Новая жизнь

- Кирилл, почему молочка не пересортирована? Ты чего по залу бродишь? - Отдел молочки на Ларисе. - Поговори мне тут! Лариса на кассе. Живо, а то покупатели с утра первым делом в молочку идут. - Молодой человек, - дама преклонных лет, казалось, сейчас рассыплется от старости, - подскажите, кефир сегодняшний? Не вижу дату… - Кирилл, дуй в овощной! Помидоры сортируй, гнили много. - Кир, там конфеты перемешались.       Под вечер бывший сын миллиардера, а нынче - обычный работник магазина «Пятерочка» мечтал лишь об одном – лечь и уснуть. Он отрубался, едва голова касалась подушки. На работу выходить к семи. Магазин в маленьком городке открывался в восемь, за час надо быть, как штык на рабочем месте. А после закрытия, в одиннадцать, еще два часа наводить порядок, менять ценники и делать еще уйму всяких дел. И по ночам вызывали – работы в магазине всегда полно. - Обычно в «Пятерочке» текучка жуткая, - рассказывала ему напарница, полная женщина по имени Маша, - но в Крамарске работу попробуй еще найди. Так что ты не перечь, а делай, что говорят. Эта Маша к Кириллу относилась неплохо. У нее был муж и двое детей, и она считала Кирилла не то третьим ребенком, не то младшим непутевым братом. Первое время называла его «Руки-закорюки», но не со зла, а так, шутя. А вообще, если б раньше с Кириллом случилось такое, он бы «бежал по серпантину из панических атак» туда, где вещества мешают с алкоголем. Но жизнь расставила все по местам. Его зарплаты с вычетом всего, чего можно и нельзя, хватило бы теперь только постоять на пороге элитного клуба пару минут. И посмотреть на коктейли. Денег, по сути, хватало только на оплату ЖКХ. Благо, сотрудникам можно было забрать домой, например, рассыпавшийся при транспортировке пакет риса или гречки. С большой уценкой. «Гречкин ест гречку» - думал про себя Кирилл, грустно улыбаясь такой шутке. Наверное, в Питере или Москве он бы сошел с ума, работая в таком месте. Но все-таки в провинции люди немного другие. Там еще осталась душевная теплота, особенно у старшего поколения. Да и многие знают друг друга много лет, общаются с давних времен. Повезло Кириллу и с начальством, директор не зверствовала, как в других магазинах. И понемногу Светлов, точнее экс-Гречкин начал понимать, что такое – обычная жизнь. Как живут в многострадальной России тысячи людей, которым не хватает денег от зарплаты до зарплаты. Те, кого он с детства видел из окон дорогого внедорожника, на котором водитель и охранник возили в гимназию. И даже сочувствовал – бомжу, роющемуся в контейнере, пока не видит охранник, бабуле, пересчитывающей мелочь в трясущейся ладони, измотанной мамаше с коляской и сумками. Он писал об этом Игорю – в личных сообщениях. Гром по-прежнему ходил со своей неизменной «Нокией» и без мобильного интернета. А Кирилл судорожно копил, пытаясь купить приличный телефон и ноутбук. Накопить не получалось. Всякие мысли лезли в голову. Но ни разу у Кирилла не возникло идеи уйти из жизни. После того, как он чуть не сгорел в ламборджини, он стал ценить жизнь. «Даже странно, - думал он порой, - когда-то я жрал всякую дрянь горстями, чтоб словить кайф, гонял, как ненормальный и считал себя бессмертным. А теперь горбачусь без телефона, ноута, за копейки – а жизнь кажется не такой уж плохой». Игорь писал коротко, односложно, порой не отвечал на сообщения дней по пять-шесть. Оно и понятно – такая работа.       А потом вдруг вообще пропал. Перестал выходить на связь. Кирилл запаниковал, стал звонить, хотя обещал только писать – ответ был неизменным. «Абонент выключен или находится вне зоны действия сети». В голову лезли всякие мысли – одна хуже другой. Кирилл никогда не был религиозным. Отец иногда таскал его в церковь в праздники, они шли туда в сопровождении охранников, Кир послушно пялился на иконы, прикидывая в уме их стоимость, или просто тупо думал о том, в каком клубе они будут тусить сегодня ночью. Потом они шли из церкви, отец крестился, а охранники щедро раздавали пятисотки нищим. Но сейчас Кир истово молился, глядя в темное небо, где луну и звезды закрыли тучи: - Пускай Игорь Гром будет жив. Пускай он забудет обо мне, найдет другую… или другого. Лишь бы был жив, ладно? И шепотом добавлял, как ребенок: - Пожалуйста… я очень прошу.       Игорь появился после новогодних праздников. В канун Нового Года в магазине была страшная суета, сотрудники буквально ночевали там, и Кирилл иногда дремал в подсобке на упаковках с мукой или сахаром. Подложив под голову собственную куртку. Благо, директор не видела и остальное начальство – был бы выговор и лишение премии. Игорь ждал его у квартиры. Он был совершенно измучен, похудел, оброс щетиной. - Что, на бомжа похож? – спросил он, заметив взгляд Кирилла. И потом, после душа и бритья, рассказал: - Помнишь Диму? Напарника моего? Кирилл кивнул. Светловолосого улыбчивого паренька в очках он помнил еще с тех пор, как заезжал за Игорем на красной ламбе. - Нет его больше. - Убили? Кир аж поперхнулся чаем. - Можно сказать и так. Но не бандиты, не отморозки. Гораздо хуже – те, кому мы доверяем свою жизнь. Димка умер из-за халатности врачей. И операция-то пустяковая, аппендицит. Говорил, что выпишется, а пока в больнице, будет документацией заниматься. А потом – заключение, мол, ураганная инфекция, лейкоцитарная. Бред какой-то. Это оксюморон! Это все равно, что дождь, падающий вниз. Вверх он падать не может. И любая инфекция это повышение лейкоцитов, любой врач скажет. Мне пришлось столько врачебной литературы перелопатить, знал бы ты… Я собрал доказательства, что хирург действовал непрофессионально. Но там рука руку моет. И врачебная ошибка – мол, ее никто не отменял. Этого палача освободили прямо в зале суда. Знаешь… да что там говорить! Кирилл крепко обнял Игоря, будто желая забрать его боль, смягчить его утрату. - Игорь, родной, не надо так. Не рви себе сердце. Димку не вернешь. Я знаю, ты сделал все, что мог. А на этого врача-палача, я уверен, найдется свой Чумной Доктор. У Грома подрагивали пальцы. Кирилл накрыл его руку своей ладонью. - Знаешь, думаю, в Крамарске можно устроиться участковым. Правда, зарплаты тут не питерские… Но мы проживем. И добавил: - Будем есть гречку по акции. Знаешь, я научился ее готовить с луком. И тогда Гром впервые за долгое время улыбнулся. Почти как раньше