немного ранее
от третьего лица
Десять утра. Кажется, у Эмиля выработался режим, ведь на выходных он встаёт намного раньше, чем на каникулах. Первым делом парень пошёл на кухню, чтобы включить чайник, а после этого направился в ванну, умываясь и чистя зубы. Настроение, почему-то, не задалось с самого утра, из-за чего — не знает даже сам Иманов. Выйдя из ванной комнаты и, зайдя на кухню, заварив себе зелёный чай, брюнет ушёл в свою комнату, беря ноутбук и заходя во ВКонтакте. Несколько сообщений с сообществ и три сообщения от Полины. В прочем, ничего необычного. Зайдя в чаты, Эмиль, пробежавшись взглядом по сообщениям, которые не несли особого смысла, вышел из соцсети, заходя на сайт с дорамой и включая пятнадцатую — предпоследнюю — серию. И, казалось бы, ничего такого в это утро не происходило, если бы не отчим, находившийся дома. Как обычно войдя без стука, Дмитрий, закрыв дверь, прошёл в комнату, осматриваясь, будто тут что-то могло измениться за месяц, что он отсутствовал. Иманов, не обращая на него никакого внимания, продолжал смотреть, медленно попивая свой чай. — Я тут твои оценки посмотрел... — начал отчим, и подросток, сжав челюсти, поставил на паузу, переводя взгляд на старшего. — Так дело не пойдёт. Ты хочешь, чтобы я снова взялся за твою учёбу? — нахмурившись, спросил мужчина, заставляя парня вспомнить то время. — Что ж вы все так прикопались к моей учёбе?! Меня сейчас подтягивают! Мне не нужна ваша помощь! — резко захлопнув ноутбук и вскочив с кровати, воскликнул Иманов, размахивая руками. Его действительно достало то, что все так заботятся о его учёбе. — Особенно от такого придурка, как ты... — тихо добавил он, скрещивая руки на груди. — Ты как со старшими разговариваешь, щенок? — прошипел отчим, подходя к Эмилю и, замахнувшись, он влепил ему довольно сильную пощёчину, от которой парень, пошатнувшись назад, чуть не упал, поднимая ошеломлённый взгляд на Диму, держась за воспалённую щёку. Метнув взгляд к двери, которую только что открыла проснувшаяся Татьяна, Иманов, еле сдерживая слёзы, вышел из комнаты, закрываясь в ванне на замок. Сморгнув скопившуюся в уголках глаз влагу, подросток, оперевшись руками о раковину, стал рассматривать красный след на лице, который будто горел от боли — настолько сильно мальчика ударили. Стараясь выровнять дыхание, брюнет начал умываться, в надежде хоть немного снять воспаление. За пределами ванны слышалась ругань и Лилькин плач, из-за которого Эмиль порывался выбежать из ванной комнаты, но, понимая, что ребёнок испугается ещё больше, заметив красные глаза и горящую красным щёку, остался, сев на край ванны и бездумным взглядом смотря перед собой. Сейчас опять разыграется ссора, отчим снова ударит маму парня, и он снова убежит к друзьям. Прям как последний трус. Спустя десять минут Иманов вышел из ванны, быстро взглядом находя сестру и, взяв её маленькую ручку, увёл в свою комнату, закрывая дверь и, сев на корточки, натянуто улыбнулся, заглядывая в заплаканные глаза малышки. — Ну, Лилька, ты чего? Всё хорошо, — шептал он, заправляя прядь каштановых волос сестры за ухо. Та, шмыгнув носом, обняла подростка, который, подхватив на руки, посадил её на кровать, дав бутылку с водой, чтобы ребёнок успокоился и, открыв шкаф, взял одежду, начиная одеваться. — Эмиль, а ты куда? — шмыгнув, спросила девочка, закрыв бутылочку и поставив её на тумбочку. Надев капюшон и повернувшись к Лиле, Эмиль поджал губы, понимая, что взрослые затихли, и, взяв в руки рюкзак с вещами, собранными ещё вчера вечером, он снова улыбнулся, потрепав сестрёнку по волосам. — Цветочек, мне нужно идти, — тихо сказал парень, целуя её в лоб. — Если что, звони мне с маминого телефона, хорошо? — заглянув в карие глаза, спросил Эмиль, прощаясь с младшей и выходя в коридор, позже надевая верхнюю одежду и выходя из квартиры, затыкая уши наушниками. Сейчас можно пойти к Данику, так как его родители снова в отъезде, а потом... потом только гулять до пяти вечера. Возможно, он проведёт это время в кофейне, в которой часто коротает время, а может просто прогуляется по Москве. Не впервые.***
...Так прогулялся по Москве и посидел в кофейне, что потерял ход времени и проебался, блять! Опоздал почти на десять минут. Замечательно. Ещё я был в капюшоне, потому что... ну, вы уже поняли, почему. Это не скрылось от глаз Димы. А мы же на задних местах сидели, и он мог говорить со мной на более личные темы, не боясь быть услышанными. — Почему в капюшоне? — тихо спросил Масленников, поворачивая мою голову в свою сторону. — Показывай. И мне не оставалось ничего, кроме как снять капюшон и показать след, отводя взгляд в сторону. — И что это такое, м? — нахмурился Дмитрий Андреевич, рассматривая воспаление. — И самое главное, кто посмел это сделать? — Да я это... на... на ублюдков каких-то наткнулся, вот и опоздал, —думаем, думаем... главное, чтобы не понял, что вру. Уже, походу, понял. — Эмиль, ты же понимаешь, что правду, хочешь-не хочешь, я выпытаю? — положив руку мне на плечо, спросил, но как бы перешёл на угрозы математик, заглядывая мне в глаза. Поджав губы, я кивнул, отворачиваясь к окну. — Опоздал, как я понимаю, тоже из-за этого? — Нет... — тихо отозвался я, следя за сменяющимся видом за окном. Совсем скоро я почти сутки буду сидеть в душном купе поезда, уезжая за пределы такой родной и любимой Москвы. Надев капюшон обратно, я воткнул наушники, включая песню "Ssshhhiiittt! - 19", убавляя громкость до половины. Дима, взглянув на меня нечитаемым взглядом, тоже устремил взгляд в окно, следя за небом, которое постепенно окрашивается в синий. Последний раз дома я был давно, ведь меня Сломали кто-то и где-то; Забрали сердце и детство. Я никогда не увижу ту жизнь, которую ждут от меня. Так ненавижу все попытки меня поменять. Почему-то именно эти строчки у меня ассоциируются с моей жизнью. То есть, я тоже не люблю, когда меня пытаются поменять, у меня тоже, можно сказать, забрали детство, и... и всё, что говорится в этом отрывке, можно сказать, про меня. Мне пришло сообщение, поэтому я, достав телефон из кармана, зашёл в ВК, открывая чат с Полиной и читая сообщение. Полька Ты бля Ничего мне не рассказываешь Мразь Что у тебя случилось? Дмитрий Андреевич знает?Вы
Нет, он не знает. Потом расскажу.
Спустя пятнадцать минут мы прибыли к перрону, позже еще минут семь распределялись по купе. В одном купе четыре комнаты по два места, и как же велико было моё желание оказаться в одной комнате с Димой, но хуй там плавал, я поселился с Никитой, а Полина с Даником. Масленников, кстати, был в комнате один, хитрая жопа! Я уверен, что даже его кровать была мягче, а шум туда почти не проникал. Спустя некоторое время к нам постучали и, не дождавшись разрешения войти, распахнули дверь, а в проёме оказалась Полина. — Эмиль, идём, я тебе кое-что покажу! — радостно воскликнула Полина, немного подпрыгивая на одном месте, во всю улыбаясь. Я просто молча поплëлся за ней. Спорить с ней и говорить, что я устал, не было смысла — она упёртая, как баран. Или овца... Мы шагали по коридору, проходя мимо комнат. Я иногда поворачивался к другим открытым комнатам, без интереса наблюдая за ними. Мы дошли до самого конца вагона, где было большое окно. Там красовался красивый закат. Я и не заметил, что наступил вечер... Засмотрелся даже на эту красоту, забыв про усталость и плохой день, невольно улыбнулся. Не замечаю той же улыбки, что и у Полины, когда поворачиваюсь на неё. Я уже открыл рот, хотел заговорить, но меня перебили: — Давай рассказывай, что случилось. Почему ты опоздал? — говорила Полина совершенно спокойным голосом. От Полины не улизнуть, не отстанет, пока не расскажешь. Я не нашёл варианта лучше, кроме как рассказать ей обо всём. — Да этот ебанутый Дима с утра ворвался ко мне в комнату, начал предъявлять, мол, "чё у тебя такие оценки хуёвые, снова взяться за твоё воспитание?" и всё в этом роде. Я ему сказал, что мне нахуй не нужна его помощь, а он такой типо "как ты со старшими разговариваешь?", а потом взял и влепил мне жёсткого леща. В общем, сначала я пошёл к Данику, а потом решил прогуляться по Москве, после чего заглянул в ту кофейню, в которой мы с Лилькой были, и засиделся там, не заметив, как быстро пролетело время, — выпалил я, наконец облегчённо выдыхая от того, что рассказал хоть кому-то об этом. Вообще, я начал замечать, что Савекиной я доверяю намного больше, чем Данику, и с чем это связано — в душе не ебу. Тауланов будто... менее серьёзно относится к ужасным вещам, если то, что происходит у меня в семье, можно таковым назвать. Конечно, он может поддержать в случае чего, но первым делом он поржёт или пошутит. Ну, это же Даник, что с него взять. — Блять, опять начинается, что-ли? — заебавшимся тоном произнесла девушка, возвращая задумчивый взгляд к окну, за которым тлел огненно-малиновый, несмотря на облака, закат. Я вздохнул, прикрывая глаза и немного расслабляясь от тишины, воцарившейся в вагоне, что было удивительно, смотря на то, что он заполнен подростками. — Слушай, расскажи обо всём Дмитрию Андреевичу. Он, как педагог, ну и твой друг, должен помочь. Как минимум обратиться в органы опеки или типо того, отчим же записан у Лили, как отец, — вдруг сказала Полина, и я, резко поменявшись в лице, замотал головой, понимая, что если расскажу - нахватаюсь ещё больше проблем. — К чёрту. Перетерплю, — тихо сказал я, следя за тем, как за окном сменяются пейзажи. Ну, не могу я рассказать ему обо всём, пусть и понимаю, что учитель, вообще-то, действительно может мне помочь. — А мне и не надо рассказывать, я сам всё слышал, — послышался сзади нас ледяной тон Масленникова, от которого мы с подругой вздрогнули, резко оборачиваясь. — Я это... пойду, в общем. Вы там поговорите, договорите, переговорите... приятного вечера! — наигранно улыбнувшись, проговорила Савекина, сливаясь. Спасибо, подруга, я очень тебе признателен. — Пошли. И даже не пытайся отнекиваться, понял? — взяв меня за запястье, приказал (?) Масленников, уводя меня в противоположную от моей сторону вагона, предположительно, в его комнату. — Ты два года скрывал эту хрень... — бросив на меня укоризненный взгляд, тихо сказал математик, и я, покрывшись мурашками, пожал плечами, мол, "Я тут не при чём, это всё мои родители". Димина комната действительно выглядела лучше, чем остальных учеников, находящихся в вагоне (да, чтобы уместить один класс, пришлось занять почти весь вагон). Нечестно!... — А чой-то у тебя комната лучше, чем у остальных? — с наездом спросил я, садясь на кровать, которая действительно, блять, была мягче! — А товой-то, — повторив мой тон, ответил учитель, начав заваривать чай. — Рассказывай. — А? — строим дурачка. А что? Умеем, практикуем. — Бэ. Рассказывай, говорю. Что у тебя там с отчимом, каким таким твоим воспитанием он занимался и почему он ударил тебя, — после этих слов он поднял мою голову за подбородок, рассматривая красный след, который, возможно, к завтрашнему дню сойдёт. — Да нормально всё... подумаешь, ударил... — Эмиль! — крикнул Дима, и я, дёрнувшись, посмотрел на него, сглатывая. М-да, передо мной настоящий МДА. — Если ты сейчас-же не расскажешь, я приду к тебе домой и буду выпытывать эту информацию у твоей матери, — ой-ой, кажется, он перешёл на угрозы. Страшна пиздец. Только мама, наверное, с такими предъявами даже за порог его не пустит. Досадно. Глубоко вдохнув, я начал рассказывать, зная, что он, как пиявка - не отклеится. — Началось всё, когда мне было лет десять, наверное... родители ссорились часто, потому что мама по ночам куда-то уходила, а домой под утро возвращалась. Лильки тогда ещё не было, и хорошо... сколько криков бы она услышала, — грустно усмехнулся я, понимая, что сейчас не лучше. — Мой батя вообще человек хороший, он мне всегда ближе мамы был. Мы с ним сейчас даже общение поддерживаем... не суть. Позже оказалось, что моя мать залетела от нынешнего отчима-долбоёба. А дальше развод, суд и всё прочее, - вздохнул я, вспоминая те дни и невольно ёжась. - А потом в нашей некогда дружной семье появился он - Дмитрий Коннов. Ужасный по своей натуре человек... Не понимаю, что мама в нём нашла. По началу, конечно, всё шло более-менее хорошо - мама была беременна Лилькой, имя которой мне позволили дать, но потом... он как с цепи сорвался - начал пить, поднимал руку на меня и маму, если мы его раздражали. Лилю он, слава богу, не трогал. А про воспитание... однажды мама попросила заняться моими оценками. Так занялся, что за месяц раз семь хлестал меня ремнём по всему, что подвернётся под руку - по ногам, по заднице, по рукам, бёдрам... в общем, ты понял. А сегодняшний случай ты уже услышал, как я понял, — улыбнулся я, смотря на охуевшего, по выражению лица, Дмитрия Андреевича. — Боже мой... это ужасно, — сев рядом со мной и приобняв меня за плечи, прошептал учитель. — Почему ты раньше не сказал, котёнок? Я бы что-нибудь предпринял, — повернув меня к себе лицом, на полном серьёзе спросил он, снова называя меня чёртовым котёнком. Блять, если мы в итоге не начнём встречаться, я его ебану чем-то тяжёлым. Я не шучу. Нехрен давать ложные надежды. — Ты же понимаешь, что всегда можешь обратиться ко мне за помощью? — притянув меня к себе и заключив в тёплые объятия, которых мне так не хватало, спросил Дима, поглаживая меня по спине. Промычав короткое "угу", я уткнулся носом в его шею, вдыхая запах уже такого родного одеколона. За окном стемнело, а мы так и сидели, обнимаясь и думая каждый о своём.***
— Эми-и-илька! — сука, Никита, я только уснул! Всю ночь не спал. Восемь утра... — Скоро пересадка будет, курнём? — спросил одноклассник, доставая красные ротмансы из рюкзака. Так то я не курю, но с Морозовым иногда за компанию стрелял по сигаретке в неделю. И, кстати, они нихуя не успокаивают, но иногда так хочется, что начинает казаться, что они действуют, как валерьянка. — И не надо пиздеть, что не куришь. Пошли, минут шесть до остановки поезда, как раз успеем предупредить Дмитрия Андреича и дойти до выхода, — проговорил Морозов, после чего вышел из комнаты, бросив короткое "я жду в коридоре". Если эту хрень вообще можно назвать коридором... Надев сверху куртку, так как, во-первых, я мёрз в теплейшей толстовке, сидя у себя в купе, а на улице 100% холоднее в два, а то и в три раза, и во-вторых, по головке меня не погладят, если я снова заболею. В общем у поезда семь пересадок, как объяснял Дима - он проезжает через Рязань, через Мичуринск-Воронежский, через который мы проезжаем сейчас, Лиски, Ростов, Краснодар, Туапсе и Лазаревское. Ехать придётся почти сутки - двадцать три часа с лишним, а осталось ехать плюс-минус десять часов. Я увидел Никиту у того самого окна, и, сказав, что сам предупрежу Диму, так как знаю, какое у него купе, направился в конец вагона, стучась и ожидая, пока мне откроют. — Что... Эмиль? Ты чё не спишь? — показалась сонная фигура учителя, обмотанного в одеяло. Выглядел, как воробушек в особенно снежные деньки. — Сейчас будет пересадка, можно мы с Никитой выйдем на пять минут? Пожа-а-алуйста, — состроив глаза кота из Шрека, попросил я, поправляя пуховик. — Вообще, одних вас я не имею права отпускать, но тебе я доверяю, поэтому... подождите меня на улице, позже подойду, — объяснял он, а от этого "я тебе доверяю" разлилось какое-то тепло внутри. Мелочь, а приятно. — Ура, спасибо, мы подождём, — улыбнулся я, направляясь в сторону Никитки. Махнув ему рукой, я пошёл к выходу, а через минуты полторы транспорт окончательно остановился, а кондукторша, покосившись на нас, выпустила вместе с другими людьми, которым либо не спалось, либо они вовсе покидали поезд, возвращаясь домой, приезжая кого-то навестить или же для личных целей. — Дай одну. Курим быстрее, скоро... — Что значит "курим быстрее"? — снова этот стальной тон. Блять, мне точно пизда.