И даже стены туннеля не знают: тайна Батуги

Гонджа стояла посреди шатра и смотрела на удивленного, взволнованного Батугу. Ее неподвижное, застывшее, ничего не выражающее лицо освещал лунный свет, придавая девушке еще более загадочный вид. Одета Гонджа была не в привычное одеяние рабынь Небесного дворца: вместо голубого наряда и широкого пояса в тон, на ней было длинное, легкое светлое платье, а волосы свободно падали на плечи. Она больше походила на бике, чем на служанку. Такой Гонджу Батуга не видел никогда: ни в реальности, ни в преследующих его годами кошмарных снах. — Гонджа? Батуга, наконец, совладал с собой, приподнялся на мягких шкурах, что служили ложем и, не упуская из вида девушку, быстро осмотрелся по сторонам. На полу — сложенная броня, на которую юная прислужница пролила кумыс, рядом умиротворенно спит Яман, на чьем лице еще недавно блестели слезы. Батуга понял: они в том же шатре, где за вечерней трапезой он посвятил друга в тайную трагедию своего прошлого, и Гонджа, подумал Батуга, спустя столько лет пришла напомнить ему о преступлении юности. В ладонях, как и всегда, девушка держала чашу, а значит руки ябгу вновь окропятся невинной кровью. Обыкновенно, при виде Гонджи Батуга испытывал страх и смятение — он терялся в тревожных попытках объясниться с ней. Хриплым, раздирающим глотку голосом, сквозь сбившееся дыхание он пытался дозваться до девушки — и всегда безуспешно. Но тогда будучи Неполноценным, скрывающим ото всех свой голос тегином, Батуга и сам порой не понимал, есть ли у него голос на самом деле? Когда ты годами молчишь — ты забываешь его звучание, голос хранит лишь твоя память, но насколько ей можно доверять? Неудивительно, думал Батуга тогда, что Гонджа не слышит его: возможно, его голос навсегда остался в воспоминаниях. Но теперь, когда ему незачем скрываться, теперь, когда он повзрослел, переродился, стал ябгу — может Гонджа услышит его? Батуга поднял подбородок, глубоко вздохнул чтобы снова заговорить с Гонджей, как вдруг девушка поднесла ладонь к лицу, знаком попросив Батугу молчать. Не сводя с Батуги глаз, Гонджа медленно подошла к нему и присела рядом, поставив чашу сбоку от себя. Складки ее легкого платья накрыли мягкие шкуры, а в распущенных волосах Батуга видел отблеск нескольких свечей, что они с Яманом оставили не потушенными. Она сидела так близко, ее присутствие было таким реальным, что Батуга невольно подумал, а не отправился ли он сам к Небесному Тенгри? Годами он видел Гонджу во снах, но сейчас Батуга готов был поклясться: Гонджа была из плоти и крови, и она, наконец, смотрела ему в глаза. — Гонджа… — все же начал Батуга, выносить ее внимательный, изучающий взгляд и молчание ему было уже не по силам — Здравствуй, Гонджа. Мы так давно не виделись с тобой и, буду откровенным, я не думал, что нам доведется встретиться вновь. Я что-то сделал не так, что потревожил тебя? Скажи, прошу, поговори со мной, не молчи! Скажи, что принесет в твое сердце покой — я все сделаю. Гонджа молчала. Вдруг уголка ее губ коснулась едва заметная улыбка, но тут же исчезла, и Батуге показалось, что эта улыбка и вовсе ему привиделась. — Гонджа, я знаю, если бы не я, ты сейчас была бы жива. Тысячу раз я прокручивал в голове события тех дней, просчитывал варианты, но все бесполезно — тебя не вернуть. Ты знаешь, много лет я не находил себе места, до сих пор не нахожу. Пятнадцать лет я был пленником туннелей и, слава Тенгри, благодаря Аккыз и всему, что случилось после — я покинул их, ни одна стена теперь не сдержит меня. Но я в мучительном плену у совести, и снять эти оковы можешь лишь ты. Я сдаюсь на твою милость, Гонджа. Как бы ни хотел Батуга услышать голос Гонджи — она продолжала молчать. Неизвестность и спокойствие девушки терзали Батугу: пусть она вновь прольет на него кровь из чаши, пусть яростно пытается ее оттереть, пусть сделает хоть что-нибудь! Ночная тишина начала его раздражать, время остановилось — каждый вдох казался Батуге вечностью. — Я отомстил за тебя, знаешь? Ты должна знать. Мы сделали это вместе с Аккыз, половинкой моей судьбы. Кырач пытался добраться и до нее тоже, но на этот раз я успел вовремя: я оглушил его, а Аккыз ударом кинжала отправила к Эрлик хану. Вдруг, изумленный от внезапно нахлынувшего осознания, Батуга замолчал. Картины прошлого, словно погоняемые всадниками лошади, промелькнули перед ним. Не застань он Кырача с Гонджей на конюшне, не случись всех дальнейших роковых событий, Батуга бы и не знал, на какие мерзкие и жестокие поступки способен Кырач. Конечно, он бы все равно не оставил Аккыз одну в темнице, но даже минута промедления могла стать решающей. Батуга вынужденно открылся перед Аккыз — случившаяся годами ранее трагедия подтолкнула Батугу к действиям, вынудила выйти из заточения и сбросить маску Неполноценного. Он считал, что это Аккыз вернулась к нему спустя годы, сотрясла все его бытие, заставила выйти из берегов, а он лишь смиренно принял случившееся. Но и трагедия с Гонджей — это один из неизбежных, крутых поворотов судьбы, по которым Небесный Тенгри вёл его к Аккыз. Гонджа улыбалась. Ее улыбка не была милой и по-детски невинной, как когда она находила яблоко, а Батуга украдкой наблюдал за ней. Сейчас улыбка Гонджи делала молодую девушку похожей на мудрую шаманку, чей возраст трудно угадать. Она с нежностью смотрела на Батугу, как мы смотрим на дорогих сердцу друзей детства или как сестры — на любимых братьев. Наконец, Гонджа заговорила. — Мой Батуга тегин, или, как следует теперь тебя называть, Батуга ябгу. Ты говорил, я не смогла остановить тебя, ну что ж! Значит так нужно было, ты сказал, что хотел. Теперь и ты послушай меня, Батуга ябгу: мне есть, что сказать тебе. Много вёсен прошло с нашей последней встречи. Ты вырос. Возмужал. Переродился! Я помню пятнадцатилетнего одинокого юношу, что однажды спас меня, а теперь вижу перед собой ябгу Западного ханства, душу Двуглавого Волка, спасителя и надежду всех тюркских земель. Скажу откровенно: я робею перед тобой, ведь я простая служанка, рабыня, а меня слушает будущий Великий Каган! Но ты всегда умел слушать, не так ли? Потому что ты слушаешь сердцем. Твое сердце сказало тебе помешать Кырачу, рискуя жизнью. Сердце сказало не обращать внимания на мелкие, гнусные выходки обиженной в глубине души на себя же Гонджи… Твое сердце, твое доброе, сильное, самозабвенно любящее сердце подсказало оставлять для этой бедной девушки небольшие, но такие дорогие для нее подарки. Ты можешь удивиться, но я догадывалась, что те сюрпризы могли быть от тебя. Иногда, когда я находила их на кухне, я чувствовала, что за мной кто-то наблюдает. Несколько раз, радостно выбегая из кухни с яблоком в руках, я замечала тебя: ты спешил прочь. Конечно, я говорила себе, разве будет молодой тегин оставлять тебе сюрпризы? И записки! Они-то и сбивали меня с толку, ведь Неполноценный не сможет написать ни слова. Так я и обманывала себя… Но не будем говорить о грустном и вспоминать тех, кто понес свое наказание, я не для этого пришла к тебе. Гонджа отвела взгляд от Батуги и слегка наклонила голову вбок: ее струящиеся волосы мягко легли на широкие рукава платья, укутывая хрупкие плечи девушки. Батуга повернулся вслед движениям Гонджи: перед их взором оказался спящий Яман. — Твой друг, Яман коль-эркин, так сладко спит! И не ведает, что без его помощи я бы не освободилась из твоего плена, Батуга ябгу, не сбросила бы с себя наряд рабыни и пленницы. Он выслушал твою исповедь, разделил горечь воспоминаний и боль твоей души. Открывшись другу, ты открыл и темницу, в которую заточил меня десять лет назад. Глаза Батуги и Гонджи встретились: он смотрел на нее непонимающе и удивленно, а она — с болью и сожалением. — Десять лет ты тайно держал меня в плену, мой ябгу. Я не могла уйти — цепи твоей совести крепко опутали меня. Но и этого было мало: ты вырыл внутри себя курган и похоронил меня в нем. Как мне было вырваться, как освободиться? Твое чувство вины стояло на страже. Никакая темница Небесного дворца не сравниться с тем, что ты сотворил внутри себя. Из темницы дворца можно сбежать, ты это знаешь, но от самого себя — невозможно. Чем сильнее ты винил себя — тем чаще я приходила к тебе. Я проливала на тебя кровь — то были твои собственные руки. Я не слышала твоей мольбы прекратить эту муку — это ты не слышал голос разума, ты не мог его услышать — его заглушал крик совести. Я стала олицетворением твоей вины, боли, одиночества. Ты сам знаешь, насколько ты был одинок — поэтому ты не отпускал меня. Теперь твоя жизнь изменилась, ты изменился, ты готов навсегда освободить меня. Я пришла попрощаться и поблагодарить. — Поблагодарить? Что я сделал для тебя, кроме как пытался облегчить твои страдания теми маленькими пустяками? — Оо, Батуга ябгу, твоя скромность все еще при тебе. Для тегина они были маленькими, но для сироты рабыни — только представь, какое они имели значение! Я чувствовала себя нужной, кто-то думал обо мне, я была счастлива. Не будем вспоминать Кырача, я сама виновата, что обманулась — я поплатилась за свою ошибку. Моя жизнь и смерть вплелись в замысел Небесного Тенгри, они были не напрасны. Теперь и ты это понимаешь. Я не жила сплошь печалью и страданием — ты подарил самые счастливые моменты, что довелось мне испытать. Если бы не твои сюрпризы, я бы так и не узнала каково это, когда о тебе заботятся. Благодарю тебя за то, что ты был в моей жизни, Батуга тегин. Батуга не находил слов: как завороженный он смотрел на умиротворенную, счастливую, улыбающуюся Гонджу. Он осчастливил ту, что наложила, как он думал, по его вине на себя руки! Батуга считал себя преступником, а со слов Гонджи кажется, словно он был единственной причиной ее улыбок… Случается то, что должно случится — так говорила Улу Кам Арчурай. На все есть замысел Тенгри — и история Гонджи в который раз подтверждала эту истину. Лунный свет уже не освещал лица ночной гостьи, его сменила легкая туманная дымка — был предрассветный час. Ночь ушла, забрав с собой слезы и боль воспоминаний. Настала пора и Гондже уходить. Тут девушка повернулась к чаше, что все время была рядом с ней, аккуратно, словно драгоценность, обняла ее ладонями и поднесла Батуге. — Батуга тегин, называю тебя так, потому что обращаюсь к тому храброму, доброму сердцем юноше, с кем свел меня десять лет назад Небесный Тенгри. Я никогда не винила тебя в случившемся — и ты забудь и отпусти все обвинения, с которыми жил годами. Смой со своей души кровавое пятно и впредь не вини себя в том, что случится помимо твоей воли. Вот, выпей. Батуга принял чашу из рук Гонджи — в ней была чистейшая вода. Наконец, и Батуга улыбался: впервые за все их ночные встречи он почувствовал спокойствие. Закрыв глаза, Батуга не спеша пил из чаши — глоток за глотком он прощал себе все преступления, в которых считал себя виновным. Сделав последний глоток, он открыл глаза — перед ним никого не было, Гонджа исчезла. А на месте, где сидела девушка, лежало красивое, большое, спелое яблоко. *** Тонкие как стрелы облака показались на розовом небе, что возвышалось над Великой Степью. Воздух уже не был таким тягучим, каким обычно бывает ночью — зарождающийся день принес с собой легкость и запах свежести. Свечи потухли, но когда Батуга проснулся, в шатре уже не было темно. За прошедшую ночь он спал всего пару часов: они с Яманом проговорили допоздна, а потом пришла Гонджа… Вот здесь, она сидела совсем рядом с ним, на этих же шкурах, что еще хранят тепло спавшего на них Батуги. Погибшая девушка-рабыня пришла к Батуге в одеянии вольнорожденной чтобы попрощаться навсегда… Он осмотрелся вокруг: ни чаши, ни яблока, конечно же, он не увидел. Но на лице Батуги все еще была та улыбка, с которой он навсегда проводил Гонджу в обитель Небесного Тенгри. — Чего ты так улыбаешься с утра пораньше, мой ябгу? Или же увидел во сне Аккыз? Яман, потягиваясь, приподнялся со шкур и радостно посмотрел на друга. Он до деталей помнил тяжелую, горькую историю жизни Батуги, которой он поделился с ним накануне. Но сейчас ябгу улыбался. А раз улыбается Батуга, значит и для его верного коль-эркина нет причин для печали и грусти. — Не угадал, мой лев! Аккыз я увижу совсем скоро наяву, а перед этим у нас с тобой есть важные дела. Возлагаю на тебя ответственную миссию — найди ту девчонку-прислужницу, на которую я разгневался из-за пролитого кумыса и извинись за меня перед ней, прошу. Я обязательно навещу ее и раскаюсь лично, пусть сегодня не покидает надолго стойбище, пока я не увижусь с ней. А сейчас мне надо идти — меня кое-кто ждет. А, и еще — прикажи подвести моего коня к восточным воротам, я уеду по важному делу, но сегодня же вернусь. Батуга быстро собрал все необходимое и отправился туда, где его с нетерпением и благоговением ждали уже несколько дней. Да что говорить, сам Батуга не меньше ожидал встречи с тем, кого увидит совсем скоро, а после прошедшей ночи предстоящая встреча и дело, ради которого он и отправился в путь, обрели для него новый смысл. Батуга спешил к Нарану: и сегодня, как задумал ябгу, у них будет особенное занятие. День еще не вступил в свои права, было раннее утро, а жизнь в Западном ханстве уже кипела во всю: строили шатры для всех вновь прибывших переселенцев и для тех, чью Родину уничтожили итбараки, расширяли склады для запасов, опытные воины тренировали детей, обучали их владению мечом и стрельбе из лука. С приходом Батуги ябгу для Западного ханства начались новые времена — Батуга задумал расширить ханство, укрепиться на этой земле, а для этого народ должен чувствовать себя защищенным и любить землю, на которой живет. Пока Батуга шел к шатру, где жили Наран с дедушкой, каждый житель от мала до велика искренне приветствовал своего ябгу. Особенно любили Батугу дети: они бросали занятия, окружали его и каждый наперебой старался рассказать о своих успехах. Батуга счастливо улыбался. Он всегда внимательно выслушивал каждого ребенка, каждому уделял внимание и давал напутствие. — В следующий раз, — сказал Батуга — я обязательно приму участие в тренировочных состязаниях, посмотрим, кто из вас сможет одолеть ябгу в честном бою! А теперь мне надо идти, меня ждет мальчик, чьи руки рождены для того, чтобы держать один особенный инструмент. Наран уже ждал Батугу. Он так волновался от предстоящей встречи, что проснулся задолго до рассвета, собрал все краски и кисти, которые подарил ему ябгу и сидел у шатра, высматривая своего учителя. Только завидев его, мальчишка сорвался с места и побежал навстречу. Добежав до Батуги, он остановился в нерешительности и поднял на ябгу большие, полные застенчивой любви, глаза. — Ну что, даже не поприветствуешь своего учителя, а, Наран? Как поживает мой любимый ученик? Батуга опустился на одно колено и крепко обнял мальчишку. Он знал, что Наран еще робеет перед ним, не привык, что ябгу позволяет так по-простому с собой обращаться. Ничего, — подумал Батуга — ты привыкнешь к искренней теплоте других людей, как и я привык когда-то. — Батуга ябгу, еще луна светила на небе, а я уже ждал тебя. Сегодня — мой счастливый день, потому что ты пришел! Чувствую, день будет особенным, я понял это, когда наблюдал рассвет — он был не таким, как обычно. — Мой лев, ты прав, сегодняшний день — особенный, сердце не обмануло тебя. Поэтому и наш урок с тобой будет в необычном месте, нам нужно уехать на несколько часов, надеюсь, твой дедушка не будет против. Что скажешь, согласен? Наран широко улыбнулся и довольно закивал головой. Он проведет день с Батугой ябгу, только они вдвоем! О большем он даже и не мечтал. По пути к восточным воротам они предупредили дедушку мальчишки, погрузили все снаряжение на уже ожидавшего их коня и двинулись в путь: они направлялись к пещерам, что находились далеко за пределами стойбища. Батуга не просто так выбрал их местом для сегодняшнего занятия — он знал, что эти пещеры значат для Нарана. Мальчишка потерял обоих родителей: отец погиб в бою, а мать — отправилась к Небесному Тенгри во время эпидемии оспы. Когда Наран был совсем маленьким, отец часто приводил его в пещеры, где рассказывал сыну легенды, истории рода и о том, как нашел эти пещеры, спасаясь от грозы. Дедушка не отпускал внука туда одного — волновался, а сам в силу возраста и здоровья уже не мог сопровождать внука. Нарану оставалось лишь тосковать по пещерам и ждать, когда же он вырастет и сможет сам отправиться в путь. — Мы едем в пещеры, Батуга ябгу? Наш урок будет там? — Да, Наран, мы едем в пещеры. Я помню, что ты рассказывал мне о них и как скучаешь. Сегодня мы украсим их своды особыми рисунками, поспешим же! Над Великой Степью уже поднялось солнце, и его теплые лучи ласково и мягко ложились на лица двух путников. Оба были счастливы, каждый по-своему, но было и кое-что общее в счастье мальчишки и молодого мужчины: их объединяло предвкушение предстоящего. Наконец, Батуга и Наран добрались до места и, привязав коня неподалеку, направились вглубь пещер. — Вот мы и пришли, мой лев. Сегодня я не буду обучать тебя смешению красок и прочим премудростям. Нас ждет разговор с нашими душами, а краски и кисти помогут в этом. Мы освободимся от тоски, печали, чувства вины… От того, что разрывает сердце, когда остаешься один. Мы нарисуем то, что каждый из нас хранит внутри, что причиняло или до сих пор причиняет боль. Или же изобразим что-то, что делает нас счастливыми, что дарит покой сердцу. Если больно — нарисуй боль. Если переполняет любовь — нарисуй и ее. Представь, что рисуя, ты доверяешь свои тайны или делишься счастьем с близким человеком. Ты скажешь, что можно поведать другу то, что раскаленными тисками сжимает сердце — и ты будешь прав. Но прежде всего, рядом с тобой всегда есть тот, кто первым выслушает, поддержит. Этот человек может стать тебе самым беспощадным судьей, а может освободить и принести покой твоей душе. Этот человек — ты сам. Откройся сводам, доверься им, поделись с миром тем, что терзает тебя — и тебе станет легче. Наран хоть и был еще ребенком, но он понял все, что сказал ему Батуга. Он понял его, потому что их души были в чем-то схожи: оба, будучи детьми, нашли в кистях с красками понимание и поддержку. И Батуга и Наран разговаривали с миром и с самими собой через рисунок. — Я понял, Батуга ябгу, что ты хотел мне сказать. Я нарисую родителей, чтобы навсегда запечатлеть их счастливые лица и запомнить их именно такими. Пока я не вырасту, ты будешь привозить меня сюда? Благодаря тебе я смогу навещать их. А что нарисуешь ты? — Ты очень умный мальчик, Наран, ты знаешь об этом? Ты все верно истолковал. Я помогу тебе нарисовать родителей, если понадобится, и конечно буду привозить тебя сюда — только попроси. А что нарисую я — ты увидишь, когда рисунок будет готов. Давай же, за дело! *** Спустя несколько часов на сводах пещер появились два больших, красочных рисунка: на одном была счастливая супружеская пара и чуть поодаль от них — молодая девушка в длинном, светлом платье. Ее волосы свободно падали на плечи, умиротворенное, румяное лицо украшала легкая, немного загадочная улыбка, а в руках она держала большое, красное яблоко.