***
Если честно, то с каждым новым днём, если не часом, Ли Юэ всё сильнее казался слишком тихим. Не в буквальном смысле — самый большой торговый город на континенте не в состоянии быть тихим, потому что рынок и порт работали едва ли не круглосуточно. «Тихим» в том смысле, что без новостей. Да, происходили торговые сделки; да, вероятно, осуществлялись различные махинации и попытки обманом отхватить кусок побольше, но всё это происходило на самой ненавистной Чайлду вещи — на бумагах. Война, что шла в документации и закреплялась при помощи подписей в нужных уголках — не та война, которая может вызвать в нём интерес. Не то, чем он хотел бы продолжительное время заниматься, и всё это доводило его до состояния затаившегося в ночи голодного зверя. Бумажки могут быть причиной пролития крови, но сами её не проливают. Это ему не подходило. А вот что подходило, так это целый день, проведённый в горах в поисках зацепок насчёт Гео Архонта, и всё под вполне лаконичным прикрытием о выбивании долгов у Похитителей Сокровищ. Чтобы было чем откупаться от Цисин. Проявят интерес: «а что это там одиннадцатый Предвестник забыл близ Заоблачного Предела?», и получат на руки кропотливо составленную Екатериной, фальшивую лишь отчасти, отчётность о его похождениях за головами недобросовестных должников. Справедливости ради, он и правда иногда именно этим и занимался. Надо же держать Похитителей Сокровищ в ежовых рукавицах. Правда, после разговора с Чайлдом они почему-то не горели желанием драться, и всё снова приобретало оттенок скуки. Даже за мирной до ужаса Гаванью всё было слишком безобидно. Не считая редких вишапов и их каменных детёнышей, крутящихся волчками по холмам. К сожалению, приближаться к ним запретили Цисин. Что-то о законе, запрещающим охоту на них, который Чайлд помнил лишь в общих чертах. Всё это, впрочем, не мешало ему получать хоть какое-то удовольствие на этих пропитанных солнцем и морским бризом землях. Во-первых, у него был Чжун Ли, который скрашивал его дни, если он оставался в Гавани. Во-вторых, если в Гавани он не оставался, то развлечение было в борьбе со стражами и охотниками руин. Если они, конечно же, попадались ему на пути. В остальном — ничего интересного. Даже походы по рынку, раньше его интересовавшие, перестали быть такими привлекательными, и туда он наведывался только когда вспоминал, что надо бы послать подарков семье. — Тоня, — вздохнул Чайлд, — тебе бы здесь понравилось. Здесь тепло, красиво, золотые деревья, но снега нет — в сугробах не поиграешь. Тевкр с Антоном вряд ли такому обрадуются. Зато здесь очень безопасно, много детей, миллелиты на каждом шагу. И всё это построено Гео Архонтом, которого я не могу найти уже четвёртый месяц. Он запрокинул голову к чистому небу, щуря глаза и присматриваясь к горе. Заоблачный Предел скрывался за дымкой низких облаков. Вероятно, чтобы любопытные смертные не лезли в дела бессмертных. Вздохнув, Чайлд глянул вниз. — Как тебе? Звучит обычно, да? Мёртвый страж руин с раскуроченной грудиной промолчал. Чайлд снова бросил взгляд на гору Заоблачного Предела, а потом всё же соскочил с механизма. Подхватив с земли сумку с морой и различными расписками от должников, двинулся прочь, закинув руки за голову. Вдоль хребта пробежались ледяные мурашки, предупреждая. Чайлд обернулся, не убирая сцепленных на затылке ладоней. Взглядом пробежался по неподвижному стражу руин, по земле, по золоту крон кривых деревьев, по речке неподалёку… Ничего. В который раз. Возможно, он слишком близко к Заоблачному Пределу, и теперь за ним установили слежку адепты? Он усмехнулся такому предположению — неужели он вызвал в них такое беспокойство? Если они и правда расценивают его как полноценную угрозу, то такое внимание сродни комплименту. Ему бы даже польстило, увидь он хотя бы одного адепта за всё проведённое тут время. Но единственное, что он досконально изучил здесь, так это всю Долину вдоль и поперёк. — Привет, мама, — заговорил он, пытаясь всё же подобрать слова для будущего письма в Снежную. — Надеюсь, лекарство помогло отцу, и его мигрени утихли. У вас же всё хорошо? А помнишь, ты мне рассказывала про Архонтов и про то, как Гео Архонт бросал каменные копья в своих врагов? И что эти копья после стали горами? — он посмотрел на скалу вдали, шагая по извилистой тропе. — Тут и правда их очень много. Но трудно поверить, что такой сильный Бог мог создать настолько скучное место. Он тяжело вздохнул и опустил руки, ведя плечами из-за очередной волны мурашек. Ещё раз обернулся, ожидая увидеть хотя бы тень своего странного преследователя. Но ничего. Опять. — Кстати, за мной кто-то наблюдает уже как пару недель. Никак не могу понять, кто. Возможно, он хочет убить меня из-за моей работы, ведь фатуи никто не любит и всё в этом роде, — он взъерошил волосы и неожиданно даже сквозь перчатку ощутил жар. — Или мне мерещится из-за солнечного удара. Помолчав, качнул головой и продолжил идти, бормоча себе под нос: «Нет, надо про другое». Оставшийся путь, уже не оборачиваясь, он пытался подобрать более-менее удобоваримую тему, про которую ещё не успел написать. Про рынок было, про море было, про корабли было, про лавки было, про еду было, даже про Цисин было. Не может же он рассказывать сердобольной Тоне и мягкосердечной матери про то, как днями напролёт бегает меж горами, под которыми похоронены не угодившие Гео Архонту божества? Хотя, когда он снова думал об этом, все эти легенды начинали казаться ему выдумкой. Неужели воинственный Бог, создавший деньги, и в самом деле рад такому унылому процветанию своей страны? То есть, да, наверное, это прекрасно, что его земли живут мирно. Но неужели ему не скучно за этим наблюдать? Он же буквально воевал тысячелетиями. На его бы месте Чайлд не смог бы жить, просто наблюдая со стороны. — Уважаемый Гео Архонт, — он повёл взглядом по дороге и свернул с неё в сторону реки. Проскользив по влажной траве у берега, наклонился над водой, глядя на своё отражение. Помял слегка покрасневшие из-за солнца щёки и поморщился от тянущей боли. Встряхнувшись, спросил у своего отражения. — Неужели так сложно показаться? Гордости много? Если я Вас так раздражаю, что ко мне слежку приставили, то отвечу, что как только сражусь с Вами и получу Ваше сердце, то мгновенно исчезну из Ли Юэ. Даю слово. Постояв так ещё немного и вновь ощутив очередную волну дрожи, Чайлд опёрся ладонями о свои колени и закатил глаза. — Ну серьёзно, это уже не смешно. Ему никто не ответил. Может, и правда из-за солнечного удара чудится? Он резко выпрямился и обернулся. Прищурился, когда куст шелохнулся. Чайлд цыкнул, когда это повторилось, и его чёлку приподняло — ветер. Но на всякий случай он приманил воду из реки и копьём бросил в этот куст. На землю упали срезанные ветки и листья, но не более. Тряхнув рукой, Чайлд вернулся на тропинку и возобновил путь к городу. Остановился лишь у статуи. Та стояла в долине, у самой дороги в Гавань. Как указывала направление, словно Гео Архонт хотел, чтобы путники понимали, что идут правильной дорогой. И всё равно, все его статуи смотрели сверху вниз, высокомерно. Унизительно. Чайлд уставился на каменное лицо, скрытое за тканью каменного капюшона, скользнул взглядом ниже, по телу, по расставленным ногам, охватывая всю расслабленную позу Бога, чьими руками создавались эти земли. Фыркнув себе под нос, Чайлд отвернулся и пошёл дальше. Может, Гео Архонт разленился? Не может же ему быть настолько наплевать на Ли Юэ, чтобы он не знал про Фатуи и открывшийся в Гавани банк? Прямо ведь под самым носом, чем не вызов, чем не провокация? Но он не появился. Даже когда Тарталья — очевидный шпион Царицы, Предвестник, — начал изучать земли, близкие к священной обители других адептов. Мог ли тот взгляд, что сжигает место меж лопатками, бродит по шее, волосам и словно бы следит за каждым движением, принадлежать самому Гео Архонту? Шагая по небольшому мостику в Гавань, Чайлд оглянулся в последний раз. И внезапно напряжение схлынуло волной с плеч, освобождая. Некто, преследовавший его, пропал. Утратил интерес? Или потому, что в Гавани в этом нет нужды? В любом случае. — С возвращением, — дежурно улыбнулась Екатерина, когда он прошёл сквозь двери банка. Молча кивнув, он неспециально громко ударил сумкой по стойке. — Как прошла Ваша прогулка? — Уныло, — ответил Чайлд. Екатерина кивнула с таким видом, будто её и правда интересовал ответ, а потом положила рядом с сумкой тонкий конверт. Чайлд тут же схватил его, а в груди сердце вдруг забилось легче. — Спасибо. Не желая стоять тут ещё дольше, он направился на верхний этаж к себе в кабинет. Правда, не дошел: в этот раз терпение дало сбой и кончилось раньше, чем он взошёл по лестнице. Распечатав конверт, он вытащил аккуратную небольшую бумажку. В нос хлынул запах шелковицы, и Чайлд слабо улыбнулся знакомым строчкам: «Если тебе сегодня позволят время и силы, то я был бы рад разделить с тобой ужин в Глазурном Павильоне. Буду ждать за час до заката». И аккуратное, выведенное всё такими же тонкими буквами, в уголке: «Чжун Ли». Чайлд довольно сощурился, зачем-то ещё раз перечитывая короткое послание, пока открывал дверь в кабинет. День обещал перестать быть таким уж невыносимым. Если он правильно помнил, то у него ещё есть несколько часов до заката — самое время переодеться и избавиться от запаха крови и масла стража руин. Возможно, успеет забежать на рынок и что-нибудь присмотреть в качестве небольшого подарка? Или это будет слишком навязчиво? Он разочарованно вздохнул, отказываясь от этой идеи. Граница — он провёл границу и будет её соблюдать. Просто интрижка, возможно, могла бы иметь место, но интрижка с Чжун Ли… Чайлд прислонил к губам послание, прикрывая глаза и глубже вдыхая запах шелковицы. Не получится. Уже нет. Если он переступит черту, то сорвётся в пропасть, из которой никогда не сможет выбраться. Может быть, будь он достаточно силён и обладай большим авторитетом, то у него бы получилось остаться в Ли Юэ подольше. Несмотря на всю жару, солнце, духоту и скуку этого места, он бы привык, если бы Чжун Ли был вместе с ним. — Вряд ли ему понравится то, как я предпочитаю проводить время, — вздохнул вслух Чайлд, пытаясь убедить самого себя. Ведь Чжун Ли такой воспитанный и статный. У него отличная репутация, он эрудирован, и то, что ему до сих пор нравится компания Чайлда, было не иначе, как божественным чудом. Если они зайдут дальше, то, скорее всего, очень быстро остынут и разочаруются. Так есть ли смысл начинать? Слушать Чжун Ли всегда приятно, но велик шанс, что в какой-то момент это начнёт раздражать. Ведь Чжун Ли спокоен и словно бы не способен выйти из себя, разгневаться, разозлиться. В каком-то смысле Чайлд даже завидовал ему на этот счёт, но не более. Убрав приглашение в конверт, он поднял взгляд и замер. Ему потребовались доли секунды, чтобы понять — что-то не так. Что-то не на своих местах, кто-то проник в его комнату и что-то изменил. В мгновение ока он напрягся всем телом, а взгляд поскакал по вещам. Пальцы стиснули дверную ручку, когда он заметил. Неровный, прозрачный, кусок янтаря переливался в лучах солнца, проникающих через приоткрытое окно. Он возвышался маленькой скалой посреди письменного стола, как каменное копьё Гео Архонта возвышалось в море. Чайлд застыл, наблюдая, а потом медленно закрыл за собой дверь. Ещё раз цепко огляделся, всё стоя у порога, и вновь вонзился взглядом в янтарь. Сделал аккуратный шаг, готовый к тому, что сейчас обрушится верхний этаж или что в него полетят стрелы, но этого не случилось. Даже мурашки не коснулись его спины — только лёгкий холодок удивления и тревоги охватил желудок. Половицы тихо скрипнули под его сапогами, когда он подошёл к столу. Кусок янтаря оказался не таким уж и маленьким — не для украшения. Больше ладони точно будет, ещё и, скорее всего, тяжелый. Чайлд молча уставился на алые всполохи внутри, а потом моргнул и нахмурился. То, что он сначала принял за прожилки внутри камня, оказалось цветком. Внутри янтаря, застыв в вечности, распускал свои алые лепестки бутон. Чайлд прищурился, наклоняясь ближе, узнавая в бутоне глазурную лилию. Но он не знал, что они бывают такого мрачно-красного оттенка. На мгновение почудилось, что не будь янтаря, то с лепестков бы закапала кровь. Отогнав наваждение, Чайлд ещё раз осмотрел янтарь. Перебрал в воспоминаниях свой последний поход по рынку и отверг идею того, что это он купил такую вещь в подарок Тоне или матери. Он бы запомнил. Холодок пробежался вдоль спины, и Чайлд резко обернулся. Пусто. На миг ему почудилось, будто бы он вновь ощутил взгляд своего таинственного преследователя. Прошла секунда — чувство испарилось, оставив после себя тяжёлый осадок в лёгких. Его взгляд вернулся к янтарю и застывшему в вечности алому бутону. Подняв руку, Чайлд помедлил, а потом всё же дотронулся, готовый активировать Глаз Бога, если вдруг эта штука решит сковать его руку. Ничего не случилось, и его пальцы даже не прилипли к породе. Потому он уже увереннее обхватил янтарь руками и поднял. Вес действительно оказался внушительным, и ему пришлось немного напрячься. Проведя пальцами вдоль одного из лепестков, неровных и извивающихся, будто бы от течения под водой, он хмыкнул. Это угроза? Он так сильно взбесил Гео Архонта или какого адепта, что ему прислали эту вещь? Что-то вроде: «Ещё раз полезешь не в своё дело, то мы тебя замуруем в янтарь, как это произошло с цветком»? Рассмотрев его пристальнее, он вернул янтарь на прежнее место и оглядел стол. Нет, никакой записки. Закусив губу в задумчивости, вдруг вспомнил про конверт во второй руке, который успел сильно сжать. С сожалением разгладив его, он остановился. А потом кивнул сам себе и пришедшей в голову идее. Зачем гадать, если можно спросить у самого умного человека во всей Гавани? У адептов ведь тоже должны быть свои смыслы подобного. Хотя Чайлд всё же больше склонялся к тому, что это именно предупреждение. И если так, то он с радостью его проигнорирует. Ведь если он сделает это, то лишь сильнее разозлит следящего за ним адепта, и тот наконец соизволит показаться ему на глаза. А там и до Гео Архонта будет рукой подать. С такими мыслями он провёл несколько часов, сначала приведя себя в порядок, а потом занявшись документацией, на которой жизненно необходимо были нужны его подписи. Хотя он был уверен, что Екатерина в состоянии подделать их без каких-либо проблем. А взгляд всё равно то и дело возвращался к куску янтаря. Тот мирно покоился в глубине стола, почти спрятанный за горой бумаг. Когда же настало время идти, Чайлд подхватил его и спрятал в холщовый мешочек. Спустившись вниз, остановился, глядя на Екатерину, что-то пишущую за стойкой, и сощурился. Подойдя к ней, слабо хлопнул ладонью по стойке, привлекая внимание. — Прикажи провести проверку охраны банка, — прошипел он вполголоса. Екатерина воззрилась на него, и хоть на ней была маска, а он всё равно увидел, как кровь отлила от её лица. Тяжело сглотнув, она прошептала: — Что-то пропало? — Это ты должна знать, — сощурился он. Екатерина побледнела ещё сильнее, забегав взглядом. Вздохнув, Чайлд качнул головой. — Нет, но я удивлюсь, если не пропадёт. Скажи, что если будут спать на посту, то я лично им головы отрублю, — и улыбнулся, холодно, затем выпрямляясь и выходя на улицу. Чувствуя, как нервно Екатерина смотрит ему в спину. Привычная духота дневного Ли Юэ уступила место вечерней прохладе. С облегчением вздохнув и косо глянув на охранника у двери, он спустился вниз, к оживлённой дороге. Фонари ещё не загорелись, а народу в Гавани будто бы только прибавилось, по сравнению с серединой дня. Чайлд без интереса оглядел витрину ювелирной лавки и повторно отогнал мысли о подарке. Неуместно. Несвоевременно. Да и как потом он объяснит Чжун Ли, кто это убил Гео Архонта? Вряд ли он может рассчитывать на благосклонность человека, у чьего Бога собирался вырвать сердце. Учитывая, что Чжун Ли знал столько легенд о войне Архонтов, можно было и не надеяться, что он презирает или хотя бы попросту не любит создавшее Ли Юэ божество. Возможно, стоило начать постепенно отдаляться? Чайлд поморщился на эту мысль, в груди всё всколыхнулось недовольством, граничащим со злостью. Но волна не успела захлестнуть его, как он оказался на пороге Глазурного Павильона. Натянув улыбку, он прошёл вслед за официантом до нужного столика. И всё притворство испарилось, когда он встретился взглядом с Чжун Ли. Янтарные, отливающие золотом глаза сощурились в молчаливом приветствии. Чжун Ли указал жестом на место напротив себя, улыбаясь легко и непринуждённо. — Как прошёл твой день? — спросил он, отослав официанта при помощи взмаха руки. Чайлд невольно засмотрелся на это отдающее грацией движение и усмехнулся, поставив локти на стол и подпирая подбородок руками. Мешочек с янтарём спрятал на коленях под столом. — Не так плохо, как мне казалось утром, — немного слукавил он. Воспоминания о чужом взгляде и неожиданном янтаре в комнате пробежались мурашками по его телу. Благо, что не двигался, а то скованность слишком отчётливо бы проступила в движениях. Сбегая от этого, он продолжил. — Думал над письмом домой. Не знаю, о чём рассказать. Может, подскажешь? — Неужели в Ли Юэ так мало для тебя интересного, что ты не знаешь, о чём хочешь поведать своим родным? — удивление на лице Чжун Ли было будто бы несколько наигранным. Он прикрыл глаза, пряча манящее золото под веками и слегка усмехаясь. — Или же выбор слишком велик? — Не пытаюсь принизить достоинства Ли Юэ, — Чайлд отвёл взгляд в сторону, — но то, что окружает меня, не лучшая тема для интересных историй. У мамы больное сердце, а мои младшие слишком маленькие для таких тем. Кроме Тони, но она… очень далека от этого. — Понимание в семье — это чудесно. Ты очень ценишь их комфорт, Тарталья, это похвально, — хоть это и было сказано с мягкостью, но когда Чайлд посмотрел на Чжун Ли, то углядел странную тёмную вспышку во взгляде. На мгновение, способное показаться лишь наваждением, золото чужих глаз потемнело. Дыхание сбилось, и Чайлд перестал усмехаться, теперь улыбаясь в ответ. Чжун Ли моргнул, и чувство пропало. — Однако мне интересно, не хочешь ли ты поговорить об этом с родителями. С отцом? — С ним? — вскинул бровь Чайлд, чувствуя, как только-только вернувшаяся улыбка грозит перерасти в гримасу. Покачав головой, он выпрямился на стуле и снисходительно посмотрел на Чжун Ли. Тот не отрывал от него взгляда, впитывая каждый миг. Чайлд облизал губы, и что-то в его груди ёкнуло, когда он увидел этот чересчур открытый интерес, когда взгляд Чжун Ли проследил за этим его движением. Чайлд заставил себя произнести. — Ему это не интересно. — Вот как? — в этот раз удивление было искренним. Или Чжун Ли захотел, чтобы оно таковым казалось. Чайлд уже не совсем понимал, что происходит, но ощущал, как огонь поражает его сердце и расползается по груди. — Да, поэтому… мне не с кем поговорить. Кроме тебя, — и прикусил язык. Прозвучало слишком откровенно, слишком открыто. Слишком как то, что можно принять за флирт. Ком встал в горле, когда он увидел, как улыбка Чжун Ли становится немного шире. Самую малость, но в ней скользнуло смущение. — Что ж, благодарю за доверие, — ответил тот и сделал короткий жест. Рядом со столиком тут же возник официант, и Чайлд коротко вознёс благодарность Царице за это. Небольшая передышка, во время которой они делали заказ, дала ему возможность прийти в себя и собраться с мыслями. Неожиданно в голову вторглась идея того, что сам Чжун Ли оказался смущён его откровением настолько, что нуждался в перерыве. Это польстило. Чайлд постарался не радоваться этой мысли слишком уж явно. — Извини, но я видел, как ты что-то принёс на нашу встречу, — решил сменить тему Чжун Ли. Чайлд вздохнул с облегчением и кивнул. Подождав, пока официант поставил чашки и чайник им на стол и уйдёт, он слегка отодвинулся от стола и достал янтарь из мешочка. Глухой стук камня о стол, казалось, облетел весь ресторан. Или это просто Чайлд стал слишком чувствительным к звукам. Выдохнув, он посмотрел на Чжун Ли. И нахмурился, потому что тот в слишком ярком выражении удивления уставился на этот янтарь. — Это… — Чайлд откашлялся, не совсем понимая реакцию, но не продолжил. Чжун Ли вернул себе привычное самообладание и протянул руку, как прося дать ему посмотреть. Чайлд так и сделал. Не упустив того, что рука Чжун Ли даже не дрогнула, когда ему в ладонь вложили увесистый кусок породы. — Могу ли я узнать, откуда он у тебя? — спросил Чжун Ли ровно, чуть склоняя голову и оглядывая янтарь. Чайлд помолчал, потом ведя плечом. — Не важно, я просто… нашёл его, — не очень убедительно соврал он. Чжун Ли глянул на него, чуть приподнял бровь, а потом кивнул. Это была ещё одна вещь, за которую Чайлд испытывал к нему симпатию — умение не задавать лишних вопросов. Всё же, Чжун Ли был умён. Возможно, даже слишком. — Хорошо. Значит… предположу, что ты не знаешь, что это такое, — сказал Чжун Ли, ставя янтарь на стол и поворачивая его к Чайлду той стороной, где раскрывался бутон. — Нет, я знаю, что это, — фыркнул тот несколько возмущённо. — Это — янтарь с глазурной лилией внутри. Но мне интересно, есть ли у этого какой-то… смысл, не знаю. У вас же в Ли Юэ, вроде, целая культура на этот счёт. — Я уточнил, потому что, — Чжун Ли вдруг прикрыл пальцами рот, как пытаясь скрыть смешок, и уже игриво взглянул на Чайлда, — ситуация выходит несколько странная. Сейчас поймёшь, почему. Чайлд с подозрением сощурился, но кивнул, пододвигаясь ближе. Совладав с собой, Чжун Ли снова взглянул на янтарь и заговорил своим чарующим голосом рассказчика. Всегда в такие моменты Чайлд старался не думать о том, как этим голосом звучал бы шёпот ему на ухо. Лицо внезапно вспыхнуло, и Чайлд потёр щёку, пытаясь согнать смущение. — Да, у такого подарка есть значение. Однако ты ошибся, это не янтарь, — Чжун Ли провёл пальцами по неровным сколам камня, а потом посмотрел на Чайлда. — Это кор-ляпис. Его ещё называют «каменным сердцем». Чайлд медленно кивнул, пока не совсем понимая, зачем ему это знать, но, как правило, Чжун Ли не рассказывал что-то зря. Вечно подобная предыстория имела смысл под конец его рассказа. Чжун Ли молчал не долго: — А внутри — не глазурная лилия. Сейчас таких алых цветов не найти, — он провёл пальцем в перчатке по алому лепестку. Вздохнув, убрал руку, снова смотря на Чайлда. — В наше время их можно найти только в таком виде, и то — редко. Бытует мнение, что кор-ляпис с алой лилией спрятаны в обителях адептов, как напоминания о прошедших веках. Такое непросто найти даже в Гавани. Пришлось кивнуть ещё раз. Вероятно, он не ошибся, предположив, что это от адепта. Раз такое не найти на рынке. Чайлд закусил губу, раздумывая, но его отвлекли. — О чём ты подумал, когда увидел это впервые? — спросил Чжун Ли с искренним интересом. Замявшись, Чайлд вздохнул и бросил на янтарь — то есть, кор-ляпис, — не очень хороший взгляд. — Что, возможно, я чем-то не угодил адептам. — Почему? — Чжун Ли снова прикрыл рот пальцами, но всего на секунду. Его глаза заискрили смехом, и Чайлд смутился, чувствуя, как опять начинает краснеть. От стыда. — Наверное, гуляю, где не надо, — буркнул он, отворачиваясь и сжимая пальцами край своего пиджака. Чжун Ли склонил голову набок, улыбаясь уже открыто и будто бы веселясь. — Нет, такое не дарят провинившимся смертным, — сказал он. Чайлд про себя передразнил его — «провинившийся смертный», как же, — а вслух сказал: — Тогда что это? — М-м-м, что ж, — Чжун Ли сощурил в удовольствии глаза, и снова его радужка потемнела на долю секунды. И он заговорил. — Это очень старый обычай, сейчас его бы посчитали… несколько варварским, даже жестоким, если мы говорим о современном обществе. Нынче в Ли Юэ другие порядки и предания на этот счёт. Он замолчал, когда к ним подошёл официант с готовыми блюдами. Чайлд сглотнул вновь возникнувший в горле ком, и отвлёкся на свой суп. Съев пару ложек, снова взглянул на Чжун Ли. Тот как раз закончил разливать чай, и над столом вознёсся горячий пар, пахнущий травами. — Были времена, — продолжил Чжун Ли, будто и не случилось никакой заминки, — когда народ Ли Юэ не жил, а выживал. Война Архонтов коснулась всех — и богов, и смертных. Существование во время жестокости, голода и суровости рождало потребность в силе. И всё же, люди не были лишены сентиментальности даже тогда. Чайлд проследил за движением его кадыка, когда он сделал глоток чая. Прикрыв глаза на пару секунд, Чжун Ли вздохнул и поднял взгляд. Пожар в груди разросся, перебираясь ниже, и Чайлд слегка поёрзал на месте, надеясь, что это будет не так заметно. — Знаешь ли ты, почему глазурные лилии пахнут по-разному в разных местах? — неожиданно спросил Чжун Ли. Чайлд наморщил лоб, пытаясь собраться с мыслями, и не нашёл в себе желания нарушать своим голосом льющееся повествование. Потому просто помотал головой. Чжун Ли улыбнулся мягко, как обрадовавшись тому, что Чайлд не знал ответа. — Это особенные цветы. Они способны собирать воспоминания той земли, где растут, и трансформируют это в запах. Лилии росли и во времена войны Архонтов, но были иными. Его взгляд коротко метнулся к кор-ляпису, чтобы не оставалось никаких сомнений. Чайлд сглотнул сухость во рту, сжимая руки в замок, и всё же проговорил, стараясь, чтобы это звучало спокойно и ровно: — Почему они не растут сейчас? — Потому что земли Ли Юэ уже очень давно впитали пролитую на них кровь. Чжун Ли произнёс это без какой-либо лишней эмоции, со всё той же мягкостью. Только глаза его сверкнули так, что пробрало до самых костей. Будто он был не человеком. Даже не потомком адепта, а тем, кто вживую видел, как две с половиной тысячи лет назад проливается кровь в, казалось бы, вечной войне между богами. Будто был не просто наблюдателем, а тем, кто вершил судьбы своими руками. Моргнув, Чайлд выдохнул. Наваждение спало, и в золоте глаз уже не чудилось никакого блеска. — Алые лилии росли в местах, где прошли самые кровавые битвы Ли Юэ. Это было так давно, что те воспоминания поблекли, сменившись другими, и оттого там сейчас распускаются белые и голубые лилии. И запах их тоже изменился. Возвращаясь к тому, что значит такой подарок… Улыбка, украсившая его лицо, не напоминала ту, которую привык видеть Чайлд. Но сейчас он не придал этому значения, завороженно слушая и вникая. А в голове заскреблось некое подозрение. — В те времена такие лилии дарили своим возлюбленным, — Чжун Ли внимательно посмотрел на застывшего Чайлда, снова чуть склоняя голову набок. — Это предложение, Тарталья. Ты занял место в чьём-то сердце. Вся только возникшая атмосфера резко испарилась. Чайлд ошеломлённо моргнул, буквально чувствуя, как было гуляющий по лицу жар отступает. Всё, что он смог сделать, так это уставиться на кусок кор-ляписа в откровенном непонимании. Предложение? С ним заигрывают? Чжун Ли же шутит? Посмотрев в его лицо, Чайлд понял, что нет. Никакая это не шутка, и ему не послышалось. Неизвестный адепт прислал ему кор-ляпис с кровавой лилией внутри не в красноречивой угрозе, а из желания заявить о своих каких-то чувствах? По спине пробежался холодок, и Чайлд внезапно понял слишком много того, чего понимать, на самом деле, не особо желал. За ним следили не потому, что он предоставляет опасность. А потому что заинтересованы. Потому что в него… влюблены? Он понравился, и не просто кому-то, а местному адепту — бессмертному? Вряд ли тот не знает, кто такой Чайлд. Он видел его. Он наблюдал за его битвами, слышал то, как он разговаривает с собой, жалуется на Гео Архонта и чуть ли не оскорбляет его, подозревая в лени. Эти мысли резко столкнулись в его голове, порождая хаос. Хаос, что отразился в нём лёгкой нервозностью и… возбуждением. Чайлд ещё раз посмотрел на кор-ляпис, на застывшую в нём лилию, распустившую свои лепестки пару тысяч лет назад, выросшую в крови сгинувших на поле боя. Во рту пересохло. — Тарталья? — позвал его Чжун Ли осторожно. Чайлд выпрямился за столом и посмотрел в ответ с лёгкой улыбкой. — Всё в порядке, я просто очень удивился, — быстро оправдался он, подозревая, что его лицо могло слишком резко побледнеть, что со стороны определённо выглядело бы странно. Сохранять улыбку на губах долго не получилось, потому что Чжун Ли кивнул и с лёгким, почти неслышным смешком сказал: — Понимаю. Я тоже был очень удивлён, когда ты достал это передо мной. Тебя можно было, — он остановился на долю мгновения, и его глаза сверкнули смешинками, как пытаясь скрыть полыхнувшую за ними тьму, — легко неправильно понять. Несколько мгновений Чайлд тупо моргал, пытаясь осознать, а потом в ужасе округлил глаза. Щёки снова полыхнули смущением, и Чайлд затряс головой, силясь взять себя в руки и откопать в своей голове хотя бы какие-то слова, которые помогут ему оправдаться. — Это… случайно, я не знал, — забормотал он, протягивая руки. Чжун Ли насмешливо вскинул брови и отдал ему кор-ляпис. Взяв его, Чайлд поспешно спрятал в мешочек, продолжая бормотать. — Извини, это не специально. — Жаль, — обронил Чжун Ли едва ли слышно, но Чайлд застыл статуей, услышав. А когда поднял взгляд, то Чжун Ли прикрыл глаза, отпивая из своей чашечки. Закончив, он произнёс как ни в чём ни бывало. — Что ж, я могу рассказать тебе одну из легенд. Думаю, если напишешь это в своём письме домой, то твоим родным понравится. Всё ещё в лёгком замешательстве Чайлд кивнул, руками стискивая под столом спрятанный кор-ляпис. Подарок. От адепта, вероятно. Это объясняло, почему охрана пропустила его, не заметила проникновения. Обычный человек, смертный, не в состоянии обдурить Фатуи так легко и просто, проникнув через окно в комнату одного из Предвестников и оставив на его столе что-то подозрительное. И теперь это самое подозрительное лежало на его коленях. Было даром, проявлением внимания, заявлением о том, что на его сердце, на сердце Чайлда, которое никому никогда не было нужно, претендуют. Некто могущественный, некто… сильный, Чайлд смел полагать. Немного романтичный и старомодный. Бессмертный, выбравший в первый подарок кровавую лилию в кор-ляписе. Чайлд закрыл рукой рот, растягивающийся в игривой усмешке. Честно старался слушать Чжун Ли, вникать в легенду, но всё его внимание впервые за последние несколько месяцев было привлечено не к золотым глазам, не к правильным чертам лица того, кто являлся его хорошим другом. Того, кто, вероятно, испытывал к нему ответный интерес. Мысленно Чайлд извинился перед Чжун Ли за то, что собирался оставить кор-ляпис у себя. За то, что собирался сохранить подарок от кого-то другого. От кого-то, кто смог его заинтересовать, не сказав и слова.***
Он мог бы избавиться от этого подарка. Поставить на край окна, чтобы следящий за ним адепт точно увидел, и отпустить, желая кор-ляпису с цветком внутри разбиться вдребезги. Чтобы не осталось никакого материального напоминания о том, что было… предложение, что было внимание бессмертного, что был интерес. Чайлд мог бы это сделать. Мог бы проигнорировать, отказаться. И кто знает — возможно, это разозлило бы адепта, рассердило тем, что с его чувствами так жестоко обошлись. Предстал бы перед Чайлдом, и начался бы бой. Бой, в котором Чайлд почувствовал бы что-то большее, чем скуку, что преследовала его по пятам после приезда в Ли Юэ. Только вот скука уже ушла, её место заняла заинтересованность. Отчего же бессмертному адепту, члену местного пантеона, есть резон проявлять такое красноречивое внимание к смертному? Причём не простому смертному, а приезжему, чужаку из другой, вражеской страны. Чужаку, который точно не праздно гуляет по долинам Ли Юэ. Потому он не избавился от кор-ляписа. Сохранил его, затаив в глубинах рабочего стола. Таскать с собой его не было смысла, но… Чайлду пришлось признать: ему нравилось смотреть на лепестки лилии внутри драгоценности. И ведь начал ждать. Новой весточки, нового подарка. Каждый раз, возвращаясь в свою комнату, тут же смотрел на стол, в ожидании, что к кор-ляпису добавилось что-нибудь ещё. Но ничего не появлялось. Может, Чжун Ли ошибся, и на самом деле, это не подарок, а угроза. А он, наивный, будто мальчишка, и правда поверил, что мог заинтересовать, запасть кому-то в душу. «Ты же такой отличный выбор, правда, Аякс? Да кому ты нужен» Чайлд плеснул себе в лицо водой, склонившись над рекой. Когда открыл глаза, то увидел лишь черноту течения, в которой отражалась полная луна. В этот раз он задержался в долине намного дольше. Вероятно, от раздражения. От недовольства и нетерпения. От злости на адепта, который сегодня будто бы даже и не следил за ним. Думать о том, что горечь, расползающаяся в груди, является разочарованием, не очень хотелось. С чего бы ему разочаровываться в ком-то неизвестном. В ком-то, кто дал всего лишь какой-то кусок кор-ляписа с мёртвым цветком внутри. А когда Чжун Ли объяснял, то звучало очень привлекательно. — Поиграть со мной решил, да? — процедил сквозь зубы Чайлд, злясь уже на себя за то, что повёлся, что правда подумал, будто бы к нему может проявить подобные чувства не просто какой-то, как и он, смертный, а настоящий адепт. Встряхнув головой, Чайлд поднял голову к небу и прикрыл глаза. — Я же найду тебя. Или именно этого ты и хочешь. И взглянул наверх, на сотни звёзд, неподвижно застывших алмазами в дёгте неба. Даже хорошо, что он весь день в делах. Не будет кошмаров по ночам. Встряхнувшись, неспешно побрёл по берегу, обратно к тропе. Как нечто сверкнуло сбоку жёлтым. Сжав пальцы на гидро-клинках и чувствуя дрожь Глаза Бога на поясе, двигаясь исключительно на рефлексах, развернулся, замахиваясь, и резко остановился. На ветке куста сидела птица. Чайлд моргнул, пытаясь согнать наваждение и морок, но всё оказалось реальным — перья птицы горели янтарным светом. Тёплым, ярким, и чудилось, будто сделаны из того самого кор-ляписа. Но созданные руками ювелира птицы не умеют поворачивать голов и так плавно взмахивать крыльями. Чайлд медленно рассеял гидро-клинки, не отрывая взгляда. По спине впервые за день пробежался табун знакомых ледяных мурашек. А затем птица сорвалась с ветки и взметнулась в воздух, сияя в темноте кометой, улетая прочь. Недолго думая, Чайлд помчался за ней. Как стараясь подражать, вмиг взлетел по склону, цепляясь взглядом за янтарный отсвет перьев в темноте. Птица взмахнула крыльями, на мгновение зависая воздухе, и будто бы вспыхнула маленьким солнцем. Нарочно указывая путь, нарочно провоцируя, заманивая. Лёгкие горели, а в голове билась одна только мысль — поймать. Ведь если получится, то, возможно, он сможет понять, что за адепт к нему проявил благосклонность. Понять, кого выслеживать, кого ловить и на кого злиться за эту игру. Может быть, если он сломает эту птицу, то ему станет легче, и адепт наглядно увидит, что Чайлд думает о его молчании на протяжении целой недели. Хоть бы записку оставил, в самом деле. И лучше бы вообще не посылал ему никаких странных подарков, чтобы… Зло мотнув головой, выгоняя разоблачающие мысли, Чайлд кинулся вверх. Его будто тянуло за янтарной птицей, что всё взмахивала и взмахивала крыльями. Её свет осветил траву, листву кривого дерева, и рядом с ним — бездну обрыва. Чайлд бросился вперёд, из последних сил, вытягивая руку и всё же смыкая пальцы. И разжал их в удивлении, вместо мягкости перьев ощущая холод камня. Режущая боль в ладони настигла его секундой позже, когда птица уже затухающей кометой улетала высоко в небо, скрываясь между звёзд. Чайлд хрипло выдохнул, обхватывая раненную ладонь, но всё ещё глядя вверх. Пытаясь напоследок увидеть хотя бы проблеск загадочной птицы. А затем одна из звёзд вспыхнула ярче других. Чайлд моргнул, не уверенный в том, точно ли не привиделись ему и полёт птицы, и звёздное небо, как вслед за первой звездой вспыхнула вторая. Ещё раз моргнул, завороженно следя за игрой света, чувствуя, как в волосы забирается ветер, полный соли, и за своим дыханием начиная слышать шум волн. Казалось, небо стало лишь темнее на фоне горящих звёзд. Их было уже пять. Чайлд замер, разглядывая образовавшееся созвездие. И усмешка побежала по его губам, когда он ощутил чужой взгляд, мазнувший его по спине, по плечам, по шее и по рукам. Стиснув раненную ладонь, он задержал дыхание, пытаясь расслышать за звуком моря шум позади себя. Дрожь пробрала до самых костей, когда он услышал. Чужие вдохи, спокойные, размеренные, почти неслышные, но кричащие громче прочего о том, кто стоял сейчас там, глубоко во тьме, наблюдая. Чайлд резко обернулся в порыве. И там, за деревом, сверкнуло золотом. Но всего на миг, показавшийся наваждением. — Ладно, — выдохнул Чайлд, затем снова отворачиваясь к небу и вновь чувствуя кожей этот взгляд. Но мурашки на этот раз были иными, не ледяными, — предвкушение разбегалось по плечам щекоткой. Облизав пересохшие губы, проговорил. — Прощаю. Вдоль позвоночника пробежалась ещё одна дрожь, в разы крупнее предыдущей, когда его уха коснулся утробный, низкий смешок, затем растворившийся в шуме двинувшейся под порывом ветра кроны дерева. Чайлд хмыкнул в ответ, задирая голову и смотря, как звёзды постепенно гаснут. Запоздалое озарение вспыхнуло в голове — созвездие напоминало большую рыбу с длинным рогом. В Гавань Чайлд вернулся, когда луна уже была на половине своего пути по небосводу. Кивнув вытянувшемуся по струнке охраннику у входа, он открыл дверь, продолжая прижимать ладонь с длинным порезом поперёк к своей груди. За стойкой было пусто, банк был погружен во мрак и сон. Лестница тихо скрипнула под его шагами. Войдя в свою комнату, он остановился. На письменном столе лежало янтарное перо той самой птицы. Взяв его аккуратно пальцами, Чайлд склонил голову, разглядывая. Лунный свет скользнул по перу, обнажая его наточенный кончик, скорее напоминавший лезвие кинжала. Таким и проткнуть кожу ничего не стоит. Чайлд улыбнулся, чувствуя, как просто интерес разгорается, поражая его грудь и перерождаясь в нечто более голодное.***
— Новое украшение? — Чжун Ли заметил сразу. Слегка улыбнувшись, Чайлд коснулся новой серьги в ухе. Привычный красный камешек сменился на капельку нефрита, переливающуюся на солнце мягким нежно-зелёным цветом. — Подарок, — ограничился Чайлд, опускаясь за столик и отворачиваясь к сцене. Украдкой всё равно наблюдая за реакцией Чжун Ли. Тот медленно кивнул, и на его лице возникло непонятное выражение лёгкой задумчивости. Появилась официантка, поставила чайник и чашки им на стол, дежурно улыбнулась. Чайлд повторил, и снова уставился на сцену, когда она ушла, и подпёр рукой голову, даря на этот раз искреннюю улыбку лишь своим мыслям. Прошла всего пара дней, и адепт снова показал себя, оставив ему эту маленькую серёжку — нитка с серебряными бусинами, оканчивающаяся камешком нефрита. — Полагаю, ты доволен таким вниманием? — подал голос Чжун Ли неожиданно. До выступления оставалось несколько минут, и Чайлд не смог придумать отговорки, чтобы не отвечать. Снова скосив взгляд на Чжун Ли, он усмехнулся и кивнул, жадно наблюдая. Не то, чтобы в этом был смысл — желать увидеть хотя бы какой-то проблеск ревности. Если он правильно понял, то Чжун Ли точно испытывает к нему нечто большее, чем приятельская привязанность, и это льстило, однако… Может, Чайлд слишком жадный. Слишком амбициозный, и если у него есть выбор между смертным работником похоронного бюро и адептом, который собирается продолжать задаривать его подарками, то его решение очевидно. Это даже не расчёт. Всё же, Чайлд не создан для обыкновенной семейной жизни. Не создан быть в паре с человеком, который обожает историю, праздные прогулки по Гавани и наблюдение за птицами. Чем больше Чайлд думал об их возможном союзе, тем сильнее убеждался, что его чувства походят на мимолётное влечение. Всё такое же неуместное в их ситуации. Ему нравился Чжун Ли. Даже не так — он влюблён в Чжун Ли. Тот красив, статен. Старше. Умён, знает много, умеет рассказывать, а репутация его чище рек, что текут из Заоблачного Предела. И, что точно, у него есть какая-то тайна. Насколько страшная — сказать сложно. Возможно, это нечто очень пугающее, а возможно, что она просто постыдная, каких много у каждого обыкновенного человека. Чайлд был влюблён в человека. И каким-то образом занял место в сердце бессмертного. Потому ему было интересно. Отказываться от подарков и чужого внимания глупо. Если же адепт ему не приглянется, то тесная связь с ним лишней не будет. Всё лучше, чем бегать по Ли Юэ в поисках следов Гео Архонта. Только было бы неплохо узнать, кто же этот адепт. К его удивлению, Чжун Ли не продолжил разговор, снова уйдя в какие-то свои мысли. А затем началось выступление, и актёры выпорхнули на сцену. Чайлд с подозрением глянул на Чжун Ли, наливающего себе чаю, и повёл плечами. Слишком много думает для такой ситуации. Играла музыка, пронзительный голос Юнь Цзинь всё ещё непривычно резал по ушам, и Чайлд порой морщился на особо высоких нотах, стараясь уследить за сюжетом по постановке, а не по рассказу, облачённому в песню. Актёры плавно танцевали по всей сцене, маскируя во взмахах рук историю: передавали веера, скрепляли ладони в хватке, демонстрировали отчаяние и вожделение героев. Изо рта чуть не вырвался зевок, и Чайлд вовремя прикрыл рукой рот. Не то чтобы скучно — было интересно наблюдать за драматичной историей любви между бессмертными, что вырастили чайное древо вместе, — просто ночи у него редко выдавались спокойными. Лучше видеть унылую темноту, чем движения монстров и ужасов Бездны в ней. Столько лет прошло, мог бы и привыкнуть. Холодный пот и больная голова при пробуждении не давали этого сделать. Оттого вся бумажная работа оставалась на ночь, чтобы утомить его как следует и прогнать из головы все мрачные и отвратные образы. Постановка окончилась трагично — влюблённые были разделены. Вздохнув и удержавшись от ещё одного зевка, Чайлд потёр глаза. — Не понравилось? — спросил Чжун Ли, поднимаясь из-за столика и подавая руку. Без задней мысли Чайлд схватился за неё, а когда понял, то тут же отпустил и спрятал руку за спиной, хмурясь. — Нет, — он ещё раз потёр глаза и попытался улыбнуться не слишком криво, — понравилось. Просто, кажется, я устал немного. — Много работы? — продолжил Чжун Ли, проигнорировав его попытку побега. Чайлд неоднозначно хмыкнул, не желая вдаваться в подробности и откровенничать о том, что видит почти каждую ночь. Бездна изрезала его сознание в лоскуты и сшила так, как сама того хотела, оставив там слишком мало хорошего. Ещё один аргумент в пользу того, чтобы не сближаться с Чжун Ли сильнее, чем уже. Какое Чайлд имеет право запятнать этого человека своим желанием и безумием? Адепт тоже вряд ли подозревает, кого решил впустить к себе в сердце. Тем лучше: пусть обманет Чайлд, а не его. — Я провожу тебя, — сказал Чжун Ли, и Чайлд просто кивнул, принимая это. Вероятно, в ребяческом желании побыть хоть немного рядом с тем, кто проявляет к нему искреннюю симпатию. Смотря в спину Чжун Ли, он вдруг подумал о том, чтобы самому сделать первый шаг. Не для того, чтобы распахнуть душу, оголить сердце, нет. Для утешения. Если Чжун Ли испытывает к нему что-то глубже простого интереса, чем не повод. Они помогут друг другу, а когда миссия закончится, то разойдутся как в море корабли. Никаких проблем, никаких обязательств. Взаимовыгодный обмен: Чайлд получит немного тепла и утешения, а Чжун Ли… Смотря чего он хочет. Потому что если он хочет сердце Чайлда, — что звучит как невозможное стечение обстоятельств, — то это невыполнимо. Оно уничтожено и сожрано монстрами Бездны. На него смотреть противно, не то, что в руки взять и принять в дар. А вот неизвестный адепт определённо идиот, раз захотел это сделать и взять к себе. Лучше бы он просто развлекался таким способом. Чайлд даже не против, зато будет о чём вспомнить: побывал в постели самого адепта и получил от него множество подарков. После чего всадил нож в спину, убив его Архонта. Да кто он такой, чтобы играть в игры с бессмертным? Что, если он всё же может любить так же сильно и трагично, как делали это божества в постановке? — Тарталья? Он вздрогнул, поднимая голову. Чжун Ли ушёл далеко вперёд, и его глаза в наступающих сумерках, казалось, светятся. Тем самым янтарным светом, что излучала птица той ночью. Чайлд снова потёр глаза, тяжело вздыхая и задаваясь вопросом, откуда все эти мысли в его голове. Неужели проняло пением Юнь Цзинь? — Ты засыпаешь? — Чжун Ли подошёл к нему, и Чайлд отступил на шаг, вдруг испугавшись чужого дыхания, мимолётно коснувшегося его губ. Хмыкнув, слегка отвернул голову и кивнул. — Да, вроде того. Задумался, — он потёр шею и застыл, когда к нему потянулись. Новая серёжка в ухе слегка натянулась. Чайлд уставился на Чжун Ли, разглядывающего нефритовый камешек на серебряных бусинах. Близко. Снова слишком близко, так, что по губам бежало чужое дыхание. Схватить за запястье и отвести от себя, сделать ещё шаг назад, вспомнить, что они на улице, что вокруг ещё могут быть люди, но обо всём этом Чайлд забыл напрочь, когда посмотрел прямо в янтарь чужих глаз. Чжун Ли смотрел на него не так, как обычно. Не спокойно, а тяжело; не читаемо, но с чудившимся желанием поглотить. И его удивительные ромбовидные зрачки расширились так сильно, что почти затмили собой сияние радужки. Так не умеют смотреть простые работники похоронного бюро, только и делающие, что проживающие свою жизнь без потрясений и тёмных желаний. Чайлд ощутил, как в горле встал ком, и как всё сопротивление покидает его. — На тебе она смотрится ещё краше, — прошептал Чжун Ли едва слышно. Чайлд мелко задрожал, впитывая его дыхание, впитывая взгляд, покрываясь приятными мурашками и не в силах оторваться от любования. Медленно зажигались фонари, слабо освещая лицо напротив, и Чайлд ощутил себя на грани. Всего в каком-то шаге от пропасти. Чжун Ли медленно наклонил голову, слегка прищуривая глаза, тоже открыто любуясь. Не серьгой, какую продолжал держать в пальцах, а Чайлдом, поскольку глядел ему прямо в широко раскрытые глаза. — Мне интересно, Тарталья, — проговорил он, и в его голосе появилась незнакомая нотка. Мрачная, пробирающая до самых костей, манящая. Чайлд впервые оказался настолько близок к тому, чтобы накрыть чужие губы своими и не думать вообще ни о чём. Чжун Ли продолжил, слегка улыбаясь. — Понимаешь ли ты, насколько интерес адептов может быть опасен? — Хочешь отговорить меня? — так же тихо спросил Чайлд, разумом погрузившись в мгновение так сильно, как будто он — та самая лилия внутри кор-ляписа. Слабо моргнув, добавил. — Ты беспокоишься обо мне? — Конечно беспокоюсь, — ответил Чжун Ли медленно, не отрывая взгляда, гипнотизируя. Уязвимость, что ранее растекалась неприятным, унизительным ядом по венам, внезапно отозвалась пожаром, что полыхнул внизу живота. Чжун Ли смотрел так, словно был в состоянии взять Чайлда в ладони и унести от всевозможных бед. Невозможная для смертного сила, но именно об этом подумал Чайлд, всё сильнее утопая в расплавленном янтаре его глаз. Всё ведь могло быть проще, сумей вслух Чайлд признаться в своих чувствах. Сейчас потянуться и коснуться чужих губ, сделать их связь крепче, сильнее, связать себе руки и сердце — ненадолго, но так, чтобы не ощущать привычное одиночество. Чтобы у него была причина каждую встречу искать касаний с Чжун Ли, его взглядов, его объятий и поцелуев. Чтобы у него была причина каждый раз сбиваться в дыхании рядом с ним и получать ласку в ответ. Чтобы всё стало нормально. Чтобы он чувствовал себя нормальным. Видеть в ком-то опору, а не только быть ею. Только вот Чжун Ли не мог ему этого дать. Потому что Чжун Ли — умный, обходительный, спокойный… смертный. Тот, кто слишком далёк от запаха крови, побоищ и смерти. И Чайлд не имел права тащить его за собой во тьму, марать его своим несовершенством, потерять там, ведь не хватит силы защитить. Потому этот нехарактерный блеск янтаря чужих глаз — наваждение. Просто его желание видеть в Чжун Ли именно того, кто подарил ему древнюю лилию, выросшую в крови божеств и людей. Ему пришлось вынырнуть из янтаря и найти в себе силы отступить на шаг. Мочка уха на мгновение натянулась сильнее, и серьгу отпустили. Чайлд отвернулся, проглатывая вставший в горле ком и говоря неожиданно ровно, отыскав в себе самообладание: — Не стоит, я буду в порядке, — выдохнул он, и щека горела под чужим взглядом. Потому он добавил, окончательно отрезая. — Это не твоё дело. Повисло молчание, и звуки всё ещё оживлённой вечерней улицы накрыли их. Чайлд попытался вдохнуть как можно менее порывисто — вышло плохо, — и прислушался к не стихающим голосам рынка. Только бы снова не потонуть в чужом присутствии. — Кажется, я перешёл черту, — обронил Чжун Ли спокойно, без намёка на разочарование, и почему-то это только сильнее ударило Чайлда под дых. Чудом не съёжившись, он слабо кивнул, борясь с абсолютно детской привычкой обхватить себя руками и свернуться калачиком. Чтобы спрятаться ото всех, чтобы слиться с темнотой и стать невидимкой, до которой никому нет дела. Побыть сам с собой и разложить всё в голове по полочкам. Найти выход и собраться. Но для этого ему надо вернуться в банк. Надо закончить этот разговор, а если завтра настанет… то сможет ли он надеяться после такого на очередное приглашение от Чжун Ли? — Я мог тебя обидеть своими намёками, Тарталья, я не считаю тебя слабым, — проговорил Чжун Ли осторожно, извиняясь. И от его голоса в груди внезапно разлилась злость на самого себя — за такое отвратительное поведение, за овладевший порыв. Чайлд кивнул, принимая слова, и снова взглянул на Чжун Ли. Ну вот. Никакого мрака в янтаре. Всё ему чудилось. Хотелось думать, что Чжун Ли не так прост. Что секрет, который он скрывает, действительно страшный, а не попросту постыдный, который поставит его в один ряд с другими людьми. — Хорошо, — выдохнул Чайлд, потирая шею и сглатывая, ощущая слишком сильную неловкость. — Мне надо уже возвращаться, поэтому… — Конечно, только… — не успел он ничего сделать, как Чжун Ли снова сделал к нему шаг и в этот раз очутился в разы ближе, чем до этого. Чайлд сдержал порыв оттолкнуть его, хотя рука и дёрнулась на чистом рефлексе. А потом ухо обожгло дыханием, и низкий шёпот, о котором он осмеливался только мечтать, обдал пламенем его ухо. — Не позволь себя съесть, Тарталья. Адепты бывают очень жадными. Отстранился медленно, снова глядя глаза в глаза. И Чайлд был готов поклясться: Чжун Ли прекрасно слышит каждый удар его зашедшегося в лихорадке сердца. Дрожь сковала всё тело, и всё, что он мог сделать, так это смотреть. Чжун Ли же повторно отступил, теперь уже слишком очевидно демонстрируя, что более не приблизится. — Прошу прощения, — выдохнул он с лёгкой горечью в голосе, и по его лицу пробежала тень, абсолютно далёкая от чувства вины. Скорее, похожее на раздражение. Или это опять фантазия разыгралась, изменяя в глазах Чайлда реальность. Тот сжал губы, справляясь с душевной бурей, что смерчем пронеслась в груди, перемолов всю его выдержку и обнажив то, что он не смел показывать другим. А Чжун Ли, будто издеваясь, будто собираясь вонзиться пальцами в его открытое нутро, сказал. — Я могу ещё рассчитывать на то, что мне удастся тебя проводить сегодня? Слова колючками встали в горле, царапая и впиваясь в кожу. Чайлд приоткрыл рот, пытаясь вытолкнуть их, но не смог. Потому что Чжун Ли смотрел на него с вожделением. С желанием быть ближе, снова коснуться, позволить себе идти рядом. И от этого губы Чайлда фантомно опалило чужим дыханием, напоминая о случившемся всего минуту назад. — Нет, — выдавил он, сначала один раз мотнув головой, слабо, а затем начав делать это всё усерднее с каждым новым словом. — Нет-нет, нельзя, хватит, я ухожу. «Иначе провалюсь в это только сильнее» — не произнёс он вслух. Стиснув кулаки, снова взглянул на Чжун Ли, и тоже отступил. — Тарталья, — попытался позвать Чжун Ли, но Чайлд отвернулся и двинулся прочь, обходя его и не касаясь. Плечо вспыхнуло жаром, ожидание хватки чужих пальцев на нём разлилось и предвкушением, и страхом по коже. Но ничего не произошло. Чайлд не был уверен в том, как быстро добрался до банка. Лестниц на пути в спасительный кабинет словно и не было; пролетели мимо его внимания и охрана на входе, и Екатерина за стойкой, и дверь. Очнулся от мельтешащих мыслей он только когда распахнул окно. Вдохнув душный воздух Гавани, ослабил без того не туго затянутый шарф и опёрся о раму руками, опуская плечи. Что он наделал? Зачем подпустил Чжун Ли настолько близко? Почему не смог совладать с собой, отступить, сделать вид, что не понял? Почему вместо этого он позволил увидеть Чжун Ли свои чувства, подтвердить… его догадки? Взъерошив волосы, Чайлд отступил от окна, чувствуя, как кружится голова. Коснулся пальцами нефритовой серёжки, и поджал губы, несильно дёргая за неё с мимолётным и несерьёзным желанием вырвать из мочки. Сглотнув, обернулся к письменному столу, а точнее — к кор-ляпису с лилией и янтарному перу. Чжун Ли заревновал, когда понял, что Чайлд принимает подарки от другого? Поэтому и поступил так, пытаясь сократить дистанцию и понять, есть ли у него шанс? Чайлд провёл рукой по лицу, слабо морщась от боли — царапина, оставленная птицей, заживала быстро, но всё ещё порой болела. Должен ли он выбросить все подарки и отказаться от внимания адепта, которого, очевидно, вряд ли достоин? Подойдя к столу, коснулся кор-ляписа, но так и не взял в руку. Эхом в ушах зазвучал голос Чжун Ли, и Чайлд слабо ответил: — Лучше тебе меня и правда съесть, пока не успел разочароваться, — прошептал он. Может, эти подарки и ухаживания — лишь приготовление? Чтобы всё было красиво и правильно. Неужели адепты Ли Юэ поглощают души своих смертных возлюбленных? О таком он ранее не слышал. Тогда трапеза у заинтересовавшегося им адепта будет неважной. Чайлд хмыкнул своим мыслям, отступая от стола и уходя в спальню. Сняв одежду, замотался в тонкий халат, а потом и в одеяло, скорее по старой детской привычке — дома, в Снежной, порой по комнатам ночью бродили ледяные сквозняки. Зарывшись носом в одеяло, закрыл глаза. И с каждой секундой темнота становилась всё гуще. Вязкая она оплетала тело, утаскивая на своё дно, не собираясь отпускать. Воспоминание коснулось слуха клокочущим рычанием тварей, и Чайлд провалился в свой очередной кошмар.