обнимай

августовский ливень, определённо предвещающий осенние холода, одинокими струями размеренно хлестал по крышам и асфальту. целиком чёрное, затянутое серовато-фиолетовыми тучами небо словно готовилось упасть на небольшой провинциальный городишко, одновременно создавая ощущение того, что находится бесконечно далеко. в отдельных небесных просветах ярко мерцали то тут, то там редкие звёзды. где-то на горизонте таяли последние отблески заката, отражаясь в толстых стёклах высоких этажей новостроек. лёгкий, с намёком на последнее летнее тепло ветерок мягко обдувал покрасневшие щёки бродящего по городу молодого парня с каким-то блеском в медных глазах. присмотревшись, можно было бы понять, что это скупые, еле сдерживаемые слёзы, но никому из прохожих не было дела до раздавленного и разбитого взъерошенного молодого музыканта с гитарой в потрёпанном чехле за спиной и упрямым взглядом вперёд. Чес, задирая голову к звёздам, чтоб не расплакаться, бредёт в непонятном направлении, промокший под дождём до последней нитки, судорожно ощущая горящую сухость где-то глубоко в горле. Чеснок, безбашенный и беспечный, относящийся ко всему с разумной долей скептицизма и с улыбкой глядящий на всё, что его окружает; Чес, которого знали как первого весельчака, всегда энергичного и готового помочь - даже Чес, когда оставался один, предавался грустным мыслям. и никому бы никогда в этом не признался. даже Глэму. Глэму в первую очередь. полностью успокаиваясь, чувствуя себя уютно в обществе Глэма, он считал, что любая слабость с его стороны может задеть и друга, а тому это наверняка не нужно. зачем Глэму лишние проблемы и чьи-то почти взрослые травмы, когда полно своих? не так давно Глэм с Чесом признали свои отношения тем, чем они действительно являлись. спонтанное знакомство, спонтанное предложение Чеса играть вместе, тайные репетиции, первый концерт - и всё за кратчайшие сроки. с Глэмом они как-то сразу проскочили стадию неловкого общения, сразу подарив друг другу всё то, чего оба были так долго лишены. спонтанное предложение Чеса начать встречаться. в шутку, конечно. но... это больше не шутка. Чес терялся и краснел как мальчишка, ловя на себе восхищённые взгляды блондина, тая от случайных прикосновений, когда, к примеру, рука Глэма почему-то невольно оказывалась на его колене и уверенно сжимала его, если они сидели рядом. Чес застывал с туповатой улыбкой, наблюдая за парнем в повседневной жизни, Чес не знал, куда деваться от навязчивых мыслей о совместном будущем, Чес днями и ночами машинально думал о Глэме и пугался своих мыслей. наверное, он любил его. Чес и сам сказать не мог. он любил несколько раз в жизни, и ничем хорошим для него это не заканчивалось. разбитые надежды, пустые мечты, а главное, абсолютно бессмысленное и тупое чувство опустошённости, не проходящее ещё очень долго. да и в отношения с Глэмом парень бросился, хватаясь за него, как утопающий за последнюю соломинку. он тосковал постоянно. ему просто не хватало даже обычного тепла, а Глэм давал Чесноку всё, взамен ничего не прося. "я хочу стать лучше для него," - в размышлениях сердце Чеса коротко ёкнуло. от воспоминаний о просветлённой и довольной улыбке Глэма у гитариста самого невольно появлялась слабая улыбка на тонких губах. вскинувшись, Чеснок устало потёр замёрзшие ладони друг о друга. он боялся. безудержно боялся оставаться один, боялся оставаться дома. он говорил себе, что бежит в первую очередь от собственного "я", но не мог отрицать очевидного: он не чувствовал себя свободно и спокойно, когда находился дома. мать музыканта снова начала пить. слишком часто и помногу, не помня себя, когда находилась в нетрезвом состоянии, не помня родного сына, буяня, кричала благим матом, разбивая посуду, спотыкаясь о мебель, а Чес лишь закусывал губу, чтобы не завыть от горечи, когда мама из агрессора становилась абсолютно другой. бессмысленно и подавленно смотря на спасительную и одновременно смертоносную бутылку, она переводила взгляд на съёжившегося Чеса, и лицо её прояснялось, будто она видит сына впервые в жизни, а потом, вдруг зарыдав, утыкалась лицом в колени. болезненно худая, с глубоко запавшими глазами и остро выпирающими ключицами, в грязном старом халате в нелепый цветочек, с немытыми, слипшимися волосами, зачёсанными и прилизанными, на фоне разбитых бутылок и серых покорцанных обоев, она выглядела абсолютно маленькой и беззащитной. сердце Чеса кровоточило, а сам он разрывался между непреодолимым отвращением к этой женщине и безграничной, тёплой любовью к ней, как к матери. ночью, бросаясь на подушки и борясь с тошнотой, подступающей к горлу, Чес чувствовал, как по щекам скатываются крупные слёзы. он отчётливо помнит время, когда мама была действительно... мамой. помнит, как маленьким сидел на коленях у неё и завороженно слушал на ночь сказки со страниц новой книги. истории про благородных рыцарей, красивую жизнь, одиноких героев, чудовищ, драконов и прекрасных принцесс, а после - ласковый поцелуй в лоб и пожелание доброй ночи. мама всегда с улыбкой оставляла включенным ночник на тумбочке у кровати, и малыш сладко засыпал, сонными глазами наблюдая, как она аккуратно подтыкает большое лоскутное одеяло. помнит, как весело играл в песочнице с соседскими детьми, а заслышав оклик матери, вприпрыжку бежал через две ступеньки в квартиру и безмятежно кушал заботливо состряпанные на полдник пирожки, пока мама встревоженно охала, глядя на разбитые коленки сына и порванные местами шорты. помнит, как впервые заболел ангиной. его увезли тогда на скорую с температурой под сорок, а после мама ночами не смыкала глаз у больничной койки ребёнка, держа за руку и шепча, что всё будет хорошо. помнит тот запах уюта, домашнего тепла, своё искреннее удовольствие, когда мама, устав после тяжёлого рабочего дня, всё равно ласково пела ему колыбельные, помнит, как рвал цветы из клумбы соседки, чтобы поздравить маму с днём рождения, помнит, как жмурился на солнце, гуляя с нею по городу, неловко передвигая ножками в новых тесных сандалиях, вгрызаясь в эскимо на палочке, помнит вязаную шапочку, в которой катался зимой с ледяных горок, помнит, как долгими зимними вечерами пил с мамой горячий чай с малиной, восторженно делясь впечатлениями после прогулки. мама всегда была уставшая, но заботливая, бесконечно красивая и счастливая. кого сейчас Чес каждый день видел перед собой? безвольную, больную, ослабленную и уставшую женщину, которой не мог больше доверять, не мог подойти и рассказать, что чувствует. она выбрала алкоголь. не сына, не счастливое будущее и надёжную старость, не домашний очаг. а Чес был действительно мал для такой подлости, такого предательства со стороны самого родного и дорогого человечка. да и не от возраста это зависит, и Чеснок понимал это больше, чем кто-либо другой. никто не заслуживает такого отношения к себе. ни один человек в мире не должен быть забыт своими же родителями, не должен быть оторван от нормальной жизни и уж точно заслуживает счастливого детства, счастливой жизни. понятное дело, что запила мать его не от хорошей жизни. когда-то это должно было случиться. и вот она уже несколько лет подряд регулярно топила все проблемы в алкоголе. это не спасало ситуации и совершенно не утешало, но давало ей забыться. в отчаянии хватаясь за голову от переполнявших его чувств, готовых вот-вот прорваться наружу, Чес мысленно спрашивал себя, задавая одни и те же вопросы. зачем? зачем давать жизнь ребёнку, если ни ты сама, ни твой молодой человек не готовы его иметь? почему? почему, раз уж к тому пришло, нельзя было сделать аборт? зачем сначала давать ребёнку понять, что его любят и ценят, а после поступать так... так по-скотски? почему люди до сих пор не поймут, что ребёнок - не игрушка, и ты не можешь заботиться о нём какое-то время, а потом просто забить хуй и забыть обо всём, делая вид, что тебе нет никакого дела до того, что с сыном станет в итоге? почему подростки настолько глупы, что даже не предохраняются, это последний вопрос, который задавал себе Чес, но действительно не понимал. а потом - разбитые судьбы, нежеланные дети, отсутствие тепла и поддержки, ледяные эмоции и испорченные жизни, подростки-притворщики, бесконечно больные и уничтоженные, слишком рано повзрослевшие. Чес не знал своего отца, но действительно ненавидел его. он бросил мать беременной, лишь узнав о том, что она ждёт ребёнка. "мама хотела ребёнка тогда. она наивно верила, что эта падла, этот чмырь её заслуживает, строила воздушные замки, не замечая, что просто идеализирует отца своего сына." одну, отчаявшуюся, с ребёнком на руках, выставил из дома, а после, через пару лет, узнав, что она наладила своё существование и живёт вполне счастливо, возвращался несколько раз. -я ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу!..- бессвязно и лихорадочно бормотал Чес, с яростью и с отчаянием думая об отце. Чес знал, что его мать заслужила всего самого лучшего. любил её очень. и ненавидел одновременно. однако разбил бы лицо любому, кто высказался бы плохо о его матери. до ломоты в кончиках пальцев хотелось подойти, обнять и сказать "не вывожу, мам"... но гитарист знал также, что не сделает этого. оставалось лишь беспомощно ныкаться туда-сюда, продолжая делать вид, что всё хорошо. на самом деле Чеснок ощущал себя запертым. он хотел бы верить в то, что всё в его руках, но в последнее время всё больше и больше разочаровывался в себе. в людях. в жизни. не чувствовал себя виноватым, не осознавал до конца, что делает и для чего, на автомате просыпался и проживал день за днём. единственно яркое, что цепляло Чеса и хоть как-то держало на плаву - Глэм. их встречи, репетиции, молчаливые прогулки ночью, сосредоточенное, живое лицо Глэма, склоняющееся над Чесом каждый раз, когда тот засыпал на стуле с гитарой в обнимку, и еле различимые озорные искорки в глазах напротив. никто ничего не говорил, кроме как по сути и по делу. Чес не был уверен насчёт парня, но сам для себя признавал, что взаимное молчание для него сейчас гораздо комфортнее, чем что бы то ни было другое. иногда он пытался собраться с мыслями и выложить начистоту Глэму свои переживания, но каждый раз забывал или находил себе ещё какие-то оправдания и, оставляя гитару, неловко тыкаясь в шею блондина, осторожно кладя руки ему на плечи и обнимая, с наслаждением вдыхал родной запах, не обращая внимания на время и окружающих, чувствуя, как в объятиях Глэма все проблемы разом исчезают. **** ...в затемнённой парадной случайного дома Чес пережидал дождь, а когда вышел, ночь уж давно вступила в свои права, и фонари вдоль дороги ярко горели, освещая путь. музыкант поправил шнурки на кедах и, слегка отжав штанины чёрных джинс, шмыгнул носом и призадумался. истерическое состояние прошло, осталась лишь слабость во всём организме, и Чес вдруг подумал, что было бы неплохо немного выпить, разогреться, пообщаться с кем-нибудь, послушать достойного музла, да и развеяться, в целом. пошарив в карманах, он обнаружил какую-то мелочь, которой на банку пива точно должно было хватить. впервые за весь вечер усмехнувшись, Чеснок присвистнул и самой беспечной походкой направился к ближайшему рок-клубу под названием UNDERWORLD, где были и сцена, и репетиционная база, где ЧёЗаУродыНаСцене периодически репали, и бар, и хорошая музыка, и свои люди. "ладно, этот вечер мне уже точно больше ничто не испортит." -Ч.. Чеснок?.. - не совсем уверенно начал кто-то, когда гитарист почти подходил к клубу. парень ощутимо вздрогнул. очень уж знакомым показался ему этот голос. он медленно разворачивается и чувствует, как сердце гулко ухает и падает куда-то вниз. -Бард?..