Спрячем слёзы от посторонних

Но наконец Кёсем разорвала объятья. Лишь для того, чтобы взять на руки внуков, которые стояли рядом. Дети рады были видеть бабушку, но ещё сильнее они радовались счастью на лице их матери, так много тосковавшей последние дни. Дети Айше прыгали, радовались, забыв обо всем. Дети Гевхерхан были сдержаннее. В столь юной возраста потеряв обоих родителей, они крепко держались друг за друга и не доверяли никому. А может просто боялись потерять, как боялась сама Кёсем? Как не старалась Айше растопить и вылечить их сердца своей любовью, они как и прежде засыпали лишь в обнимку и держались друг друга абсолютно везде. И сейчас, пусть и рады они были видеть свою бабушку, они лишь поочерёдно поцеловали ее руку. Кёсем не настаивала. Не хотела причинять им боль. Конечно, работы было много. Но сейчас. Сейчас Кёсем позвала слуг и приказала накрыть стол в ее кабинете. Без четверти одиннадцать. Ещё есть немного времени. Они не торопясь сели пить кофе. Детям дали лукум. Сначала дочки Айше, смеясь, тараторя и перебивая друг друга рассказали любимой бабушке все новости за последние… сколько смогли вспомнить. Потом, медленно, с трудом Кёсем смогла разговорить Селима. Малыш с недетской тоской вспоминал Стамбул. Ещё менее разговорчива была его сестренка. Одиннадцать. Айше взяла детей, села в карету, попрощалась с матерью и поехала во дворец. В Топкапы уже были готовы для них покои. Им надо было отдохнуть перед праздником. А Кёсем надо было на совет дивана. Позвала с собой Хаджи. Ее верный друг. Верный. Как пёс. Приказала ехать с ней в карете. Он поймёт ее молчание. Верно поймёт. Голова гудела от череды мыслей. Димитра, Кеманкеш, Атике… даже приехавшая Айше. Кёсем была рада ей. Но переживала за ее безопасность. Столица кипела словно плавильный котёл. Кеманкешу приказала скакать следом. Вошла на совет, словно метая глазами молнии. Чуть не испепелила нескольких министров. В стране нет великого визиря, это большая проблема. Но и достойного кандидата нет, что ещё хуже. Остальные пустующие должности, оставшиеся таковыми после прошлого «разноса», заполнила талантливыми санджакбеями и бывшими янычарами. Обсудили план обороны в случае нападения Крымчан, о том, что из Диярбекыра пришли вести о народных волнениях и как их подавлять. Кёсем настаивала, что нельзя топить регион в крови. Но требовала привезти живыми зачинщиков. И визири соглашались с ней, боясь гнева. Кёсем хотела мести. Ее сердце, столько бившееся лишь по привычке, хотело мстить за тех, кого потеряло и защитить тех, кого любит. Кеманкеш весь диван был тих и скромен как никогда. Кёсем демонстративно не смотрела в его сторону. Но тут встал Касым Паша. Второй визирь. Старый, оттого уверенный в своей безнаказанности, он откашлялся и начал, в меру вежливо, но больше нагло. Его интересовал вопрос наследования. Кого Кёсем хочет оставить после себя? Дочь? Внучку? Внука? А то госпожа немолода, да и время неспокойное. Паши невольно заозирались, по залу прокатилась волна шепота. Неслыханная дерзость. Особенно для Кёсем султан. Особенно сейчас. Все были поглощены общими волнениями, так что никто даже не обратил внимания на Кеманкеша, сжавшего кулаки так сильно, что казалось, его руки скоро лопнут. Все стихло также быстро как началось. Кёсем встала с трона, и ударила своей тростью о пол, призывая всех к порядку. - Тихо! Как вам не стыдно? Развопились как стая койотов! Касым Паша, твоя дерзость неслыханна! - Как и ваша, Кёсем султан! Вы… - Да как ты смеешь обращаться ко мне не по сану? Ты кто такой, Паша? - Я визирь этого государства, а ты- подлая самозванка! Убийца детей и мужа! Ты лишила народ правителя! Ты спровоцировала это все! Убийца! Предательница! - Да как ты смеешь, Паша, так говорить с падишахом? - Ты- не падишах, ты- убийца падишаха! Мужеубийца, детоубийца! Паша уже был готов кинутся на неё и собственноручно задушить, но дорогу ему преградил Кеманкеш. Завязалась драка. Тут же подскочили стражники. Касыма скрутили. Кёсем подошла. Резким движением руки подняла его голову, рассматривая, как коня на базаре. Взглянула в глаза. Злые. Белки налиты кровью. Одними губами шепчет грязные ругательства. Не в слух, но Кёсем как-то понимала все, что он ей говорил. Замахнувшись, она отвесила ему звонкую пощёчину, а после приказала увезти. В зале дивана повисла напряжённая тишина. Никто не смел заговорить первым. Кеманкеш так и стоял в углу, не смея сесть на место. Но Кёсем султан не была бы Кёсем султан, если бы первой из всех не оправилась. Окинула холодным и властным взглядом всех присутствующих. Абсолютно ровным тоном приказала Кеманкешу вернутся на место. И как ни в чем не бывало продолжила совет. И пускай внутри ее рвало на части, узнать об этом можно было лишь по мелкой дрожи в руках. А в остальном- будто и не было ничего. Наконец, проведя несколько часов напряженного совета, Кёсем приказала заканчивать. Многих, конечно, волновал вопрос о том, кто же станет великим визирем, а кто- вторым. Но задавать его никто не решался. Все боялись гнева Кёсем султан даже больше, чем боялись в своё времена гнева ее сына. Наконец, султанша покинула кабинет. Она шла по коридору дворца, стараясь разогнать грустные мысли. Тут услышала окрик сзади: - Кёсем Султан, прошу простите меня за мою дерзость - А, Кеманкеш. Ты меня напугал! - Прошу прощения, султанша - Займись допросом Касыма Паши. Сдаётся мне, он не так прост. Но смотри мне, чтобы он жив остался - Как прикажете, султанша. И Кёсем жестом приказала ему уйти, не желая выслушать. А Кеманкешу не оставалось ничего, кроме как повиноваться. Время было около четырёх дня. Айше и дети уже отобедали, что было даже к лучшему. Кёсем не хотелось пугать их своим болезненным видом. Велела подать обед, позвала к себе Хаджи и о чем-то долго беседовала с ним, раскрывая старому другу часть своей души. Ей жизненно необходимо было рассказать кому-то о своих сомнениях, боли и сложных решениях, что предстояло принять. А за окном падал снег, пушистый и мягкий. Белый. В противовес тому жестокому миру. Твёрдому, злому и погрязшему в предательстве и боли. Вечер прошёл чередой событий, что сменяли друг друга как в водовороте. Сначала- праздник. Гарем закипел, забурлил, зажужжал, как растревоженный улей. Оно и понятно, столько времени траура. Повсюду лился щербет, звучал смех. Почтила своим присутствием даже Атике. В простом чёрном, напоминавшем траурное (коим по сути и являлось) она лишь коротко кивнула сестре, которую уже окрестила предательницей, отмахнулась от ее объятий. Не дала руки для поцелуя никому из детей, демонстративно сухо обняла их и не менее демонстративно прошла мимо Кёсем. И весь вечер сидела с демонстративно траурным видом. Хотя, не весь вечер. Через полчаса после начала праздника, прямо во время танца наложниц, Атике встала со своего места и, никому ничего не объяснив, ушла к себе. А в остальном, праздник прошёл хорошо. Кёсем почти не притронулась к угощениям, но весь вечер ласкала внуков и одаривала любящими взглядами Айше. И один только Хаджи знал, как тяжело ей давался этот образ. Кёсем позволила наложницам подходить к ней и просить о чем угодно. Каждую щедро одаривала, обещала исполнить все просьбы. Приказала подать плов с монетами. Девушки смеялись, радовались, не могли они поверить своему счастью и доброте Кёсем султан. Закончили глубоко за полночь. Они сидели в покоях, в которые нынче заехали Айше с детьми. Разумеется, Исмихан тоже была с ними. Кёсем, в честь приезда дочери приготовила всем подарки. Удивительной красоты серёжки с жемчугом для маленьких султанш, которые играли за свету всеми цветами радуги. Мелкая ювелирная работа. На серёжках одной- цвели розы, другой- открывался чудной морской мир, третьей- пели райские птицы. Мальчики получили по расшитому золотом камзолу. Узоры, конечно, тоже различались. А Айше Кёсем на шею надела прекрасный, как сама госпожа, амулет. Внутри были два камня: синий (побольше) и красный (поменьше), как объяснила Кёсем, они объяснили их единство как матери и дочери. Позже, детей пришлось уложить. Конечно, Исмихан захотела остаться в комнатах братиков, сестричек и тетушки, а не идти к себе. Утомленные тяжёлым днём и поздним временем, дети почти сразу заснули. Слово маленькие птенчики лежали они на своих кроватках, прижимаясь друг к другу. Кёсем отметила про себя, как же ее внуки напоминать ее детей. И взмолилась, чтобы они не повторили их судьб. А после они с Айше сидели в покоях Кёсем на софе, которую по их приказы повернули к окну, где уже скоро должна была зачинаться заря. А пока, морозное звездное небо, на котором россыпь звёзд смешивается с играющими в чехарду снежинками. Тепло, тихо и так спокойно. Долго они сидели и обсуждали все, что наболело на их истерзанных душах. Почти до самого рассвета. А то и дольше.