***
Макс хлопает дверью хижины Несси. — Я убью Эдди Мансона. И когда она делает такие угрозы, она никогда не всерьез. Она думает, что та подобрала эту черту у Билли, а он, скорее всего, у своего хуевого отца. В любом случае, никто в доме ХаргроувМэйфилд не был хорош в показе своих эмоций, и Макс не исключение. — Что случилось? — спрашивает Эл. Она читает один из своих комиксов на кровати Робин, ее радужный спальный мешок полностью расстегнут вокруг ее плеч. Она переворачивает очередную страницу, безразличная к срыву Макс. — Просто– агх! — Макс кидает свой сценарий на пол. — Эдди не хочет менять кастинг, хотя он знает, что мне некомфортно, что Лукас мой партнер по съемкам, после того как он меня отверг. — Это шоу-бизнес, — говорит Эл. Она закрывает свой комикс и садится. — Хочешь поговорить? Макс рычит. Поговорить. Это то, что, как постоянно говорит ей психотерапевт, она должна делать. Открыться. Поделиться чувствами. Говорить, говорить, говорить. Макс лучше бы поделала что-либо другое. Она залазит на кровать Робин и забирается в ту часть спального мешка, которую Эл для нее придерживает. — Нет, — говорит она. И, если уж кто и понимает это, так это Эл, которая прижимает ее к себе без лишних слов. Они прибывают в покое и тишине примерно десять минут до того, как Эрика, Сьюзи и Робин возвращаются из их похода в ремесленную. — Мы принесли краску! — объявляет им Эрика. — Хотя мы не должны забирать краску из ремесленной, — запыхавшись говорит Сьюзи с румяным лицом, как будто ее только что поймали за ограбление банка. Робин закрывает за ними дверь. — Так, слушайте, ребята, если мы собираемся сделать это, то нам надо быть хитрыми, ладно? Макс садится. — А что конкретно мы делаем? Робин широко ухмыляется. — Мы начнем войну розыгрышей с Хижиной Рогатого Зайца! — Правда? — улыбается Эл, а затем хмурится. — Хотя розыгрыши злые. Нэнси вваливается в дверь, держа ведро. Она закрывает за собой дверь так быстро, что можно подумать, что она пытается удержать кого-то снаружи. — Эй, — запыхается она. — Они меня не видели. — Мы не будем злыми, — уверяет Робин Эл. — Иногда розыгрыши могут быть просто забавными. Бесячими. В крайнем случае легкой неприятностью. — Мы зальем краску в ведро и выльем на того длинноволосого фрика! — смеясь говорит Эрика. — Что мы говорили насчет таких выражений о нем, — раздраженно говорит Нэнси. — С тех пор, как он дал мне роль дерева, мне можно называть его так, как хочу, — сморщившись говорит Эрика, как будто до сих пор не может поверить, что ей досталась эта роль. Макс тоже не верит, что ей досталась ее роль. Она думает, что и она бы вылила краску на Эдди. — Ладно. Я в деле. — Но его одежда, — хмурится Эл. — Она будет испорчена. — Он может просто ее постирать, — отмахивает ее беспокойство Робин. — Как бы то ни было, это большой розыгрыш, потому что он первый. Он должен заявить о себе. Остальные будут не такими неприятными. Макс чувствует, как ее нервы дрожат в предвкушении. Она обожает розыгрыши, но у нее никогда не было того, с кем можно было бы их устраивать. Она пыталась, когда они с Билли были помладше, но он всегда был такой напряженный, просто искал причину, чтобы поссориться с кем-то. С кем угодно. Для них обоих это не хорошее воспоминание. Он извинился с тех пор, но Макс до сих пор помнит. Он же не сразу же извинился. Ему потребовались многие годы. Так много, что Макс даже не была уверена, помнит ли он то, что делал. Насколько сильно он действительно ее пугал. Как он сделал ее неуверенной в том, чтобы разыгрывать кого-то. — Эдди разозлится? — Нет, — говорит Нэнси. Она раскладывает маленькие тюбики краски, которые украли три Несси. Это совсем немного, даже Макс это видит, так как половина из них свернутые, на своем последнем издыхании. — Но он вернет нам все сполна. Так что лучше уж нам сделать так, чтобы это было не зря. — Как бы сделаем это с этим? — спрашивает Сьюзи, показывая на украденные краски. У Нэнси появляется хитрый взгляд на лице. Она смотрит на них всех и ухмыляется. — Кто-нибудь хочет прокатиться?***
Мороженое. Нэнси говорит Эдди, что они с девочками поедут за мороженым для лагеря, так как оно уже заканчивается. — Да я сам куплю, когда поеду за продуктами, — беззаботно говорит Эдди с ручкой за ухом, сортируя почту, которую надо разослать на этой неделе. Он отмахивается от нее, как будто это вовсе не проблема, и Нэнси фыркает. Она облокачивается на дверной косяк. — Позволь нам это сделать, — предлагает она. Не секрет, что Эдди чрезмерно вкалывал этим летом. Она на самом деле не уверена, что вообще происходит — ей не удавалось спросить Эдди или Уэйна. Она не видела Уэйна, и хоть это и не прям чтоб необычно, ему было бы неплохо выходить иногда, просто чтобы провести время с отдыхающими. И нами, она думает, потому что Уэйн практически растил большинство этих вожатых летом. Просто… наикрутейший старик, курящий ментоловые сигареты и рассказывающий всем самые ебанутые истории из всех. Первый гей, которого Нэнси встретила в жизни. Первый раз, когда ей сказали, что это не плохо. Это просто есть, и Уэйн никогда ничего не приукрашивал. Он никогда не говорил, что так жить просто. Он совершенно очевидно дал понять, что есть причина, по которой он живет один, управляя чудаковатым лагерем с чудаковатыми моралями. Но он был счастлив, и любим, и свободным. Он был чудесным, и он дал Нэнси и ее друзьям место в жизни. Место, где можно познавать себя без какого-либо осуждения. Всегда было некое негласное правило среди детей-изгоев — фриков, квиров — держать все в секрете, в безопасности. Так что Нэнси любит его, и скучает по нему, и она понимает, если он предпочитает оставаться за кулисами, нежели наблюдать за последним летом его лагеря. Но, кажется, это давит на Эдди. Нэнси не хочет задавать никаких вопросов. Не думает, что вообще в праве, не те, которые связаны с семьей. — Дай мне список. Мы все купим за тебя. Это небольшой жест, но плечи Эдди повисают от облегчения. От отстегивает связку ключей со своего ремня. — Спасибо, Нэнси. Ты мой герой. — Правда? — Нэнси хватает ключи. Она обнимает Эдди за шею и целует его в макушку. — Не забивай свою головушку, Мансон. Он фыркает и отталкивает ее. — Иди, или я начну подозревать, что нравлюсь тебе. Глаза Эдди сверкают на нее. Она бупает его по носу, радуясь, что у нее есть друг парень, рядом с которым она чувствует себя комфортно. — Не хотелось бы этого, — дразнит она. — Мы вернемся до ужина, хорошо? — Уж лучше бы, — наказывает Эдди, — У тебя сегодня обязанности по мытью посуды. — Хотя, может мы останемся там до отбоя, — говорит Нэнси. Она едва уклоняется от кинутой в нее ручки, когда она, смеясь, убегает.***
Если подумать, привести четверых отдыхающих, которые не видели цивилизацию две недели, в Волмарт, из всех возможных мест, это на самом деле ужасная, ужасная идея. Эрика кладет спрей-серпантин в тележку, поверх кучи мороженого, кучи чипсов, кучи хлопьев и кучи упаковок с соком. Много куч. Робин жалеет, что позволила Нэнси взять Эл и Сьюзи в поход за краской и оставить ее с двумя самыми большими надоедами из их хижины. — Эрика, поставь это на место. У нас строгий бюджет. — Зацените, — Макс бежит по проходу, игнорируя нескольких недовольных старушек, пытающихся купить суп. Робин только что положила кучу упаковок куриной лапши в тележку. Она вычеркивает это из списка и поднимает взгляд. Макс держит пейнтбольное ружье. — Нашла это в секции для охоты. — Пожалуйста, отнести это обратно, — Робин щипает себя за переносицу. — Мы не можем принести пейнтбольное ружье в лагерь. — Но мы приносим краску в лагерь, — говорит Эрика. Она забирается на край тележки и держится за корзину. — Так в чем разница с пейнтбольным ружьем? — Отнеси его обратно, пожалуйста, — говорит Робин. Она уже готова вернуться обратно в лагерь. — Нашла вас! — голос Сьюзи издается с другого конца прохода, раздражая очередного старика. Она бежит к Робин, за ней следуют Эл и Нэнси. — Смотри, что нам разрешила взять Нэнси! У Нэнси застенчивое выражение на лице, когда Робин ловит ее взгляд. Это мило. — Лак для ногтей? — спрашивает Робин. — Ты запала на меня, Уилер? Нэнси пожимает плечами и стучится плечом о плечо Робин. — Никогда. Они покупают все, что надо, и возвращаются в лагерь, врубив богомерзкие кассеты Эдди и подпевая во весь голос, хотя никто из них не знает настоящих слов. Веселее придумывать свои собственные слова, и в итоге они делают из этого игру, чтобы увидеть, насколько абсурдными могут стать их выдуманные тексты. Когда они возвращаются в хижину, Сьюзи и Эрика протаскивают литра четыре краски в хижину Несси, а Эл и Макс помогают разбирать продукты. — Ангелы! — объявляет Эдди, размахивая руками, пока тот низко кланяется. — Я навеки буду у вас в долгу за столь великодушные подарки, как эти. Подарком является куча туалетной бумаги, но Робин отходит от темы.***
Макс начинает разговаривать, как только Робин начинает красить ее ногти красивым темно-синим цветом. — То есть, ты говоришь парню, что он тебе нравится, и даешь ему свой номер, и целуешь его, а он просто… не звонит! Кто так делает? Эрика красит ее ногти на ногах ярко-красным цветом. — Ну, это же не была частная линия связи, да? — Что? — спрашивает Макс. — Нет, это был просто мой домашний телефон. — Точно, — Эрика выделяет это слово так, как будто то, к чему она ведет, очевидно. — Так Билли мог ответить на телефон, да? У Макс запинается сердце. Это такое чувство, которое появляется, когда говоришь что-то не то посредине разговора. Что-то настолько не то, что это нельзя забрать назад, и вся комната это знает. И то, что говорит Эрика, не такое громкое как то, что она не говорит: Лукас никогда не стал бы рисковать снова разговаривать с Билли. Не после прошлого лета. Это противно и мерзко, любить члена семьи, который обидел друга. Потому Билли действительно изменился с прошлого лета. Макс знает это, но это никогда не сможет возместить ущерб, который он причинил. Это не сделает его хорошим человеком для Лукаса. Для Эрики. Для Майка, Уилла или Дастина. Для Макс. — Я не подумала об этом, — честно говорит Макс. Потому что она всегда знала, как вести себя вокруг Билли и Нила. Она знала, как стерпеть это и игнорировать. Она не задумывалась о том, как Лукас может относиться к чему-то такому новому для него и в то же время такому старому для нее. Блять. Блять, блять, блять. — Я поговорю с ним, — обещает она.