И даже стены туннеля не знают: тайна Батуги

— Батуга ябгу, благослови Тенгри тебя и твой род, нам всего хватает: дети сыты, ночи спокойны, ты строишь для нас новые шатры, чего еще желать? Да пошлет Тенгри тебе долгих лет жизни! Старик приложил морщинистую руку к сердцу, хотел было присесть, выказать свое почтение и уважение ябгу, но Батуга остановил старика: как правителю Западного ханства эти почести были ему уже привычны и естественны, но не заставлять же больного старца преклонять колено! В этом был весь Батуга: он никогда не ставил себя выше простого люда — наоборот, с самого детства он считал себя обязанным этому миру, своему роду, племени, всем вокруг. Его рождение было тяжелым: девять братьев и сестер так и не вышли из чрева матери живыми, поэтому Батуга каждым своим поступком старался отблагодарить за преподнесенный ему дар жить. — Ну же, еще этого не хватало, вставай! Будь здоров сам и пусть будет довольна жизнью в ханстве твоя семья — большего мне от тебя не нужно. Ступай и передай маленькому Нарану, что ябгу завтра утром навестит его. Посмотрим, что он нарисовал за те дни, что я был во дворце. Батуга с улыбкой склонил голову перед стариком, словно это он, ябгу, отдает почести простолюдину. Внук старца, Наран, оказался талантливым малым: когда Батуга только получил назначение и прибыл в Западное, Наран подарил новому ябгу небольшой, но искусно расписанный свиток: мальчик изобразил Батугу сидящем на троне с исходящими от него солнечными лучами. Так Наран выразил радость и общую надежду народа на будущее процветание родного ханства, которое наступит с приходом Батуги в эти земли. Но мальчишка вовсе не ожидал, что его подарок настолько тронет ябгу. Батуга решил лично заниматься с Нараном и обучать его искусству рисунка. Батуга был художником-самоучкой, хоть Тылсым и поощряла занятия сына, но обучать его было некому — теперь Батуга считал личной обязанностью помогать детям развивать свой талант. Ну что ж, его народ доволен, новый шатер для них с Аккыз почти готов. Осталось дождаться Ямана и узнать, закончено ли строительство укрепленных ворот у южного входа. Построить новые ворота приказала Аккыз, а Батуга привык доверять супруге в вопросах военных укреплений. Доверял он и Яману: друг детства Аккыз, храбрый воин, безмерно любящий свою жену супруг. Яман не раз доказывал свою преданность еще «Неполноценному Тегину». Для него Яман стал не просто верным боевым товарищем — он стал Батуге другом. И теперь, когда их жены были беременны — с кем, как не с Яманом, Батуге разделять волнения этого прекрасного положения? Стоило Батуге подумать об Аккыз, как тут же широкая улыбка появлялась на его лице. Интересно, как любимая себя чувствует? Всем ли довольна, не замучила ли Чалаира просьбами приготовить сладкий айран или иную причуду? Об этом он узнает завтра, как только они с Яманом закончат дела и вернутся во дворец. Теперь же их ждали вечерняя трапеза и заслуженный отдых. Наконец, перед взором Батуги появился Яман: спокойным, но широким шагом воин приближался к Батуге. — Мой лев, Яман, я заждался тебя! Так долго ждал, что думаю, не родился ли уже на свет мой наследник? — Батуга ябгу, виноват. Но если ваш с Аккыз ребенок и родился пока мы здесь, то будет младшим братом или сестрой нашему с Сырмой. Все же мы ждем пополнения перед вами, мой ябгу, не обижайся. Оба мужчины искренне засмеялись и похлопали друг друга по плечу. До предродовых волнений было еще слишком рано: и Аккыз и Сырма узнали о своем положении недавно, несколько недель назад. Но шутить над Яманом и его неспешностью было одной из любимых забав Батуги. Став ябгу, Батуга назначил Ямана своим коль-эркином: советником и правой рукой. По пути в главный шатер коль-эркин доложил ябгу о положении дел: ворота готовы, осталось расположить новые ловушки. Жизнь в Великой Степи с приходом к власти Двуглавого Волка стала спокойнее, но никогда не знаешь, откуда появится новый враг, готовым к атаке и защите нужно быть всегда, это Батуга хорошо усвоил. В шатре их уже ждали: накрытый стол и несколько жителей Западного ханства, готовых прислуживать за ужином. Вот к чему Батуга точно не привык, так это к слугам: все 15 лет, что он притворялся безумным, чаще он просто хватал что-то со стола и уходил. Ему было тяжелее играть роль умалишенного сразу при всех, да и встать с куском лепешки во рту посреди ужина было естественно для «Неполноценного» тегина. Чаще Батуга просто забредал на кухню и брал в комнату или туннели то, что оставалось после общей трапезы, и ел в привычном и спокойном одиночестве. — Батуга ябгу, Яман коль-эркин, просим за стол. Два друга переглянулись, одновременно вздохнули, но делать было нечего. Пусть они не звали слуг, но раз жители сами захотели прислуживать, прогонять их было невежливо: так народ показывал свое уважение и любовь. За пловом с дичью Батуга и Яман еще немного обсудили дела, ведь завтра им предстояло отчитываться даже не перед Альпагу ханом (Альпагу, вверив сыну Западное ханство, каждый раз лишь сильнее удивлялся, насколько мудрым не по годам был его Батуга), их ожидал отчет перед самыми взыскательными судьями — женами. Аккыз переживала, что из-за беременности не может сопровождать супруга в длительных поездках и контролировать строительство новых укреплений и ловушек, а Сырма беспокоилась за Ямана: как он справляется с новой должностью и оправдывает ли доверие будущего (в чем они ни разу не сомневались) Великого Кагана Батуги. Тем временем с пловом было покончено: пришел черед кумыса. Стоило чашам опустеть, как их тут же вновь наполняли. Яман чувствовал себя особенно неуютно: он простой воин, черная кость. Всю жизнь он грабил с Аккыз и Сырмой караваны, а теперь же его называют коль-эркином, советником Батуги ябгу и подливают кумыс, стоит только ему допить! Не хватало еще, чтобы и чашу к губам подносили… — Мой ябгу, давай отпустим этих людей, уж наполнять наши чаши и я сам смогу. Что скажешь? — наклонившись к Батуге, шепотом, с надеждой в голосе спросил Яман. По обыкновению, он поднял вверх брови и застыл в ожидании ответа. Это выражение лица забавляло Батугу: Яман, такой высокий, мощный воин становился похож на робкого, стеснительного мальчишку. Как жаль, что в детстве у Батуги не было такого друга, как Яман. Был брат, Темур, но и у отношений Батуги с Темуром есть своя история… — Мой Яман, дорогой коль-эркин, я понимаю твое неудобство, и в других обстоятельствах обязательно поддержал бы тебя, уж поверь. Но дома ждут две госпожи, которым нам предстоит прислуживать еще очень долго. Поэтому предлагаю успокоиться и позволить кому-то поухаживать за нами. Согласен? — Хорошо, мой ябгу, ты прав. За делами я успел забыть, какой строптивой стала моя Сырма. Иногда я просто не понимаю, как ей угодить! Яман, наконец, расслабился. В конце концов, с новой должностью и изменившимся положением у них с Сырмой началась и новая жизнь: нужно привыкать не только к большей ответственности, но и к большему церемониалу, к слугам в том числе. И Батуга ябгу верно подметил: завтра он вернется домой и ему вновь предстоит предугадывать желания Сырмы. Батуга, как всегда, сумел разрядить обстановку и шуткой поднять настроение близкому человеку. За кумысом два друга поделились друг с другом беременными причудами любимых жен. Сырма и раньше была эмоциональной и впечатлительной, но теперь же, со слов Ямана, ее настроение менялось молниеносно: то ей хотелось фруктов и сладкого щербета, и стоило Яману принести желаемое, как любимая супруга просила унести это и дать взамен чего-то соленого. А если Сырма видела жеребенка или любого другого детеныша животного — так тут же в ее глазах появлялись слезы. Батуга в ответ рассказал, как Аккыз по обыкновению пытается казаться собранной и перед мужем делает вид, что ни в чем не нуждается, всем довольна. И вообще она не понимает, почему Батуга запрещает ей надолго отлучаться из дворца и просит беречь себя, она ведь здорова! Но Аккыз видимо забыла, что ее супруг очень хорошо умеет слушать людей, даже когда те молчат или, точнее, умалчивают о чем-то. В итоге достается Чалаиру — его Аккыз гоняет по каждому своему капризу и запрещает рассказывать об этом супругу. Бедный же Чалаир в свою очередь вынужден о каждом чихе и просьбе Аккыз рассказывать Батуге — таков был приказ ябгу, супруг ведь должен быть в курсе, что даже из благих побуждений скрывает его любимая. — Узнаю нашу Аккыз! Даже от нас с Сырмой она часто скрывала то, что было у нее на душе. Всегда старалась быть сильной ради нас. И только ты, мой ябгу, смог подобрать ключ к ее сердцу. — Да, это наша Аккыз — стойкая, храбрая, порой безрассудная в своей смелости. Но знаешь, не только тело Аккыз носило броню воина, но и ее душа и сердце. Сильная снаружи, но очень ранимая и чувствительная внутри. И мой долг оберегать это мягкое сердце. — Как красиво ты говоришь! И снова все верно, мой ябгу. Аккыз такая и есть. Слава Тенгри, вы нашли друг друга и теперь ее есть кому защищать. Яман поставил пустую чашу на стол и вновь похлопал друга по плечу. Он был искренне рад, что у любимой подруги такой супруг: не только наследник Небесного ханства и правитель Западного, но и тот, кто умеет при случае приструнить иногда дерзкую Аккыз. Никому другому, кроме Батуги, это не удавалось. — Да, Тенгри свел нас спустя столько лет, а вы, верные друзья, оберегали все это время Аккыз и были поддержкой, и я не устану благодарить за это. Батуга высоко приподнял чашу с кумысом в знак благодарности, тепло посмотрел на Ямана, выпил все до дна и громким движением опустил пустую чашу на стол. Приняв это за немедленный приказ налить еще кумыса, к мужчинам подбежала молоденькая девушка-прислужница и, трясущимися от волнения руками, хотела было наполнить первой чашу ябгу, но коварный кувшин выскользнул из рук, и его содержимое разлилось и по столу, и по новой броне Батуги. Не помня себя от страха, девушка опустилась на колени и рукавами платья стала вытирать кумыс с брони, виновато плача и извиняясь за свою неуклюжесть. — Батуга ябгу, простите, я, я не хотела, правда! Снимайте броню, я тут же вычищу. Отнесу матери, мы вместе быстро справимся, простите, простите! — Погоди, погоди, да стой же! Девушка все не унималась, она продолжала лихорадочно повторять извинения в попытках хоть как-то очистить одеяние Батуги. Батуга же сначала аккуратно, затем сильнее схватил ее за руку и резким движением отстранил от себя. — Говорю же стой, почему ты не слышишь меня? Голос Батуги звучал громче и грознее обычного. Услышав самого себя, Батуга прикрыл глаза на мгновение, глубоко вздохнул и добавил уже спокойнее: — Ничего страшного не случилось, это всего лишь наряд. Успокойся, вытри слезы и ступай. Не только ты, вы все, ужин окончен. Благодарю. И девушка и остальные, быстро убрав остатки трапезы со стола, ушли, оставив мужчин в шатре одних. Все это время Яман с удивлением наблюдал за Батугой: он и раньше видел гнев Батуги, но никогда он не был вызван таким незначительным и мелким происшествием. Тем более, Батуга не имел привычки злиться и повышать голос на простых людей. Здесь что-то было не так. Любопытным Яман не был, да и лезть в душу ябгу ему не хотелось. Но как друг, Яман чувствовал, что искренний разговор, даже один вопрос сейчас необходим.