Огонь укрощающий - огонь укрощенный (Зеркальное отражение-3) Эпизод 42
13 апреля 2024 г. в 12:00
Решение приходит. Поздно. Лучше так, чем никогда. И оригинальным оно при этом не выглядит. Но сначала…
- Привет, дорогая, как долетели?
- Ой, долетели и слава богу… Приве-ет!.. Мамочка…
- Поздравляем тебя… Умничка ты наша… Красавица…
Поцелуи. Объятья. Любовь родной семьи… И букет чудесных роз.
- Ага. Ой, спасибо! Это мне? Приятно как!..
- Да… Давай сумку свою сюда вот… И пошли, папа в машине ждет… Попрощалась со всеми там своими?
- Та да, уже… Вон Анька тоже с родителями, и Валя с мамой…
- Ну, поехали тогда.
- Поехали…
Мы прилетаем ночью из Парижа. И на контрасте с дождливой и холодной Францией, в Москве теплая апрельская ночь. Еще не лето. Но уже точно не зима. Так что я еще по дороге к машине высвобождаюсь из куртки.
- Не простынь смотри… - беспокоится мама.
- Не дождетесь, - хмыкаю я. – Тепло-то как! Словно не из южной страны, а из Исландии како-то приехала.
- Весна…
Шмотки в багажник. Открываю заднюю дверцу… И на меня с радостным лаем выпрыгивают Бимка с Круэллой.
- О-ой! Ух-ты!
- Мы решили, что тебе будет приятно их увидеть, - произносит мама с улыбкой.
- Конечно… Спасибо… Уй, вы мои хорошие…
- Ну, садись давай…
Залезаю на сидение, вместе с моей радостной сворой.
- Медаль покажешь, чемпионка?
Папа всей своей огромной фигурой поворачивается ко мне с водительского места. И на его всегда строгом и серьезном лице я вижу гордую улыбку.
- Слава, ну дома все давай, - трясет его за плечо мама. – Где тебе сейчас тут все распаковывать и искать?..
- Не надо искать.
Я ссаживаю с рук собак и, выпрямив спину, медленно тяну вниз молнию на кофте.
Еще в самолете, зная, что папе будет приятно, я нацепила свою золотую медаль на шею и спрятала под майку. Холодный поначалу металл успел за это время нагреться от моего тела.
- Вот… - извлекаю маленький желтый кружок из запазухи.
Папа мельком бросает взгляд на мою награду, и снова смотрит мне в глаза.
- Это вершина, - произносит он серьезно. – Ты это понимаешь? Дальше – только звезды…
- Дальше – олимпиада.
- Я об этом и говорю, - с улыбкой кивает он. – Сейчас ты, как альпинист, стоишь на пике самой высокой горы. Остальные остались внизу. И ты как бы достигла всего… Но ты смотришь вверх. На мерцающие в ночном небе звезды. И понимаешь, что на самом деле они и есть твоя цель. К которой тебе еще тянуться и тянуться…
Он высвобождает руку из-под ремня безопасности и проводит ладонью по моей щеке. Замираю от такой его редкой и неожиданной ласки.
- Дотянемся до звезд, Татьянка? Или ну их?..
От неожиданности аж подскакиваю.
- Что значит «ну их»? – возмущенно вскрикиваю я. – Да я ради этой олимпиады… Да я ж… как проклятая…
Папа весело смеется, удовлетворенно кивает головой и поворачивается обратно на своем кресле.
- Ладно. – произносит он, нажимая кнопку старта. - Пока наша цель проще и яснее. Доехать домой. А там видно будет.
Уже на трассе, вырвавшись из города, мама неожиданно подает голос.
- Слав, а включи музыку, которую мы слушали днем… Такая ностальгия.
- Такое старье, - в тон ей добавляет папа.
Он тыкает пальцем в экран навигатора, и из диамиков льется ритмичная, мелодичная музыка. Такой себе хип-хоп. Танец под него не поставишь…
- Нашел коробку со старыми дисками, - объясняет папа, глянув на меня в зеркало заднего вида. – Хотел выбросить. Но мама сказала, давай послушаем. Ну вот…
«Я снова в пути и мой любимый город,
Снится в ночи за сеткою дождей…»
Хм… Приятный голос…
- Как раз, в честь твоего приезда, - улыбается мне мама, покачивая головой в такт.
«Но не грусти, о, мой любимый город,
Сказочный страж моей пустой души…»
- Что? – не понимаю я.
- Слушай…
«Париж, Париж, мой славный друг,
Старинных стен незыблемая сила…»
О, господи…
«Париж, Париж, сон наяву,
Седая ночь в тебя влюбилась…»
Ох ты ж… Ну почему?..
«Париж, Париж...»
И меня накрывает с головой. Все события последних дней, пестрыми картинками проносятся у меня перед глазами. Замирая и пробуждая самые яркие воспоминания. О том, что все было классно и здорово. О том, когда это еще было… Я сгребаю собак руками и утыкаюсь лицом в их теплые холки и спины. Непрошенные слезы сами по себе текут по моим щекам… Но я не хочу, чтобы их видели. Никто не должен видеть, как я плачу. Никто… Даже самые родные и любимые. В первую очеред они…
Простенькая песенка из доисторических времен… А мне, как говорится, хватило.
Успокоившись и утерев нос, выпускаю своих спасителей обратно на сидение. Вдох… Выдох… Все нормально…
- Пап, а как это называется?.. Ну, группа, которая поет…
- А… - папа неопределенно машет рукой. – Не помню. Я такое не слушал…
- Кар-мен, - подсказывает мама. – Только не как у Бизе, имя героини, а через черточку… Мне они нравились… В детстве.
Я достаю из кармана телефон. Пока не забыла. И пока не передумала.
«Кар-мен. Париж»
На удивление, ссылок вываливавется огромное количество. О группе… Об исполнителях… Альбомы… Послушать песню… Скачать песню…
Вот.
Скачать рингтон. Да. Кто знает. Может быть когда-нибудь эта музыка зазвучит для меня снова…
Выбрать абонента…
Вот твое фото. Оно старое… На нем ты в расстегнутой рубаше, смотришь задумчиво… Этот твой образ знает весь интернет… Нужно будет поменять. На фотографию, где ты смеешься. Где твоя улыбка… Которую я так люблю… Любила… Где она будет только для меня…
Установить рингтон для абонента…
Да… Именно для этого абонента.
Подтвердить… Ок…
Позвони мне… Как же я хочу, чтобы ты мне позвонил… И сказал, что у тебя все хорошо. Что ты на меня не сердишься… Что ты меня любишь. Все еще любишь…
Какая же я…
Бросаю помутневший от слез взгляд в окно. Темнота… Унынье… Безнадега…
И лишь на горизонте золотистым заревом рекламных огней и уличного освещения мне подмигивает развеселый и никогда не спящий город.
«Moscow never sleeps…» Это тоже из песни… С папиного диска.
День следующий. Обычный рабочий. Ничего, что вчера только с чемпионата мира приехали? Что сезон вроде бы как бы завершен? Что устали и отдохнуть бы… Не, не слышали. И ровно в восемь утра мы в раздевалке, потом на хореографии, потом на растяжке… И, наконец, выходим на раскатку.
Вываливаемся из раздевалки всей троицей, выезжаем из калитки на лед…
И у тренерского бортика видим ее…
И тут же, не сговариваясь, только что не на перегонки ломимся к ней.
А она видит нас. И в глазах ни капли раздражения. Или неприязни… Или какого-то иного негатива… Только бесконечная усталость. Плохо скрываемая за классической строгой улыбкой.
- Ну, что, сороки-белобоки мои?..
Она останавливает свой взгляд на каждой из нас, привычно убеждаясь в отсутствияя видимых отклонений от нормы.
- Нинель Вахтанговна…
- Как он?..
- Как Сережа?..
- Скажите… Пожалуйста…
Она взмахом руки прерывает наш голдежь, заставляя замолчать.
- Во-первых, здравствуйте.
- Здра-асте… - нестройно тянем мы.
- Во-вторых, - она снова обводит нас взглядом, - поздравляю вас с успешным завершением сезона. Поработали. Показали результаты. Надеюсь, наше начальство будет вами довольно…
Пауза… Слишком долгая…
- Нинель Вахтанговна!.. – это уже не выдерживают нервы у меня.
Она тяжело, без улыбки, смотрит мне в глаза. Пробирая взглядом до самого нутра.
- В больнице ваш Ланской, - произносит наконец она тихо. – Точнее наш… В частную клинику мы его положили… Чтобы никто к нему не бегал, не донимал и не приставал, - добавляет она громче. – Вы, в первую очередь…
- Он не берет трубку… И не отвечает… - подает голос Анечка.
- Я отобрала у него телефон, - кивает Нинель. – Отдам, когда… Домой вернется… Все…
Она выпрямляется и, нервно сжав ладони в кулаки, несколько раз постукивает по бортику.
- Но Нинель Вахтанговна…
- Все, девочки, все… - она повышает голос до обычных командных интонаций. – Сейчас придут Мураков с Клейнхельманом, возьмете у них задания и давайте работайте. Да?.. И Герман там где, почему я его не вижу до сих пор? И еще одна… Душа заблудшая… Вот только отпусти вам возжи на пару дней… Сразу начинаются опоздания…
Последнее говорится уже не нам, а в сторону. Явно предназначается тем, кто посмел задержаться в раздевалке и вот только сейчас, в сопровождении дяди Вани и Клея, выкатывается на разминочный лед. Без опоздания, что вы. Всего лишь за две минуты до начала занятий…
Разворачиваемся с девчонками, чтобы ехать к тренерам и начинать раскатку. Видим Андрюху Германа, с покрасневшими ушами понуро тулящего в направлении Нинель…
И видим Катьку…
Как призрак из прошлого.
- Ой, Катюня…
Реакция Вальки как всегда, непосредственная и обезоруживающая.
- Привет, Валюша… Девчонки…
Черное трико, черные лосины. Белые ботинки коньков усыпаны узорами из стразов… Светлые волосы забраны в тугой пучок. На лице пара хитрых серых глаз. И немного застенчивая улыбка.
- Здравствуй…
Я первая подъезжаю к ней и, обняв, притягиваю к себе. Вдыхаю запах ее кожи и волос… Незнакомый. С оттенками лаванды и мускуса. Вау… Что-то новенькое? Или кто-то?.. А еще… Катя вроде бы была выше ростом… Хотя, наверное, это я выросла, пока мы не виделись.
- Хм-м… Рыжая… А ты все хорошеешь… Ни что тебя не берет…
Она рассматривает меня, слегка прикусив нижнюю губу… А я с трудом сдерживаю в себе желание впиться в ее эти пухлые губки страстным, чтобы до крови, поцелуем… И вижу, что она понимает, чувствует вот такой мой мимолетный, внезапный порыв. И ей… Приятно.
- Катя, все любезности потом. Сюда езжай пожалуйста…
Голос Нинель трубным зовом несется вдоль бортов, отражаясь и усиливаясь.
Сжав на мгновение мою ладонь, Катька, приветливо улыбаясь, машет девчонкам и торопливо скользит на голос.
Симпатичной остроносой крыской на призывый свист нильсовой дудочки.
Ну а нам троим остается только обменяться удивленными взглядами…
Ланской когда-то рассказывал мне об ушедших от нас. Имен я не запомнила, конечно же. Но, не суть. Из его слов получалось, что не выдерживали наш ритм и убегали к другим тренерам в основном мальчишки. То ли Нинель относилась к ним строже, чем к девочкам, что вряд ли… То ли мальчики оказывались слишком нежными цветочками для полноценного существования в нашем заколдованном лесу… Как бы там ни было, уходили они, обливаясь соплями, навсегда, под гневное бурчание своих родителей и косые взгляды в сторону остававшихся. Не вернулся ни один. Зато, когда от нас сбежали, по очереди, Катерина и Валька, то вердикт нашего великого гуру и специалиста во всех вопросах, касающихся школы и жизни, был скептически однозначен: «Вернутся». И прав ведь оказался. Стервец… Прости, господи, о пострадавших, только хорошо или правду…
Традиционно, на первую половину тренировки я достаюсь Муракову. И добрый дядя Ваня целых полчаса гоняет меня по прыжкам так, что из головы вылетает все лишнее. Точнее, вообще все вылетает, начисто. Остается только одна бессознательно бьющаяяся где-то красной тревожной лампочкой, даже не мысль – нервный импульс.
«Все… Не могу больше… Еще… Все, последний раз… Не могу больше… Еще… Все…» И так по кругу.
Классно, когда ты видосик для инсты делаешь. Поставила такая телефон на лед, личико состроила, откатилась, раз-два-три четверной сальхоф сиганула и гордая собой в экран лезвием, со снежком, лихо затормозила. Ага. Это мы так все умеем. Хоть у кого подсмотри…
Другое дело, когда на тренировке… Прыг-скок, прыг-скок, да без задержек, без продыху…
- Таня, не перетягивай сильно, - орет мне Мураков, пока я проезжаю мимо него. - Не волынь! Дома отдыхать будешь! Слышишь меня?..
Молчу. Не смотрю на него. Даже не киваю. У нас это не нужно. То, что ты слышишь тренера нужно показывать на деле.
Тройка… Тройка… Корпус чуть вперед… Руки вправо… Левое внутреннее ребро… Правую ногу назад… И-и-и… Замах. Толчок. Вылет с вращением… И блеклая серая муть перед глазами. Это на соревнованиях мы видим цветной каллейдоскоп и море огней. На тренировке свет приглушенный, неяркий… Приземление на правое лезвие, выезд на внешнем ребре… Носок… Руки… Голова… Четверной флип. Хороший. Выездной. С гоями… Наверное, десятый у меня за сегодняшний день… Или пятидесятый. Я давно сбилась считать мои прыжки. Помню было три падения… Нет… Четыре. Или пять? Но это ерунда. Без ошибок не бывает побед. Без ушибов и синяков тоже…
- Таня, заканчивай и ко мне подъезжай, - командует наконец-то дядя Ваня.
Всю меня высосал сегодня, вампир… Сил моих нет… А только половина тренировки.
Опустив руки и повесив нос еду вдоль бортика к тренерским местам.
- Что, рыжая, кислая такая, словно лимон клюквой заела? - хмуро ерничает Мураков, поглядывая на меня из-под бровей. – Нормально ж вроде бы все…
- Настроение плохое, - в тон ему отвечаю я. – И спать хочется.
- Ну, это дело житейское, - пожимает плечами он. – Если скучно и грустно со мной, вон отправляйся к Артуру Марковичу, он тебя и разбудит, и развеселит… Аня! – громко кричит он в сторону, где Анька отирается у бортика рядом с Клеем. - Закончили вы там? Ко мне давай сюда… Все, Таня, свободна. До вечера…
У меня нет ни сил, ни желания с ним приператься или что-то доказывать. В конце концов, катанием моим он доволен… А с улыбочкой не сложилось, так это, извините, сегодня у нас постный день. Не все же мне зубами светить…
Без предисловий, и без всякой жалости, дядя Ваня загоняет Аньку на последовательные прыжки, едва ли менее сложные чем у меня. Словно жаждет он сегодня нашей крови…
- Хочу, чтобы ты показала мне сейчас все вращения, - не отрываясь от монитора сообщает мне Клей. – Но так, чтобы с умом. По логике пойдем… Заклон, и колечко потом… Дальше бильман и половинку сразу же… Волчок и флажок. Либелу на конец оставим… Подразобрать хочу, что у нас с тобой есть, а что сделать нужно будет… Добро?
Он наконец поднимает на меня взгляд, отрываясь от своего компьютера. Спокойный. Без напряжения. Благожелательный… И без намека на что-то кроме работы. Клей – не Мураков. Задушевных разговоров водить не любит. И вопросов лишних никогда не задает. Пришла на тренировку, значит работай. Нюни разводить в раздевалке будешь.
В некоторой нерешительности переминаюсь с ноги на ногу, хмурю лоб. И Артур понимает меня абсолютно правильно.
- На уровни, на черточки все, пока не смотрим, - произносит он, отвечая на мой невысказанный вопрос. – Только техника. Один, второй и так далее. Так ясно?
- Да, - киваю я.
- Вперед…
Ну что? Рассказывать вам о вращениях стоя, сидя, либелах, заклонах, комбинированных? О том какие бывают прыжки во вращения, и как исполняются вращения со сменой ноги? О смене ноги в прыжке? О сложных заходах? О сменах позиции на одной ноге? О том, как увеличивается скорость в волчке, в либеле или в бильмане? О вариациях заходов в прыжках во вращения? О сменах позиции назад – в сторону и наоборот в заклоне?.. Мне не интересно. Да и не умею я… Мне проще показать. Это вот Ланской у нас любитель – этот и покажет, и расскажет… И нарисует и сделать заставит…
Помню, смотрела в ютюбе какое-то очередное интервью с ним… Так не остановили парня вовремя, не успели – минут сорок распинался мальчик сольно, о прыжках наших рассказывал. Как делаются, как отличить… Ну так, для дилетантов инструкция. Но на таких примерах и с такими ассоциациями, что реально, и правда можно научиться видеть разницу. Еще и картинок понарисовывал, ну таких, как комиксы. Так их потом тоже в интернете где только не выкладывали…
Я так не умею. Поэтому, в этот раз – кратко. Без подробностей.
Полчаса крутим с Клейнхельманом вращения. Меня аж подташнивать начало. Чуть худо не сделалось… Ну, вот…
- Что-то ты или заболеть собираешься, или в отпуск тебе пора, - с легкой улыбкой покачивает головой Клей. – Все делаешь хорошо, придраться почти не к чему… Но какая-то такая вся… Как пыльным мешком прибитая.
- Не выспалась, - ляпаю я первое, что точно прокатит в качестве отмазки.
Артур приподнимает брови, но все же согласно кивает.
- Поезжайте с Озеровой домой к ней… - произносит он как само собой разумеещееся. - Поспите пару часов, отдохните… И приезжайте вечером.
- У меня школа, - со вздохом невесело усмехаюсь я. – А в школе – завал. Уже прогуляла где только можно…
На самом деле, все не так плачевно, и в школе у меня хвостов почти нет. Но лишний раз всплакнуть на тренерской груди не помешает.
Клейнхельман смотрит на меня со снисходительной усмешкой.
- Тебя что, научить прогуливать где нельзя? - ехидно интересуется он.
Не отвечаю. Но улыбаюсь ему в ответ. Слегка качаю головой…
- Ладно, - Клей что-то клацает на клавиатуре, продолжая ухмыляться. – Иди отдыхай. Сегодня я тобой доволен. Посмотрим, что дальше будет…
Посмотрим… Посмотрели, блин… И ведь, как сглазил, чтоб его…
Несколько дней проходят относительно спокойно. Мы потихоньку отходим от парижских переживаний, втягиваясь в наш обычный рабочий ритм. И ждем майских праздников, с их неизменными выходными днями, отличной погодой и перспективой близкого отпуска. Конкретнее – двух недель свободы от тренировок и коньков, которые в этом году мы с родителями и братьями планируем провести в Италии. Уже даже виллу сняли, на самом берегу моря. Мама мне фотки показывала. Красотища!.. Но это все потом. Пока же с суровой стойкостью дохаживаем последние в этом сезоне тренеровочные дни. И отрабатываем наперед, чтобы потом было из чего вспоминать…
Ну и, само собой, происходит… То, чего и следовало ожидать.
У нас пятница. Короткий день. И вместо прокатов во второй половине дня – чистка, проход по элементам. Откатала полученное задание без ошибок и свободна. Рай для лентяя. Но расслабиться тоже иногда можно.
Перед самым выходом на вечерний лед, в раздевалке… Отдохнувшие, пообедавшие, подремавшие слегка и заряженные бодростью на ОФП… Сидим, значит, с Анькой, шнурки мотаем. И тут она выдает, как-бы между прочим, такое, от чего у меня чуть было не случается припадок.
- Сережку послезавтра Нинель из больницы домой забирает, - сообщает она мне, словно величайшее таинство. – Слыхала?
На самом деле – слыхала. Утром, перед тренировкой, к нам внезапно, по каким-то своим делам, заезжал Алексей Константинович Жигудин, и я совершенно нечаянно подслушала, как они обсуждали с Нинель и Масяней, как перебазировать Ланского к ней в дом, что нужно докупить из оборудования и кого нанять для установки. Рассказать об этом Аньке я банально забыла.
- Да ты что? – поддельно удивляюсь я. – Класс. Вылечился значит…
- Говорят… - она запинается на секунду, но потом, решившись, продолжает. – Мне Вахавна говорила… Что не очень он… Вылечился. Ходит плохо, ребра болят… И голова еще, бывает, кружится…
Анька строит кислую мину, реально переживая за состояние нашего с ней мальчика. У меня эмоций меньше. В силу разных причин… Поэтому беру на себя роль успокаивающего.
- Не переживай ты так, - встряхиваю я ее за плечи. – Выкарабкается. Здоровый же конь. Еще поскачет – лучше прежнего… Главное – жив.
Анюта кивает, соглашаясь, но все равно настрой у нее безрадостный.
- Мне Вахавна строго настрого сказала, - продолжает она, - чтобы думать забыла к нему сейчас лезть с визитами… Даже звонить или писать запрещает. И вам с Валей тоже… Она вам еще скажет… А я просилась… Нет. Ну вот категорически… И злющая ж такая… Они там что-то с федерацией и со следователями из Франции решают, так она дерганная все время…
Я замираю. И холодею.
- Э-э-э… С какими следователями?
- Ну с этими, - Анька машет ладонью. – Из международного союза. А может быть и из полиции. Они же там целое расследование хотят проводить… Ну из-за… Сережки…
- Расследование?..
- Ну… Да. Чтобы выяснить, почему у него лезвие сломалось… Или съехало, я не знаю точно… Ну, чтобы претензии предъявить тому, кто коньки сделал… Или найти того, кто их испортил… Вот… Танюша… Тань! С тобой все нормально? Танька! Ты что?..
У меня все плывет перед глазами, стены начинают качаться, а потолок вращается, как в центрифуге. Противная испарина выступает по всему телу, а к горлу подкатывает весь съеденный два с половиной часа назад обед. И как в дурном анекдоте, вкрадчивый внутренний голос ехидно так нашептывает мне на ухо: «Ну вот… Теперь точно… Всё!..»
Полностью сознания не теряю. Чувствую, как мне на лицо брыжжет холодная вода… Потом прилетают две ощутимые пощечины… Потом… Дурнота. Вязкая и отвратительная. С болью и слабостью во всем теле. Холодный спазм в затылке… Сейчас бы в бездну, в мою спасительную тьму… Не с моим счастьем.
Открываю глаза.
И первым делом вижу серьезное, сосредоточенное Анькино лицо, и глаза, внимательно изучающие меня.
- Рыжуля!.. Ты в норме? Позвать тебе доктора?
Щелчок пальцами у меня перед носом… Как полная перезагрузка… И я чувствую, что меня слегка попускает.
- Нет…
- Ну слава богу…
Сглатываю сухой, колючий комок в горле. Делаю глубокий вдох…
- О-ох… - и шумно выдыхаю. – Что… Что это?.. Было…
- Что было, что было… - передразнивает меня Анька. - Обморок был… Я чуть со страху не обосралась. Никак не могу привыкнуть, что у тебя… Вот это вот… Случается… В самый неподходящий момент.
Если бы… О тех… Неподходящих моментах я вот ни разу не жалею. Не то, что сейчас…
- Ф-фу…
- Встать сможешь?
- Да… Могу…
- Осторожно только… Вот так… Давай… - она пристраивается мне под плечо и крепко обнимает за талию. – До горшка доползем, душу изольешь… Ну и все такое…
Невольно фыркаю от смеха.
- Ну… Может уже и не надо…
- Идем-идем… На всякий случай. Мало ли…
В общем, кое-как Анька приводит меня в порядок, умывает, заставляет переодеть свежее трико и колготки, сама шнурует мне ботинки… Я даже своим ходом добредаю до выхода на лед, не понимая, правда, что мне там сейчас делать. И тут же Анька, с убежденностью Павлика Морозова, закладывает меня с потрохами всему тренерскому штабу.
- Нинель Вахтанговна, а у Тани только что…
Ну чистый детский сад, даже с теми же интонациями.
Понятное дело, что со льда меня гонят сразу же, чтобы не мешала работать остальным, раз сама не в состоянии…
Забиваюсь в атриуме в самое дальнее кресло, кутаюсь в спортивную кофту… И дьявольский ужас мокрыми, ледяными щупальцами снова лезет мне в душу. Следователь… Расследование… Найти того, кто испортил… Из-за кого Сережка упал… Господи! Что же делать-то?.. Меня ж найдут… Меня же точно… Я не хочу в тюрьму. Хотя… В тюрьму, конечно, вряд ли. Но неприятностей будет… А позора… Нинель меня с потрохами сожрет, места мокрого не останется… И что я… Что я моим-то скажу? Мама… Папа… И не только им. Валюша… Анечка. Им же тоже в глаза смотреть… Сережка… Женька… Артем…
Стоп!
Словно вспышка яркого света, в непроглядный мрак моих мыслей врывается простая и очевидная идея.
Розин! Розин-Розин-Розин…
А что если?..
Артем… Сергеевич. Если ты и правда меня так любишь… Как не устаешь об этом говорить. Если… Если со всем моим гнилым нутром и дурной головой я тебе мила, нравлюсь… Если я скажу тебе все как есть. Признаюсь… Повинюсь. Поплачу и раскаюсь… Ведь ты меня не бросишь, правда? Ты же все можешь… Ты сам говорил…
Розин-Розин… Где же ты… Ну же… Спаси свою ненаглядную… Господи, что я творю!..
Трясущимися руками я выгребаю из кармана телефон. Писать сообщение долго. И нет сил. Просто выбираю его номер в телефонной книге.
Гудок…
Помоги мне… Вытащи меня…
Гудок…
Не дай упасть… Ниже того зловонного дна, по которому я уже и так ползаю.
Гудок…
Розин… Артем… Артемчик… Дорогой мой… Любовь моя… Ну ответь же…
Гудок… Щелчок.
- Здравствуй, златовласка.
Его бархатный и ласковый голос…
- Привет…
Я шепчу едва слышно. И у меня перехватывает дыхание.
- Танюша… Таня!
Ему хватает мгновения, чтобы насторожиться. И два мгновения, чтобы понять, что дело очень плохо.
- Ты в «Зеркальном»?
- Да… Я… Здесь…
- Я еду…
- Артем!..
- Что?
- Забери… Меня… Пожалуйста…
Три слова, жалобным воплем прорываются сквозь мои сдавленные, сухие рыдания.
Он не отвечает… В трубке монотонно гудит отбой.
Но я знаю, что он приедет.
Спасение близко… Можно не бояться… Это ведь как падать. С прыжка. На самом-то деле.
Падать ведь не страшно. Лед близко… И он тоже… Близко.
Вот-вот…
Примечания:
Продолжение обязательно следует...