ПЛОЩЬ (дискурсивный роман)

1. Близился полдень. Несмотря на то, что был четверг, я решил остаться дома. Трудно представить, как бы сложился этот день, если бы не гроза за окном. Серое небо почти сливалось, в унисон с настроением. Но, внутренняя радость не отступала. Не каждый раз “выходной” выпадает посреди недели. Еще как бы и не время, но и в тот же час, все нутро требует его. Даже комната, вроде та же самая, но выглядит совсем иначе. Унылый стеллаж до потолка, набитый книгами и прочей домашней утварью, смотрится совсем иначе. Синий вытертый ковролин, синее дальних морей. Сразу чувствуешь его своей колкостью и неприглядностью, но без этой основы, не ступишь и шагу по скрипящему полу. Напротив окна ширится шкаф с зеркалом во всю высоту – если отбросить все мыслимые рамки, то его можно рассматривать и как продолжение комнаты. Словно улица с двух сторону сразу, а ты как на сквозняке, меж двух окон. Проснуться позже, вряд ли было лучшей идеей, но теперь можно было никуда не торопиться. Расчеты, брошенные тут же на столе еще вчера вечером, так и лежали здесь. За ночь к ним никто не притрагивался и, следовательно, не было смысла ехать на защиту. Тем более, что последняя прошла далеко не так гладко, как того хотелось бы. Снова пылкие обещания отправить обратно, на начальную ступень развития, а по возвращении устроить проверку “как в лучших традициях”, да и вообще, я давно понял, как эти люди упиваются своим положением. Правду говорят – плох тот доцент, который не хочет стать зав кафедрой. Может, поэтому он столько требует? Хотя, ему-то не перед кем отчитываться. Этот франт в папином пиджаке многим запомнится надолго, но я не хочу и не желаю этого. Машинальный взгляд в зеркало напротив, вдруг остановил ход мысли. Капли дождя перестали стучать по окну. Открыл балкон – свежесть сразу ворвалась в комнату. Озоновая нирвана чувствовалась уже и на кухне и в коридоре. Разве что, до пыльной кладовки и крошечной ванной ей было не достать. Чур, меня включить телевизор. Пошел на кухню за остывшим чаем. Слил полчашки на герань, половину долил кипятком. Размеренно пил здесь же, глядя на царапину, бегущую по дверце холодильника. - Если доделаю сегодня, то есть шанс отвлечься в выходные. – Вслух сказал, вспоминая о расчетном протоколе, оставшемся в комнате. Вчера поздно закончил, можно даже сказать “сегодня”. До июня нужно все сдать, тогда и волноваться будет не о чем. Хорошо, хоть младшая уже закончила и не ходит. Вернее, отводить не нужно. Хоть и рядом, но как-то неспокойно. Пусть оно и излишне, и я буду трижды неправ, но пока так надо. Вот четырнадцать исполнится, тогда и поговорим. За окном шла женщина с пакетом отходов. Я, не задумываясь, проводил ее взглядом, без всякого интереса. Глаза, они сами цепляются за подвижные объекты – и правда, утомляет иной раз сверлить стационарную точку. А это и незачем. На прошлой неделе соседи сверху залили. По стене в коридоре тянулось высокохудожественное пятно, и главное, что сам с этим вряд ли что можешь сделать. Течет оно, расплывается, смачивает обои, да так, что предыдущие узор проглядываются, сродни палимпсесту. Оказалось, что их тоже залило – так проблема и решилась, сама собой. Я вновь сидел в комнате, с почти пустой кружкой в руке. Принялся разгребать бумаги, накопившиеся за неделю. Помимо вчерашних, они занимали всю плоскость стола. Наваленная куча книг и методичек на комоде, глядела оттуда угрюмо и с таким же неприятием. Однако и ей будет свой черед. Образец делового письма на иностранном был давно дописан и мешался под рукой. Странно, ведь сдавать его только в следующий понедельник. Удивительное чувство заблаговременного исполнения. Но редкий человек скучает по судорожной эйфории, когда в последнюю ночь пытаешься что-то придумать. Почему именно мне досталась эта идиотская тема? Воронина меня насквозь видит, и не только меня. Для чего ей саму себя мучать, если можно закрыть отчетность проще? Никто и не говорил, что будет интересно или весело, да и она сама вряд ли проведет эту пару часов с удовольствием. А если б и могла…. Фантик. Что он тут делает? Татьяна Максимовна ровно так же последовательна и черт ее знает, как ее угораздило тут оказаться. И наша группа у нее не единственная. К чему бы все это? Ворох моих бумаг, взаправду, напоминает все их отделение. Да, излишне говорить, что они все там непротивленцы высшего уровня. Но, продаваться и сдаваться сразу тоже, не в наших традициях. Не прижилось оно, как бы. Так и каждый клочок, со своим характером, должностью и окладом. Да, и важность каждого, увы, иерархична. Скомпоновав все верхние листы, я перешел к оставшимся. Реферат о Шпенглере и семиотических искусах Лотмана так и лежал, брошенным на полпути. Косо исписанная от руки страница всем своим видом кричала о своей черновой сущности. Тут же прикинул, что из-за майских, встреча выпадает, а следующая только в двадцатых числах. Внушает! Если не спокойствие, то чувство хорошим владением своего времени. Я опять покосился на злосчастные расчеты, абсцессом, оккупировавшими левый угол стола. Не хочу себе иной раз портить настроение, в нашей обыденности достаточно грусти и без того. Как оставаться самим собой, минимально отвлекаясь на задачи, максимально участвуя в них? Я не прощу себе отступничества, в плане ежедневных обязанностей, но и любому надоест, когда его труд не стоит и пепла, вывалившегося из тлеющей папиросы. Доколе, предстоит мне скакать меж меридианами своих чувств, скрещивающимися с ежедневными обстоятельствами? Кто ставит палки в колеса, одновременно прокалывая последние? Позвонил Струнцов, он давно понял, что я сегодня точно не приду, хотя мог и спросить текстом. Из звонка выяснилось, что он тоже “забил” и все утро проторчал в ВИНЕции, чего и мне желал, но я отказался. Он настоял на нашей встрече, и в этом я никак не мог отказать. - До четырех, думаю, вернусь, точно успею.- Я вмиг отбросил все мысли о работе над протоколом, тем более что все равно лягу поздно и доберусь до него. Пошел намеренно без зонта, чтобы не было лишнего повода задержаться, хотя, само это отлучение уже начиналось с большой глупости и легкомысленности. С недавних пор, я начал прощать себе подобные адюльтеры с тайм менеджментом, более того, я стал допускать их, не задумываясь о последствиях. Впрочем, до сих пор, мне это ни разу не повредило. Следовательно, не только бытие, но и компания определяет сознание. Эмпирически, что поделаешь, но лучше дойти до этого завтра, чем спесиво плясать на граблях сегодня. Спешка здесь – не лучший советник. Пусть даже и второго класса. Зажал кнопку, под аккомпанемент писка домофона, вышел из подъезда. Глянул вниз – шлепанцы на босу ногу. Ровно также я был обут и в прошлые выходные. Обо многом начинаешь жалеть, лишь по прошествии времени, пусть и недолгого. К вечеру ступни были как у вьетнамского труженика полей. Терракотовая пустота – этот пыльный, пыльный город. Тот труженик – он пролетарий, он – гегемон, и этим сам для себя благороден. Он полезен окружающим, и безвестен миру. Но я готов заслужить статус самостоятельно, без упора на предрассудки и внешние оценки. Прямо у входа в подъезд, подле низкой балюстрады, в урне рылась ворона. Печальный опыт. Она больше расшвыривает, убирают за ними неохотно. Что поделаешь – ничейная юрисдикция. Только косвенными путями, дворник причастен к этой уборке. Мало что может повлиять на нормального человека – что уж говорить о животном, пусть и далеко не глупым, но движимым инстинктами и самыми низменными потребностями. Главное, не учиться у них. Перейдя через двор, я провалился в следующий, идя подальше от главной дороги. Машин не много, с другой стороны квартала парк, да и там дорога почти свободная. Кажется, эти дворы и сами плодят степенность в движении, хотя это и удел дорожных знаков, в первую очередь. Асфальт довольно быстро просыхал. Местами, особенно под густыми зелеными кронами, он не был затронут дождем и имел свой обычный цвет. Земля из зеленых палисадников все же пахло сырым городом. Назойливый пух от тополей уже почти не мозолил глаза. С каждым выкрутасам погоды, этой назойливой древесной ваты становилось все меньше, а дворы чище. Какой ужас творится на бульваре, за площадью: пуха бывало столько, что ноги трудно переставлять. Пусть это и метафора, но из-за этого смотришь на недостатки природы, априори с презрением, не углубившись в тему. Следующие три двора представляли собой похожее зрелище. Типовая планировка и липы, словно, бывшие здесь всегда. Хотя, трудно поверить, что когда-то и их, наверное, не было и когда-нибудь вообще не станет. Останутся только бывшие липы, бывший газон, но таких бывших приятно вспоминать. Прямоугольными пятнами разбавлялись площади скверов, вырванных отсюда с корнем гаражей. Крупный кооператив еще действует через дорогу, но его малым и менее легальным собратьям повезло меньше. Ближайший двор к перекрестку, ни более оживленный, чем остальные предыдущие. За домами метро и магазины. Впрочем, если двигаться назад – много не потеряешь. Все эти торговые площади, нелогично выползают посреди улицы через каких-то триста метров вглубь. Сворачиваю вдоль подъездов, иду мимо них. Свернул меж двух одинаковых домов в сторону четырехполосной улицы. Осталось дождаться двухминутного светофора, и готовиться идти по светлой стороне. Солнце будет непрестанно слепить тысячами лучей. Удивительная изменчивость погоды – эти перемены к лучшему. Бывают же приятные сюрпризы, но с какой скоростью они происходят. Физически – это производная счастья по времени, и мы все зависим от нее. Многие бегут в парк, на реку вниз к пойме, к метро и от него; водителей здесь гораздо больше. Отсюда легко выехать как в область, так и в центр. Я встал у гранитного обелиска на островке из брусчатки. По времени мы договорились лишь примерно – не торопиться, было нашим кредо на сегодня. К чему бы это? Разве мы все успели и нам есть чем похвастаться, а наши успехи бьют рекорды всем на зависть? Разве не этот динамический век ежечасно твердит нам о скоротечности и велит пожирать каждый момент в усладу собственной выгоды? Нет, просто, уговор берет верх, и если б нас сегодня было изначально больше, то и решение быстрее бы принялось по-прежнему в нашу сторону. Не забывай, чему нас учат, и чему предстоит нам еще научиться. На общем состоянии, конечно, сказывались принципы мироощущения и восприятия. Такой индивидуальный подход, порождал и частные взгляды на все вокруг. Мои же познания о предстоящей с минуты на минуту встрече, были самыми скромными. Она и правда состоялась очень скоро. Струнцов пришел не один. Он возобновил отношения с Нэр, давней подругой. Одним им были известны причины их любовного антракта, однако их воссоединение было таким же неожиданным, как и расставание два года тому назад. Забавная пара – ничего не скажешь. Они намеревались куда-то сегодня поехать, взяв меня с собой. Эдик Струнцов выглядел немного лучше, чем обычно, сегодня он явно не после смены. Умудряется все совмещать, правда, с взаимным ущербом. Но, это дело каждого. - Ты сегодня с Нэр – я вам не помешаю? – Черство поинтересовался я. - Наоборот, у нас для тебя сюрприз! Нэр мне поможет. Подъехал пыльный автобус, как такой называют “льготный маршрут” – везет из города в черт знает каком направлении, но стоит не дороже городского. Отличается откровенно старым автопарком, даже табличка у дверей в салоне с маршрутом и его номером – оргалитовая с потускневшей краской. - Мы точно не к Лёвику едем? – Живо поинтересовался я с некоторым опасением. К слову, Лев, он же Лёвик занимался (по крайней мере, тогда) разведением куриц-кохинхинов, а Эдик тогда с собой потащил, под эгидой подработки, заключавшейся в расчистке старого розария. В прочем, он меня успокоил, что на этот раз, все будет совсем не так, да и денег тоже не предвидится. Не очень-то и хотелось, а вот выбраться куда-нибудь, было желание. Но, я бы не рискнул ставить себя и свои потребности выше других. Мы сели втроем. Повезло, что автобус не битком, как оно часто бывает. Эдик – это между нами. Эдуард, велик не только именем. Это мальчик с Бодлеровским взглядом и схожими привычками. Травяной демиург, каннабиноидный любитель наслаждений, с прической а-ля Лео Сейер в молодые годы - с длинными патлами. Под стать Нэр - скромнейший человек, от него вряд ли можно ожидать чего-то одиозного. Не дервиш, конечно, (в духовном плане), но и цели, ведь, тоже у всех разняться. И никуда от этого не денешься. За стеклом автобуса бежал бескрайний город. Непонятно, ты сбегал из города, или он тебя выдавливал на свою периферию, как бы вышвыривая в руки чужой юрисдикции – подобный аспект тоже мог волновать, и не в самую последнюю очередь. Наши же мысли были о другом. Нэр вдруг вспомнила (неожиданно для самой себя), что сегодня будний день, а мы все “слиняли”. Ну, нехило посостязаться с ее же вольнодумством, граничащим с абстиненцией. Эти черты вряд ли удастся разглядеть в ней сразу, по прошествии, пары минут, но, благо мы с ней знакомы пятый год. Это – не ломка в привычном виде, а ее подавление. Нэр – первый человек на моей памяти, кто смог преодолеть аскетизм и войти в совсем иное состояние души. Лицо Психеи, характер Тургеневской Аси, волосы…. Пока свои. Выехали. Мелькнула бетонная развязка кольцевой дороги. За ней отстраненно виднелись несколько окраинных высоток, горбящихся разноцветной стеной. - Попить дай – сказала Нэр Эдику, - много не буду. В следующий момент, приняв у него металлический термос со стертой бумажной наклейкой. Сразу запахло чаем, но уже, явно, подстывшим. - Надеюсь, это просто листья ромашки или чего-то вроде? – Я сказал, посмотрев на Эдика. - А что там должно быть? Да и вообще, всему же есть предел, как и моей модальной жадности и нашим амбициям, строящимся на взаимном доверии. Я отпил сразу после Нэр, - горький, зеленый, остывший – именно так теперь ощущается Camomilla. Сразу успокоился - может, зря я так на них? Мы ехали по короткому мосту. Мимо пронеслась надпись “река Сетунь”. Речка, омывающая западный алтарь белокаменный, до которого еще доехать надо. Сзади потянуло травяным запахом, вернее свежей гороховой ботвой. Эдик оглянулся – на сидении позади, сидела баба с рассадой в клетчатой сумке. Вероятно, из-за жары в салоне, все чувствовалось острее и более отчетливо. Впрочем, она вышла через две остановки. Аромат грядки истончался, но полностью покидать нас отказывался. - Мы в Туляково едем, - намекнул мне Эдик. – Ты, должно быть, уже догадался? - Да, я рад этому. Сюрприз на этом закончился? Нэр сдержанно посмеялась над моей остротой, но добавила. - Нет, мы еще даже не начали. Потерпи, зайка. У нее все подряд “зайки” – заключил Эдик с нотой ревности. Могу его понять, но лишь отчасти. По крайней мере, пока свою не заведу. Мы сидели довольно тихо, не уплатив за проезд. Внутри автобуса было еще достаточно людей, чтобы не привлекать внимания. Большинство, как и мы, зашли еще в черте города, нескольких подобрали по пути. Мать с двумя детьми зашла, когда мы с минуту стояли около деревни Пахомьево. - Странно, видеть их одних. – Эдик недоверчиво взглянул на малого. – Почему они без мужчины следуют? Или…. - Давай не будем об этом думать. Мало ли что там у них. Может, и все нормально. - Выходим! – я перебил их обоих. Остановились около маленького выкошенного поля, не доехав пары километров, до видневшегося вдалеке векового сосняка. Вокруг торчали редкие стройные березы и осины. Вместо остановки, была обычная скамейка и транспарант с расписанием. - Слава Ненцам, выбрались! – ошалевшая от духоты Нэр, жадно вдохнув, выбежала из автобуса. Эдик курил. Очнувшись и более-менее привыкнув к местности, Нэр выхватила у него из зубов тлеющий бычок и швырнула его на обочину. У нас троих немного кружились головы от воздуха. Если не брать такие вылазки в привычку, то можно регулярно получать такое удовольствие. Чувство легкости. Вся городская тяжесть, словно села на хвост той маршрутки и унеслась дальше, в сторону Щелыкино. Нэр несла в руках маленькую пурпурную авоську, с которой она обычно бегает в продуктовый, Эд был с салатовым рюкзаком за плечами. Я как-то, не подумавши, оказался налегке, только с поясной сумкой, потому взял у Нэр ее ношу. Мы пошли обратно, в сторону города. Метров через двести, налево бежала узкая грунтовая дорожка. У поворота, в кустах валялся выгоревший бетонный столбик, по типу верстового и несколько бутылок. - А, ведь все с одного начинается. Один, скорее всего, опрокинул столб, второй швырнул пустой пузырь, третий банку, четвертый еще добавил всего понемногу – Сокрушался Эдик. - Да, именно, – я его успокаивал – Тут, главное, не быть первым, не зачинать эту позорную череду, и не быть ее жалким звеном. - Звеном, - фыркнула Нэр. - Странно, с утра такой дождь лил, - я пнул булыжник, шаркнув ногой по земле, - А, тут все сухо. Вроде, и не так жарко, чтобы все успело высохнуть. - А, мож и не было его тут. Мимо прошел или вовсе не достал. – Эдик расстегнул рубашку у воротника. Прошли еще метров пятьсот, грунтовая тропка переросла в каменистый большак с сухими кустами шиповника по бокам. Барбарисовые заросли разбавлялись осокой, стеблями рогоза и камышом – наконец, мы вышли к воде. - Нэр, ты помнишь, как я его в первый раз обозвал водохранилищем? - Да, оно чем-то похоже на то, которое у бывшего дома отдыха в Пестово. А теперь там, все по-другому, – Она, смеясь, ответила мне, выгадывая нам место. - Здесь тоже неплохо – сказал Эд, смотря на водную гладь. Было тихо и безлюдно, на той стороне был съезд с пустынного шоссе. За ним тянулись те же глупые брошенные поля. 2. Я с Нэр расстелил простыню на земле. Сев на нее, под задом почувствовались редкие речные камешки. Мы решили передохнуть с дороги. Сумки поставили рядом. Я попросил Нэр рассказать о чем-нибудь, произошедшем у нее за последние дни. - Да, вот с проектом мучают. Звонил референт Вишневецкий: - Здравствуйте! - Говорю я ему. - Дратхуйте! – Он зевнул на том конце. Как меня это раздражает. Этот старый шельмец второй месяц аккредитив задерживает. Я ему говорю: -Спустите процент на землю! Мы итак уложимся, но нельзя ли побыстрее? - Можно, но плохо будет всем. После он положил трубку. Раньше, чем до вторника, я ему не стану перезванивать. Швырнула телефон в подушку и поехала к Эду. Это на днях было. А сегодня, как-то не сговариваясь. - Но, - продолжала она – У меня резус-фактор на таких персонажей, все-таки, не последний и не первый. Эдик достал телефон и стал кому-то звонить. После соединения и ответа он сказал: - Валом по лбу не дало? Почему так медленно? Мы без тебя сегодня! Он слушал ответ. - Но, это в последний раз…. Хорошо, завтра подъеду. Я снова иду на встречу. Твое чванство превалирует, просто я выше от этого. Давай, пока…. Не звони, я не дома. Он положил телефон рядом с рюкзаком и расстегнул рубашку до конца, а после снял ее с плеч совсем. - Такое чувство, что сейчас тучи опять стянутся! – Я не успокаивался по поводу погоды. – Хотя, день, он в принципе, не может пройти даром. - Прально! Не может, потому что мы ему не позволим. Вот, ты, к примеру, - Эд полез в сумку – Сегодня специально никуда не поехал? Что тебя дома удержало? - Я знал, что бесполезно ехать и показывать им пустые листы. Дерьмом окатят, и сразу домой отправят. Эдик, словно со знанием дела продолжал, в духе рекламного слогана: - Продуктивность снижается, а ты – словно промеж трех рутин? Ты ли это, подумай? - А кто… - Меня перебил хлопок пробки. Эд открыл бутылку игристого, которую он прихватил еще в городе, до нашей встречи. - Но, в чем тогда моя ошибка, и как ты ее избежал? - А ты, не хочешь или просто не видишь элементарных вещей. Вот у тебя организм просит…. Нет, почти требует уже! А ты и знать не знаешь, – Он подает Нэр бумажный стакан, она берет его в левую руку, после он дает стакан и мне. Я взял его и смотрел на убегающие со стенок пузырьки газа. - Не противься себе. Оно – твое внутреннее, все лучше знает. Четвертый час дня, а погода, очень разыгралась. Солнце весело бликовало на воде. - Эд, в чем наши чувства закованы? – Я так и не решился отпить, он уже проглотил треть стаканчика. - В непонимании и дурноте фантазии. – Одно без другого – никак. Если бы, дерево росло корнями вверх, а кроной вглубь? Я промолчал, и Нэр смотрела так же непонимающе. Он продолжил: - Вот, с пониманием приходит прозрение – это никакая не тайна. А прозрение, вновь порождает понимание. Конхиология, чистой воды. Я с Нэр смотрел на него непонимающе. Словно, он уже перебрал, но он всегда знает свою меру, ровно, как и цену, потому перебивать его не стали. - Мы же все под воздействием, как под колпаком и влиянием сторонних сил. Хотя, если не потворствовать, то выберемся и возродимся. Чего уж нам!? Тут я предложил ему все же прервать разговор и позволить нам переварить, сказанное ранее. Втроем встали и подошли к берегу. Спокойная вода почти не колыхалась, зеркалом стелясь меж тростниковых зарослей. Эд машинально пошарил в заднем кармане брюк и, нащупав там непочатую пачку, сразу вынул руку. Вокруг носились редкие стрекозы. Где-то вдалеке, позади нас, сквозь поросль шумели товарняки на железной дороге. - Невообразимо! – я восторгался и желал поделиться своими чувствами с остальными. – Чем мы заслужили столь близкую и родную нам благодать, которую многие так отторгают, желая чего-то большего? - Но, - подхватила Нэр, - хотя, мы все пока что в одной плоскости, границы зрения тоже разные. - И что же, те, кто меньше развит или более слеп, имеет меньший кругозор желаний и более узкий спектр удовольствий? Нэр немного надулась - Я такого не говорила! А если аддикции предшествует желание? Тут вмешался Эд, теперь мы уже втроем беседовали, стоя у воды. - Актуальность желания незыблема, пока цель недосягаема. Иными словами, ты к чему-то стремишься (я сейчас не поднимаю вопроса о физической надобности того или другого), только пока ты не обладаешь искомым. Как только оно появится – сразу скатится в разряд исполненных пунктов и дальше ничего. Меня зацепил такой фатализм и неотвратимость единства точки зрения, потому подключил свою версию. - Эд, а что же получается – вот мы приятно провели полдня, получив некоторую разгрузку и испытав удовольствие, а дальше – всё? Конец? Вот, прямо всего? - Нет, вот именно! – Он немного отошел назад, чтобы не намочить отвороты брюк у щиколоток, - Если ты готов к большему и вершишь этим, то вперед! И не знай себе предела. А кругозор – кругозором. - А-а-а-а-п-ч-х-е-м! Сука! – я чихнул, и случайно выругался, скорее от неожиданности – в глазах слегка потемнело, но сразу все восстановилось. - Будь! – Они оба кивнули мне. Нэр зашарила по карманам, явно желая отыскать мне платок, но я в нем нисколько не нуждался, потому попросил ее не тратить на это время. - Да, ни к чему оно. Вот, даже лицо чистое, и воротник. Сейчас темнеет поздно, но Солнце уже сбавило интенсивность – было не так жарко. В пригороде, чуть зайдя в тень, порой чувствуется легкая запыленность. Но, она ни разу не городская, а напротив, какая-то совсем естественная. Натуральная, чего уж тут. Эта местность, почти не воспринимается без пыльной тропинки, пахнущей дождем и сиренью. Не видится без поникшей ивы и общей пасторальности пейзажа…. Но, хватит, вернее, хватает ли нам этого. Держаться ли нам за данное или, бросив все, бежать в никуда, за неизвестной целью, лишь надеждой на лучшее живя? - Пробуй, - сказал мне Эдик. - Пытайся, и постигнешь,- согласилась Нэр. - А мне одному это все не нужно! – я отстранил взгляд от них, - За ради чего в одну харю мне жить? - Ты сам и ответил на свой вопрос. А раз ты задался им, видимо, не все пропало. - Ты ж не шваль какая? Не блядь – три рубля опять! - Да, я не она, хотя рубля и недостает, – Выкрутился я от замечания Эда. - Ничего, это правильно, - Нэр посмотрела на меня, - В молодости полезно испытывать подобный голод, это не столь опасно, как в более раннем возрасте. Я случайно глазами зацепился за плоский камешек на земле, поднял его и попытался швырнуть на воду “лягушкой”. Он подскочил два раза и утонул на мелководии. - Пошли, я присесть на землю хочу, - Нэр мотнула головой в сторону нашего привала. Мы втроем повернули обратно, сделав шагов десять мы, разувшись, сели с ногами на простыню. Сумки стояли на месте, Эд полез в свою поклажу и достал пачку дешевых сухарей. Он порвал пакет и положил его между нами. Налил по второму кругу, в этот раз с какой-никакой закуской. - Зубы сломаешь. – Я посетовал ему и стал размачивать “калач” в стакане. - Ничего, ко всему приспосабливаются. Нэр предложила свою идею - Можно не приспосабливаться, и даже не показывать этого, а незаметно вливаться в обстоятельство, вопрос в осторожности. Желаемое, подкрепленное удачей, может ускакать пегасом со сломанными крыльями, если словом пренебречь. Так пользуй его на благо свое. – Довольно косноязычно она выразилась, мы решили опрокинуть за это еще немного. - Все, это последнее! – Эд с грустью сказал, стряхивая в мой стаканчик последние капли с горлышка бутылки. - Ничего, нам все нужно вернуться в состоянии. Будет праздник – возьмешь больше. Нэр посмеялась, - Тогда все равно не за второй так за третьей бежать! Эд улыбнулся от такой речи, тоже сделал умеренно-радостную мину. - За это бы тоже надо выпить, но больше нечего – Сказал я, похрустывая сухарем. - Ну, - оживился Эдик – если только, вон, из речки зачерпнуть! Не так упоительно, но тоже пойдет. И на ногах после такого, вряд ли будем! Я с Эдом засмеялся, и мы сразу посмотрели на водоем. Нэр нас успокоила, сказав учтиво - Я бы не стала этого делать, - она показала на тот берег. Там, на берегу сбоку, где спускается дорога от шоссе, задним ходом, с большой осторожностью, сигналя рыжими маячками, пятилась машина-ассенизатор. Я в недоумении приоткрыл рот и сказал. - Ебаться-сраться! Бля, он же щас…. - Вот именно! – Повысив голос, утвердила Нэр. Мы втроем быстро обошли заводь, по пути давя ногами жесткие кусты репейника и высокую траву. Уже через пару минут мы были на расстоянии метров десяти от той машины. Со стороны водительского места вышел мужик и спешно оглянувшись по сторонам, обежал ее сзади и отцепив толстый как слоновья нога насосный шланг, потащил его к водоему и через мгновение швырнул его открытый конец в воду. Когда он подбежал к рычагу, мы уже стояли сбоку от машины и глядели на него. Это был смуглый коренастый мужик, с относительно худым лицом. От машины сильно тянуло калом и нечистотами. Эдик без лишних слов свистнул ему: -Ну, чего – пришел? Он, не желая ничего обсуждать, сразу потянулся к рычагу, включающему слив. Эд, завидя такую решительность, схватил того за плечо. - Ты, не понял!? Ты чего блядь делаешь? В озеро говно сливать собрался? - Отъебись, козел! – Сказал тот с сильным акцентом и повернул рычаг, открыв подачу. Дерьмо хлынуло. Эдик тут же размахнулся и с силой ударил его в лицо. Нэр постаралась ударить его кулаком в спину, но получилось не очень сильно. Я сразу вытянул рычаг назад. Мужик, матерясь на своем, утер лицо. Нос его был разбит, руки были обильно залиты кровью. Из носа сочилось смесь из соплей и крови. Нэр пнула его под зад. Мужик харкнул красным , в этот момент из правой двери выскочил напарник. Эд погнался за ним, мы продолжили пинать первого. Он упал наземь, закрываясь от ударов руками. Мы вдвоем пинали его, целясь по ногам и плечам. Вспоминая историю отца Нэр, который сгорел от рака горла, после того, как в драке ему повредили трахею, мы старательно избегали шеи и гортани. Один раз попали ему в затылок. Тот второй вырвался от Эда, был с кровоточащим носом и крупным синяком под глазом сел за место водителя и стал заводить старенький переделанный ЗИЛок. Эдик крикнул на него с земли: - Говновозы сраные! Не позорь профессию – мудачье поганое! Второй поспешил уехать, а Эд поднял с земли булыжник и запустил ему в боковое зеркало. Камень его снес, и оно болталось на ветру, словно оконная ставня. Спущенный на землю шланг быстро показался из воды и дурно пахнущей змеей прытко потянулся за грузовиком, разнося запах миазмов. Я с Нэр уже перестал пинать первого, мы еле увернулись от несущегося мимо нас шланга насоса. Тот, выехав на шоссе, повернул налево и резко прибавил скорость. Где-то через шестьсот метров, в пределах нашей видимости, он остановился и стал у обочины, похоже, включив “аварийку”. Эд подошел к нам. Его рубашка была немного в пыли. Верхняя губа была разбита. Нэр дала ему спиртовую салфетку, достав из кармана. Он стал утирать раны, как бы шипя нам, себе под нос - Гады, понапёрло, тут. Совсем ебанулись уже! Говно мы в реки льём – уже не стесняются, завтра на людях начнут. Суки! - Эдинька, ну не расстраивайся, - Нэр пыталась задобрить его, - Он же получил от нас. - Они, вернее, получили. – Я поправил ее. - Так то, да, - согласился Эд, - но не легче от этого. Лучше бы оно совсем не происходило. - Да, я тоже не думал сегодня с говновозами драться, - я ободрил его, глядя на Нэр. Эд улыбнулся, а после посмотрел на первого лежащего. Он валялся на пыльной земле, головой примяв траву. Нэр закусила губы и спросила - Он дышит? Эд иронично, словно свысока, посмотрел на нее и сказал. - Конечно, дышит! Сволочь! - А не заявит? Эдик сбавил свой серьезный тон, но продолжил в назидательной ноте. - Ну, во-первых - думать надо было, прежде чем лупить его. Но, они первые начали. Во-вторых, они сами виноваты. Вот, представь себе: они придут в отдел, и скажут, мол, мы вот сливали говнище в водоем, подошли трое и избили нас за это, да еще и мы с напарником первые начали. Так, спровоцировали их! Эд помолчал и добавил - Не складывается, стало быть! Мы молча кивнули ему. Я намекнул. - Тот второй деятель, ну за рулем, который – он во-о-о-н, стоит – я тыкнул пальцем на серую фигуру машины на объездном шляхе. Он по любому вернется за этим. Предлагаю даже не трогать его. Нэр возмутилась - Так он вернется и вдвоем, блядь, сольют сюда же! - Ты предлагаешь ночевать тут остаться!? – Меня тут же Эд перебил - Или этого отнести за километр в машину ко второму и пусть катятся себе? Мы втроем засмеялись и двинулись через заросли травы обратно, по нашим же следам. Не успев дойти до нашего пленэра, мы продолжили разговор. Нэр не успокаивалась. - Ну, вот что они после себя оставят? - Ничего! А тебе, не всё ли равно? Она подумала и ответила утвердительно. Эд подсказал ей. - Вот, вспомни средние века. По праву мёртвой руки, хозяин мог забрать все. А тут ты при жизни себе не принадлежишь. - Но, мы же вышли из феодализма? - Нэр, как видишь, за всех говорить не приходится. А для иных закон – вилами по воде писан. Мы подошли к простыне, всю дорогу не спуская с нее глаз, даже во время драки. Благо, это происходило рядом – а-то и добежать не успели бы. - Не сольют здесь – выльют там. Как бы, не убавилось и не убавилось, но равновесие всё равно это этого не наступит. - Увы – цокнул я с Нэр. Мы присели, с чувством, что уже вернулись домой. Однако, мы все жили в черте города, и скоро уже надо было возвращаться. Эд спохватился и спросил. - Нэр, не помнишь, когда следующий автобус до города идёт? - Да, они раз в час. По любому, пока дойдём – на какой-нибудь успеем. Там в восемь или девять последний что ли. - Ну, мы не будем на крайний ориентироваться. - Это точно, но пока здесь поваляемся. Уже было не так жарко и после недавнего события, прохлада была кстати. Машина за первым пока не возвращалась, но мы и не собирались ждать развязки. Я достал из сумки Эда бутылку воды и отпил из неё. - А мне? – Жалобно протянул Эд, глядя на свою же бутыль. Я ее сразу вернул ему, утерев губы чистым рукавом. - Чёта язык уже не шевелится, - я, уставши, помотал головой. Нэр шепнула, поманив меня указательным пальцем ближе к себе. - Это ты от нас отвык. Редко общаемся! А надо больше. - А главное чаще! – встрял Эд. - А главное – чаще, - повторила Нэр. Я покорно кивнул глазами, потому что в душе был полностью согласен, но уже не хватало сил вымолвить и слово. Так трудно перечить таким умным и понимающим людям. Как тётка моя говорила: “Слушай, да на мозге гравируй!”. Здесь не поспоришь – общение формирует, а потом и совершенствует. Чего уж там, ничего бы не было, без этой искры действа. Подчас, не знаешь, с чего бы начать дискуссию, а вовлекшись с головой, не сообразишь, как дать себе остановиться, да и другие под той же проблемой сидят – а сделать не в силах ничего. Это ли не упоительная сила слова, будоражащая разум, силясь переманить с одной стороны на другую? Но прав ли я буду? Правы ли мы, останемся? - Минут через пять пойдем. Эд в нетерпении глядел на часы, я таращился на эти незыблемые воды, сияющие предзакатным мерцанием. Я думал, как же удивительно совпали наши пути сегодня, причем у всех вместе. В чём загадка и по чьим законам мы сегодня совершали вынужденные телодвижения, нарушив все мыслимые правила, еще до выхода из своих обителей? Мы валялись молча, Эд героически закурил, считая, что имеет индульгенцию от Нэр. Да, она и не была против, после пережитого. Несправедливо, конечно – я с ней вдвоём на одного, но зато она чела осталась, для меня это самое важное. Эдик затушил бычок об крышку бутылки, слегка оплавив её, швырнул фильтр в сторону. Мы стали собираться. На небе поплыли редкие вечерние облака. Мы быстро закинули вещи в рюкзак и сумку, встряхнули простыню, скомкали ее в пакет и поторопились на остановку. Идя обратно, казалось, что дорога стала короче. Мы уже не протаптывали тропу по сухостою и лугам – все было таким знакомым, слово мы тут трижды в неделю проходим. А, ведь, последний раз мы сюда забредали, два года назад, сбежав с практики. Мы ютились на расстеленных здесь газетах, случайно припасённых с собой. В тот день только я был с сумкой: Нэр притащила с собой канадский тоник, а тогда еще Эдуард, пронёс бутылку мадьярской палинки, подаренной ему, накануне приехавшими в гости родственниками. И, тоже странно – мы не сговаривались, как-то сами собой были готовы, но обошлось без происшествий. Сегодня такому можно позавидовать. Подошли вовремя, “Богдан” показался вдалеке, вскоре остановившись около нас. Касс нигде не было, поехали как обычно – несмотря на вечерний час, народу было сравнительно меньше. Конечно, моя сущность пыталась противостоять, он одной её половиной я оказался во дрёме на протяжении часовой поездки. Я не помнил, разговаривала ли Нэр с Эдом или он с ней, мне кажется, они оба так же отчаянно бились с усталостью. Въехали в город, в глаза ударили огни тысяч квартир - все уже дома, но еще не спят. Темнело поздно, но на улицах уже рдели фонари. Свернули с проспекта и продолжили движение по улице, упершись в площадку троллейбусного парка, ныне бездействующего. - Вставай, - толкнул меня Эдик, - приехали! - Вставай, - тормошила меня сонная Нэр, - вставай, а-то дальше уедем! Мы вышли у того же гранитного обелиска. Ночью у него не была предусмотрена подсветка, и он возвышался пятиметровой угрюмой стеной с неразличимыми надписями. Я скромно с ними попрощался и доковылял до подъезда, пройдя по четной стороне улицы. С той стороны тянулась Ходынская ветка линии электропередачи. Войдя домой, швырнул сумку под стул и полез в ванну. Быстро вымылся и только потом взглянул на время – был только девятый час. По нашим меркам – неприлично рано, за редким исключением я успевал так скоро вернуться домой, по обыкновению все происходило позже. Перекусив, я завалился спать. Проще было встать завтра пораньше и доделать задание. Час расчетов, который я не смог выделить сегодня днем перед поездкой – он бы убил меня. Я поставил будильник и отключился сам.