом. Не могли найти тему, чтобы разговор не оборванным был. Банальные вопросы с короткими ответами. Славка не был городским выпендрёжником, вполне нормальным пацаном. Обычный, я бы сказал. В нашу банду бы, разумеется, не вписался, однако и летом с ним вполне могло быть весело. На небе высоко плыли облака, было так светло, словно наша деревня чуть улыбалась, предвещая отличные каникулы. *** Возле чьего-то забора проросли несколько кустиков с ягодами. В основном черника и земляника. Я присел на корточки и сорвал пару штучек, которые сразу закинул в рот. Такого в городе не сделаешь. Правда, от черники пальцы сразу испачкались, а вытереть не обо что, пришлось облизать. «Никто же не видит, — подумал я. — Не пачкать же чистую водолазку». Солнечные лучи гуляли по крышам. Вокруг стоял запах свежескошенной травы. В городе такой тоже встречался, однако здесь — в Скуграх — он приятнее. Сюда больше я не приеду, поводов не будет, а значит нужно закончить ещё несколько дел. Когда я подошёл к нужному дому, то ненадолго остановился. Осмотрел забор, возле которого валялась одна доска. В голову одна за другой влетали мысли, терзающие сердце. «Забор-то целый. Чего они это оставили?» Я поднял деревянную доску и перевернул. Оттуда торчал старый ржавый гвоздь, испачканный сырой землёй. А вместо второго — пустота. Я ухмыльнулся и вспомнил ещё одно место, куда бы стоило заглянуть. Но сперва — родители.