Camp Folktale, Summer of ‘86

Воскресенье, 13 июля, 1986 Робин откидывается на кресло-мешок, положив голову на плечо Стива, деля с ним свернутый Аргайлом косяк. — Это было самая ебанутая херня, которую я когда-либо видела. Спустя целый день они все еще разговаривают о крещении. — И то, как идеально вписался стих? — говорит Аргайл, и он был обкуренный, когда пришел сюда после того, как передал отбой Джонатану, так что нельзя было сказать, где сейчас витает его разум. — Это было какое-то… божественное вмешательство, — улыбается самому себе Аргайл. — Вау. — Мы случайно снова запустили его сознание? — бормочет Стив Робин, заставляя ее хихикать. Нэнси сидит напротив них, деля кресло-мешок с Эдди, который бренчит на гитаре уже почти полчаса с косяком между зубов. Ее лодыжки лежат на лодыжках Робин, и хоть это и кажется кринжово, когда это делают другие, это заставляет Робин чувствовать себя осмысленной. Желанной. В безопасности. — Так, — бормочет Эдди со своим косяком во рту. — Есть какие-нибудь пожелания? — Африка, — тут же говорит Робин, ловя пристальный взгляд Нэнси, сама смотря на нее с игривым блеском в глазах. Глаза Нэнси расширяются. — Ты не сделаешь этого. Эдди играет несколько знакомых аккордов. Он морщит лицо так, как могла бы рок-звезда, и трясет гитарой во время того, как он играет и поет. — It's gonna take a lot to drag me away from you– — Нет! — Нэнси смеется громче, дотягиваясь, чтобы схватить руку Эдди и убрать ее от струн. — Пожалуйста, не надо! — Так, — Аргайл указывает своим косяком на Нэнси. — Что здесь за история? Нэнси закрывает лицо руками. — Мне никогда не надо было тебе рассказывать, Робин! Робин дрыгает ногами и хлопает. Это просто золото. — Пожалуйста, расскажи им. — Я потеряла девственность под эту песню, — признается Нэнси, краснеющая, смущенная и красивая. Робин хочет поцеловать ее под лунным светом. — Под Тото? — Стив приподнимается, ухмыляясь так же широко, как Робин. — Серьезно? — Это было так плохо, — бормочет Нэнси, предаваясь воспоминаниям, пока тянется за косяком Эдди. — Он вообще не знал, как что делать, и это было просто так, так ужасно! — Не может быть, — говорит Стив. Он выдыхает, дым покрывает землю под их ногами. — Думаю, что первые разы не считаются, если они были отстойными. — Верно сказано! — соглашается Робин. Конечно, она девственница, но она может представить сожаление после плохого секса. На самом деле, это один из ее самых больших страхов, после бешенства, но до акул. Посреди их обсуждения приходит Джонатан с упаковкой пива в руках. — Все дети спят, — говорит он. — Я дважды проверил. — Надеюсь, ты трижды проверил моих мальчат, — бурчит Эдди, снова бренчащий на гитаре. — Маленькие надоеды. — И все же ты каждый год просишь их хижину, — почти что нежно говорит Нэнси. Насколько Робин известно, Нэнси и Эдди были частью этого лагеря примерно одинаковое количество времени. Когда видишь их рядом друг с другом, почти можно подумать, что ничего бы не свело их вместе, кроме какого-то лагеря в Вайоминге, основанного на криптидах. Но это работает, и они управляют лагерем намного более успешно, чем Робин, как она знает, могла бы. Она может представить это сейчас: Робин и Стив, управляющие лагерем. Весь лес мог бы сгореть. Она хихикает про себя. Все берут по пиву. Его недостаточно для них, чтобы напиться, но с травкой в их организме он заставляет их чувствовать себя свободными, так, что они могут прикалываться и снять напряжение этой недели. Эдди игнорирует комментарий Нэнси. — В общем, Джонатан, мы только что узнали, что Нэнси потеряла девственность под песню Африка группы Тото. Джонатан в изумлении смотрит на Нэнси. — Ты рассказала им? — О. Мой. Бог, — Робин приподнимается. — Ты должно быть шутишь. — Я не сказала, что это был ты! — шипит Нэнси. — Ну, только что сказала, — лениво бубнит Стив, как он обычно говорит, когда курит. Аргайл хлопает Джонатана по спине. — Прости, чувак. Звучит так, будто ты был ужасен. Джонатан прижимает ладони к глазам. — Во-первых, нам обоим было пятнадцать, и мы не имели представление, что делаем. Во-вторых, это было в туалетной кабинке, так что вряд ли мы могли сделать это еще более неловко! Нэнси фыркает. — Джонатан, все в порядке. Это просто забавно. Наверно, нам надо было подождать. — Погодите, — Эдди перестает настраивать гитару. — А вы разве еще встречались, когда вам было пятнадцать? — То сходились, то расходились, ну ты понимаешь, — Джонатан отмахивается от вопроса. Он сидит с Аргайлом, прижавшись к нему так близко, что они могли бы слиться воедино. — А что насчет вас, ребят? Были плохие первые разы? Хорошие первые разы? Робин стучит носочками своей обуви друг об друга, чтобы они издали глухой звук. — Девственница. И, по-честному, я не думала, что я вообще буду встречаться с кем-то до колледжа или, может, после него, так что кто знает, что случится теперь? Нэнси улыбается ей и скрещивает свои лодыжки с ее. В носках Робин точно песок. Это приятно. — Мне не нравится секс, — говорит Аргайл, и все замирают. — Что ты имеешь в виду? — Стив самый храбрый (прим.: глупый) из компании, так что он спрашивает. — Как секс может не нравиться? — Просто не нравится, чувак. Меня никогда это не интересовало, — пожимает плечами Аргайл. — Типа… Я бы лучше просто целовался или типа того. Накуриваться вместе, пойти в боулинг, что-то типа такого. Стив мычит. Робин улыбается Аргайлу. — Это клево, Аргайл. Джонатан толкается головой о голову Аргайлу, так, как сделала бы кошка. — Аргайл знает, в чем толк, — говорит он им. — Типа, он понимает все. И Аргайл кивает, будто он понимает, что Джонатан понимает, что он понимает. Робин завидовала бы их отношениям, если бы понимала их. — Мой первый раз не был плохим, — говорит Стив. И о, начинается, думает Робин. Потому что Стив ебаный романтик, и он думает, что даже плохой секс хороший, если он с тем, кого ты любишь. У него появляется сентиментальное выражение на лице, которое заставляет Робин хотеть затискать его щечки, потому что она не знает, как человек может быть таким милым и еще и быть ее лучшим другом. — Мы встречались, типа, несколько месяцев, и просто решили заняться этим, — пожимает плечами Стив, затягиваясь. Робин кладет руку на его колено и сжимает его, потому что она знает концовку этой истории. — Я был так влюблен в нее, так что это было просто, понимаете? Как будто… неловкость и нервы как бы отступают, потому что ты хочешь почувствовать их и любить их, и прочее, — выдыхает он и кашляет. — Мы расстались спустя неделю. Ну, она меня бросила. И после этого у меня было куча перепихонов и случайных связей, но иногда… не знаю… иногда я думаю, что секс предназначен только для тех людей, которые любят друг друга. Их круг молчит. Стив выпрямляется, проводит рукой по волосам как он делает, когда нервничает. — Простите. Я не имел в виду– я просто имею в виду, для меня, это– — Это безопасное пространство, чувак, — говорит Аргайл. — И мы гордимся тобой, — добавляет он, как будто это какое-то собрание анонимных алкоголиков. Стив фыркает. — Спасибо, Аргайл. Эдди начинает играть настоящую мелодию для костра. Добрый путь, рассеянно думает Робин, закрывая глаза и прижимаясь к теплу Стива.

***

Стив помогает Эдди отнести кресла-мешки обратно на склад. — Ты так и не рассказал свою историю, — говорит он, потому что, честно, это все, о чем он, блять, может думать. Он только что излил свою душу кучке накуренных коллег, а Эдди вышел сухим из воды, так что Стив буквально молит о какой-нибудь истории, которая заставит его чувствовать себя меньшим лузером. — Нечего рассказывать, — Эдди вешает свою гитару на крючок. Он поворачивается к Стиву и застенчиво улыбается, его глаза все еще красные и слезятся от наркотиков. — Не уверен, заметил ли ты, но горы Вайоминга — это не то место, где можно найти геев. Стив думает, что геев где угодно сложно найти, потому что они все прячут свою идентичность, и если ты не завоюешь чье-то доверие, то никогда не узнаешь, кто они на самом деле. Кого они на самом деле любят. Эдди ведет его обратно в хижину. Стив не может отпустить эту тему. — Ну, ты же влюблялся раньше, да? — Забудь об этом, Стив. В его голосе эта нотка, почти что сломанная, и Стив знает, что должен послушаться, но ему надо знать про Эдди все. Он хочет знать это, эгоистично. — Ну же, ты можешь мне рассказать. Эдди останавливается. За ним черепаха высовывает голову из озера. — Стив, не знаю, слушаешь ли ты, но я никому не нравлюсь, ладно? Я никогда никому не нравился. Никто никогда не прикасался ко мне или целовал меня, и уж точно никто не занимался со мной сексом. Понимаешь ты или нет? Нет, хочет сказать Стив, потому что он думает, что Эдди один из самых классных людей, которых он когда-либо встречал, и он думает, что и девушки, и парни должны бросаться на него при любом шансе. — Ты морочишь мне голову. Эдди пялится на него, нахмурив брови со смесью недоумения и злости. И, может, немного со смущением. — Что? Зачем мне морочить тебе голову? Потому что ты — это ты, хочет сказать Стив. Потому что ты — это ты, и ты привлекательный, и у тебя есть тату на бедре, и один блеск в твоих глазах в свете костра заставляет людей влюбляться в тебя, Стиву ли не знать, ведь Стив пал жертвой этого. И быть не может, что только Стив так чувствует. Быть не может, что кто-то такой притягивающий, как Эдди, не привлекает к себе кучу людей. Но Эдди выглядит отчаянным, расстроенным, и его глаза умоляюще смотрят на Стива, как будто он хочет, чтобы он уже отпустил эту ебанную тему. И Стив иногда тупит, но он не тупой, так что он проглатывает свои чувства, пока они не добираются до конца его желудка. Ноющая боль. — Неважно, — говорит он. — В любом случае, здесь нечего стыдиться. Эдди улыбается, но Стив этого не видит. Стив надеется, что он не проебался. — Ага. Эм, спасибо, Стив.

***

Понедельник, 14 июля, 1986 Мальчики узнают содержание последнего письма Уилла прямо после репетиции, когда Эдди делает все возможное, чтобы заставить их убрать беспорядок, который они оставили. Оказывается дети, которые сидят и ждут своего выхода, любят приносить снеки и оставлять упаковки, где им захочется. Эдди принуждает их задержаться и помочь ему прибраться, но они делают это рассеянно, временами останавливаясь, чтобы перечитать письмо. Уилл выглядит словно олень в свете фар. Дастин держит письмо с такой силой, что можно подумать, что это карта к фонтану вечной молодости. — Мальчик? Боже мой. Кто это? Теперь нам надо строить всю теорию заново! Лукас читает из-за плеча Дастина. — Думаешь, это кто-то из Хижины Бигфута? Уилл трясет головой. — Не может быть. Они старше нас. Дастин ухмыляется. — Мужчина постарше, — острит он перед тем, как разражается смехом. — Эдди, — голос Майка намного тише остальных. — Можешь меня отпустить? Пожалуйста? Бедняжка выглядит так, будто его сейчас стошнит. Эдди гадает, из-за записки ли это, может, Майк какой-то отъявленный гомофоб, но он вспоминает, что Нэнси его сестра, и не может быть, что Майк смог бы сохранить гомофобную полемику с такой родней. Так что ему, видимо, плохо. — Конечно, чувак. — А ты знаешь, где Стив? — снова спрашивает Майк, и на этот раз его губа трясется, и Эдди чувствует импульсивное стремление решить какую-либо проблему, которая сейчас у Майка. Стив, скорее всего, сможет решить ее лучше, чем он. — Он сегодня на посту спасателя, — говорит Эдди. — Я скажу ему по рации, что ты придешь. — Спасибо, — говорит Майк, с очевидным выражением облегчения на лице. Он выпрямляется и снова поворачивается к друзьям. — Я пойду поговорю со Стивом. Пересечемся на ужине? Лукас и Дастин машут ему вслед, но Уилл смотрит, как он уходит, нахмурившись. Интересно.

***

Он все еще думает об этом ночью, смывая всю грязь и солнцезащитный крем со своей кожи. Стив снаружи душевой кабины рассказывает Эдди, как прошел его день. Эдди не уверен, почему. Возможно, Стив самый странный человек, которого он когда-либо знал, потому что любой другой не стал бы находиться в душевой с геем даже под страхом смерти. И они бы не трещали о своем дне в подробностях как будто, ну, как будто им не все равно, что думает тот самый гей. Как будто Стиву не все равно, что думает Эдди. Он вспоминает ту тупую просверленную дыру в стене. Факт того, что Робин и Стиву просто нужно поговорить друг с другом временами, вдали от всех. Может, пришло его время со Стивом. Может, они на самом деле друзья. Друзья могут разговаривать друг с другом о всяком. — Эй, — Эдди перебивает неистовую болтовню Стиву о будке спасателей. — Что было с Майком сегодня? Он был очень расстроен. Он может немного видеть Стива, через пространство между шторкой и линолеумной стеной. Где Стив облокачивается на стену, кусая свою нижнюю губу во время разговора. Он уже принял душ и оделся в баскетбольные шорты и какую-то футболку со своей школы. Hawkins Swim Team. На его плечах висит полотенце, собирая все капли, падающие с его каштановых волос. Эдди задвигает шторку, чтобы у него больше не было соблазна посмотреть. — Если я расскажу тебе кое-что, ты должен пообещать, что это останется в этой комнате, — говорит Стив. — Слово скаута, — Эдди поднимает три пальца через шторку, так, чтобы Стив увидел. Стив фыркает. — Ладно, что ж, на самом деле Майк тот, кто посылает Уиллу письма. Я единственный, кто это знает, и наверняка Майк хочет, чтобы так и оставалось, но он очень боится признаться Уиллу, и мне нужна помощь, чтобы ободрить его, потому что я абсолютно уверен, что Уиллу он тоже нравится, но я не могу просто, знаешь, заставить их поговорить друг с другом. Эдди выключает воду. Стив кидает чистое полотенце через карниз, и Эдди ловит его. Ему интересно, как все стало так просто между ними. Он повязывает полотенце на своей талии и выходит. — Уилл сказал мне, что он рад, что это мальчик, — говорит Эдди. Он берет свою одежду и идет в самую большую туалетную кабинку, чтобы переодеться. — Прости, что? — спрашивает Стив. — Это что, так сложно представить? — Нет, то есть, — Стив откашливается, — Я не расслышал, что ты сказал. — Оу, — Эдди натягивает свое нижнее белье. Затем свои шорты. Затем свою футболку. Judas Priest, The World Vengeance Tour 1982. Он выходит из кабинки, используя полотенце, чтобы выжать свои волосы, убирая все остатки воды. — Я сказал, что Уилл рад, что это мальчик. Он хотел, чтобы это был мальчик. Глаза Стива красные. Зеркала запотели. Эдди жалеет, что поставил такую горячую воду. Он не хотел, чтобы Стиву было некомфортно. — Так мы можем полагать, что они нравятся друг другу, — наконец-то говорит Стив. — Да, — Эдди вешает полотенце на один из свободных крючков. — И теперь мы можем вмешаться. Стив ухмыляется ему. Эдди чувствует, как будто не может дышать. Как будто ему снова надо этому учиться. — Теперь мы можем вмешаться.