Уважаемые пассажиры, скорый поезд номер двадцать восемь, сообщением Москва — Санкт-Петербург, отправляется с шестого пути через пять минут. Нумерация вагонов начинается с хвоста поезда. Просим пассажиров занять свои места в вагонах, а провожающих – выйти из вагонов. Желаем вам счастливого пути!
Арсений повторяет вслед за электронным женским голосом немногочисленным людям, стоящим на перроне, занять свои места в вагоне, и вскоре начинает убирать пандус. Кто-то напоследок крепко обнимается, забегают впопыхах в вагон, парочки даже целуются, прощаясь на неизвестное обычному проводнику время. Иногда интересно наблюдать за судьбами незнакомых людей, размышлять, фантазировать… Никогда не знаешь, что и кто скрывается за тем или иным человеком. — Смена только началась, а ты уже похож на заёбыша, — подмечает Шастун, как только его коллега входит в их служебное купе. — Так я же ночью почти не спал. Помнишь ведь, что у нас на первой боковушке ехал малыш с режущимися зубками? — Да уж. Такое не забудешь, — понимающе кивает Антон и вздыхает. — А дома что? Ты же бегал на пол дня после рейса. — Дома неуютно как-то, будто это и не мой дом вовсе, а так, лишь ночлежка временная. И у соседей ремонт. Ёбаный перфоратор работал без остановки. Думаю продать вообще эту квартиру к херам. Всё равно не живу там практически: то у тебя тусуюсь, то в рейсе. — Всегда со мной, получается, — улыбается Антон своей фирменной яркой улыбкой. — А это вообще обязательное условие моей жизни, — и Шастун получает ослепительную улыбку в ответ.***
— Добрый вечер. Меня зовут Арсений, я буду проводником в вашем вагоне до конца поездки, — говоря однотипные фразы уже в шестой раз, язык начинает заплетаться, а мозги – выходить потихоньку из строя. Благо Шастун подбегает. Он рядом, и Арсений будто чувствует себя менее уставшим. — А это мой коллега, второй проводник, его зовут… — на пару секунд Арс забывает имя, поворачивается к напарнику, смотрит точно в глаза и ослепляет всё вокруг своей улыбкой, — …Антон. Мой Антон, мой.. коллега – Антон, — совершенно запутывается Арс и выпаливает мем, переделав его под жизнь свою, и улыбается теперь уже смущённо, но не менее ярко из-за этого. — Туалеты находятся в конце вагона, они био, на станциях пользоваться можно, но не бросайте в него посторонние предметы, иначе до конца пути мы останемся без этого блага цивилизации. Кипяток находится в начале вагона, но титан нагреется через час-полтора. Также в начале вагона у нас вы можете приобрести чай, кофе, водичку, снеки, сувенирную продукцию. Для любых вопросов мы будем доступны двадцать четыре часа в сутки всё в том же начале вагона, — Арсений выдыхает, наконец закончив говорить выученные наизусть и доведённые практически до автоматизма фразы. — А что-то как будто бы свежий воздух в вагоне будет, не? — спрашивает мужчина, свесившись с верхней боковушки. — Да, я уже включил кондиционер. Выставил двадцать два градуса. Кондиционеры сбоят даже в двухэтажных вагонах, а в таком уж… спасибо, как говорится, что он вообще здесь есть, — усмехается Арсений, начиная повторную проверку документов, а после идёт дальше. Всё говорит и говорит одно и то же ровно девять раз. Лучше уж болтовнёй заманаться, чем с уборкой туалетов. Хотя в его профессии выбирать не приходится – заебётся он на смене со всех сторон.***
— Мм.. морской бриз, — встречает Антон своего коллегу после пары часов его уборки. — Заткнись, — бурчит Арс, заваливаясь на нижнюю полку, которую так любезно Шастун ему сегодня уступил. Они всегда так делают – тот, кто в смене, ложится внизу, ведь и без того устал, чтобы быть человеком-пауком и карабкаться на второй этаж. — Ну не ворчи, маленький. Я понимаю, что ты устал, но это ведь не повод срываться на меня, — мягко бормочет Антон с верхней полки и свешивается немного с неё же, смотря на своего напарника. — Да, прости. — О, а хочешь я помогу тебе немного расслабиться? Вряд ли же нам в первом часу ночи кто-то помешает. — Когда ты так говоришь, Шаст, всегда какая-то хуйня происходит. — Согласен. Ну, так что? — Расслабляй. Антон аккуратно, почти бесшумно, слезает с верхней полки. Свет приглушён во всём вагоне и их служебное купе – не исключение. Многие думают, что проводники едут с большим комфортом, но реальность чуть корректирует идеальность, как и всегда, и везде. У них тот же туалет, та же раковина с неудобным краном, на мысик которого надо постоянно жать, чтобы вода лилась, также нельзя нигде помыться. И просто повезло, что едут они в поезде, у которого рейс чуть меньше десяти часов, а не двое, трое, семеро суток. Там как проводники справляются не понимают ни Антон, ни Арсений. — Только будь потише, пожалуйста. Люди в начале вагона явно ещё не спят. — А.. ты это как понял? — Просто… ну, предчувствие какое-то. Доверься. Арсений молча кивает и продолжает лежать неподвижно. Пока не чувствуется сексового настроения, но надежда, что оно снизойдёт к Попову в процессе, не покидает его. Шастун начинает с поцелуев – таких нежных, чувственных медленных, тягучих. Постепенно углубляя их, проникая языком в рот своего напарника. Арсений покорно поддаётся. Бывают, порой, моменты, когда хочется почувствовать себя хрупким в руках парня с кучеряшками, когда хочется безоговорочно ему подчиняться и сделать всё, что бы тот ни попросил. И сейчас, как раз, у Попова именно такое настроение. Поцелуи плавно спускаются на шею. Малюсенькие, почти невесомые, но такие крышесносные, что Арсений спокойно лежать уже не может. Шея для него – это особенная нежно-эрогенная зона. Странноватое описание, да, но именная таковой она и является. Прикосновения к шее, поцелуи бархатистой кожи этой области порой разнеживают парня, а порой захорнивают с межгалактической силой. А ощущения от сегодняшних поцелуев Антона так вообще смесь всего этого. И от такого приятней в сто тыщ мильонов раз. — Сними с меня форму. Быстрее! — тараторит Арс, приказывая. Неожиданно для самого себя даже говорит громко. Но, вроде как, у их двойного купе со звукоизоляцией ещё более-менее. — Воу, воу… — Я не хочу её потом стирать здесь, в этой сраной раковине! — С чего бы ей быть сраной? Ты же драил тут всё почти два часа, — говорит Антон спокойно с лицом статуи с острова Пасхи. — Это выражение такое, блять, не доёбывайся, — рычит Попов. — Быть душным – это моё кредо. Жулик, не воруй. Антон охуел от такой перемены: покорный Арсений сменился на мегавластного буквально за пару секунд. Но начал быстренько стягивать сперва брюки, ведь в паху ткань была натянута уже плотно (видимо, по этому поводу Арсений и переживал в большей степени), а после и рубашку с жилеткой. Остались лишь трусы. Но Арсений вновь уже расслабился, обмяк, вновь стал податливым, и Антон решил возобновить свой неспешный темп. Поцелуи спускаются ещё ниже. Антон оставляет дорожки чмоков на красиво выпирающих ключицах и плечах Арсения, усыпанных разными пятнышками, веснушками и родинками. Затем покрывает каждый миллиметрик кожи его груди. Водит губами, оставляя то маленькие поцелуи, то более развязные и влажные. Языком массирует соски, выбивая своими действиями из Арсения хриплые стоны. Антон любит прелюдии. Совсем недавно понял, что эротика возбуждает его гораздо сильнее, чем порно. Гораздо важнее и правильнее поделиться с партнёром своими чувствами, доставить ему блаженство и удовольствие, чтобы вместе потом посидеть на седьмом небе, чем быстренько перепихнуться или вздрочнуть, удовлетворив лишь один животный инстинкт. Ладонями Антон мягко оглаживает бледную кожу своего коллеги. Останавливается и изучает подушечками пальцев все выпирающие места и впадинки. За год близости с Арсением Шастун всего изучил его и знает наизусть. Если бы была карта человека, то Антон с закрытыми глазами с лёгкостью указал на каждую родиночку и точечку, и, губами чмокнув, попал бы точно в цель. Постепенно Антон ладонями и поцелуями спускается к самому главному. Виновнику торжества, так сказать. Член у Арсения стоял уже крепко. Он не подросток, чтобы возбуждаться за пять секунд в любом месте, но поцелуи в шею сделали своё дело. Арсений получал несчётное количество удовольствия, смотрел на Антона, которому тоже максимально в кайф всё делать, смотрел, как тот покрывается прелестным румянцем от каждого своего движения всё сильнее. Арс фантазировал, представлял, мечтал и смотрел на реальное развитие событий, всё возбуждаясь и возбуждаясь. Поддев осторожно пальцами резинку трусов, Антон высвобождает влажную и раскрасневшуюся головку члена. Выглядит шикарно – хоть сейчас на эротическую фотосессию. Шастун осторожно слизывает капельки выделившейся смазки, языком очерчивая всю напряжённую головку. Антон обожает минеты. Особенной любовью любит этот вид сексуальных утех, члены, а яички – вообще его страсть. Возможно, это странно, но Шастуну совершенно плевать. И делать минет ему нравится даже больше, чем его получать. Он входит в экстаз во время самого процесса, наслаждается посасыванием разгорячённой плоти, ему нравится слышать крики и стоны Арсения, фразы «пиздец ты незаконный», «хуею с тебя», «бляяять» с придыханием или в порыве стона, крика, обращённые в свой адрес. Вскоре белые боксеры оказываются на столе. А перед Антоном раскрывается ещё более шикарный вид. Член напряжён до предельного, видно, как вздутые венки слегка пульсируют, и головка становится всё больше и краснее. Антон опускается ниже, проводит мягко кончиком носа по всей длине, заставляя трепетать и себя, и Арса. Затем делает те же самые движения только уже кончиком языка, а потом уже и всей его влажной поверхностью. Арсений просто так не может улежать на месте. Постоянно дергается, елозит на полке, бёдрами подаётся вперёд, навстречу Антону и крышесносным ощущениям, которые Шастун способен доставить с лёгкостью. И стонет, конечно же. Тихонько, чтобы не шуметь на весь вагон, пыхтит и поскуливает еле слышно, пока Антон над ним измывается, делая всё нарочито медленно. — Шаст, пожалуйста… Сигнал, который можно понять только однозначно. Антон, конечно, любит прелюдии, неторопливые, в которых даже больше нежности и ласки, чем сексуального настроя, но и перебарщивать не стоит, он ведь не изверг конченный. Зато совсем скоро конченным будет Арсений в наимпрямейшем смысле этого слова. Антон осторожно обхватывает ладонью член Арса, начиная медленно водить рукой вдоль. Слюны во рту скапливается уже достаточно, так что Шаст решает не медлить хоть в этот раз и начать доставлять желаемое удовольствие в ещё больших масштабах. Поскольку оральный секс – любимый вид секса Антона, то в нём он логично преуспел. Тренировался и на Арсении, и на игрушках, когда тот был не в настроении. И потому Шастуну не составляет труда расслабить горло и практически с первого насаживания вобрать немалых размеров член в себя. Арсений закрывает рот всеми возможными способами, ведь это абсолютно точно запрещённый приём. Какие-то шорохи наверняка доносятся и слышны за пределами их двери. Пусть бы только кто-то стеснительный не караулил их под дверью в попытках выловить проводника и купить какой-нибудь дурацкий чай. Антон насаживается всё активнее, ускоряя постепенно темп. Слюны слишком много, что она не помещается во рту, и она с примесью предэякулята стекает по подбородку Антона. И по члену Арса стекает, когда Шастун ненадолго, всего на несколько мгновений, вытаскивает его изо рта, чтобы отдышаться. Шаст языком ласкает головку и после снова вбирает полностью, сжав губы и втянув щёки для более сильного соприкосновения и трения. Любимые яички массирует пальцами, пока рот занят членом, а, освободившись, стимулирует их губами и языком. Вбирает в рот поочередно и вместе, катает их, ласкает, но всё осторожно, ведь одно неловкое движение и наслаждение сменится неприятной болью. Оставляет мелкие поцелуи на морщинистой, но очень нежной их коже. Ещё немного и кучеряшки Антона сжимаются ладонью Арсения. И это тоже их вполне однозначный сигнал… Арсений кончает с приглушённым стоном – успел положить на лицо подушку и сильно прижать её к себе руками. Оргазм получается на редкость очень сильным. Раза три или четыре Антон принимает в свой рот брызги горячей спермы и покорно проглатывает. — Вижу, что мне удалось тебя расслабить, — самодовольно ухмыляется Антон, переведя через пару минут дыхание. И тянется к Арсению, ложась на него сверху, начинает теперь откровенно нежить и мягко целовать его.