Days.

      Все эти долгие несколько недель Мансон был будто в аду. Бывший шериф не давал ему ни минуты свободного времени, они постоянно были чем-то заняты. И даже в перерывах между занятиями в импровизированном тире, который самим же и пришлось соорудить, и физическими тренировками, они только и делали, что что-то чинили, убирали или приводили в порядок. Все это время рация упорно молчала, а сами они ни с кем на связь не выходили. Джим сказал, что нет нужды в постоянных проверках, если они понадобятся, то их найдут. В целом, было сложно с этим не согласиться. За все это время к ним лишь однажды нагрянул Джонатан, привез продукты и поделился новостью о том, что со спины Мансона сняли мишень. Если раньше в новостях только и говорили о том, что в трагедии Хоукинса была виновата его сатанинская душонка, то сейчас все было с точностью да наоборот. Его пытались обелить, представляли людям все новые и новые оправдания произошедшему, одно краше и тупее другого. И хотя Эдди совсем не было дела до того, что о нем подумают те немногочисленные жители, что остались в городке, было приятно осознавать, что он больше не узник старого дома и прятаться не обязан.       Вскоре Хоп убедился, что Мансон достиг определенных успехов в изучаемом ремесле, было принято решение поехать обратно и отдохнуть. Когда они вернулись в дом, была поздняя ночь, кроме Джойс все уже спали. Она радушно встретила их и отвела в кухню, где тут же принялась подогревать им ужин. Эдди с порога хотел пойти к Лилит, но женщина чуть ли не силком развернула его обратно, сказав, что без ужина никто никуда не пойдет. Для Эдди такое отношение было странным, но приятным, пусть он вслух ни за что в этом и не признается. Пока они ужинали, Байерс спрашивала у них обо всех событиях, что произошли за это время, интересовалась успехами и прогрессом, слушала очень внимательно и добродушно улыбалась. Это было непривычно, но очень хорошо, словно бы Джойс Байерс была ему мамой, а он — ее непутевым доходягой-сыном. Хотя, со слов Дастина, так себя в ее присутствии ощущали все. На вопросы женщины отвечал в основном Хоппер, Эдди настолько устал, что хотелось только доесть скорее, увидеть Лилит и упасть бревном в постель, чтобы проспать хотя бы до обеда. Ранние побудки Джима он уже в гробу видал.       После плотного ужина настало время для чая, за которым Хоп и Джойс поменялись местами: теперь уже коп задавал вопросы, а женщина делилась новостями. Мансон особо их не слушал, только нервно дергал ногой в ожидании, когда его уже отпустят. Мыслей в голове не было никаких, веки были тяжелыми, а в глаза будто песка насыпали. — Центр помощи пострадавшим развернули, ребята постоянно там все время свое проводят, они такие молодцы! Я тоже туда наведалась, столько нуждающихся людей, аж сердце кровью обливается. — Да, не у всех есть возможность свалить из этой дыры, взаимопомощь сейчас — дело важное и правильное, — коп кряхтя потянулся и хлопнул ладонью по столу, — Что ж, спасибо за еду, было очень вкусно. Теперь можно и отдохнуть, а то мы весь день на ногах, устал как собака. — Конечно, — добрая улыбка не сходила с лица женщины, — Идите отдыхать, а завтра посидите дома с Лилит, она будет рада видеть вас обоих. — Она очнулась? — удивленно спросил Хоп, женщина кивнула, — Почему ты раньше не сказала? — В тот же день, что вы уехали… Я не хотела вас отвлекать. Да и, если честно, она очень слабая была большую часть времени, даже сейчас не всегда сама может нормально двигаться, Джонатан ей помогает. Подумала, что ваше занятие всяко полезнее будет, чем торчание у ее постели. Да и сама она согласилась, что лучше бы вам ее в том состоянии не видеть. — Джойс, ты должна была нам сказать…       Разговора этого Эдди уже не слышал. Стоило только осознать, что девушка пришла в себя, как сердце его пропустило удар. Он не задумываясь вскочил с места и ринулся к ней, его окликнули, но это пролетело мимо ушей. Парень вбежал в комнату к своей возлюбленной, где девушка безмятежно спала кутаясь в тяжелое одеяло. Было трудно рассмотреть ее в темноте, лунный свет плохо освещал помещение, которое без всего медицинского оборудования казалось каким-то еще более пустым и безликим. Он медленно, стараясь не шуметь, подошел к ее постели и сел на пол перед самым ее краем, положив подбородок на матрас, словно пёс морду на колено хозяина. Глаза постепенно адаптировались к темноте и он смог хоть немного ее осмотреть. Лицо девушки больше не было таким же худым и болезненным, как в последний раз, когда он ее видел, но и привычно здоровым его назвать тоже было нельзя. Андерсон шла на поправку и это было заметно, но до полного восстановления было еще далеко. Кончиками пальцев он провел по ее мягкой щеке и Лилит тихо заворчала, натягивая одеяло повыше. Безумно захотелось разбудить ее, чтобы убедиться, что она действительно откроет глаза. Позвать, чтобы она ответила и парень наконец смог услышать ее голос. Голос, от которого на душе становилось легко и тепло, из-за которого он мог сходить с ума и в котором было так просто забыться. Какое-то время он метался между желанием проторчать у ее постели всю ночь и мыслью о том, что логичнее было бы пойти отдохнуть, а с утра встать пораньше и застать ее уже бодрствующей, но он никак не мог выбрать, что же лучше. А потом он просто на нее засмотрелся. Длинные реснички легонько подрагивали, мягкие волосы рассыпались по подушке, она очаровательно морщила носик, когда собственные пряди щекотали ноздри. Он не хотел уходить. Было мучительно тяжело расстаться с ней даже на минутку, что уж говорить о нескольких часах, пусть он и провел бы их во сне.       Он почувствовал боль, словно по спине его отходили палками, а еще тяжесть. Он еле-еле открыл глаза и осмотрелся. Летний ветерок легонько развевал занавески, одернутые по бокам открытого окошка, солнышко ярко светило в глаза. «Таки уснул прямо сидя», — подумал он переводя взгляд на пустую постель, а потом на собственное тело. Он был укутан в ее одеяло, а макушка самой девушки едва едва виднелась из-под него. Она жалась к нему, слабо обнимая обеими ручонками, слегка дрожала и тихонечко всхлипывала. Эдди сжал ее, так сильно, как только мог, на что она легонько пискнула от неожиданности и резкого выхода воздуха из легких. Он держал ее крепко-крепко, пряча лицо в ее макушку, зажмурив глаза и страшась их открывать, потому что все это могло оказаться лишь прекрасным сном. — Эдди, — тихонечко позвала она, на что парень лишь замотал головой и обхватил ее еще и ногами, блокируя любую возможность двигаться, — Эдди… Мне дышать нечем.       Несмотря на нехватку кислорода, шепот ее был ласковым и добрым, она жалась щекой к его груди, он это чувствовал, но не видел, потому что одеяло все еще прятало ее от него. Когда он ослабил хватку, девчонка вынырнула из своего импровизированного укрытия и уставилась на него слегка опухшими подслеповатыми глазенками. Когда она только очнулась и увидела его, спящего у ее постели, она не могла не разрыдаться. Он был жив, жив и рядом с ней, и видеть его было таким счастьем, что сил удержаться попросту не было, а потому она сползла к нему, закутывая одеялом и проревела в его рубашку добрых двадцать минут, пока наконец не взяла себя в руки. Мансон хотел что-нибудь сказать, хоть что-то, но вместо этого просто пялился в ее серые глазки, а она уставилась в его карие в ответ. И весь мир будто замер, часы больше не тикали, птицы не пели и даже ветер, казалось, перестал дуть в окошко. Она осторожно убрала кудряшки с его лица, обнажая зажившую почти полностью рану, которая со временем превратится в уродливый шрам. Кончиками пальцев заскользила по коже, по вискам, по щекам и скулам, по подбородку, поглаживая его, пока он подставлялся под ласку, словно голодный до нежностей щенок. Когда ее ладонь осторожно, едва касаясь, накрыла его рану, он прижался к ней щекой, закрывая глаза и шепча ее имя, ощущая легкий поцелуй на уголке губ. Сердце ее билось, словно птица в клетке, он чувствовал каждый удар, хотелось столько всего сказать, но язык будто приклеился к нёбу, а из головы пропали все мысли. Он гладил тыльные стороны ее ладоней, целовал пальцы. У него нет никого ближе и роднее, чем она, нет никого драгоценнее и важнее. И ему ужасно хотелось, чтобы Лилит об этом знала, но не существует на свете слов, чтобы описать то, как много она для него значит, а потому он молчал. Молчал и позволял себе утонуть в ее прикосновениях, в ее объятьях, в ее тепле. Позволял себе, теперь уже намного более бережно, держать ее в своих руках, достаточно близко, чтобы ощущать ее всю, но недостаточно тесно, чтобы сковывать ее движения. Он не знал, сколько времени так прошло, но любого времени было мало.       — Эдди... — парень наконец открыл глаза и снова уставился в ее, ужасно прекрасные, цвета утреннего тумана, — Я убью тебя. Сначала он думал, что не расслышал, а потом маленький кулачок больно треснул ему по груди. — Ты же говорил, что никакого геройства! Говорил же, что действуем по плану! Так какого же хрена ты, дурак несчастный.!       Она кричала на него, лупила куда попадет, а он смеялся, прикрывая голову руками. Хохотал как маленький ребенок и понимал — она ругается, потому что переживала. Злится, потому что боялась за него. И на самом деле, она всегда так реагировала на его глупые выходки, ждать иного он и не смел. Она высказывала ему все, что думает о его поступке, от злости волосы ее стояли дыбом, еще чуть-чуть и пар из ушей повалит. И ему казалось, что так она выглядит еще более милой и очаровательной, а потому, все еще хохоча как безумный, просто обхватил ее обеими руками, сжимая до треска в ребрах и пряча лицо в складках огромной бесформенной майки, которая на нем смотрелась вполне прилично, а вот на ней больше напоминала ночную рубашку. Он только сейчас заметил это и подумал, что она, должно быть, стянула ее из его комнаты, пока он торчал вместе с Хоппером в чащобе. Ее длинные пальцы запутались в темных кудряшках, прошлись по затылку и легонько оттянули за волосы его голову назад, заставляя посмотреть на нее. Раскрасневшиеся щечки, еще более всклокоченные локоны, тяжелое дыхание. Взгляд снова скользнул по его лицу, губы задрожали, а из глаз полились слезы, она уронила голову на его плечо, отпуская его, руки плетьми упали вниз. — Прости меня, господи, прошу прости меня. Если бы только я успела быстрее, ты не пострадал бы, мне так жаль, пожалуйста, я умоляю, прости… — Глупая… Ты не виновата, ты ни в чем не виновата. Ты спасла меня, и я тебе благодарен. Прошу, посмотри на меня… — ее слезы отрезвили его, заставили найти в себе силы заговорить. Он крепко обнимал ее, гладил по голове и целовал в макушку, своим шепотом пытаясь ее успокоить, а потом одной рукой взял ее за подбородок и приподнял зареванное лицо так, что теперь оно было представлено его взгляду, — В конце концов, ты и сама говорила: «Одним шрамом больше, одним меньше»… Это ведь ничего не меняет. Просто теперь я больше не такой уж и красивый, но… — Красивый, — перебила она его дрожащим голосом, — Самый красивый. И самый важный, и самый нужный. И самый любимый…       Он склонился над ней и поцеловал. Жадно, но в то же время очень ласково, словно через это действие пытался передать все свои эмоции, показать ей, как сильно он тосковал, как боялся, как ждал ее. Что она — весь его чертов мир. Ее губы мягкие и соленые от пролитых слез. И он не мог от них оторваться, да и не хотел. Они позволяли делать себе лишь краткие вздохи, а после снова тонули друг в друге, теряя голову, забывая про все на свете. — Я люблю тебя, люблю, люблю тебя… — шептал он ей, не в силах остановиться, покрывая ее личико поцелуями, собирая большими пальцами жгучие слезы, — Больше всего на свете…       Она отвечала ему тем же, обвивая руками его шею, притягивая его ближе, подставляя личико под его ласковые касания. Они просидели так еще очень долго, обнимая друг друга, не в состоянии отпустить, не желая ни на секунду отходить друг от друга. Однако, раздавшийся с кухни шум, все же заставил их неловко переглянуться. Возможно, ее ругань кого-то разбудила, она совершенно забылась и не подумала, что в доме они вообще-то не одни. Поднялись с пола, одеяло упало к их ногам. Лилит сладко потянулась, его майка на ней задралась, обнажая красивые девичьи бедра, мужские руки тут же обхватили ее за талию и притянули к себе, губы нашли ее шейку и оставили на коже влажный поцелуй. Девчонка засмущалась, видя как он пожирает ее взглядом, и легонько толкнула парня в грудь, но этого было достаточно, чтобы тот плюхнулся на задницу на ее постель. Она наклонилась, чтобы поднять одеяло с пола, через вырез было видно драгоценное тело, парень сглотнул и потянулся, чтобы снова ее схватить, но одеяло тут же прилетело ему на голову, закрывая обзор. — Мы тут не одни, придется тебе потерпеть, — тихонько прошептала она, явно понимая желания парня и смущаясь, словно в первый раз. Он вынырнул из-под одеяла и мечтательно улыбнулся, облизывая губы. — Дай хоть поцеловать тебя еще разочек, — туман в его глазах и соблазнительная хрипотца в голосе не оставляли никакого выбора. Она подошла ближе, склонилась над ним и они снова слились в поцелуе, его руки ласкали ее тело, заставляя дрожать и покрываться мурашками, пока девушка наконец не отстранилась. Еще немного, и сделать этого она уже была бы не в состоянии. — Иди отсюда, пока тебя в таком виде тут никто не поймал.       И правда, видок у них обоих был что надо. Оба встрепанные, раскрасневшиеся, она почти голая, а у него стоит так, что за километр можно заметить. Нехотя он поднялся с постели, подошел к ней, склонился и чмокнул ее в ушко, слегка прикусив мочку, заставив девушку вздрогнуть всем телом и громко выдохнуть. Осознание того, что они оба хотели одного и того же было приятным и сладким, почти таким же как ее короткий стон, когда его ладонь сжала ее ягодицу, а язык прошелся по нежной коже за ушком. — Эдди, — снова прошипела она с мольбой в голосе, и все же подаваясь вперед, чтобы быть к нему ближе. — Ухожу, ухожу, — улыбаясь прошептал он, обдавая горячим дыханием ее нежную плоть, оставляя на ней еще один легкий поцелуй. Невозможно было от нее оторваться, и как жаль, что все же нужно было это сделать.       — Доброе утро, Джойс, давай помогу, — Лилит очень осторожно и медленно спустилась по ступенькам и прокралась в кухню мимо безмятежно дрыхнущего на диване в гостиной Аргайла. — Спасибо, дорогая! Всегда приятно готовить с кем-то вдвоем, — женщина всегда была такой радушной и доброй, что становилось ужасно стыдно и неловко за все те нервотрепки, что они ей так или иначе доставляли. Лилит встала рядом и тут же оказалась под оценивающим хитрым взором миссис Байерс, — Я так понимаю, Эдди уже отхватил?       Девушка смущенно заулыбалась, стеснительно опуская глазки и хлопая ресничками, чем вызвала лишь смех со стороны женщины. Вскоре завтрак был готов, и они втроем, включая Эдди, сидели за столом и пили кофе. Мансон не мог оторвать от девушки влюбленного взгляда, даже исхудавшая и осунувшаяся, для него она была прекрасна.       Проснувшись, Джим вышел на кухню, почесывая щетину и окидывая взглядом присутствующих. Джойс поприветствовала его, ненадолго оторвав взгляд от газеты. Мансон мыл посуду, лицо у него было настолько довольным и счастливым, что было даже непривычно. Хоп никогда таким мальчишку еще не видел. Он повернул голову в сторону и заметил, что его малышка Лилит стоит во внутреннем дворике и развешивает свежестиранное белье. Мужчина поспешил на выход. Стоило девчонке заметить его, как она тут же бросилась к нему, всем своим небольшим весом повисая на его шее. Мужчина добродушно засмеялся, обнимая ее, а потом поставил ее на землю. Она лучезарно улыбалась, вытирая ладошками слезы счастья. — Я тоже рад тебя видеть, малышка, — произнес старый коп, потрепав девчушку по голове. — Я так скучала! Думала, что никогда больше тебя не увижу! Где ты был? Джойс сказала, что ты сам мне все расскажешь, когда вы вернетесь!       Она снова обняла его, смеясь сквозь слезы. Ее эмоции были так заразительны, что Хоп и сам не удержался, пустив скупую мужскую слезу.       Они говорили долго, она слушала так внимательно, с таким серьезным выражением лица. Он почти забыл, как просто было доверить этой девочке все, через что ему пришлось пройти, без утайки и приуменьшений. Девушка была достаточно взрослой, чтобы не переживать за выбор слов и выражений. В их отношениях никогда не было тайн, кроме той самой, которая уже всплыла наружу, за что девчонка, Хоп в этом был уверен, еще ему выскажет. Но не сегодня. Сегодня они оба были счастливы из-за своего воссоединения и места для обид и секретов не было.       Под конец их беседы из дома вывалился Эдди, плюхаясь рядом с девушкой и закуривая, попутно беря ее за руку и переплетая их пальцы между собой. — Вот насчет этого! Какого лешего, я же тебя просил, держись подальше от таких дураков, как Мансон, и вот, что я вижу по возвращению! Ни на минуту тебя оставить нельзя! — Он хороший, правда, не ругайся, — девушка рассмеялась, по щекам расползался приятный румянец. Джим хотел было продолжить гневную тираду, но замолчал на полуслове. Лицо Эдди вмиг стало суровым, он сжал ладонь Лилит еще сильнее, почти до боли. Она подняла лицо вверх, страдальческая гримаса возникла на нем, а в глазах поселилась бездонная печаль. С неба на них падали хлопья черного пепла, давая понять: ничто еще не окончено.