***
Следующей ночью Лань Ванцзи снова устремился в библиотеку, сразу не мешкая приступив к осмотру следующих полок. В какой-то момент его внимание привлек светлый предмет у его ног. Присев, Ванцзи поднял с пола свой скомканный рисунок. Он едва сдержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу — члены клана Лань не используют таких грубых жестов! — он забыл про рисунок, оставив его на виду, на столе!.. На столе, верно, он оставлял его на столе. Лань Ванцзи обернулся в сторону столика, где по-прежнему стояла чернильница с кистью. Кто-то побывал здесь в течение дня? Он решительно опустил угол листка в огонь, глядя, как сгорает аккуратно нарисованный иероглиф. Мгновение, и вся бумага превратилась в кучку пепла. Ванцзи собрал его с пола, чтобы не повторять ошибки и не оставлять никаких следов, и бросил в пустоту темного хранилища себе за спину. Его затылок обдало легким порывом теплого воздуха, как будто кто-то пробежал мимо горящего камина, всколыхнув огонь. Лань Ванцзи резко вскочил на ноги и обернулся. Никого. Он положил ладонь себе на ключицы, чтобы успокоить дыхание. Как хорошо, что дядя не увидел это проявление постыдного страха. Можно испугаться, но нельзя показать это. После он достал из своих принесенных запасов еще несколько свечей, поставил их на чистый лист бумаги на стол, чтобы не залить поверхность воском и поджег все свечи от той, что была в подсвечнике. Библиотека осветилась ярким оранжевым светом, который проникал в самые отдаленные углы за полками. Лишь в левой части хранилища, за низким столом, погребенным под горой древних свитков, оставался темный участок. Взяв свечу, Лань Ванцзи прошел туда, обошел стол, уперся рукой в стену за ним, чтобы убедиться — пусто, тут никого нет, хранилище полностью пустое! Однако его не отпускало чувство — он здесь не один. Ванцзи провел рукой по деревянной поверхности стены, следуя вдоль нее. Шероховатая прохладная древесина, местами испещренная сеткой трещин, местами почти гладкая — сколько лет минуло с тех пор, как были построены эти стены? Сколько энергии запретных книг они впитали? Не способны ли сами стены творить темную магию? Он прошел так, касаясь ладонями стен, почти до самого дальнего стеллажа библиотеки, отделенного темной шторой, цвет которой он не мог разобрать в слабом освещении. Неожиданно штора колыхнулась прямо перед его расширившимися глазами, и в лицо устремился поток теплого воздуха из-под нее. Заклинатель резко отдернул штору, но за ней был лишь еще один стеллаж со свитками. «Лань Чжань!» — вдруг услышал он голос. Лань Ванцзи закрутил головой, пытаясь понять, откуда идет звук, пока не понял, что голос звучит лишь в его сознании. — Лань Чжань! — мягкий мужской голос звучал тревожно. Лань Ванцзи едва заметно встряхнул головой, Бичэнь сам собой выдвинулся из ножен. Без сомнения, его звал некий дух. — Кто ты? Чего хочешь? — Лань Ванцзи тихо проговорил в пустоту. — А чего ты хочешь? Ты вызвал меня к жизни, когда начертал магический символ и сжег его. — Чушь, — пробормотал молодой заклинатель, продолжив про себя: «Это не был магический символ — всего лишь иероглиф. Покажись, и я уничтожу тебя, отродье потустороннего мира!» — Не могу показаться, — ответил дух на его мысли, — У меня нет формы, нет воплощения. «Читает мои мысли?» — Лань Ванцзи оторопел, — «Что за тварь?» Вместо ответа он почувствовал, как потоки теплого воздуха подхватили пряди его длинных волос и приподняли над плечами так, что они кончиками своими нежно провели по его щекам. После секундного замешательства, не зная, как реагировать, Лань Ванцзи сурово отбросил разыгравшиеся волосы за спину и решительно извлек меч, сверкнувший льдистым пламенем. — Кто ты, бесплотный дух? Назовись! — голос Лань Ванцзи прогремел в тиши библиотеки. Голос молчал. «Молчишь?» — Лань Ванцзи едва заметно усмехнулся и извлек гуцинь. Стараясь воспроизводить мелодию как можно тише, чтобы не привлечь внимание никого из клана, он начал играть «Расспрос». — Мо Сюаньюй, — тихо ответил дух, как будто ему не хотелось называть своего имени, но сила магической песни была непреодолима для него. — Как ты умер? — Я был наказан плетьми и умер от этого. К сожалению, на этом познания Лань Ванцзи в игре «Расспроса» на тот момент иссякли. Он мог еще спросить духа о том, кто именно был его убийцей, но сейчас это не интересовало молодого господина. Его интересовало, что этот Мо делает в библиотеке, и каковы его намерения. Об этом он и размышлял, стараясь припомнить, какие еще свои магические навыки он мог бы применить в этом случае. В это время голос духа зазвучал снова: — Я пришел в запретную секцию очень давно в поисках ответа, как мне обрести снова форму или погибнуть окончательно, чтобы прекратить свои скитания по свету. Но оказался запечатан здесь, в этих стенах, так долго, что почти утратил сознание и впал в забытье. Ты пробудил меня, как видно, невзначай, молодой заклинатель из клана Лань. Что ж, спасибо, — в голосе сквозила печаль, — не знаю, правда, стоило ли мне просыпаться, чтобы снова торчать здесь в одиночестве долгие годы? Как ты понимаешь, Лань Чжань, мои намерения не ясны пока мне самому. Я хотел бы выбраться из этой библиотеки с одной стороны. С другой же, я хотел бы все же отыскать здесь способ воплотиться в любую форму, во что угодно, лишь бы снова существовать, чувствовать. — Почему ты зовешь меня Лань Чжань? Откуда ты знаешь мое имя? — Я могу читать твои мысли. В какой-то мере, не все — не бойся. «Не боюсь я!» — внутренне вспыхнул Ванцзи, однако внешне оставался беспристрастен, как и полагалось нефриту клана Лань. — Да, это ясно, — голос духа засмеялся, — тебе нечего бояться, если кто-то прочитает твои мысли, ведь они чисты, как белый снег зимой в Облачных глубинах. Нежные щеки молодого заклинателя вспыхнули — не всегда его мысли были чисты. И конечно, именно сейчас, несмотря на неимоверные усилия, с какими он сопротивлялся, эти нечистые мысли и всплыли в его голове! Лань Ванцзи к своим молодым годам прекрасно обучился внешнему самообладанию, но бурлящий хаос внутри его души был этому полностью противоположен. Чем постыднее было желание или воспоминание, тем надежнее оно привязывалось к нему, мучая днем и ночью, за обедом и на уроках, без какой-то надежды избавиться. И вот сейчас, стоило духу упомянуть чистоту мыслей, как подсознание Лань Ванцзи услужливо достало из своих неглубоких слоев воспоминание о том, как второй молодой господин Лань предавался в ванной сексуальным утехам со своим собственным телом, что было строжайше запрещено в Гусу Лань, но что было так сладко, невыносимо притягательно и жизненно необходимо всегда одинокому Ванцзи. Внутренне сгорая от стыда, он судорожно старался прогнать картину торчащего из пенной воды бугристого пениса, чья глянцевая головка была готова извергнуться спермой прямо сейчас. — Ого, — ошеломленно произнес дух, — зачем ты показал мне это Лань Чжань? Разве я сказал тебе, за что меня наказали? — Не за рукоблудие же? — с сомнением спросил Ванцзи. Избиение плетьми было слишком жестоким наказанием, не соответствующим такому проступку. В конце концов, играя с собой, человек никому не приносит вреда, лишь разрушает собственную мораль и душу. — Нет, — голос прозвучал сухо. Удивительно, как не имея гортани, дух мог разговаривать так живо, меняя интонации своего молодого бархатистого голоса. Больше призрак Мо ничего не сказал, но в голове Лань Ванцзи промелькнула мимолетной вспышкой картина: молодой худощавый полуодетый человек с киноварной меткой между глаз в ужасе бежит, падая на землю и обдирая колени, от толпы заклинателей клана Цзинь, в том числе верховного заклинателя, судя по его одежде. Лица заклинателей были не знакомы Ванцзи — наверно, он был еще не рожден в ту пору, когда произошли эти события. Мгновение, и воспоминание померкло, ничего не прояснив. В Гусу Лань всегда настороженно относились к представителям клана Цзинь, считая их втайне способными на любое зло. Возможно, это предвзятое отношение повлияло на решение Лань Ванцзи, а может что-то в глазах молодого человека из воспоминания заставило его заколебаться, но так или иначе, заклинатель поднял меч, который он предусмотрительно положил на пол во время игры на гуцине, и убрал его в ножны. Дух не казался ему зловредным. Скорее, он нуждался в помощи. — Ты поможешь мне, Лань Чжань? — в голосе призрака звучала надежда. Ванцзи не ответил, лишь слегка сжал губы и поднял глаза на ту область стены, откуда исходило тепло, и где, предположительно, был запечатан дух.***
— Ванцзи! — окрик дяди заставил его вздрогнуть, — Почему ты так не сосредоточен на занятии? Ты плохо спал? — Да, дядя, — тихо ответил Лань Ванцзи, чуть заметно кивнув. — Что тебе помешало отдохнуть? Бессонница? Нарушение режима всегда дурно влияет на сон. Лань Цижэнь отошел вглубь комнаты для занятий, оставляя племянника гадать, что дяде известно о нарушении режима и насколько подробно. Едва досидев до конца урока под монотонный голос Лань Цижэня, борясь с желанием сомкнуть веки прямо здесь и сейчас, молодой заклинатель отправился в библиотеку. Когда он проходил мимо двери в запретную секцию, ему показалось, что от двери ощущаются теплые дуновения. Почему-то это заставило его улыбнуться про себя. В библиотеке он разыскал книги, посвященные клану Ланьлин Цзинь, выбрал ту, в которой перечислялись все адепты прошлые и нынешние, совершенствовавшиеся в этом клане. Немало времени понадобилось ему, чтобы отыскать среди имен Мо Сюаньюйя. Этот человек не был выдающимся заклинателем и прожил слишком мало, чтобы иметь хоть какой-то шанс стать таковым, поэтому ему было посвящено не более пары фраз: «За распутное поведение, противоречащее собственной природе, был наказан одной сотней плетей. Умер к вечеру того дня». Размышляя, чтобы могло означать это «распутное поведение», Лань Ванцзи уперся локтем в фолиант о клане Линь и положил щеку на ладонь. Трудно сказать, сколько прошло времени, когда его рука онемела, наконец, от тяжести головы и подвернулась. С грохотом спящий юноша упал на стол перед собой, ударившись скулой. Спасибо клану Ланьлин Цзинь за то, что в его стенах совершенствовалось так много заклинателей, что книга с их перечислением оказалась весьма объемной и упругой, что позволило смягчить удар. Потирая ушибленное место, Лань Ванцзи вышел из библиотеки. Короткий осенний день уже клонился к вечеру — все предметы вокруг приобретали постепенно все более теплый оттенок, а тени становились длиннее и синее. Мимо молодого господина прошла группа заклинателей. Ответив на поклон, Ванцзи не мог не заметить, как они изумленно посмотрели на багровый кровоподтек под его правым глазом. В Облачных глубинах были строжайше запрещены драки, но как еще мужчина мог бы получит такое повреждение? Возможно, если бы ударился о косяк двери, напившись до потери координации, но и это было запрещено. Опустив глаза, Лань Ванцзи поспешил в свои покои, стараясь не попадаться никому на глаза. Оставшееся до сна время он решил заполнить медитацией, чтобы дядя, если тому вдруг взбредет в голову посетить его, остался доволен. Предчувствие не обмануло его. Через час в его дом явился Лань Цижэнь, а следом за ним вошел Лань Сичень. — Что с твоим лицом, брат? — спросил глава клана. — Я оступился, — коротко ответил Лань Ванцзи. Пришедшие родственники чуть заметно переглянулись с сомнением. — Будь осторожен, Ванцзи, — недовольно сказал дядя, — в последнее время ты часто теряешь концентрацию. Боюсь, тебе скоро придется переписать наши правила еще раз, если ты будешь продолжать так расслабленно относиться к своим занятиям. Лань Ванцзи покорно склонил голову, не издавая звуков. В душе же его вспыхнул огонь негодования: за что они собираются наказать его в этот раз? За то, что он ударился? Вся его жизнь, сколько юноша себя помнил, состояла из непрерывной череды наказаний за любую мелочь, так как выдрессированный до совершенства Ванцзи просто физически был неспособен совершить ничего более предосудительного, нежели какая-нибудь случайная мелочь. «А завтра я чихну, и меня изобьют плетьми до смерти?!» — хотел бы он крикнуть, но лишь ответил: — Да, дядя, я буду собран впредь. Стоило мужчинам покинуть его дом, как Ванцзи буквально подбежал к кровати, отогнул циновку и достал ключ от запретной секции. Мысль о том, насколько отвратительным поступком была кража ключа из комнаты Сиченя, сейчас доставила ему почти физическое удовольствие. Он положил ключ под одежду, готовясь отправиться с наступлением девяти часов в библиотеку.***
— За какое распутство клан Цзинь наказал тебя? — войдя в запретную секцию, Лань Ванцзи сразу начал с вопроса. Раздался вздох духа и его печальный голос: — Почему ты хочешь узнать это? — Я должен знать, с кем имею дело. И чего ты желаешь. — Более всего я желал бы вернуть себе наслаждение от жизни: чувствовать тепло, вкус, запах, чувствовать любовь… Я любил человека, а он предал меня, когда я ему надоел. — Ему? Это был мужчина? — глаза Лань Ванцзи расширились. Он слышал о том, что существует такое извращение, но и помыслить не мог, что это возможно в среде заклинателей. Ванцзи брезгливо сморщил нос. — Я вижу твое выражение лица и слышу твои мысли, — обиженно сказал дух, — не суди о том, чего не пробовал. Если ты спал только с девушками… — Я не спал! — неожиданно для самого себя выпалил Лань Чжань и смутился. — Тем более, — дух молодого Мо засмеялся дружелюбно. — Я мог бы показать тебе, как это… — Нет, — выдохнул Ванцзи, слишком поспешно отступив назад, когда теплые струи воздуха легко раздули полы его белых одежд и едва коснулись лица. — Я сижу тут, наверно, сотню лет, пойми, — словно извиняясь, начал дух. «Вообще-то только восемьдесят пять лет», — подумал Лань Ванцзи, вспоминая строки о Мо Сюаньюе в книге. Его мысли не суждено было развиться: сознание Ванцзи словно поплыло, погружаясь в навязанные воспоминания духа. То, что делал с ним призрак, было похоже на технику «Сопереживания», только это происходило не по желанию заклинателя, а по прихоти духа. Ванцзи растерялся, не зная, как прервать сеанс и надо ли. Он увидел себя в комнате, слабо освещенной парой греющих свечей, сидящим на смятой шелковой постели. К его спине прижималось чье-то теплое тело, легко пахнущее мужским потом. Лань Ванцзи содрогнулся, осознав, что находится внутри воспоминаний Мо, но не мог освободиться. Вот он почувствовал, как горячие губы касаются его шеи сбоку, слышно частое дыхание рядом с ухом, а в поясницу упирается твердый и горячий… «Член?» — осенило Лань Чжаня. От ужаса и омерзения он попятился, запнулся о стеллаж и неловко упал на спину, ударившись о полку локтем. Ещё синяк, о нет! Подавив стон от боли в отнявшейся руке, Лань Ванцзи прошипел: — Не желаю знать о твоих сексуальных приключениях. Если хочешь, чтобы я помог тебе, не смей так делать. Наверно, впервые в жизни он сказал так много слов за один раз. Возмущение от вероломства духа переполняло его. — Хорошо, хорошо, — примиряюще заговорил призрак Мо, — просто ты не любишь его, того человека, иначе ты реагировал бы по-другому. Впрочем, я тоже не люблю его больше, после всего… Я хотел показать, как я был счастлив, и как выброшен на смерть. После этого дух как будто вложил в голову Лань Ванцзи воспоминания обо всей своей жизни разом, заставив прожить ее вместе с ним. Мо Сюаньюй оказался жизнерадостным светлым человеком, не причинявшим никому зла, который шел по жизни с наивностью ребенка, открывающего каждый день что-то новое: распустившийся цветок, красный закат, вкусное вино — вся его жизнь была пронизана яркими чувствами, которые теперь ощутил и Лань Ванцзи, чье детство и юность в Облачных глубинах были наполнены одной лишь муштрой и медитацией. После недолгого пребывания в воспоминаниях Мо Сюаньюя молодой заклинатель Лань уже был готов сорваться с места, бежать в ночь, чтобы упасть где-то в высокой траве и валяться, глядя на звёзды, вдыхая терпкий запах осенних цветов и палой листвы. Но последние воспоминания вырвали его из состояния эйфории — плеть огненными кинжалами разрезала обнаженную спину. Удар, ещё удар и свет померк. Больше душа Мо ничего не чувствовала. Его дух мог думать, слышать, видеть, но те яркие чувства, которые составляли основу жизни этого человека, полностью исчезли. От ощущения серой пустоты Лань Ванцзи сжался, и в этот момент видения рассеялись. — Я попробую найти заклинание, которое вернёт тебе чувствительность, — обнадежил он духа. Доброе сердце Лань Ванцзи дрогнуло. Пусть этот человек был обрезанным рукавом, но он не заслужил такой мучительной смерти и ещё более мучительного посмертия: быть заточенным в библиотеке, которую никто не посещает, будучи лишенным любых возможных радостей. — Спасибо тебе, — сердечно произнес призрак. При звуках его голоса в сознании Лань Ванцзи предстал образ этого человека при жизни: красивое лицо, большие глаза, худощавое гибкое тело. Он был привлекателен. Забыв о своих изысканиях на благо Гусу Лань, Ванцзи стал искать заклинание для помощи духу Мо, бродя от полки к полке, уже не обращая внимания на ласковый теплый ветерок, то поднимающий его одежду, то волосы. Далеко за полночь молодой заклинатель, не преуспев в поисках, побрел домой, чтобы вернуться в запретную секцию на следующий день. Упав в кровать, Лань Ванцзи думал, что сразу уснет, но его не оставляли мысли о Мо и его жизни. Его лучезарная улыбка и открытый детский взгляд, с каким он смотрел на мир, тронули Лань Чжаня. Он ворочался в постели, пока не обнаружил, что ласкает своими руками лицо и гладит себе волосы так, как это делал ветерок в библиотеке. Лань Ванцзи резко сел в кровати: «Что я делаю?» Он обхватил плечи руками, сжав себя с силой, но невыносимое желание ласки не уходило. Ему было так одиноко в Облачных глубинах с самого рождения: изоляция отца, разлучение с матерью, строгий дядя. Такой же несчастный и ограниченный бесчисленными запретами и наказаниями брат. Никто, кажется, ни разу не приласкал его, не притронулся к нему ни разу за все эти годы. И когда это сделал чертов бесплотный призрак презренного гомосексуалиста, Лань Чжаня проняло. До дрожи, до мурашек. Покачиваясь, как в трансе, он просидел так на кровати, обхватив себя руками до тех пор, пока не начало краснеть небо на востоке. Его распущенные волосы стекали прохладными струями по щекам, по ключицам, отдельные пряди просочились под ворот рубашки и легко щекотали кожу груди, касаясь и сосков. Это доставляло Ванцзи такое удовольствие сейчас, что он не находил в себе сил прервать момент и лечь, наконец, спать.***
— Ты не заболел, Ванцзи? — дядя озабоченно смотрел на синяки под его глазами, — Тебя что-то мучает ночами? Может, сны? — Нет, — по обыкновению тихо, склоняя голову и глядя исподлобья, ответил Лань Чжань. — Ну раз ты здоров, тогда ответь мне на такой вопрос: в деревне завелся злобный дух, природа его пока не известна тебе… — голос дяди, диктующего задачу, удалялся и таял, как размывался и его образ в воспалённых от усталости глазах Лань Ванцзи. — Отвечай! — неожиданно рявкнул Лань Цижэнь над самым ухом племянника. Лань Ванцзи вздрогнул, в ужасе понимая, что не слушал задачу. Не имея ни малейшего представления о том, что отвечать, он просто молчал — умение молчать было, пожалуй, его лучшим умением. — Встань, — голос дяди приобрел металлический оттенок, — я воспитывал тебя, как я думал, хорошим человеком, Ванцзи! Но что я вижу каждый день перед собой? — он дважды махнул рукой в сторону племянника так, словно сметал его, как сор, со стола. — Боюсь, мне придется наказать тебя. Пойди стоять на камнях до сна! — Да, дядя, — кивнул Лань Ванцзи и отправился на место принятия наказания. Что ж, стоять на камнях на коленях было не так тяжело, как переписывать правила клана, и не так продолжительно. Если бы не невыносимое желание спать и чувство голода — ведь он только наспех позавтракал — то все было бы совсем неплохо. За ту сотню раз, что его наказывали подобным образом, Лань Ванцзи придумал немало способов занять голову. Но сейчас ни один из способов не помогал ему. Мысли его возвращались к запретной секции и к образу Мо Сюаньюя. Все же этот молодой мужчина был красив при жизни. Зачем он избрал путь обрезанного рукава, подтолкнув себя к гибели? Наверняка, женщины любили бы его. Зачем он думает об этом? Лань Ванцзи встряхнул головой так, что длинные волосы упали со спины на его плечи, проскользнув по шее, напомнив о наваждении сегодняшних предрассветных часов. Боже, он не мог думать ни о чем другом! Впрочем, дяде удалось «излечить» его от преступных мыслей, о которых Лань Цижэнь и не подозревал — отбыв многочасовое наказание, ровно в девять вечера Лань Ванцзи пришел в свой дом и рухнул на кровать. Ни о каком посещении библиотеки он и думать не мог, измотанные тело и разум юноши отказывались работать.