Смертельный удар

Капелька пота стекает по моему виску, щекоча меня, падает на подбородок и стекает по шее, но тут же впитывается в лёгкую рубашку, которую я выбрал для такого случая. На улице даже не так жарко, но уровень концентрации, который требуется, чтобы выровнять большую парадную дверь этого замка, ожидаем, учитывая, как трудно было собрать остальную часть этого места. Это было моим наказанием, после всего, что было сказано и сделано: реконструкция Хогвартса… то есть с помощью многих других добровольцев, — что, как выяснилось, не было запрещено в двусмысленно сформулированном документе, который, как оказалось, стал моим окончательным вердиктом. То, что изначально задумывалось как проект для одного, превратилось в проект, насчитывающий почти двести человек. Как только люди — особенно оставшиеся повстанцы — узнали, каково моё наказание за совершённые мной преступления, которые помогли Волдеморту прийти к власти, им не потребовалось много времени, чтобы предложить свою помощь. Не прошло и года, и вот я здесь, собираю последний кусочек мозайки. Я не могу себе представить, сколько бы я ещё работал в этом чёртовом замке, если бы мне было суждено делать это в одиночку. — Ладно, теперь иди ты, — обращаюсь я к Поттеру, который ловко прикрепляет петли к большой каменной стене, пока я изо всех сил пытаюсь удержать дверь на нужной высоте и глубине внутри арки. В тот момент, когда дверь закрывается, безмолвная толпа, окружающая нас, взрывается аплодисментами и ликует, заключая друг друга в объятия. Поттер поворачивается ко мне и улыбается своей безмятежной улыбкой, и я не могу не расплакаться. — Посмотри, что ты сделал, — его едва слышно из-за радостных звуков, которые издают вокруг нас наши друзья и близкие. — Посмотри, что мы сделали, — поправляю я. — Хотя, если ты настаиваешь на том, чтобы я присвоил себе все заслуги, полагаю, у меня нет выбора. Я смеюсь, когда он притягивает меня к себе, осыпая поцелуями всё моё лицо, прежде чем, наконец, медленно задержаться на моих губах. — Снимите чёртову комнату! — Я слышу, как кто-то кричит позади нас, и, не теряя ни секунды, я поднимаю руку и показываю средний палец, не переставая целовать Поттера. Я думаю, завтра это обязательно попадёт на первую полосу. Вокруг нас прокатывается волна смеха. — Речь! — кричит кто-то ещё. — Давай, ты, великолепный мерзавец, произноси речь! — Должен ли я? — тихо спрашиваю я Поттера и по самодовольной ухмылке могу сказать, каким будет его ответ. — Приятно хоть раз быть свидетелем чьего-то публичного смирения, — отвечает он. Мои глаза сужаются, когда он возвращается в толпу, оставляя меня у подножия ступенек, ведущих к замку, неподготовленного и неуклюжего. — Верно, речь, — бормочу я, быстро соображая. Я прочищаю горло и бросаю на себя Сонорус. — Я на самом деле не… — Ууууу! Поаплодируем Драко Малфою! Прекрасная речь, приятель. На этот раз ты действительно превзошёл сам себя. — Возможно, было ошибкой разыскивать всё ещё живого Джорджа Уизли в качестве подарка Рону, думаю я, узнавая его голос. — Хорошо, хорошо, — говорю я громко. — Если речь — это то, чего вы хотите, то вы получите эту кровавую речь, хотя я не припомню, чтобы это упоминалось где-либо в описании наказания за мои преступления. — Я закрываю глаза и делаю медленный, глубокий вдох, прежде чем обратиться к огромной толпе передо мной. — Я не могу описать чувство выполненного долга, которое я испытываю, когда смотрю на этот замок, наконец собранный — в идеале в последний раз, хотя, если Невилл и Джинни планируют завести детей, мы можем ожидать, по крайней мере, несколько взрывов в классе Зелий в следующие одиннадцать или около того лет. — БУОООО! — кричит Джинни неподалёку, и снова вокруг нас разносится заразительный смех. — Я не могу выразить, насколько я благодарен всем вам за помощь. Хогвартс, включая сотрудников, которые здесь работали, сыграл важную роль в нашем воспитании. Этот замок является фоном для многих моих воспоминаний, как прекрасных, так и ужасных. Однако то, что он представляет собой, — это нечто выходящее за рамки воспоминаний, за пределы того, как каждый из нас индивидуально относится к этому месту. — На этих землях произошло два больших сражения, — продолжаю я, чувствуя, как тень накрывает моё сердце. — На этих землях были совершены злые дела, к некоторым из которых я, к сожалению, приложил руку. На этих землях закончилась война. В этих залах были отняты жизни. Честно говоря, я не знаю, есть ли часть этого замка, которая не видела смерти в той или иной форме. — Этот замок видел много смертей, да, но он видел ещё больше жизни. От студентов, которые прошли через эти залы, спины которых ломились от тяжести учёбы, до существ, которых Хагрид так долго растил и защищал. — Пусть он покоится с миром, — я слышу чьи-то тихие слова — возможно, миссис Уизли, возможно, директрисы МакГонагалл — в толпе, и я киваю в знак согласия. — Хогвартс на протяжении многих лет демонстрировал свою лояльность, когда бы мы об этом ни просили, и отчасти поэтому мы все здесь сегодня стоим. Это и тот факт, что у Поттера есть склонность к драматизму. — О, посмотрите, кто это говорит, — с ухмылкой дразнит Поттер. — Нужно быть королевой драмы, чтобы узнать королеву драмы, — указываю я. — Как я уже говорил, этот замок является частью того, почему мы все стоим здесь сейчас… так что справедливо, что мы также являемся причиной того, что замок стоит. Спасибо. Все хлопают, и я чувствую, как горят мои щёки, когда я подхожу к Гарри, Гермионе, Рону и Гильдии. Они, как и остальная часть многочисленной толпы, по очереди либо обнимают меня, либо пожимают мою левую руку, и в целом оставшаяся часть дня проходит хорошо. Миссис Уизли, её дом — и кухня — снова в надлежащем рабочем состоянии, распаковывает огромную корзину для пикника, которая кажется бездонной. Она и мистер Уизли, который всё ещё сбит с толку, но счастлив как моллюск, что его включили в празднование, раздают горячие бутерброды с ветчиной и швейцарским сыром, чашки холодного сидра из личи, и фруктовый салат всем желающим. Я наблюдаю, как все вокруг меня разбирают угощения, улыбаются и смеются. Никто не выглядит затравленным и напуганным. Никто не беспокоится, что всё это может внезапно прекратиться и наших близких уведут в какой-нибудь концлагерь. Это приятно, так, как я никогда не мог себе представить. Честно говоря, год назад я и представить себе не мог, что мир снова будет выглядеть таким образом. Я не мог и мечтать, пока меня держали в камере в какой-то заброшенной части лондонской канализации, что примерно через полтора года я буду держаться за руки с Гарри Поттером перед Хогвартсом, перед его семьёй и друзьями, есть бутерброды и весело потягивать сок. Однако мир далёк от того, чтобы вернуться к нормальной жизни. Статут о Секретности безвозвратно нарушен, и политика стала страннее, чем когда-либо прежде. Люди, которые не могут творить магию, кажется, заметно боятся тех из нас, кто может, благодаря Волдеморту и его разжигающим войну Пожирателям Смерти, хотя и не настолько, чтобы восстановить былые суды над ведьмами. Я предполагаю, что потребуются годы преодоления культурного шока, а также заслуженная честность со стороны магического народа, чтобы всё снова стало стабильным, хотя и по-новому. Те, у кого нет магии, видели, насколько ужасным может быть волшебство. Наш единственный фактор искупления на данный момент заключается в том, что именно мы официально положили конец тому, что все называют Третьей Мировой Войной. Я думаю, что это могло бы быть более впечатляющим фактом, если бы не мы начали это всё в первую очередь, но я надеюсь, что они поймут, что не все из нас жаждущие власти, раскалывающие душу Магические Гитлеры со змеиным лицом. Даже на более локальном уровне совершенно очевидно, что пройдёт немало времени, прежде чем всё уляжется как в политическом, так и в социальном плане. Людям во всем мире придётся выяснить, как справиться с тем фактом, что их немагические лидеры знали и скрывали свои знания о магическом роде и нашем тайном, невидимом для них мире. Отсутствие доверия многих стран к своим лидерам до того, как произошла эта многолетняя трагедия, несомненно, усложнит эту задачу, если не сказать больше. Не удивлюсь, если это приведёт к гражданским войнам во многих странах. Я только надеюсь, что люди решат, что войн было уже достаточно, и уладят всё мирно, насколько смогут. Трудно не чувствовать себя ответственным за большую часть хаоса, в котором мир до сих пор пребывает, хотя с терапией и временем это стало легче. Если бы только мои действия до первой Битвы за Хогвартс были другими... невозможно сказать, как мир выглядел бы сегодня. С другой стороны, как напоминает мне мой терапевт, возможно, такого исхода нельзя было избежать. Одни только мои решения не могут изменить мир, хотя, если последние три года чему-то меня и научили, так это тому, что наши индивидуальные решения оказывают гораздо большее влияние на окружающий мир, чем мы думаем. Эффект бабочки — это то, что мой терапевт и я регулярно обсуждаем. Я беру Поттера за руку, когда мы направляемся к воротам на краю школьной территории. Я трижды сжимаю его руку, молча сообщая ему, что люблю его. Мы прощаемся с Гильдией, прежде чем аппарировать в небольшой палисадник дома номер 12 на площади Гриммо, который теперь виден как волшебникам, так и немагическим людям. Мы заходим внутрь, где примерно в то же время, что и в Хогвартсе, происходила масштабная реконструкция. Гермиона и Рон живут здесь с нами, хотя оба чаще отсутствуют, чем бывают здесь. Гермионе удалось найти обоих своих родителей живыми и восстановить их воспоминания. Она проводит с ними столько времени, сколько может, отчасти потому, что теперь она полностью понимает, насколько хрупкой может быть жизнь, а отчасти потому, что, по словам мистера и миссис Грейнджер, ей придётся ответить на многие вопросы, касаемые стирания их воспоминаний о ней. Рон часто бывает с Гермионой и её родителями, хотя много времени проводит и в доме своей семьи. Каким-то образом все члены его семьи, кроме Чарли и Фреда, выжили, хотя никто не уверен, что мистер Уизли когда-нибудь полностью восстановит своё чувство реальности. Вся его семья провела немало времени, оплакивая своих погибших. Поттер всё пытался и пытался убедить меня, что я должен прийти в Нору, что после всего случившегося не будет неловко, что они всё понимают и хотят получше узнать меня как его партнёра и как человека, но у меня всегда есть какой-нибудь удобный предлог, чтобы отклонить приглашение. То в ванной нужен новый гипсокартон, а зеркалу необходим Разрушитель проклятий. Или кухонный очаг нуждается в ремонте и новом подключении камина. Или матрасы во всех спальнях требуют чистки от пыли, а то и вовсе, замены. Мне ещё не приходилось идти туда, но поскольку ремонт подходит к концу, я знаю, что скоро у меня больше не будет оправданий. Я даже не могу использовать просеивание дерьма в Мэноре в качестве оправдания, поскольку я передал его и всё, что в нём находится, а также всё своё имущество, как премьер-министру немагиков, так и министру магии. Пусть они ссорятся из-за этого, мне всё равно. Этого было достаточно, чтобы покрыть любые репарации, которые мне было приказано выплатить, оставив состояние Малфоев нетронутым. Однако почти половина этой суммы была пожертвована различным организациям, работающим над восстановлением после войны, а также предоставлением жилья и питания людей, пострадавших от войны по всему миру. Анонимно, конечно. Мы с Поттером поднимаемся по узкой лестнице в гостиную, где он быстро ложится на один из плюшевых атласных диванов, а я растягиваюсь на спине посреди ковра на полу. — Время на полу? — мягко спрашивает он, нежно глядя на меня через край дивана. — Время на полу, — соглашаюсь я со вздохом. Я закрываю глаза и представляю, как весь стресс покидает моё тело и просачивается в пол. Это одна из многих техник визуализации, с которыми меня познакомил мой терапевт. — Это был долгий день. — Долгая жизнь. Поттер хихикает и стонет. — И это тоже. Я не уверен, хочу ли я выйти куда-нибудь и выпить со всеми позже. — Ну, я точно знаю, что не хочу. Я просто хочу лежать здесь и впитывать тот факт, что мне не нужно возвращаться в этот проклятый замок завтра, или послезавтра, или после послезавтра, или… — Но именно тебя заставят исправлять любой будущий ущерб школе. — Как будто мне нужно было напоминание. — Значит, возможно, однажды тебе придётся вернуться. — Да, что ж, учитывая, что будущие отпрыски Невилла не поступят в школу в течение многих лет, я буду наслаждаться тем фактом, что мне не придётся возвращаться в ближайшее время. — Поттер смеётся, и проходит совсем немного времени, прежде чем я чувствую, как его вес ложится на меня, когда он садится, оседлав мои бёдра. — Мы не можем быть уверены, что у них с Джинни вообще будут дети, — отмечает он. Я открываю глаза и, нахмурившись, смотрю на него. — Ты шутишь, что ли? Конечно, у них будут дети. Одного будут звать Фредерика Элис, а другого — Чарли Фрэнк. — На мгновение я забеспокоился, что ещё слишком рано отпускать подобные шутки, но, к счастью, он смеётся. Рука Поттера нежно держит меня за подбородок, и он продолжает смеяться, говоря: — Я думал о том, можем ли мы усыновить детей в будущем, но если это те имена, которые ты бы выбрал, то, возможно, нам следует оставаться бездетными. Я замираю после этого признания, которое, похоже, не совсем шутка. — Я имею в виду, — заикается он, по моему выражению лица, похоже, догадываясь, что эта новость поражает меня. — Я имею в виду, что я не думал, что мы будем делать это в ближайшее время… или вообще! — добавляет он, когда моё лицо не меняется. — Поттер… Он проводит руками по своим кудрям и резко выдыхает через нос. — Извини, я не хотел внезапно обрушить это на тебя, я просто… Ты упомянул детей, и… я не знаю… — Ты действительно хочешь растить со мной ребёнка? — Он кажется сбитым с толку этим вопросом, поэтому я уточняю. — Это Драко Малфой, с которым ты разговариваешь, если ты правильно помнишь. И ты — Гарри Поттер — говоришь, что доверишь мне безопасность ребёнка? — Я предполагаю, — смеётся Поттер, — да? Несколько секунд мы смотрим друг на друга, он смотрит на меня с глупой, кривой улыбкой, а я смотрю на него с прищуренными глазами и хмурясь. — Понятно, — говорю я наконец, мои глаза всё ещё сужены в полушутливом подозрении. — Возможно, в конце концов нам придётся искать другое мнение по этому вопросу, но пока давай иметь в виду, что нам едва исполнилось двадцать лет, и мы недостаточно оправились от войны умственно или эмоционально, чтобы добавить плачущий, сопящий, писающий и гадящий клубок хаоса в нашу едва стабильную жизнь. — Верно, — фыркает Поттер. — Справедливо. Он смотрит на меня сверху вниз, его глаза ярко выражают любовь, в течение долгих секунд, прежде чем он опускается, чтобы поцеловать меня. Мои глаза закрываются, и я наслаждаюсь этим моментом, мои руки двигаются к его бёдрам и поглаживают их. Его рот побуждает мой открыться в той знакомой манере, которую я обожаю, и мы медленно, томно пробуем друг друга на вкус. Под тяжестью Поттера я уже чувствую, как твердеет мой член, хотя, для этого никогда не требовалось много физического контакта. — Что ж, — грубо говорит Поттер, ещё раз облизывая мой язык, и мучительно прижимаясь ко мне. — Если мы не собираемся усыновлять ребёнка, мы можем хотя бы попрактиковаться в его создании. Я совершенно схожу с ума, смеясь так, что верхняя часть моего тела отрывается от ковра. Я смеюсь так сильно, что даже не издаю звуков, а просто почти бесшумно вздыхаю на полу под ним. — Поттер, — хриплю я, пытаясь отдышаться. Слёзы текут из моих глаз. — Боже, Поттер, ты же понимаешь, что мы оба цисгендерны и геи, верно? — Мои плечи трясутся, когда я теряю остатки самообладания. — Ты знаешь, как это работает? Как происходит зачатие и рождение детей? Он тоже громко смеётся, его лоб упирается в мой, а смех замедляется достаточно, чтобы он мог заговорить. — Да, я просто подумал, что, это, знаешь ли, создаст настроение, — шутит он. Он, должно быть, шутит. — Убьёт его, скорее, — выдавливаю я, мой смех становится болезненным из-за неудачной попытки Поттера выглядеть серьёзным. В конце концов мы успокаиваемся, и Поттер перемещается так, что он сворачивается вокруг меня, лёжа рядом со мной. Его голова покоится на моём плече, а одна из его ног закинута на верхнюю часть моих бёдер. Моя рабочая рука играет с его тёмными кудрями, и я смотрю в потолок, задаваясь вопросом, чем я это заслужил. В моей голове звенит голос моего терапевта, твёрдо напоминающий мне, что я не обязан заслуживать того хорошего, что со мной происходит, что мне позволено просто переживать жизнь во многих её проявлениях, не навязывая ей какой-либо сюжет, так или иначе. — Спасибо, — говорю я Поттеру, накручивая на палец особенно кудрявый локон. — За что? — Его голос звучит так, как будто он вот-вот заснёт, и я не могу не думать о том, какой он милый, когда хочет спать. — За то, что любишь меня. — Пожалуйста, хотя я не уверен, что у меня был большой выбор в этом вопросе. — Его пальцы сжимают мою хлопчатобумажную рубашку. — В тебе всегда было что-то такое, что привлекало моё внимание. Я рад, что ты вырос хорошим человеком. — Что такое хороший человек? — спрашиваю я, не особо ожидая, что он ответит. — Как измеряется доброта? — Не знаю, — тихо вздыхает он. — Я думаю, что, когда дело доходит до этого, хорошие люди способны совершать плохие поступки, точно так же, как плохие люди способны делать хорошие вещи. Может быть, дело в наших намерениях или в том, как часто мы стараемся творить добро. — Но у двух людей могут быть два совершенно разных представления о том, что значит «хорошо», — указываю я. — Да, я думаю, ты прав. — Тогда откуда нам знать, что мы хорошие люди? Я имею в виду, я убивал людей. Много. Я намеренно причинял людям боль, в том числе и тебе. Я лгал, я воровал, я использовал людей в своих интересах… — Да-да, надень кожаную куртку и уложи волосы в причёску Помпадур, ты такой плохой мальчик, — говорит Поттер с тихим смешком. Это разговор, который был у нас много раз, и мы так и не пришли к заключению. — Я просто говорю, — возражаю я, хотя и улыбаюсь. — Трудно сказать, вырос ли я хорошим человеком. Я думаю, что мне просто удалось не вырасти, поддерживая идеалы, которые у меня были, когда я был младше. — И я просто говорю, — парирует он, — что уже один этот факт заставляет меня поверить, что ты, по крайней мере, неплохой человек. — Хотел бы я хоть раз в жизни забыть о хорошем и плохом и просто быть человеком, — признаюсь я. — Как бы ни было приятно слышать, что ты считаешь меня хорошим человеком, я думаю, что хотел бы просто быть. — Честно говоря, то же самое. Это утомительно, когда все возлагают на меня такие большие надежды, потому что думают, что я такой хороший человек. Если я сделаю что-то, что они сочтут нехарактерным, меня покарают в следующем выпуске «Ежедневного пророка». Я поворачиваюсь и целую его загорелый, со шрамом в виде молнии, лоб. — Давай просто будем людьми вместе, Гарри. — Давай, — соглашается он.