И в огонь, и в воду, и в отпуск

Арсений едет в газельке вместе с остальной бригадой и разваливается на неудобном твердом сидении — не сильно тверже, чем была кровать на даче, но одно дело отпуск, а другое — работа. Хочется вернуться обратно в деревню, на речку, еще раз погладить Масю, пробежаться по лесу, но отпуск окончен. Хотя радость после уже третьего с выхода на работу крайне успешного задания отгоняет все тоскливо-ностальгические мысли. Нет. Он определенно точно любит свою работу и определенно точно по ней соскучился, а с Антоном он может поваляться на мягкой кровати дома. Тот к нему еще не переехал, но это дело времени: они каждую ночь засыпают вместе, шкаф начинает заполняться чужой одеждой, а в ванной висят чужие полотенца и есть вторая зубная щетка — третья для волчьих зубов тоже стоит там. Они не договаривались начать жить вместе — просто это оказалось логической вытекающей. Сначала два дня в поезде, потом две недели на даче, снова два в поезде, и начало казаться, будто и не было никогда двух отдельных квартир на разных концах города — все всегда вместе. Поэтому, промучавшись бессонницей первую ночь, Арсений уже в шесть утра звонил Антону с заявлениями, что отныне они спят исключительно в одной постели и неважно, в чьей. Другие сотрудники на них, начавших ходить на работу вместе, смотрели странно, но сейчас прошла неделя, и все взгляды сменились на скучающие — невероятной сплетней они не стали, что ожидаемо, но немного обидно, конечно. Вот и сейчас, когда они только грузились в машину, Руслан сказал, что ему некогда дойти до Антона, и попросил передать ему, что он нужен для обнюхивания каких-то вещей. Все знали, что каждый раз по прибытии с заданий Арсений доходит отметиться перед Антоном, а Антон перед Арсением — все в порядке? я тебя люблю. Они вместе ходят на обед, вместе собираются домой, вместе собираются на задания, если те совпадают по времени (Арсений все же лучше его напарницы завязывает на волке спецовку), вместе идут после каждых выходных к Диме в кабинет, чтобы воспользоваться чужими передающими способностями. Не было никаких проблем, связанных принятием чужой любви к собачьему корму и открытым окнам, потому что это тот случай, когда песик сам себе покупает понравившийся корм, а проблем с холодными ногами не осталось, когда под боком плотно обосновался тридцативосьмиградусный обогреватель. У Антона на счету уже четыре успешных задания — тот этим искренне гордится, соревнуясь с ним каждый раз, а Арсений гордится им — и собой, разумеется, поэтому на следующей неделе планирует сделать разрыв между ними в два балла в свою пользу. И видит в этом сплошные плюсы — Антон не расслабляется, а у Арсения в кровати большой страшный волк, любящий помечать сильнее всего, когда что-то идет не так. Не сказать, что после того раза они стали трахаться исключительно таким образом — наоборот, не пробовали больше, решив оставить такой изнуряющий, пусть и впечатляющий эксперимент на удобный случай. Антон и без этого может рычать, кусать и когтями постельное белье калечить — тогда уже злым и раздраженным становится Арсений. Тогда уже скулит и молит не он. Антон находится в общей раздевалке — кажется, только после обращения, судя по полотенцу на плече и голой жопе. — Спешу обрадовать — Белый там тебя с оперативниками ждет, что-то с вещами. Антон тяжело вздыхает и упирается лбом в прохладную стену — перекидываться обратно, когда ты только закончил работу и помылся, никому не хочется, хотя ни у кого и необходимости нет. В раздевалке пусто, и Арсений мягкими шагами подходит к Антону и удобно целует его в лопатку, чуть ниже шрамика, полученного несколько лет назад. Раньше чужие шрамы пугали, но сейчас это просто часть спецовки — они у всех есть. Хотя, как у всех — у всех, кроме Арсения, который своей идеальной кожей отделу глаза мозолит. — А может, они просто возьмут какую-нибудь овчарку? Я так заебался чот. — Ага, а она потом им всю информацию человеческим языком расскажет, — Арсений смеется и уворачивается от пытающихся сгрести его рук Антона. Сейчас в раздевалку повалят люди, а устраивать им недо-порно-шоу не сильно хочется. К тому же Ахмедова каждый раз начинает закатывать глаза и читать морали, а с ее способностью те застревают в голове еще часа на три и крутятся, как песня, въедаясь затейливыми строчками в голову. Но Антон все равно обхватывает Арсения так, чтобы он не мог ни вырваться, ни даже рук из плотного кольца достать, а только подставлял лицо под короткие чмокающие поцелуи. Антон противный, но Арсений его любит таким, какой он есть, поэтому не возбухает, а просто подставляет кожу, пока еще никто не пришел. Если Антон раньше казался активным и тактильным, то это Арсений еще не знал этого Антона, который сдерживается только благодаря коллегам и рабочей обстановке. А если знать Антона, то можно сделать вывод, что все это его абсолютно не сдерживает — после того, как все, кому интересно, более-менее догадались, а те, кому все равно, и не интересовались, тот перестал сдерживать себя в желании трогать Арсения, общаться с ним, делать комплименты по поводу и без. Без — это, то есть, вообще без повода — Арсению достаточно красиво сесть в кресле или не так сильно обжечь руки в пожаре. И хотя Антон оправдывает свое поведение тем, что в их работе каждый день может стать последним, что каждый момент важен, что Арсений просто делает все великолепно, он уверен, что дело только в последнем. И в том, что его Вульфонатор может держать личные границы с ним только в прошлом — том самом, в котором Арсений жаловался на их отсутствие. — Ну Шаст, ну пойдем, Белый срочно просил, — а сам подставляет шею под колючие поцелуи. — Ну пусть срочно подождет, м? — Антон играет бровями, хотя у них строгий запрет на секс на работе, но тому кажется, что довести Арсения до стояка и помутненного сознания — это не считается. Можно начать ругаться, но если делать это не всерьез, то это будет напрасным сотрясанием воздуха, а если всерьез, то Антон будет действительно чувствовать себя виноватым и до конца дня спрашивать, все ли хорошо. К тому же Арсений хочет, чтобы у них были здоровые отношения, а здоровые отношения — это не когда ты устраиваешь скандал из того, что самому нравится. Арсений все же выпутывает руки и кладет их Антону на шею, чтобы притянуть к себе для полноценного поцелуя — да, они отвратительные, но ничего с этим уже не поделаешь, да и делать не хочется. До возбуждения не так далеко, но можно же еще чуть-чуть потискаться. К тому же адреналин и невыполнимая задача не быть застуканными тоже подогревает интерес. Только Антон, видимо, подумав, что ему уже вообще все можно, окончательно наглеет и тянется руками под спецовочные штаны. И потворствовать чужим плохим решениям нехорошо, но Арсений все равно прогибается в спине и льнет сильнее — он надеялся, что такое помутнение на Антоне закончится за время отпуска, но нет. Оно не закончилось ни тогда, когда они потрахались с Антоном в форме волка, ни тогда, когда стали жить вместе, ни даже тогда, когда вместе покупали тому новую миску под интерьер кухни Арсения. Да, он так же самозабвенно целовался с Антоном на кухне, зная и видя, как тот полчаса назад хрустел своим кормом. Зубы, к слову, у волка стали чиститься уже не раз в неделю, а каждый день. Арсений чувствует бедром полувозбужденный член Антона, заламывая брови в понимании, что сейчас это совсем не вовремя и даже если у них есть теоретическая возможность позажиматься в душе, больше времени уйдет на снятие арсеньевской спецовки, которая Антону, разумеется, тоже нравилась слишком сильно. Настолько, что теперь они знают, как отмывать сперму с камуфляжной ткани — теперь они форму домой не забирают. — Ну Антон, ну пожалуйста, — позорное хныканье вырывается само собой, а Антон ловит это настроение, потворствуя ему еще хуже, чем сам Арсений: — Чего хочешь, м? Что «пожалуйста»? — Антон прикусывает ушную раковину, зализывая, а после внезапно отстраняется, хмурясь и частично обращаясь. — Бля, Щербаков идет, кажется. Арсений понимает, что тот обратился для того, чтобы лучше слышать, но это не помогло — то ли из-за шуршания ткани, то ли из-за звуков, издаваемых им самим. Тем не менее, Леша уже через секунду открывает дверь, заставая их в весьма компрометирующей позе — почти в обнимку с голым полуобращенным Антоном. — О, а вы чо, голубки, собаками трахаетесь? На чужом лице непритворный ужас, и Арсений гулко сглатывает, пытаясь понять, как бы сделать самое невозмутимое лицо из всех возможных, но уже понимает, что в этом их может спалить Антон. Он пытается послать тому все сигналы космоса, чтобы самому попытаться вытащить их сухими из воды, точно зная, что если коллеги поймут их отношения, то их предпочтения — точно нет. В целом, у того нет никаких доказательств и… — Ты чо, Лех, гонишь? — Антон фыркает и продолжает вытирать влажные волосы, не разделяя с Арсением инфаркт. — Да гоню, конечно, чо напряглись-то. — Леша покачивает головой, а Арсений выдыхает. — Чо, Арс, как задание? — Я это… К Белому. Очень срочно. — Антон подмигивает Арсению и клюет в щеку, пока Леша раздевается в другой части комнаты, а после шепчет на ухо: — После работы за сгущенкой, мама малину привезла, — будто это большее извращение из всех возможных. Арсений на это только кивает и провожает Антона взглядом, тут же поворачиваясь лицом к Леше, но не спеша раздеваться: незачем тому видеть полувставший член. Все же надо как-то обозначить границы зажиманий в офисе, потому что после задания помыться хочется ужасно. А, да, был же вопрос. — Как задание прошло? Да там одна девчонка не могла… — Арсений пускается в долгий и путанный рассказ, сам думая только о том, что уже очень хочет малины со сгущенкой.