Любовь зла

Руссандол, ссутулившись и запустив пальцы в рыжие локоны, сидел на нижней ступеньке лестницы, ведущей в звонницу. Спасение от жуткой смерти другой счел бы чудом, но ему было все равно. Алдарон, любовь всей его жизни, предал его! Руссандола везли на казнь, к которой приговорили безвинно, а Алдарон смеялся и проводил время со своей невестой. Алдарон, которого он так любил. Алдарон, который мог его спасти, просто придя на суд: ведь тогда сразу бы стало ясно, что все обвинения -- лживый поклеп, ведь Алдарон вовсе не убит. Нет, жить Руссандолу не хотелось. В нем иногда поднималась злость на спасшего его звонаря. Зачем, зачем тот выдернул его из лап костлявой старухи! В ее объятьях Руссандола ждал один лишь жуткий миг, зато потом -- избавление от всех мук. Теперь же его ждало длинное, унылое, бессмысленное существование в четырех стенах этого громадного, но все же конечного собора. Какой в этом смысл? Не лучше ли броситься с высокой башни и покончить бесполезным бытием? Он предан, покинут, осужден. Ему никогда не выйти наружу, да и незачем. Руссандол в отчаянии уронил голову на колени. Горячие слезы побежали по щекам. Юноша бы сбежал отсюда, он был уверен, что добрая, чудесная Вардиетта ему поможет. Но куда ему бежать? Его никто не ждет, а о надеждах найти отца можно позабыть после того, как Руссандола объявили вне закона в славном городе Париже. -- Ах, отец, милый мой отец! -- разрыдался он. Звонарь, бесшумно спустившийся от колоколов, смотрел на вздрагивающие плечи юноши. Моринготто с тоской глядел на этого ангела во плоти. Никогда, никогда тот не полюбит уродливого глухого горбуна! Все, чем мог довольствоваться Моринготто, это благодарность и сочувствие. Но он был счастлив и этим. Свет озарил мою больную душу, Hет, твой покой я страстью не нарушу, Бред, полночный бред терзает сердце мне опять, О Руссандол, как я посмел тебя желать! Мой тяжкий крест -- уродства вечная печать, Я состраданье за любовь готов принять. Hет, горбун отверженный с проклятьем на челе Я никогда не буду счастлив на земле. Тихонько пропев эти слова, звонарь подошел к юноше и тронул его за плечо. Руссандол поднял лицо, залитое слезами, серебрившимися в лунном свете, который падал сквозь небольшое оконце. Моринготто протянул ему платок. Тот принял его с благодарным кивком. Звонарь умел читать по губам, но в неверном свете луны он бы не смог этого сделать. -- Не плачь, -- Моринготто неловко опустился рядом на ступеньки. -- Тебя тут никто не обидит, -- добавил он глухо. Руссандол снова кивнул. Слезы по-прежнему струились по его лицу. Он оплакивал свою загубленную молодую жизнь, поруганную любовь, разбитые надежды, и никакие дружеские слова не могли бы его утешить. Звонарь, видно, это понял, потому что больше не сказал ничего. На следующее утро Руссандол проснулся в куда более бодром расположении духа. Он отдохнул, да и жизнь по утрам всегда казалась ему лучше, чем она есть. Юноша умылся в своей каморке (Моринготто заботливо оставил ему кувшин с водой) и стал расчесывать свои роскошные рыжие, с медным отливом волосы. Затем он сгрыз булку, запил ее молоком и отправился бродить по собору, который завораживал его своими размерами и причудливыми переходами. Моринготто был наверху в звоннице. Он старался не появляться перед Руссандолом при свете дня, за что тот был ему благодарен. Несмотря на признательность, юноша не мог побороть в себе отвращение перед жуткой уродливостью горбуна. Он, как мог, скрывал его, но, видно, что-то такое все равно читалось на его лице, потому что Моринготто никогда не задерживался. Только по вечерам они подолгу сидели вместе на верху одной из башен, и звонарь пел какие-то песни на незнакомом Руссандолу языке. У звонаря, несмотря на его глухоту, был приятный низкий голос. Он как-то рассказал Руссандолу, что не был глухим от рождения, а оглох уже тут, в соборе, от звука больших колоколов. Юноша брел по собору, не глядя по сторонам. Ноги сами привычным уже путем принесли его к звоннице. Вдруг он с кем-то столкнулся. Подняв голову, Руссандол с ужасом увидел высокого человека. Перед ним стоял отец Сулимо, чье лицо при виде Руссандола озарилось торжествующей улыбкой. -- Вот ты и попался! Руссандол отпрянул от него, как испуганный олененок, но поздно: Сулимо крепко ухватил его за рукав. -- Нет уж, теперь ты никуда не денешься, -- промурлыкал Сулимо. Руссандол молча рвался из его цепких рук. Толку кричать? Второй рукой Сулимо ухватил его за волосы, и Руссандол уже не мог и дергаться. Каким-то чудом он извернулся и вцепился зубами в правую руку Сулимо. Тот вскрикнул и выпустил волосы Руссандола, но тут же схватил его за ворот рубахи. В этот момент на Сулимо что-то обрушилось сзади, раздался треск не выдержавшей материи, и оба они рухнули на пол. Когда Сулимо смог встать, он понял, что удар, опрокинувший его, нанес не кто иной, как Моринготто. Сулимо тяжело дышал, бешенство застилало ему глаза. Он вырастил этого горбуна, дал ему кров, приют и работу. И вот его благодарность? Моринготто смотрел на Сулимо, всем видом показывая, что готов ударить его еще раз, если понадобится. -- Вы одержимы, -- хрипло сказал звонарь. -- У вас не злое сердце, и я не дам вам совершить злого дела. Сулимо мог только испепелить его взглядом в ответ. Он повернулся к Руссандолу, который остался сидеть не полу, пытаясь собрать на груди разорванную рубаху, но тщетно: одежда больше не скрывала совершенно женственных форм. -- Так ты девушка? -- пораженно выдохнул Сулимо. Она сердито посмотрела на него. Сулимо внезапно расхохотался. -- Вот в чем дело! А я, дурак, ломал голову, почему меня так тянет к парню, -- он отчаянно махнул рукой. -- А со мной все в порядке, это ты... Как зовут-то тебя? -- Руссанделла, -- пробормотала девушка. -- Дела, -- протянул Сулимо. -- Пойду я прогуляюсь... это все надо переварить. Он с огромным облегчением ощущал, что странный морок, владевший им все это время, рассеивается. Наверно, Моринготто оказался прав: он действительно был одержим. Сулимо поспешно вышел из собора. Ему хотелось поскорее оказаться подальше отсюда, чтобы спокойно осознать все, что произошло. На душе у него было одновременно и радостно, и печально. Радостно от того, что он, наконец, освободился от испепеляющей и нездоровой страсти -- Сулимо теперь понимал, что его скорее привлекал флер тайны, окутывающий Руссандола... тьфу, Руссанделлу. И печально при мысли о том, что он успел натворить, пока им владел этот морок. Он ощущал пустоту там, где раньше гнездилась страсть, которую он принимал за любовь. И от этого ему было еще грустнее. Сулимо шел по улице, залитой солнцем. Горожане спешили по своим делам, зеваки разглядывали все подряд, благо в славном Париже глазу было на чем остановиться. Например, на чьих-то стройных ногах... Вардиетта не любила, когда на нее пялились. Прямо-таки ненавидела. Она поэтесса, а не какая-то там вертихвостка! Поэтому она весьма недобро взглянула на мужчину, с треском захлопнула веер и повернулась, чтобы перейти на другую сторону, но внезапно он преградил ей путь. -- Погодите минуту, леди, -- попросил он. Сулимо и сам не знал, что заставило его заговорить, но это ему было совершенно безразлично. Просто в голове вдруг вспыхнул ослепительный свет, и его словно что-то толкнуло навстречу даме. Минуту назад Вардиетта бы даже не обратила на внимания, однако внутри у нее что-то зазвенело. Обычно так бывало, когда к ней приходила особенно удачная рифма, вроде "во тьме -- от всех бед", то есть довольно редко. Сейчас рифмы определенно не наблюдалось, поэтому пришлось считать, что душевное волнение адресовалось незнакомцу. Впрочем, ей казалось, что она его уже где-то видела... может, во сне? -- Слушаю Вас? -- приподняла она изящно очерченные брови. -- Ваша красота подобна утренней заре, -- неожиданно даже для самого себя выпалил Сулимо. Вардиетта улыбнулась. -- Вы что, поэт? -- Н-нет... А что, похож? Девушка кокетливо улыбнулась. -- По правде говоря, не очень. Уж я-то в поэтах разбираюсь. Сулимо предложил ей руку. -- Позвольте Вас проводить? Возле собора раздавались какие-то крики и шум. Моринготто их, ясное дело не слышал, а Русанделла была слишком ошеломлена всем случившимся. Звонарь принес ей новую рубаху, и она, отвернувшись, натянула ее прямо поверх разорванной. Обоим было жутко неловко, но что делать, ни один не знал. Русанделла не могла выйти из собора, а Моринготто идти было и некуда. Девушка надеялась, что пришедший в себя Сулимо, возможно, сумеет ей что-то посоветовать. А пока оставалось только ждать. Шум внизу нарастал, и не заметить его она уже не могла. Русанделла в тревоге вскочила. Звонарь взглянул на нее, наверное, вопросительно, но на его лице мало кому удавалось различать оттенки эмоций. -- Там какой-то грохот, -- сказала она, повернувшись к Моринготто, чтобы тот смог прочесть ее слова по губам. Звонарь нахмурился, сделавшись еще безобразней. Он проковылял к стене, кряхтя, взобрался на подставку и выглянул в окошечко. Увиденное его испугало. Под стенами дворца собралась толпа, вооруженная палками, камнями и еще Эру весть чем. К Илуватар-де-Пари стеклись не добрые горожане, а десятки отвратительных нищих, бродяг и головорезов. Моринготто не мог даже вообразить, что им тут понадобилось. Пока он наблюдал сверху, несколько подлецов ударили в двери собора крепким бревном. Раз, и другой, и третий. Двери затрещали, но не поддались. Тогда на смену им выступили плечистые мужчины с ломами и клещами, которые приняли выдирать замки и засовы. Звонарь не стал ждать, пока бродяги ворвутся внутрь. Он схватил Руссанделлу за руку, и они побежали. Моринготто хотел вывести ее через крохотную заднюю дверцу. О себе он не думал. Ему и в голову не могло прийти, что нищие явились освобождать Руссанделлу по просьбе Вардиетты, которая боялась, что судьи все же изыщут способ извлечь осужденную из собора. Они сбежали вниз и повернули налево. Но в это мгновенье несчастная дверь, оскорбленная подобным обращением, пала под натиском бродяг, и обитатели "Двора чудес" ворвались в собор. Звонарю и девушке было уже не убежать. Моринготто выступил вперед, заслонив ее собой, и выхватил нож, который носил на поясе. Руссанделла в ужасе заломила руки. Бродяги приближались к ним. -- Эй, ты, чудовище! -- крикнули из толпы. -- Отпусти парня, и мы уйдем! -- Да он же глухой, -- раздался другой голос. -- Врежь ему хорошенько, чтоб зазвенело! Нищие загоготали. Моринготто смог прочесть по губам от силы пару слов, но ему и не надо было знать, что они говорили. Значение для него имело только то, что эти головорезы посягали на самое святое и дорогое в его исковерканной жизни. Он сделал угрожающее движение. Внезапно из толпы выскочил высокий мужчина. Его лицо пересекал ужасающий шрам, а голова была обмотана тряпками. В правой руке он держал небольшой нож. Бродяга большими шагами начал приближаться к звонарю. Тот зарычал и сделал выпад, но промахнулся. Глаза мужчины полыхнули огнем, и он неожиданно ударил Моринготто левой рукой, в которой было зажато что-то тяжелое. Несчастный горбун, потеряв сознание, распростерся на полу. Отмеченный шрамом переступил через него и схватил оцепеневшую девушку. Бродяга попросту закинул ее на плечо и потащил к выходу. Остальные типы с большой дороги последовали за ним. Вардиетта совершенно забыла и о времени, и о том, куда она направлялась. Речи Сулимо ее абсолютно очаровали, а его голос... Поэтесса никогда не слыхала такой музыкальной, проникновенной речи. А его глаза! Столь пронзительного и проникающего до глубины души взгляда ей не встречалось ни у кого. Она доверчиво опиралась на руку своего спутника. Сулимо едва ли мог припомнить, что он говорил минуту назад. На него снизошло какое-то особенное вдохновение. Он смутно отдавал себе отчет, что источник его красноречия шествует по правую руку, но все это казалось такими пустяками. Сулимо так увлекся, что не обращал внимания на то, куда они идут, и, в конце концов, обнаружил себя стоящим перед Илуватар-де-Пари, куда его по привычке принесли измученные ноги. Они воззрились на собор: Вардиетта -- со скрытой радостью, Сулимо -- более чем озадаченно. Причиной столь противоречивых чувств были, конечно, выломанные двери. Стряхнув оцепенение, Сулимо бросился внутрь и практически сразу наткнулся на лежавшего без сознания Моринготто. Вардиетта в ужасе вскрикнула. Этого она никак не хотела! Пока поэтесса причитала над звонарем, Сулимо принес воды и полил немного тому на лицо. Моринготто несколько раз моргнул, застонал и, наконец, пошевелился. -- Что случилось? -- от волнения Сулимо совсем позабыл, что горбун глух как бревно, и вряд ли сумеет прочитать что-то по губам после такого потрясения, а вернее сказать, сотрясения. Но звонарь догадался, чего от него хотят. Он вымолвил только "Руссанделла... бродяги". Сулимо побледнел. -- Надо бежать ко "Двору чудес"... может, мы еще успеем спасти ее из лап этих нечестивцев, -- пробормотал он, утирая пот со лба. -- Вардиетта, -- Сулимо повернулся к поэтессе, -- мне надо выручать Руссанделлу, она уже и так по моей вине столько пережила... Ты можешь позаботиться о Моринготто? Вардиетта непонимающе похлопала глазами. Они оба не в себе, что ли? -- Ты имеешь в виду Руссандола, фокусника? -- осторожно спросила она. Сулимо досадливо поморщился. -- Ее зовут Руссанделла. Это девушка, -- объяснил он. Поэтесса едва удержалась от того, чтобы не хлопнуть в ладоши. Вот это поворот сюжета! Ни в какой пьесе нарочно не придумаешь... Внезапно ей в голову пришла совсем нерадостная мысль. Это же она виновата в том, что Руссанделлу увели бродяги, а Моринготто так жестоко пострадал. Вардиетта была уверена, что фокуснику у нищих нечего бояться, но вот что будет с девушкой, она не знала. И прежде чем успела сообразить, что делает, выложила это все одним духом Сулимо. "Теперь он меня возненавидит", -- промелькнуло у поэтессы в голове. Тот, однако, скорее обрадовался. -- Значит, ей не грозит такая уж сильная опасность. Тогда тебе лучше пойти со мной. Вардиетта кивнула. -- А как же Моринготто? Сулимо помедлил. -- Придется ему отлежаться, пока мы не вернемся... Но тут звонарь с тихим стоном поднялся на ноги. -- Надо... выручать... Руссанделлу, -- с усилием проговорил горбун. Вардиетта и Сулимо переглянулись и прочли одно и то же на лицах друг друга: вряд ли Моринготто удастся удержать. Поэтому Сулимо только кивнул, и они отправились в притон бродяг. Руссандела болталась на плече нищего, как пустой мешок. Она попробовала сопротивляться, но он только еще крепче стиснул девушку, а хватка у мужчины была поистине железная. Тогда она покорилась судьбе, в глубине души надеясь на то, что никакого вреда ей не причинят. Пристанище воров находилось в Нельской башне. Внутри оказалось неожиданно чисто и аккуратно. Руссанделлу поставили на пол, и она оказалась в кольце бродяг. Мужчина, который ее тащил, несколько минут ее внимательно и подозрительно разглядывал, прежде чем объявить, что они забрали ее из собора по просьбе Вардиетты. -- Она боялась, что тебя все-таки повесят, а ты еще такой юный, -- объяснил похититель. Судя по тону и манере держаться, он был предводителем всей шайки, которая между тем уже разбредалась по углам, чтобы отдохнуть от трудов неправедных. Руссанделла немного успокоилась. И тут она вспомнила, что в их "брачную ночь" Вардиетта обещала ей помочь в поисках отца. Видно, поэтесса была хорошо знакома с парижским дном, и обратиться собиралась именно к нищим. И девушка решила рискнуть. -- Скажите, вы тут... главный? -- робко обратилась она к мужчине. -- Ну, я, -- усмехнулся он. -- На работу не возьму, больно волосы у тебя приметные... -- мужчина нахмурился, словно это было неприятно ему лично, и снова несколько раз окинул ее взглядом. Он покачал головой, будто не веря своим глазам. Руссанделла замотала головой. -- Понимаете, Вардиетта, она... она обещала мне помочь найти отца, и я подумала, что она собирается спросить об этом вас, раз вы с ней знакомы, и... -- девушка совсем стушевалась. -- Поиски -- это к полицаям, -- бросил мужчина, усаживаясь на высокий табурет. -- Садись, чего стоять, -- кивнул он ей. Девушка торопливо села. -- А спросить нас можно, отчего нет, -- продолжал он. -- Как звать, чем промышлял? -- Это длинная история... -- Так укороти ее, -- перебил мужчина, пристально глядя на девушку. Руссанделла вздохнула и словно в омут бросилась. -- Меня воспитала приемная мать. Перед смертью она открыла мне имя настоящих родителей. Моя мать была придворной дамой, ее звали Нэр де Нэль... -- Ложь, -- холодно отчеканил мужчина. В его глазах полыхнул гнев. Девушка растерялась. -- Но это то, что мне сказала моя воспитательница, -- тихо ответила она. -- И волосы... -- Мало ли у кого какие волосы, -- с внезапной злостью оборвал ее предводитель бродяг. -- Я знаю все об этой семье. Там не было двух рыжеволосых сыновей! -- Я дочь, -- совсем тихо прошептала Руссанделла, опуская голову. -- Что?.. -- Меня зовут Руссанделла, -- ответа умнее ей не пришло на ум. -- И твоя мать -- Нэр де Нэль? А отец? Кто твой отец? -- Не знаю, -- пролепетала со слезами измученная девушка. -- Она была замужем за Фьенором, но ведь маму обвинили в том, что она... она... -- конец фразы потонул в рыданиях. -- Не реви, -- сурово сказал главарь бродяг. -- Эй! -- он повернулся к очагу, у которого сидели несколько нищих. -- Май, иди сюда! Высокий юноша подошел ближе. Его голова была обмотана грязными тряпками, а правый глаз закрывала повязка. -- Снимай этот маскарад, -- велел ему предводитель. Тот несколько удивленно взглянул на него, однако повиновался и стащил повязку и тряпки, под которыми оказались рыжие, с медным отливом волосы -- почти такие же, как у Руссанделлы, только чуть темнее. А его лицо... Эру, его лицо! Девушка словно смотрела в зеркало. -- О Эру... -- выдохнула она. Юноша не менее изумленно уставился на нее. -- Ты не лгала, -- заговорил главарь. -- Перед тобой сын Фьенора и Нэр де Нэль, а раз вы похожи, как две капли воды, значит, ты и их дочь. Руссанделла ошеломленно посмотрела на обретенного брата. -- Значит, ты знаешь, где наши родители? -- горячо обратилась она к нему. Он сморщил нос. -- Отец прямо перед тобой. Главарь стянул маску, и шрам с лица исчез, а на Руссанделлу весело взглянули пронзительные серые глаза. -- А эту женщину, вашу мать, я из-под земли достану, -- проворчал он. -- Клянусь Эру! Когда Сулимо, Вардиетта и Моринготто добрались до Нельской башни, солнце, обалдевшее от наблюдения всех событий этого длинного дня, уже садилось. -- Я пойду первая, -- заявила поэтесса. -- Вот еще, -- возмутился Сулимо. -- В этот притон? Нет уж, держись за мной! -- велел он. Вардиетта хотела завести спор, но вовремя осознала, что грязные задворки Нельской башни не самое подходящее место для лекции о гендерной дискриминации. Так что в башню они пробрались в следующем порядке: хмурый Сулимо, возмущенная Вардиетта и контуженный Моринготто. Впрочем, картина, которую они узрели внутри, предстала их глазам почти одновременно, что исторгло из их уст практически единодушное "Ого!". Полную идиллию удивления испортил звонарь, который лишился дара речи при этом новом ударе судьбы: Руссанделла обнималась с каким-то мужчиной. Не надо было уметь считать до десяти, чтобы догадаться, что горбун и рядом не стоял с этим красавцем. Звонарь действительно стоял довольно далеко, и в прямом, и в переносном смысле. Мужчина выпустил Руссанделлу из объятий и повернулся к вошедшим. -- Вардиетта в нашем скромном пристанище! -- воскликнул он. Поэтесса озадаченно подняла брови. -- Я его не знаю! -- отчаянно шепнула она Сулимо. -- Зато я знаю, -- буркнул тот в ответ. -- Говорил же, не высовывайся. Сулимо сделал несколько шагов вперед. -- Привет тебе, -- начал он. -- Узнав о нападении, мы поспешили сюда, и рады видеть, что девушке ничего не грозит. -- Ей бы и так ничего не сделали, -- небрежно ответил Фьенор. -- А поскольку она моя дочь, то это я, скорее, сделаю много всего тому, кто ее обидит... или обижал, -- добавил он зловеще. Сулимо немного отступил. -- Если бы не все то, что случилось, я бы вас и не нашла, -- пылко воскликнула Руссанделла. -- Видно, на то была воля Эру. Фьенор покосился на дочь, но ничего ей не возразил. Моринготто стоял позади, всеми позабытый. Отчаяние и тоска владели горбуном, и впереди он видел только одно: воды Сены, которые сомкнутся над его головой уже сегодняшней ночью. Чернота окутывала его израненную душу, и никакого смысла в своей и так изуродованной жизни он не видел. Несчастный уже собрался тихонько выскользнуть наружу, но внезапно понял, что не может умереть, не сказав всего того, что лежит у него на сердце. Звонарь отстранил Вардиетту и проковылял вперед, к Руссанделле. Увидев Моринготто, она благодарна ему улыбнулась. Свет ее лица на миг согрел его, но этого было так мало, чтобы жить! Моринготто неловко поклонился. -- Руссанделла, -- начал он хрипло, -- вы самое прекрасное создание в этом мире, а ваше сердце -- сама доброта. Вы словно луч солнца осветили мою короткую жизнь... -- Моринготто запнулся. Руссанделла покраснела. -- И я... я люблю вас, -- совсем неловко закончил он и тут же повернулся, чтобы покинуть башню и отправиться к Сене. -- Parbleu, простите мой французский, -- только и произнес Фьенор. Девушка вдруг шагнула за горбуном и коснулась его плеча. Он взглянул на нее, отчаянный, жалкий, уродливый. Но в глазах его светилась воистину прекрасная душа. -- Моринготто, друг, -- произнесла девушка, -- спасибо тебе за все. Наклонившись, она поцеловала безобразного горбуна. И тут прямо в потолок ударил столб света. Руссанделла испуганно отпрянула. Свет становился все нестерпимее, все ярче, и находившиеся в башне отвернулись, прикрывая глаза руками. Когда через несколько минут сияние угасло, никакого горбуна в зале уже не оказалось. На его месте стоял стройный темноволосый юноша с точеными чертами лица. Он с изумлением смотрел на окружающих, которые отвечали ему не менее удивленными взглядами. -- Parbleu... -- Моринготто? -- Я слышу! -- ликующе воскликнул он. -- Я снова слышу! Руссанделла всплеснула руками. -- Что же это? -- восхищенно спросила она. -- Ты сняла заклятье, -- радостно ответил звонарь. -- И я снова стал самим собой. -- Я ничего не знаю о заклятьях, -- запротестовала Руссанделла. -- Видно, это было проклятие, которые может снять только поцелуй девушки, -- авторитетно вмешалась Вардиетта. Кто-кто, а поэтесса в таких вещах отлично разбиралась. -- Не просто девушки, а любящей девушки, -- скромно уточнил преобразившийся Моринготто. Руссанделла снова покраснела. -- Руссанделла, -- снова обратился к ней Моринготто. -- А выйдешь ли ты за меня? -- Parbleu! Я что, должен отдать дочь за простого звонаря? Хоть он и хорошо звонит в отлитые когда-то мной колокола... -- Да брось, отец, -- вмешался Майтимо. -- Пусть сестра решает сама. Девушка улыбнулась и вложила руку в руку Моринготто. -- Отец, ты одобришь наш брак? -- спросила она. Фьенор довольно скептически поглядел на пару. -- Да что с вами поделаешь... -- махнул он рукой. -- А я и поженить могу! -- подал голос Сулимо. Только сейчас он понял, что все это время крепко обнимал Вардиетту. Поэтесса, впрочем, не противилась. -- Хорошо, -- кивнул Фьенор. -- У нас не так много времени: я должен нанести визит Ее Величеству королеве, которая, безусловно, даст ответ на вопрос, где нынче находится мое самое дорогое сокровище. Титры: Отец Сулимо -- Манвэ Вардиетта -- Варда Аулэ Валаруа -- Аулэ Йаванна Кементарская -- Йаванна Алдарон де Шатопер -- Оромэ Вана де Лис -- Вана Звонарь Моринготто -- Моргот Фьенор -- Феанор Нэр де Нэль -- Нерданэль Руссандол (Руссанделла) -- НЖП Майтимо -- Маэдрос Конец первого сезона.