***
Вместо того чтобы идти в пятницу на урок истории, я решаюсь писать свою. Звоню Канату, когда уже бреду по лесной тропинке за его домом. Он приглашает меня к себе, радостно сообщая, что больше там никого нет. Нервно сглатываю, вспомнив недавний сон, но быстро отметаю его, увидев Каната у ворот. — Я пришла сказать кое-что, только ты не перебивай, — выпаливаю ему и не дожидаюсь ответа. — Сначала я думала, что ты стоишь во главе злодейств в школе, что ты замешан в аварии Лейлы, что ты обманул ее, что ты играешь со мной, что ты бьешь брата… — Он и про это успел наплести? — Помолчи, — накрываю его губы пальцами и замечаю мгновенную перемену в лице. — Но, узнав тебя и сопоставив факты, я поняла, кто ты в этой истории. Жертва. Ты жертвуешь собой ради близких людей. Но всему есть предел. — Что ты хочешь сказать? — играет желваками Канат, нахмурив брови в замешательстве. — Давай проведем этот день так, будто нас только двое? — наконец выдавливаю я. — Побудем эгоистами? — загорается Канат. Полностью с ним соглашаюсь и хватаюсь за предложенную руку, переплетая наши пальцы. Наверное, я свечусь так же, как и он, но мне все равно. Следую за хозяином дома на кухню, потому что мы оба очень голодны. Решаем приготовить все, что видим. Не скажу, что я кулинар мечты, но мама научила меня готовить очень даже сносно. Канат достает фартуки, пока я осматриваюсь. О такой кухне можно только мечтать, а некоторых приборов я никогда не видела раньше. Надеваю фартук на Каната, словно халат на хирурга. Только операцию на сердце он уже провел мне — оно горит, когда Канат на меня смотрит, как сейчас. Еще и так близко. Отворачиваюсь, чтобы скрыть волнение, но оно нарастает снова, когда шею опаляет горячее дыхание, а по спине бегут мурашки, потому что Канат завязывает на мне фартук очень неторопливо. — Я могу сама, тебе неудобно, — отстраняюсь я, смотря на перевязанную руку. — С тобой мне всегда удобно, — воркует он, обнажая свои клыки. Хочется дотронуться до них пальцами, и я отворачиваюсь, потому что лицо вспыхивает. Канат стоит в стороне, наблюдая за тем, как я нарезаю помидоры. Киваю ему, чтобы не ленился и занялся огурцами. Через несколько минут отставляем готовый салат и принимаемся за панкейки. Музыка играет очень веселая, но за улыбками я прячу напряженность от случайных прикосновений Каната. Вот он подает салатник, и касается моих пальцев. Вот он стоит сзади и пытается научить меня ловче переворачивать тесто. Вот он тянется через меня к тарелке с ягодами. У него такие накаченные руки, что я невольно облизываю губы. Могу только догадываться, что творится у него в голове, но клянусь, что я вижу потемневший взгляд Каната из моего сна, когда ем клубнику из его рук. Пока Канат раскладывает кусочки хлеба и сыра в тарелку, покрываю ягоды взбитыми сливками. Он заливисто смеется, когда пару раз я промахиваюсь, и тогда струя сливок летит прямо в его довольное лицо. Нажимаю еще раз — и передо мной блюдо «Канат во взбитых сливках». Сквозь смех озвучиваю это и получаю сливочный ответ в лицо. Как легко у меня отобрали баллончик! Хорошо, что есть еще один, и наша битва продолжается. Увернуться не получается, и вот я уже при белой короне. Наспех стираю сливки с лица, чтобы видеть противника, который делает то же самое. Нас пробирает дикий смех, но мы не останавливаемся. Только когда я едва не падаю, поскользнувшись на наших «патронах», а Канат успевает одной рукой подхватить меня, мы перестаем смеяться. Упираюсь ладонью ему в грудь и снова слышу частые удары его сердца. Коленки подкашиваются от взгляда, которым он поедает меня вместе с чертовыми сливками. Да я и так почти не стою на ногах, находясь в этих цепких объятиях. — Так хочу поцеловать тебя, — произносит Канат, не отпуская меня. — Я тебя люблю, — вместо ответа выдаю я раньше, чем успела оформить эту мысль в голове, в которой все вдруг превратилось в вязкий сливочный крем. Обожаю ямочки на его щеках от улыбки, которой Канат одаривает меня после внезапного признания. Он воспринимает это как согласие и накрывает мои губы своими. Наш поцелуй такой сладкий, что хочется плакать от счастья. Выпрямляюсь и сцепляю руки в замок на его шее. Канат разворачивает нас, прижимая меня собой к кухонной стойке. Он отрывается от моих губ, только чтобы избавить от сливок на шее. Набираясь смелости, слегка запрокидываю голову назад, тая от окутывающей меня нежности. Глаза закрываются, унося меня в непостижимые сладостные края. Возвращаюсь к губам Каната, когда не могу больше выдерживать эту соблазнительную пытку. Его свободная рука путешествует по моей спине вниз, заставляя непроизвольно выгнуться. Мы оба не торопимся, наслаждаясь моментом и друг другом. Наши лица липнут из-за сливок, и это смешит нас обоих. — Это невозможно, — усмехаюсь я, нехотя отодвигаясь. — Нужно умыться. — Я могу помочь с этим, — мурлычет Канат, проводя нижней губой по моей щеке и стирая крем. Вдыхаю воздух носом, едва держась. Не знаю, как нахожу в себе силы оторваться от него и идти в ванную. Канат показывает пальцем, куда идти, и следует за мной. Спиной ощущаю на себе его горящий взгляд. Закрываю дверь перед его носом, говоря, что воспользуюсь душем. Только когда слышу отдаляющиеся шаги, прижимаюсь к двери затылком и закрываю глаза. Я призналась ему. Наши чувства взаимны. Мы счастливы. Что еще можно желать? Только того, чтобы мы были одни во всем мире. Открываю воду и мысленно удаляю из своей жизни аварию, колледж, Мелису, Озана, Азиза. Остаемся только мы с Канатом. Затем вспоминаю, что ни случись со мной все это, я бы никогда его не встретила. Ощущаю себя в замкнутом круге. Наслаждаться моментом, чтобы постоянно ждать удара под дых? Дурные мысли смывает вода. Струи стекают по плечам, принося с собой воспоминания о том, как еще недавно так же плавно скользили по ним руки Каната… Смотрю на свою блузку и понимаю, что она превратилась в одно сплошное жирное пятно. В этот момент вздрагиваю от стука в дверь. — Канат, я… — Я принес футболку, — говорит он, — на случай, если захочешь переодеться. Бегу к своему спасителю, но дверь открываю совсем чуть-чуть. Смеюсь над его «не смотрю». Он успел переодеться в майку, и я едва отвела взгляд от руки, протянувшей мне одежду. Быстро натягиваю его футболку, расчесываю мокрые волосы рукой и иду на кухню. Мы договорились завтракать на заднем дворе, а потому выношу тарелки туда. Канат стоит возле стола, погруженный в тяжелые мысли. Его брови сдвинуты, а глаза смотрят в одну точку. Кажется, он даже меня не заметил. Убеждаюсь в этом, когда он вздрагивает от касания моей руки. — Все хорошо? — задаю вопрос, искренне на это надеясь. — Этот дом не наполнен радостными моментами, — отвечает он тихо. — Сегодня не тот день, чтобы думать об этом, — напоминаю ему, несмело улыбаясь. — Тебе идет, — замечает Канат, переведя взгляд на меня. — Оставлю ее себе, — довольно сообщаю я. — Как рубашку? — ухмыляется мой парень. Закусываю губу, подумав об этом словосочетании. — Какую рубашку? — не понимаю его. — Которую ты стащила из раздевалки во время пожарной тревоги. — Это… Это была твоя рубашка? Я не знала, из чьего шкафчика достала ее. — Это меньшее, что я мог сделать для тебя, — виновато произносит Канат, поправляя мою выбившуюся прядь волос за ухо. — С тех пор многое изменилось. Просто не будем ворошить прошлое, — отвожу взгляд. — Теперь я верю, что ты не виноват. К тому же, я сказала, что люблю тебя и… — Надеюсь, твой район тоже поверит, что я не виноват, иначе в следующий раз ты так просто меня не выведешь, — улыбается Канат, притягивая меня к себе. Киваю ему, утыкаясь носом в грудь. Каждый из нас понимает, насколько ценно это время наедине, а потому всякий раз желает продлить его. Наши телефоны поставлены на беззвучный режим. Наши сердца поймали один ритм и стучат со скоростью света. Наши глаза кричат: «Я тебя люблю». Наши пальцы сплетены в замок. Наше время пришло.***
Захожу на школьный двор. Нахожу глазами машину Каната и громко выдыхаю. Он вернулся. Иду по коридорам медленно, чтобы найти его, но встречаю только Бекира. Он с сумасшедшими глазами рассказывает, как брат спас его из мусорного контейнера, в который он попал благодаря дружкам Озана! Успокаиваю друга, убеждая в том, что скоро все изменится. Изменилось у меня, изменится и у всех. Я твердо это решила. Мелиса поплатится за все. Сообщу друзьям о своем плане вечером. Но сейчас мне нужен кое-кто другой. Звонить не хочу — слушаю сердце. Оно ведет в спортзал. Приоткрываю дверь и вижу субъекта моих поисков. Ловлю себя на мысли, что сегодня он точно поймал бы меня за этим занятием, в отличие от того забавного момента в библиотеке. Сейчас Канат кидает мяч в корзину. В первую нашу встречу он точно избивал Дагхана. И когда все успело так перевернуться?! Замечаю, что обе руки Каната свободны. Повязку должны были снять сегодня утром. Мяч попадает в цель раз за разом, пока я, откровенно говоря, не могу оторвать глаз от своего парня. Его сосредоточенность, уверенность, сила сводят с ума. Ладони лежат на мяче так властно, а руки действуют так собранно, что промахнуться не представляется возможным. Мой звонящий телефон портит момент любования. Канат оборачивается, и его улыбка заставляет забыть обо всем на свете. Не могу ничего с собой поделать. Отклоняю вызов младшего Гюная. Сейчас нет ничего важнее встречи со старшим. — Ты очень хорош, — делаю искренний комплимент, подходя ближе, — а я в этом ничего не смыслю, — пожимаю плечами. — Привет, — встречает меня Канат, рукой приглашая в объятия, чему я беспредельно рада и жмусь к нему, как необласканная кошка. — Привет, — вторю ему, вдыхая пьянящий аромат. У него расстегнуто слишком много пуговиц — я всегда попадаю в этот горячий «бермудский» треугольник кожи и млею, как ненормальная. — Я могу научить тебя, — шепчет он мне в макушку. — Тогда буду называть тебя учитель Канат, — поддеваю его. — Уроки плавания я уже получила. — Ты же не думаешь, что в воде мы закончили? Канат отстраняется, но только чтобы коснуться моего подбородка пальцами и притянуть к себе для поцелуя. Закрываю глаза и впитываю его сладость. Сейчас невозможно думать ни о чем другом. Соприкасаемся лбами, пытаясь отдышаться, и не можем сдержать улыбки. — Порой не верится, что это происходит со мной, — шепчет Канат. — Иногда мне кажется, что все это сон, — признаюсь в ответ. — Ты приснилась мне в первый же день нашей встречи, — ухмыляется Канат, пронзая меня взглядом. — Тогда я тоже скажу, что ты мне снишься, — говорю я как можно более отвлеченно. — Ты хотела бы, чтобы эти сны сбылись? — Канат задает простой вопрос, а краснеющие щеки выдают меня с потрохами. Если бы он знал, что мне снится… Или у меня на лбу написано? — Они уже сбываются. Целую его, но использую это как отвлекающий маневр, чтобы отобрать мяч. Канат смеется, запрокидывая голову назад. Наверное, со стороны я выгляжу неуклюже, но в его глазах я читаю только восхищение. Подхожу к нему, чтобы получить первый урок. Руки Каната плавно скользят по моим, поднимая их. Поразительно, что даже с поднятым мячом я ниже его. — Ты такая маленькая, — будто читая мои мысли, произносит Канат. — Мне так это нравится. Его шепот разрезает напряжение между нами. Он прижимается так близко, что чувствую, как по спине бежит капелька пота. Совсем не могу сосредоточиться. Что ж, и это будет мне уроком — не играй с огнем, Эким! — Что дальше? — спрашиваю я, не особо думая про бросок. Канат медленно перекатывает мою левую ладонь по мячу на меня, а правой ладонью слегка толкает мяч вперед. Затем повторяет это движение для закрепления. — Выпрямляешь правую руку, направляя всю силу в бросок, — доносится шепот возле уха. Я сглатываю, не в силах пошевелиться. Мы отпускаем мяч вместе. Он летит в щит, но в корзину не попадает. Отпускать меня Канат, видимо, не собирается. — Неплохо. В следующий раз получится, — проговаривает он, а я понимаю, что повторения не выдержу. — Мне на урок пора, — выдавливаю я. — Ты не идешь? — Я провожу тебя. Мы идем по коридору, то и дело касаясь пальцами. Я прячу смущенную улыбку, а Канат, напротив, сияет ярче сегодняшнего солнца. Ловим на себе косые взгляды сверстников, но нас это не заботит и никогда не заботило. Мой телефон выбрирует уже пару минут. Когда я наконец достаю его, чтобы ответить Азизу, натыкаемся на полицию. Господин Сельчук подходит к Канату и грозно сообщает ему причину своей явки. — Канат Гюнай, Вы арестованы по подозрению в аварии с госпожой Эртенер. Держу телефон крепче, потому что одновременно Азиз сообщает мне новость похуже аварии.