Орден Святого Ничего

      — Аня!       Мазий подстерегал ее на подземной парковке.       Она не обернулась, шваркнула дверью микроавтобуса, поспешила к лифту. Позади послышались торопливые шаги, гулкое эхо отлетало от бетонных стен.       — Аня, да поговори со мной!       Она заранее ненавидела этот понедельник. Офис превратился в промысловую ловушку — шагни внутрь и останешься без шкуры. И как бы ни было страшно, туда придется войти и играть в детектива. Проделывать все эти унизительные вещи: подозревать, проверять, докапываться до сути творящегося кошмара. Другого способа сохранить шкуру у нее нет. В противном случае придется примерять на себя роль уголовницы.       У нее даже права пожалеть себя не было. Она боялась, что если только попробует, то утонет в этой жалости. У нее вообще ничего не было, кроме пары фактов. Пары фактов недостаточно для серьезных выводов. Ведь недостаточно?       «Серега не мог», — сказала она Альке. Ее озноб прошибал от одной мысли, что мог.       — Мне надо довести Колины сделки, там полный бардак, тебе все равно придется сегодня со мной встретиться, — проговорил Мазий за ее спиной.       Она вызвала лифт.       — Аня. — Он схватил ее за рукав, хотя она никуда не убегала, просто не хотела на него смотреть.       Она осторожно забрала рукав из его пальцев, кивнула, как будто они были едва знакомы:       — Сергей Маркович.       — Я не понимаю, что происходит, — признался он, пытаясь заглянуть ей в лицо. Для этого ему пришлось протискиваться между ней и дверями лифта. Она отступила назад.       — Ты телефон не берешь, не отвечаешь, Валентина твоя меня гонит, как собаку. — Он выглядел по-настоящему несчастным и растерянным. — Бухгалтерия в истерике, продажники в истерике, в пятницу мне мент какой-то звонил, намеки делал. Они что, решили, это ты Птицына грохнула?       — Понятия не имею. — Она глядела ему за плечо, лишь бы не на него.       Никак у нее не выходило смотреть ему в глаза. Валя видела, как он рылся в компьютере главбуха, куда доступа нет ни у кого, кроме Слеповрон. Потом еще этот аудит, которым он занимался, пока она уезжала…       Воскресенье она провела в обнимку с отчетом.       Заявилась Жека, бродила вокруг нее, ныла, что у них опять что-то не так с Рейгель. Подумаешь, новости. Вот бы был сюрприз, если б у них с Рейгель хоть раз все было нормально.       Она слушала вполуха, даже ноутбук не прикрыла — высматривала, за что зацепиться. Чисто, чисто, все чисто… Баширова наконец сообразила, что подруге сейчас не до сердечных драм, посопела, обозвала ее занудой и убралась. Наверняка заполировала горе какой-нибудь девицей из своего телефона.       Про десяток пропущенных ночных звонков Анька напрочь забыла. Слишком много разных звонков она пропустила за последние дни.       Она отыскала в интернете аудиторскую компанию, удостоверилась, что такая существует, скопировала адрес и телефон. Она собиралась связаться с ними и спросить, как вышло, что за две недели тщательных изысканий они не обнаружили того, на что ее помощнице хватило одного дня.       Больше всего раздражало, что она, как ни старалась, не могла найти смысла в происходящем. Сережа мошенничал с продажами автомобилей? Решил рискнуть карьерой за сумму, ненамного больше его годовой зарплаты, и сколотил преступную группировку прямо в офисе? Ну разумеется. А его тайное имя Бутч Кэссиди, грабитель поездов и банков Дикого Запада.       — Аня?       Двери лифта раздвинулись перед ними. Мазий отступил, чтобы пропустить ее вперед, и она поняла, что не выдержит двадцати секунд в замкнутом пространстве и попросит объяснений. А если Сергей ей соврет, она это поймет, и больше у нее не найдется отговорок, чтобы повременить с выводами. Ей придется разоблачать человека, которому она доверяла едва ли не больше, чем себе самой.       Когда ее собственная семья не чаяла избавиться от нее, когда у нее совсем никого не осталось, Мазий, а потом и его жена с дочерью заняли освободившееся место.       Мог он затаить злобу на то, что ему пришлось жениться на другой? Что это не их совместный ребенок с голливудскими глазами?       Или вдруг он вообще никогда не считал ее близким человеком. Держал рядом, только чтобы сделать ее свидетельницей его жизни, альтернативного варианта, который развился после ее отказа. «Посмотри, Аня, как я счастлив без тебя». И когда понял, что на нее это не действует, придумал хитрую расправу?       Вот до чего дошло — она стоит тут и сочиняет про него глупости, годные для дрянных любовных романчиков. Все что угодно, лишь бы не задавать прямых вопросов.       Она боялась спрашивать. Если хотя бы тень испуга промелькнет на его лице, у нее не останется даже того иллюзорного тыла, который она годами строила из стекляшек и камешков. Из его принятия и чуткости, из его молчаливого уважения, из всего того, что он давал ей с самого первого дня, с той памятной чашки шоколада.       Если он гоняется за ней, чтобы выяснить, как много ей удалось узнать, промысловая ловушка прищемит ей сердце до крови.       Нет, Серега не мог. Серега не подлец. Серега — свой.       С возрастом в нем появилось ироничное позерство, которое его ничуть не портило. Он как будто стремился сообщить окружающим, что его обаяние не стоит принимать всерьез. Как же она его за это любила…       И еще за мужество, которое ему понадобилось однажды, чтобы принять ее отказ.       И за то, что он никогда не считал ее выскочкой, лезущей в «пацанский» бизнес.       Ей вспомнилось, как позапрошлой осенью на пути в офис ее застал звонок Динары.       — Мазий отказывается от назначения, делаем бумаги под тебя, — выпалила та страшным шепотом, потом ойкнула и сразу же сбросила вызов — похоже, кто-то зашел к ней в кабинет.       Анька онемело стояла посреди лобби. В стекла хлестал ледяной дождь, смывал заводскую сажу со зданий, сбивал с деревьев последнюю листву. Енисей поднялся в берегах и мчался на север, стальной и страшный.       Отмерев после короткого ступора, она развернулась на каблуках, пронеслась по коридорам, рявкнула:       — Сергей!       Как будто вызывала его на битву.       «Поднимай свой жалкий меч и дерись, щенок».       «Выходи из пещеры, гнусный дракон».       До этого они целый месяц едва разговаривали друг с другом, и наверняка это был не лучший способ воскресить былую близость, но она кипела от негодования. Что это он тут устроил?! Его рыцарство достигло терминальной стадии, раз он пользуется принципом «дамы вперед» на рабочем месте?!       Распахнулась дверь кабинета заместителя — потому что Мазий и был заместителем. Его обязаны были повысить без всяких фокусов.       Не нужно ей таких одолжений. По долгам вроде этого нельзя рассчитаться — ни единовременно, ни по частям.       — Не хочешь объяснить мне, какого…       На них пялились все кому не лень. Он втянул ее в кабинет и захлопнул дверь. До нее пока не дошло, что с этой минуты все переменилось, и теперь каждая бурная эмоция станет отнимать баллы из ее имиджа. Из ее будущего авторитета. Она еще не поняла, а он уже знал.       — Я не собираюсь… — снова попробовала она.       Мазий подвел ее за локоть к своему креслу и усадил едва ли не силком, а потом все говорил и говорил о том, что дело не в его тщеславии и не в ее гордости, что они должны думать о благополучии компании, что так будет лучше, что они не играют в «Царя горы» и он не приносит себя в жертву ради нее.       Это просто работа.       Он думает, ей пора попробовать.       Он думает, у нее к этому больше способностей, и многие с ним согласны.       Кто эти «многие» — она не знала. Все его увещевания были лукавством чистой воды. Попыткой прикрыть щедрую уступку болтовней об ее исключительных качествах.       Кот Баюн. Сказочник.       Друзья на всю жизнь.       Нет, сначала она все проверит. Прежде чем задавать вопросы. Прежде чем выискивать в его взгляде признаки лжи.       Говорить с ним как ни в чем не бывало она не могла, он бы тоже мгновенно понял, что она юлит. Уж лучше сейчас обидеть его молчанием. Потом, когда придет пора объясниться, ее совесть будет чиста настолько, насколько это возможно.       Не это ли Калина ставила ей в вину?       «Меня тошнит от твоей трусости».       Она развернулась и пошла к лестнице.       — Я тебя вызову позже, — бросила она.       Он не стал ее преследовать, и ей не нужно было оглядываться, чтобы представить его огорченное лицо.       Она быстро вошла в приемную, швырнула пальто на диван.       — Пусть никто не заходит, пока я не разрешу, — сердито распорядилась она. — Никаких звонков, если это не начальство.       — Доброе утро… — Валя встревоженно смотрела на нее.       В руках кофейная чашка — эспрессо гран крю, холодное молоко. Последний сержант ее крошечной армии готов умереть за генерала. Ей стало стыдно за брошенное пальто и свой тон.       — Анна Витальевна, вам тут доставка.       — Так рано? — удивилась она.       Валя отставила кофе, взяла со своего стола букет нарциссов — белых, с нежнейшими гофрированными серединками. Между тесно собранными бутонами торчал маленький конверт.       — Поставь в воду, пожалуйста. — Анька смотрела на цветы, соображая, откуда они могли взяться. Наверняка запоздалое поздравление. Конверт она надорвала с большой осторожностью, ожидая там каких угодно сюрпризов после той открытки.       Внутри обнаружилась записка, несколько предложений от руки мелким разборчивым почерком:       «Ты права, у нас вышел слишком короткий период ухаживаний, исправляюсь. Ничего не бойся. Увижу тебя сегодня».       Анька поискала вопросительный знак в конце, но его не было. Отправительница ни секунды не сомневалась, что у Ефремовой найдется для нее время. Запланировала ее для себя. Сопротивление бесполезно. Впрочем, хорошо — теперь она знает, как закончится этот день. Капля определенности в море адской неразберихи.       Подписи в записке тоже не обнаружилось. Подпись тут ни к чему.       — К вам поставить? — Валя уже пристраивала цветы в стеклянную вазу.       Анька взглянула на букет, и на мгновение, способное уместиться в одном рывке секундной стрелки, ее ударил запоздалый афтершок: быстрые пальцы, сдавившие ей челюсть, — «смотри на меня». Последнее тающее движение внутри. Нежелание выпускать ее из себя. Близкие внимательные глаза, в которых бритвенный холод вдруг сменяется нежностью, почти что жалостью.       Внизу живота потяжелело.       — Оставь у себя, — решила она. — Отвлекают.       Внезапно дверь приемной приоткрылась, в нее просунулась рука в пиджачном рукаве. Рука держала автомобильную люльку. В люльке спал чрезвычайно щекастый младенец.       Обладатель руки разговаривал с кем-то, обернувшись в коридор, пока Ефремова и Валентина оторопело разглядывали младенца. Рука принадлежала Мите, финансовому эксперту, старшему из двух братьев Маягачевых.       — Пошел ты в баню, — отчетливо проговорил он, обернувшись в коридор, — ты споришь, потому что не видишь зависимость, а не видишь, потому что данные представлены как попало, а как попало они представлены, потому что… — Он прервался, глянул на них и кивнул: — Доброе утро… — и снова в коридор: — …потому что практиканты твои — форменные идиоты, так им и передай.       Он, наконец, зашел в приемную полностью, высокий и худой той спортивной худобой, которая скорее указывала на здоровый образ жизни, чем на милости природы.       Он поправил узкие очочки на носу и торжественно представил младенца:       — Царевна Софья. Прошу любить и жаловать.       За Митей ввалился Дэн, младший. В противовес Мите он был до того широк и низок, что идеально вписывался в квадрат.       Братья происходили от одних родителей, но объединяла их только выразительная кудрявость. И если Митя свои кудри стриг и зачесывал по-деловому назад, то Дэна издалека можно было принять за вазон с буйно разросшимся папоротником.       — Привет, — сказала Анька, переводя взгляд с царевны Софьи на братьев, — Митя стал отцом?       — Он стал отцом, — мрачно подтвердил Дэн. — И матерью. Теперь у компании только три проблемы: что у нашей царевны идет на вход, что на выход и как настроеньице.       — Настасью пригласили с лекциями в НГУ, — с гордостью за жену пояснил Митя. — Теща нам шесть раз в сутки названивает с причитаниями, а Дэн телефон к колонке прикладывает и включает ей медитацию от тревожных расстройств, потому как разговаривать с ней бесполезно. По ее мнению, дитя не доживет до пятницы. Мы обязательно перепутаем ее со старым факсом и отправим на переработку.       — И тебе… не сложно? — осторожно спросила Анька.       — Ему — не сложно, — заверил ее Дэн, — это нам с ним сложно. Прикинь, в офисе рисковики из двух банков сидят, приехали конфликт решить, а он посреди разговора Софью за подмышки поднял, обнюхал, сказал: «Пардон, нужно сменить памперс» — и вышел. Он вышел, а они на меня смотрят, ждут каких-нибудь комментариев. Я поседел! Вот, взгляните, если не верите.       Он наклонился и разгреб руками шевелюру, чтобы Валентина и Анька убедились, что он не преувеличивает.       — Кофе? — Валя вдруг вспомнила о своих обязанностях и засуетилась. — Проходите в эту дверь, пожалуйста.       — Нет, спасибо, кофе не нужен, — сказал Митя, — давайте для разнообразия сразу поработаем. Дэн, спасибо за демонстрацию, мы все под впечатлением.       — Я хочу кофе, — твердо заявил Дэн. — Черный без ничего. Мне можно, я-то грудью не кормлю.       Митя закатил глаза.       — А она не проснется? — Анька смотрела на царевну Софью с подозрением, как на взрывное устройство.       — Проснется, — пообещал Дэн, — и тогда нам тут всем мало не покажется.       Компьютер Кристины Слеповрон, главной бухгалтерши и первой красавицы, оказался пуст. Все трое смотрели на экран, сообщающий об отсутствии операционной системы. Люлька с царевной стояла на Анькином столе, и оттуда доносилось подозрительное недовольное кряхтение, грозящее перейти в громкий протест против безалаберного отца, отлучившегося на пару минут.       — Пфф, — разочарованно выдохнул Митя.       Анька устало потерла лоб.       — Надо было мне сначала посмотреть.       — Хорошо, что ты ничего не трогала, — возразил Митя.       Дэн вздохнул, нащупал позади себя кресло, придвинул. Пальцы его залетали над клавиатурой.       — Дилетанты, — сказал он презрительно.       — Вот поэтому я хотела, чтобы вы оба приехали. Без тебя там не разобраться.       — Шпилька ваша ржавая, Анна Витальевна, — осклабился Митя. — Дэн у нас так себе компьютерный гений.       — Спасибо, — пробормотал Дэн, не отрывая взгляда от монитора, — это я тебе еще припомню.       Митя подошел к люльке, склонился, оценивая масштабы грядущей катастрофы, сунул руку в карман пошитого на заказ пиджака, извлек оттуда плоскую резиновую лягушку и церемонно вручил дочери.       Царевна Софья с бессмысленным видом сунула голову лягушки в рот и принялась мусолить ее беззубыми деснами, сопровождая процесс булькающими горловыми звуками.       — Что у вас по протоколу в таких ситуациях? — спросил Митя.       — Как у всех. Сначала служба безопасности, потом полиция. Но выслушивать меня никто не станет. Все сделки официально провела я, как бы тупо это ни выглядело. — Она бросила на стол рядом с люлькой папку с поддельными договорами. — Считай, неделю мы с Валентиной скрываем финансовое преступление. Представляешь, чем все закончится?       — Ну-ка без драмы, — строго сказал Митя. — У нас пока маловато вводных, чтобы мы начинали тебе прямо здесь сухари сушить.       Лягушка вылетела из люльки и с мокрым шлепком приземлилась на Анькин ноутбук — это царевна Софья решила взять слово. Она закашляла, захныкала и закатилась в недовольном реве.       Митя с олимпийским спокойствием приподнял царевну, вытащил из-под нее сложенное полотенце, накинул его на плечо, тщательно расправил и взял орущую Софью на руки. Та тут же обвесила полотенце слюнями и начала как по волшебству затихать.       — Все приходит с опытом, — пояснил Митя, встретив Анькин взгляд. — Приблизительно после трех испорченных костюмов.       Аньку удивляло, что Митя с младенцем не выглядит глупо. Деловит и собран, что в отцовстве, что на работе.       — Сколько ей? — спросила она.       — Четыре месяца и шестнадцать дней. Через несколько недель мы увидим фронтальные резцы. — Митя одной рукой удерживал царевну, а другой пролистывал договоры. — Суммы, конечно, ни о чем. Два с половиной миллиона деревянных. Видали мы бухгалтерские грехопадения и поинтереснее, да?       Вопрос был обращен к Дэну.       — Зависит от целей, — пожал плечами тот. — На уголовку хватает.       — Или на тихую жизнь в Индии, — хмуро добавила Анька. — Если Валя права и Слеповрон улетела в этом направлении.       — Хорошего бухгалтера найти трудно… — Митя выдернул из папки один из договоров, рассмотрел его на свет и сунул обратно, — поэтому Марь Петровна уже десять лет числится в международном розыске… В Индии, кстати, так долго на это не протянешь. Ерунда полная, в общем.       — Мнения? Версии? — Анька переводила взгляд с одного брата на другого.       — А-прффф, — с чувством сообщила Софья, испуская очередной фонтан слюней, и Митя ласково похлопал ее по спинке.       — Что это подстава, ты и без нас знаешь, — сказал Дэн. Он отодвинул клавиатуру, скрутил губы в кулак и так сидел. — Версии будут, когда мы с ребятами найдем концы. В смысле, как твои Бонни и Клайд распоряжались деньгами после сделок. Компьютеры я забираю, оформи типа ремонт. Или как там у вас можно вынести технику без шума? Пока думай, кому это надо, Ань.       — Никому не надо. — Она села за стол, с отвращением убрала с ноутбука обслюнявленную лягушку. — Я всю башку сломала. Ну подстава, ну уберут меня отсюда, ну посадят. Смысл в чем?       — Враги? — подал голос Митя.       — Я, конечно, не доллар, чтобы всем нравиться, но вот так начать меня уничтожать… Не знаю. Не помню за собой конфликтов подобного масштаба.       — Может, тебя того… Свои убирают. За эти… нетрадиционные связи? — с неуклюжей деликатностью предположил Дэн.       — Сложновато, не находишь? И потом, это сильно попасть надо. Оргия на крыше Первой башни с кокаином и горящими вертолетами. — Она вертела в руках ручку. Ручка была красивая, монблановская — белый перламутр и золото. Подарок Мазия в честь назначения. — Так-то у нас руководство охуен…       Она осеклась, Митя выразительно скосил глаза на Софью, как будто она могла набраться от Ефремовой плохого и возникал риск, что ее первым слово будет не «мама». И даже не «папа».       — Очень толерантное, — исправилась она. — До определенного предела. В любом случае, Павличенко из Екатеринбурга просто вызвали и сказали, чтобы писал по собственному. Никаких тонких схем.       — А он что, спалился на оргии с вертолетами? — не поверил Митя.       — Да дурак. Сначала стал своего по корпоративам таскать, потом на городских тусовках с ним светиться. Закончилось все тем, что местный блогер опубликовал их снимок с вечеринки. Еще и пост озаглавил какой-то шуткой за триста. Не знаю, может, Павличенко этому блогеру сильно не нравился. А вы в курсе, как сейчас люди реагируют. Недели не прошло, как и автосалон стал в народе зваться пидорским, и марка стала пидорская, еле потом… Черт, извини. — Она увидела, как Митя трогательно пытается закрыть младенцу уши.       Софья недовольно захныкала, завертелась и шлепнула мокрой рукой по Митиным очкам, измазывая стекла. Тот стоически терпел.       — Значит, все как у всех. Или месть, или корысть, — подытожил Дэн. — Корысти там кот наплакал, ну или за дело взялись обыкновенные идиоты.       — Были бы обыкновенные, я бы не оказалась в такой… — она бросила быстрый взгляд на Софью, — в таком неприятном положении. Мстить мне особо не за что, так что вся надежда на вас.       — Нет ничего информативнее финансовых операций. — Невозмутимый Митя переложил царевну Софью с одного плеча на другое, деловито ощупал подгузник. — Кому я это рассказываю? Мы оценим масштаб драмы и позвоним. У вас там внизу есть туалет с пеленальным столиком?       — Женский, — призналась Анька.       Митя вздохнул:       — Пошли вместе, на стреме постоишь.       В приемной на диване развалился капитан Полушкин. В штатском он выглядел как сосед по лестничной клетке, который клянчит у всех сигареты. Капитан листал номер «Тест-драйва» с суперкарами на обложке и на вывалившуюся из кабинета свиту царевны Софьи уставился с голубиным любопытством.       Валентина смотрела виновато, хотя Анька и не надеялась, что та придумает, как не пустить в приемную представителя власти.       «Чтоб ты сдох», — подумала Анька, а вслух сказала:       — Вам придется подождать, — и сделала неприятное лицо.       В автосалоне она чувствовала себя куда увереннее, чем на улице, когда мимо нее тащили тело бедного Птицына. Она предвидела эту встречу и была к ней готова, так что, если Полушкин снова собирается вешать на нее всех собак, ему придется нелегко. В конце концов, она могла отказаться разговаривать с ним без Алькиных теток. В одном кармане пиджака у нее был телефон с их номером на быстром наборе, в другом — «Ничего не бойся» мелким почерком, вышедшим из-под тех же пальцев, которые… господи, о чем она сейчас думает?       Полушкин проводил пристальным взглядом Дэна, выносящего под мышками оба системных блока.       — Мент, — отдуваясь, резюмировал Дэн, когда они спустились в шоурум, — хоть в скафандр их переодень, рожи как у цепных собак. Вы тут, короче, делайте гигиену, я пока в машину загружусь.       — С тобой остаться? — предложил Митя Аньке. — Хочешь, мы его интеллектом задавим?       — Опять же Софья вполне сойдет за оружие массового поражения, — добавил Дэн, — звуковое или химическое. Да ее на ОМОН бросать можно!       — Спасибо, — она невесело улыбнулась, — попробую справиться так.       Она подождала, пока Митя, напевая лирическим баритоном «Это знает стар и млад, жил на горке мармелад…», переоденет в туалете царевну, проводила их и вернулась в приемную.       Приглашая Полушкина к себе, она подала знак Вале, чтобы та не вздумала предлагать им кофе.       Тайных жестов у них было всего четыре. Она прижимала большим пальцем кончик указательного — «выстави посетителя через десять минут», среднего — «требуется твое присутствие», безымянного — «важный визит, обслужи по первому классу» или мизинца — «не заходи, пока не позову, и никакого гостеприимства».       Гостеприимства Полушкину в ее автосалоне не видать как своих ушей. Это он у нее в кабинете, а не она у него. Пусть почувствует разницу.       — Что это вы с оргтехникой мечетесь с утра пораньше? — с порога игриво поинтересовался капитан Полушкин. — Следы заметаем?       — Давайте договоримся, — Анька села за стол, отодвинула от себя ручку, чашку, блокнот, чтобы не начать вертеть их в руках, если занервничает, — я не стану вам отвечать, если вы будете меня провоцировать.       Капитан сделал вид, что не услышал.       — Славный денек-то, а? Солнышко выглядывает. Ох, и красота тут у вас, — он прицокивал языком, прогуливаясь по кабинету.       Анька со своего места следила за его передвижениями, как кугуар за росомахой.       Капитан сегодня выглядел иначе и изображал кого-то другого. В день убийства Птицына он разыгрывал перед ней быдловатого мусора, а сейчас превратился в карикатурного персонажа из сериала «Менты». Того и гляди достанет баян да затянет «Позови меня с собой», а то и вприсядку пойдет.       Ее впервые посетила мысль, что с окончательной оценкой разносторонней личности капитана следует повременить.       Впрочем, и капитан сегодня тоже имел дело совсем не с той Ефремовой Анной Витальевной, какую повстречал на прошлой неделе. Та еще была оглушена и отказывалась верить в происходящее. Этой — можно было гранить алмазы.       — Я и сам на воду смотреть люблю, — продолжал Полушкин, игнорируя кресло напротив нее. — На рыбалку бы махнуть сейчас… Костерок, ветерок, сазанчика под водочку холодненькую, а? Рыбалку любите, Анна Валерьевна?       — Витальевна. Нет, не люблю ни воду, ни рыбалку. Садитесь, излагайте, что там у вас.       — А подруга ваша сегодня не с вами? Эх, интересная женщина. Типа неформалка, да? Хотите знать, как мы таких подруг называем?       — Я обойдусь без образовательной лекции. По делу будут вопросы?       Он все-таки сел, закряхтел, устраиваясь поудобнее.       — Будут и по делу, Анна Валерьевна. — Ему определенно хотелось ее взбесить. — Кстати, вот в конторе вашей, часом, никакого криминала не творится?       Анька даже бровью не повела.       — Нет, — сказала она так, чтобы он непременно почувствовал всю силу ее презрительного негодования.       — Честно-честно? — Он улыбнулся с добрым прищуром. — А то поговаривают, сотрудники у вас так вдруг раз — и поразъехались кто куда.       — Сотрудники отсутствуют по личным поводам.       — И что это за поводы такие?       — Личные.       Если капитан Полушкин был способен читать по лицам, то на Анькином ничего, кроме «пошел на хуй», написано не было.       — Ну поглядим еще, поглядим… — Он приподнялся в кресле, вытянул из заднего кармана брюк свой замусоленный блокнот и со значительным лицом записал в нем что-то.       Капитан явно ждал, что это произведет на нее впечатление, но не дождался. Ради этого разговора она возвела внутри себя гранитную стену из злобы и готовности к войне. Чтобы ее поцарапать, Полушкину потребовались бы инструменты получше обычных дешевых трюков.       Она смотрела на него безо всякого выражения, рассчитывая, что тот сам продолжит разговор, и капитан сдался.       Он снова приподнялся, похлопал себя по карманам, сосредоточенно порылся в каждом и выложил перед ней на стол металлический предмет в прозрачном зип-пакете.       — Что же, Анна Владимировна, установили мы тут, значит, орудие убийства. Узнаете вещицу?       Она ненадолго задержала взгляд на пакете. Пакет оправдывал худшие ее подозрения. Что она должна была сейчас почувствовать? Похолодеть? Обмереть?       — Это гайка для крепежа литых дисков, — сообщила она вместо этого. — Закрытая, конусная, девятнадцать миллиметров. Скорее всего, для «мицубиси аутлендер».       — Ох ты ж! — язвительно похвалил ее Полушкин. — И как это вы так быстро ее опознали?       — Я тут не для интерьера сижу, — холодно заметила она. — Свои автомобили я знаю до рисунка на протекторах.       — Да я ни на что не намекаю, — примирительно сказал капитан. — Итак, гайки в количестве — тридцать семь штук были помещены в полость носка синтетического, мужского, типа «гольф», — он перешел на витиеватый ментовской канцелярит. — Этим так называемым изобретением вашему подчиненному сначала висок проломили, а потом еще по затылку два раза добавили. Контрольные с размаху, так сказать. На последнем ударе носок разорвался, гаечки поразлетелись, а сам носок мы нашли за автобусной остановкой, во-он там. Под горочкой.       Он махнул рукой куда-то за спину, видимо, чтобы она точно поняла, под какой горочкой нашли злосчастный носок.       Анька вспомнила, как суетились оперативники, подбирая что-то с земли, и тут же запретила себе отвлекаться. Она подумает об этом позже.       «Ничего не бойся».       — Я сейчас вам навскидку десяток автосервисов назову, которые такими пользуются.       — Носками? — искренне удивился Полушкин.       — Гайками. — Ей хотелось попросить его перестать изображать жизнерадостного болвана, но это бы означало, что капитану удалось ее довести.       — Какое совпадение, что ваш оказался рядом, да? — обрадовался Полушкин. — И гаечки-то не бесплатные, правильно понимаю? Торгуете такими?       — Торгуем, — согласилась она. — Поэтому я сейчас позвоню к нам в сервис. Серьезная пропажа, сложно не заметить.       — Не, не надо, — успокоил ее Полушкин, — ребята наши там уже без вас выясняют.       — Вот и хорошо. Это ваше дело — искать, кто убил нашего сотрудника.       «Ничего не бойся».       «Ничего не бойся».       «Ничего не…»       — Анна Валерьевна… — укоризненно протянул капитан, — рубашечка на потерпевшем ваша, форменная? Ваша. Работал у вас? У вас. «Аутлендерами» торгуем? Торгуем. Сервис ремонтирует? Ремонтирует. Что же вы мне тут из себя «Молодую гвардию» в гестапо строите? Ниточки куда все тянутся, а?       — Из нас двоих на этот вопрос можете ответить только вы, — отчеканила она. — У меня, как видите, несколько другая специализация.       Она изо всех сил надеялась, что ему самому надоест этот безнадежный разговор и он свалит. Видит бог, ей с каждой секундой становилось все труднее держать лицо, но Полушкину не надоедало.       — И вот еще, кстати, вопросик. У вас тут китайская фабрика, что ли? День и ночь все рабочую одежду не снимают? Че он вообще в униформе-то был? Время смерти установили — между тремя и четырьмя часами утра его того… к прабабушке на пирожки с капустой отправили. Ночуют они у вас тут, или как?       — Обратитесь к начальнику охраны и попросите журнал регистрации посещений. Они обязаны все фиксировать.       — Совсем вы мне помогать не хотите, — с притворной укоризной покачал головой тот.       — Ну так объясните наконец, чем я могу вам помочь. — Она безразлично пожала плечами.       — Эх, Анна Валерьевна! Вот рассказали бы вы мне, что тут у вас творится, ай как хорошо бы было! И вам на душе полегчает, и нам будет с чем поработать.       Он уже откровенно переигрывал. Наверное, она тоже бесила его своей непрошибаемостью.       «Ничего не бойся».       «Ничего не бойся».       — Если вы обсудили со мной все, что собирались, предлагаю на сегодня закончить, — она поднялась с места, давая понять, что прощается с ним, — в следующий раз сообщайте о визитах заранее, я часто бываю занята.       — Это чтобы вы старушенциям вашим звоночек сделать успели? — Он улыбнулся со сладким пониманием, и она окончательно убедилась, что неимоверно его раздражает. — Дак они ж нам с вами поговорить не дадут! Тут не спроси, там не спроси… Эх, что за люди? Работать я как должен, а? Вы вот мне скажите.       — Я не могу указывать вам, как вы должны работать. — Она продолжала стоять, выжидающе глядя на него, и капитан вдруг посерьезнел, тоже встал, забрал со стола гайку.       — Вашего менеджера накануне убийства долго и сильно били. Связывали и держали где-то. Домой с работы он в тот день не возвращался. Стены у вас в сервисе хорошие, кафельные, моются отлично. Понимаете, о чем я? — Он заговорил с ней тоном какого-то другого человека, не быдловатого и не карикатурного. Наверное, это был его нормальный тон, и от него мороз шел по коже. — Это на случай, если вы хотите знать мое мнение. Так что давайте-ка вы лучше будете сотрудничать. Начинайте думать в эту сторону, Анна Витальевна, пока не поздно. До свидания.       Прекрасно он помнил ее отчество.