Спрячем слёзы от посторонних

- Никогда. Слышишь, Никогда больше не смей так делать. - Султанша, прошу вас простить меня, но позвольте? Что я сделал? - Никогда. Не. Смей. Нарушать. Мои. Приказы. Тем более, на людях. У меня. Достаточно. Охраны. Не смей решать за меня! Выполняй свои обязанности. То, что ты видел вчера- осталось во вчера. И никогда больше не повториться. И никто, ни единая живая душа не должна знать об этом. И, говорю тебе, это знание не даст тебе особых привилегий. Ты видел лишнее. Ты слышал лишнее. И радуйся, что занимаешь слишком важный пост, чтобы отправиться на корм рыбам.- Кёсем метала молнии глазами, словно пытаясь испепелить несчастного Кеманкеша Нет, она понимала, что Кеманкеш не предаст ее. Что делал это лишь из заботы о ней. Но. Его знания не должны затмевать его разум. Если он пытается принимать за неё решения, значит, он последний раз видел ее живой. Теперь, перед ним будет каменное изваяние. Тоже, что видят все. Каменное, полое изнутри, закрытое. Конечно, в глубине души Кёсем была приятно это забытое ощущение заботы, но слишком много проблем оно несло. Она- падишах. Позволив руководить собой в мелочах, лишишься контроля во многом. С этого началось падение ее сына Мурада. Но она- не он. И никто не смеет ей командовать. Даже Кеманкеш. Особенно Кеманкеш. Кёсем боялась. Что даже из человека с такими благими побуждениями, он превратится в корыстного властолюбца. Но слишком много проблем насущных. Дальше ехали молча. Он не смел поднять глаз, она демонстративно изучала утренний Стамбул. Сделала пару мысленных пометок, где нужно починить дорогу, а где убрать залежи сухих веток. Наконец, приехали. Слуги отворили карету и Кёсем вышла. Нет, вылетела из кареты, настолько стремительно, что Кеманкеш остался позади. Оперлась на руку какого-то слуги, спускаясь. Вошла в вакф. Дорожки, слегка припорошенные снегом. Внутри тихо. Спокойно. Обитатели ушли, им читают Коран. Лишь одна девчонка сидела на лавочке у входа. Увидела султаншу и вскочила. Поклонилась. Очень испугалась и обомлела. Кёсем подошла. Никто ожидал от неё такой резвости. Никто, даже она сама, не знал, почему вдруг она молнией вылетела в вакф, оставив слуг позади, пусть и всего на несколько секунд. Звенящая тишина. Сама не зная почему, Кёсем подошла к девчушке. На вид ей было лет десять, не больше. Уже достаточно взрослая, чтобы оставаться без присмотра, но почему она не со всеми? Она прикоснулась к лицу девочки, заставляя поднять голову и спросила тоном, не выражавшим особых эмоций: «Кто ты, Хатун? Почему ты тут одна?» Девочка ответила тонким, неуверенным голосом. Она плохо говорила по турецки, но ее акцент не раздражал Кёсем, напротив, она услышала к нем что-то родное, близкое. Так оно и оказалось. Девчушка была из Греции, ее родители, богатые купцы, погибли во время одного из янычарских бунтов. С того времени она жила в приюте, но веры не сменила. Имея удивительную для своих лет твердость, она сохранила своё имя, свою веру и память. То, чего были лишены все женщины дворца. Поражённая силой девочки, Кёсем, действуя скорее по наитию, чем разумно, вдруг спросила: - Ну что ж, Димитра Хатун, пойдём со мной? Ты, я вижу, девушка верная, мне нужны такие люди. А молится можешь как тебе угодно, я не против, если громко кричать об этом не станешь - Госпожа,- девочка упала на колени перед Кёсем- благодарю, благодарю вас за вашу милость и доброту. Но я же совершенно ничего не умею - Ничего, научишься,- тут Кёсем увидела, что в комнате уже стоят ее слуги и следущий окрик уже предназначался им- Хаджи ага! Выбери самого надежного агу и пусть он сопроводит эту Хатун в церковь! Хаджи, пораженный таким приказом, но не рискующий перечить, взялся за выполнение. Димитра, поражённая не меньше, бросила последний, стыдливый и благодарный взгляд на Кёсем и ушла. А сама султанша поспешила дальше в вакф. Услышав знакомое «Гездууу», обитатели высыпали в коридор. Ее не боялись, ее уважали, любили, обожали, боготворили. Для них она- свет в окошке, последняя надежда, Вера в лучшее, глоток воды в пустыне, глоток воздуха среди бушующего океана. Они не верят в слухи о ее тирании или коварстве, жестокости и сребролюбии. И она, чувствуя и оправдывая их любовь, совершенно не боится. Кёсем улыбается. Все также превозмогая боль, выгоняя, как надоевших котят, тяжёлые мысли, но уже более искренне. Встаёт за специальный стол. Собственноручно раздаёт всем похлебку. Слушает народ. Все их чаяния, боль. Но иногда, сквозь эту мольбу о помощи, прорывается и слово благодарности. И оно греет ее душу. И долго потом будет согревать ночами. Наконец, раздав всю похлёбку, выслушав всех нуждавшихся, Кёсем отправилась в свой кабинет. Времени оставалось не так много. К полудню нужно было быть на совета Дивана. В кабинете раздала поручения, отчитала каких-то мелких управляющих за нерасторопность в решении проблем народа и выгнала всех прочь. Села за бумаги, но писать не могла. Взглянула на софу рядом. Там когда-то сидела Эстер. Кёсем не позволила убрать диван после смерти его хозяйки. Опять нахлынули мысли. Кёсем встала, заперла сама дверь на щеколду и стремительно подошла к окну. Посмотрела вверх. На небо. Солнце. До предела, до боли в глазах. Вихрь кружил в голове, одна мысль сменялась другой, другая третьей… Не удавалось сосредоточиться ни на чем. Ее пугали собственные поступки. Она не знала, правильно ли поступила с Кеманкешем? Быть может, он не сделает ничего того, о чем она подумала. Вряд ли он думал об этом. Сейчас. Но потом… Или открыться ему было ошибкой? Вдруг он использует это? Ударит Кёсем ее же слабостью? Должно быть, так и будет. Как уже было и не раз. Или он не таков? Или ещё хуже? Или верен как Хаджи? Или нет? Или он - корыстный властолюбец, пытающийся ее приручить? А что с Димитрой? К чему? Иноверка, совсем юная, но жутко упрямая. Ничего не умеет. Вполне может быть шпионкой. Запросто. Не пригреть бы снова змею на груди. Надо наблюдать осторожность. Убрать ее, выгнать, передумать? Или поверить себе и обрести верного человека? Или предателя у сердца? Так, не за самыми весёлыми размышлениями, Кёсем услышала настойчивый стук в дверь. Нехотя отворила щеколду и обомлела. Там стояла ее Айше. Ее Любовь, боль, плоть и кровь. Ещё юная. Такая красивая. Кёсем не могла на любоваться. Пока не взглянула в глаза. Боялась увидеть лёд своих глаз или адское пламя, которое видит в глазах Атике. Но нет. В них был океан боли. Айше, забыв про все приличия, возраст и прочее, подошла, и не спрашивая ничего, поцеловала руку Кесем, а после бросилась в объятья. Они стояли молча. Долго. Слова им не требовались. Главное- они рядом. Плевать что было раньше. Главное- они рядом. Плевать что будет потом. Главное- они рядом. Мать и дочь. Опоры друг для друга. Сила, стать, поддержка. Не одни. И эта встреча вселила обоим веру в то, что все обязательно наладится. А в щель двери, прячась за спинами других слуг, за ними смотрел Кеманкеш. Все ещё шокированный и расстроенный.