Друг

Любой, кто когда либо встречал крестьянина Хоба Гэдлинга, считал его беспечным, легкомысленным и несерьёзным человеком. Мужчиной он был таким, это точно. С одним уточнением. Не то, чтобы он чем-то отличался от других, и особо необычным он тоже не был. За исключением того, что ему было несколько сотен лет. Да чего уж таить, он и сам был о себе такого мнения, с тем лишь уточнением, что считал себя исключительно славным и простым парнем, несмотря ни на какие неприглядные нюансы. Конечно, знай его настоящую историю, среднестатический человек ни за что не назвал бы Хоба "простым". Несмотря на свою легкомысленность, он не был совсем уж глупцом (по человеческим меркам), поэтому всю правду о себе не открыл ни одному человеку, даже собственной жене и сыну. Своим приятелям, в любом веке, он не говорил по простейшей причине надоедливых расспросов, и последующих за ними сопутствующих проблем в лице насмешек либо обвинений в сумасшествии, тут уж как повезет. А то и приговора к смерти, все же времена не всегда были спокойными. Или любой банальной шумихи возле своей персоны, каких, он знал, он бы точно не избежал. От единственной жены же, своей прекрасной Элинор, он утаивал, не желая волновать и вносить беспорядок в ее размеренную жизнь. Жену-то он себе выбрал в противовес себе - порядочную и рассудительную леди из высшего общества, для которой репутация в свете была всем. Так зачем ее было лишний раз беспокоить? О нет, он бы так не поступил. В общем, несмотря на свой главный секрет, считал себя Хоб Гэдлинг простым парнем не то что десятилетиями, а по своей натуре, и был таковым - на протяжении столетий. Не всегда он поступал правильно, но и намеренного зла никому принести не пытался. О сложных вещах он предпочитал не задумываться, долгими годами все в жизни у него было легко и просто. Повзрослел он очень поздно. Черт, да и смешно было бы вспомнить, сколько сотен лет ему было на тот момент, когда он наконец решил остепениться и завести свою семью. По меркам обычной человеческой жизни (без различных божественных вмешательств) наверняка ему не хватило бы времени взяться за ум и хоть немного посерьезнеть. Хоб Гэдлинг так и остался бы холостяком, довольствовался случайными связями, радовался любой выпивке и шатался бы с приятелями по тавернам. Ради справедливости к его персоне следует отметить главное, именно из-за своей беспечности он и заслужил себе эту услугу - быть бессмертным человеком. Такой роскошью Хоба Гэдлинга наделил невозмутимый молодой человек, который в один из летних дней 1389 года просто подошел к нему за выпивкой и заговорил. Про себя он давно прозвал его своим "Таинственным Другом", с которым в дальнейшем он встречался один раз в сотню лет в первую неделю июня, в таверне под названием "Белая лошадь", что в Лондоне. Выглядел этот его "Друг" в прямом смысле таинственно. Всегда в черных одеждах, с черными волосами, и внешностью он обладал мрачной. В каждую их встречу был до чертиков спокоен, и Хоб за первые несколько столетий их знакомства ни разу не видел и тени улыбки на его красивых губах. Несмотря на все эти факторы, Хоб Гэдлинг не чувствовал от него угрозы. По крайней мере, в отношении себя. Сила и власть - вот, что Хоб улавливал в нем. Как то раз, кажется, это была вторая их встреча и шел 1489 год, он спросил его в своей открытой манере, не дьявол ли он. Отрицательного ответа ему вполне хватило. В 1589м он хотел красоваться перед своим новым (а на деле, теперь уж не таким и новым) необыкновенным знакомым. К их очередной встрече Гэдлинг расстарался на славу. Если говорить человеческим языком, то он был на коне. В то время он стал дворянином, его именовали сэром Робертом. И ему очень хотелось произвести крепкое впечатление на своего интересного знакомца. Показать, что времени с их прошлой встречи он зря не терял. Гэдлинг разоделся, хорошенько потратился на шикарный стол, и все это было ради него. И какова была его досада, когда посреди своего бахвальства его собеседник перестал его слушать и просто отвернулся, переводя свое внимание на более достойного кандидата. Этого Уилла Шексберда, всего лишь очередного актеришку. Ну хотел он вдохновлять людей, для Хоба в этом не было ничего высокого. Но именно этот Уилл завоевал внимание его таинственного знакомца, и это было обидно. Даже когда он пустил последний весомый аргумент своего величия - у него ведь дома ночевала сама Королева! - это не возымело никакого результата. Так интересующий его собеседник просто отмахнулся от него, оставив в одиночестве, предпочитая Гэдлингу этого мальчишку. К 1689 году Хоб лишился всего, что так радовало его в шестнадцатом веке. Лишился и поместья, которым так гордился, и семьи. Спустя много десятилетий после смерти жены, и так рано ушедшего Робина, его сына, до него вдруг стала медленно, но верно доходить мысль, что он видит слишком много смертей. Стали открываться все превратности вечной жизни. Что ему уже не весело. Что все его былые развлечения уже не приносят ему того удовольствия и даже претят. Что у него не останется ничего, и главное, никого постоянного. Несмотря на то, что Хоб, хоть и далеко не сразу, но остро распознал в своем ужасном состоянии, когда чужие лица перестали мелькать на горизонте его дней, когда года перестали иметь значение, вот тогда он осознал, что ужасное состояние которое он испытывал - было его одиночество. И было это ни что иное, как оно. Чем больше нескончаемого времени было в его распоряжении, тем больше он терял свое жизнелюбие и оптимизм. Вся его мальчишеская несерьезность, простота и лёгкость жизни куда-то испарилась, когда он стал ловить себя на очень частых, навязчивых мыслях. Мысли эти были завязаны на единственной, как он надеялся - постоянной личности, которую знал Гэдлинг. Вопреки ожиданиям двух бессмертных сущностей, которых ему как-то посчастливилось встретить в далёком 1389 году, нет, умереть ему не захотелось. Захотелось другого - увеличить частоту и количество встреч со своим Таинственным Другом, да и длительность тоже. А еще он осознавал, что хотел большего участия к своей жизни от него. Он понимал, что это слишком многое, а особенно учитывая, что он даже не удостоен самого малого - он даже не знал его имени. Ради этого малого Хоб прикладывал колоссальные усилия - без конца скитался по многочисленным сомнительным личностям, утверждавшим, что они знатоки всех разнообразных оккультных сил любых мастей и размеров. Штудировал закрытые секции в крупнейших библиотеках, и не только Англии. Но все его старания не имели никакого успеха. Однако прорыв произошел в 1789м. Тогда он, конечно же, в очередной раз задал ему этот вопрос, так долго мучающий его. И конечно, не получил ответа. Хотя, возможно, был близок к этому, как никогда раньше. Их грубо прервали в самый важный отрезок беседы. Произошло сразу несколько странных вещей. Первая была связана с ним самим. Роберт понял, что готов драться за своего друга. Когда он посчитал, что тому грозит опасность от лица двух громил, то не раздумывая был готов защищать его. И был готов терпеть боль ради него, если придется. Он ясно осознал, что влюблен. Раньше это чувство лишь призрачно витало вокруг него, сейчас же оно прочно укрепилось в нем. Вторая странная вещь была связана со странной леди, посмевшей так нагло к ним подойти, представившейся необычной фамилией Константин, и которая была в компании тех самых двух головорезов. Когда она наставила кинжал на его горло, Таинственный Друг, предмет его притяжения, сделал с этой дамочкой очень странную вещь. Сам же он объяснил это тем, что воскресил в ее памяти призраки прошлого. К концу их тогдашней встречи, в итоге вместо желанной благодарности Роберта попрекнули тем, что он встал на его защиту. - Не хотелось через сто лет пить в одиночестве, - немного смутившись, попытался отшутиться Хоб. На это он все же был отблагодарен редкой улыбкой. В его прощальных словах он все же распознал тревогу за свое благополучие. Благодаря той способности, которую Таинственный Друг продемонстрировал перед Хобом в восемнадцатом веке с леди Джоанной, Гэдлинг весьма уверенно руководствовался при поиске его имени. Сравнив множество описаний мифических существ, их внешнего вида и возможностей, он получил может и недостоверный, но какой никакой результат. Морфей. Повелитель снов. Был ли им его Таинственный Друг? Кажется, у него было хорошее предчувствие в достоверности этой теории, но она, конечно, не имела под собой никаких точных доказательств. Хоб зарёкся когда-либо все же выведать это лично. Когда наступит подходящий момент. С каждым новым десятилетием Хоб стал отчаиваться в скором наступлении этого момента. Ужасное произошло в 1889 году. К тому моменту Хоб понял, что ничего ни простого, ни нормального в нем совсем не осталось. Тогда, в период между восемнадцатым и девятнадцатым веками он стал всерьез, осознанно задумываться об отношениях. Точнее, о том, как их построить с таинственным героем всех его мыслей. Морфей (Хоб считал, хоть и без подтверждения своему мнению, что это все же был он) притягивал Хоба, его образ манил его до дрожи в коленках. Гэдлинг нарисовал множество портретов, чтобы хоть как то воссоздать иллюзию его присутствия рядом. Каждый последующий портрет получался все лучше предыдущего, Хоб пробовал и пытался, и не остановился в своем занятии до тех пор, пока результат его полностью не удовлетворил. С последнего законченного им портрета смотрел глубоким взглядом спокойных синих глаз красивый темноволосый молодой человек. Пухлые губы, но острая ярко очерченная линия скул придает мужественности. Весь в темном, высокий, худощавый и стройный. Боже, до чего же он нравился Хобу! Его загадочность манила, его забота о человечестве заставляла задумываться, те редкие разговоры не были пустыми и будоражили его мысли, его негромкому спокойному голосу хотелось внимать, он благоговел перед ним и он бы поверил всему, что Морфей сказал бы ему. В конце концов, его красота возбуждала Хоба, как уже давно не возбуждала ни одна девичья фигурка. Событие того злосчастного года стало для Роберта катастрофой. Он попытался хоть как то сдвинуть их отношения в нужное ему русло. Он решил пойти ва-банк и открыто заявил Морфею, что тот нуждается в его дружбе, подразумевая под этим также, что он попросту ищет его компании. Как же он хотел, чтобы это действительно было правдой, и наверняка, самую малость действительно сам верил в свои слова. Таким способом решил подтолкнуть Морфея к себе, тем самым показав ему, что он сам не против их дружбы. Он не тешил себя большими надеждами и потому не ожидал слишком крупных продвижек в их отношениях, но реакция Морфея просто поразила его. Презрение, гнев, с которым он смотрел на него и последовавший за этим взглядом уход повергли Гэдлинга в сильнейшую депрессию. Следующие сто лет тянулись для него долгими душевными муками, дни были обезличены, он почти всегда находился в одиночестве, случайные связи давно перестали его интересовать. Вот когда его стало душить желание умереть. Существование действительно стало приносить муки. Ноющая боль медленно разрывала его душу изнутри. Он явственно ощутил, что если ничего не сделает в ближайшем будущем, то просто напросто лишится рассудка. В конце концов, он сорвался с места. Подальше от того места, где он впервые встретил его, там ему было неспокойно, слишком больно. Он медленно брёл из страны в страну, в глубине души лелея надежду повстречать Морфея однажды - среди ярчайших огней Бродвея, тихих лесов Канады, льдах Гренландии, в прекрасных Шотландских озёрных краях, а возможно, он распознает его силуэт в жарких марокканских ночах или среди толпы европейской богемы на корабле, идущем в Индию? Он много лет не был в Англии, и наверное поэтому так и не услышал слухов, что с 1916 года в подвале Родерика Берджесса колдун удерживает демона. Узнай бы он об этом, возможно, он смог бы сложить два и два и сделать правильные выводы. Но этого не случилось, тысячи миль разделяли Хоба с его так варварски заточенным Таинственным Другом, по-прежнему любимым им. Бедный Хоб не встретил его и в Гималаях, все его поиски были тщетны, и ни одно другое существо не заняло устойчивое место в его сердце. Приближение того дня, когда по договоренности они должны были встретиться, он не уставал ожидать. Со жгучим страхом он жаждал их встречи. Но больше самой встречи Роберт боялся, что Морфей не придет. Когда в июне 1989 года самый большой его страх осуществился, Хоб понял, что уничтожен. Он лишился последней крупицы надежды увидеть его ещё хоть раз, но не лишился тоски, которая намертво поселилась в его существе. А через пару лет, будто отголосок его разбитой надежды, закрыли и место их встреч. Белой лошади больше не существовало. Он воспринял это как действительно плохой знак. Ему казалось, что им больше никогда не суждено было встретится. Однако вскоре совсем рядом с роковым местом построили новенький паб, который он стал воспринимать как замену древней таверне. И он взял в привычку просто заходить сюда без цели. Обычно Роберт бывал здесь каждую неделю. Сидя за пинтой пива, он впадал в глубокую задумчивость. Окружающие люди отчетливо могли распознать, что он витает мыслями совсем далеко от них. Некоторые завсегдатаи вначале пытались разговорить, а иногда даже, подружиться со странным печальным мужчиной. Он был вежлив, но никогда никто не мог его заинтересовать, и очень скоро люди поняли что все их попытки будут бессильны. Они просто оставили его в покое.

***

Время от времени, сидя в своей темнице, Морфею казалось, что его настойчивый друг, который так жаждал их встреч, однажды покажется в подвале среди той шайки людей, вечно требующих от него невозможных вещей. Надеялся, что Роберт не держит на него обиду за те резкие слова, которые он бросил ему при их последней встрече. Надеялся, что разыщет его, и если даже слишком повезет, то и вытащит его. Но нет. Время шло дальше. Гэдлинг не появлялся. Поэтому Морфею оставалось только ждать. Уже тогда он решил пойти навстречу своему другу, не сразу, как выберется отсюда, конечно, а как только разберётся с самыми первостепенными задачами и проблемами, с которыми ему обязательно придется столкнуться по возвращению в свое царство. Именно здесь, в этом темном подвале, среди этих нехороших людей, он признался себе, что его поведение с Робертом Гэдлингом не было однозначным. Оно было совсем ему несвойственно. Он понял, что ему приятна компания Роберта. Что ему нравится находится рядом с ним, и что можно было бы увеличить их встречи. И он отчетливо ощущал ярое желание самого Хоба, с какой жаждой он этого хотел. Хоб мог бы стать для него отдыхом. Вот только Морфей никогда не отдыхал. Но сейчас решил, что был бы не прочь попробовать. Тогда, в тот вечер, Хоб сказал эту безобидную фразу - назвал его своим другом, ведь все люди так делают, правда? Только если при этом заглядывают преданно в глаза, жаждут намного большего, до боли ждут следующую встречу, и готовы бежать за объектом своей привязанности по пятам, то тут уже не все так просто, правда? Морфея накрыло это осознание, что он испытывает эмоции. Впервые за все свое бесконечно долгое существование. Такое не происходило с ним никогда. До того момента он был безучастен ко всем вещам, связанным с человечеством. В том плане, он всегда был равнодушен к вещам, которыми восхищались люди, например, предметам интерьера или мелким безделушкам. То же самое относилось и к еде. Он не испытывал в этом потребности, и поэтому считал, что нет смысла этим злоупотреблять. А вот его сестра, Смерть, любила очень много чего. Он точно знал, что она любит эль, ходить босиком по траве и чувствовать голыми ногами свежую землю. Он списал это на то, что она слишком долго пробыла с людьми и прониклась симпатией ко все мелочам, связанным с ними. И вот он почувствовал нечто ранее неиспытанное, к Хобу Гэдлингу. В какой то момент он стал уже не всего лишь очередным человеком из многих подобных. Он стал для него уникальным. Вот тогда-то, из-за новизны своих ощущений он испытал сильный страх. Даже не подумал скрыть свои эмоции и в итоге несправедливо выплеснул часть своего страха на ничем такого не заслужившего Роберта. Выбравшись и закончив первостепенные дела, хоть и частично, но восстановив свое царство, найдя и вернув свои орудия силы, он твердо решил не дожидаться прошествия очередных шестидесяти семи лет до обозначенной даты. Все таки он должен был принести извинения за то, что не появился тридцать три года назад. Возможно, этим он заставил страдать своего единственного друга среди людей. А также за те слова, которые так жестоко были брошены в Роберта Гэдлинга. Придя на место их встреч, Морфей обнаружил неприятный факт - таверны Белая лошадь больше нет. Однако надпись на заброшенном здании отсылала к видимо, совсем молодому пабу, под названием Нью Инн. То, что Роберт почувствовал при виде Морфея, если хорошо подумать, покопаться в ассоциациях, и попытаться облечь это восхитительное чувство в слова, то самая близкая ассоциация была бы, пожалуй, выздоровлением. Когда человек наконец выздоравливает от долгой, изнуряющей, тяжёлой борьбы с болезнью и одерживает над ней победу. Как только он поймал первый его взгляд, когда осознание происходящего закрепилось в его мозгу, он почувствовал сильнейшую слабость во всем теле, и почти моментально к ней примешалось облегчение. После уже была радость. Когда Морфей перед ним извинился, Хоб решил, что он испытывает галлюцинации. Такого яркого спектра эмоций, как за эти минуты, он не испытывал много столетий. Хотя, если подумать, то возможно это вообще был единичный случай. Он видит, что Морфей изменился. Стал слишком... Человечным? Он выглядел так, будто действительно рад его видеть. Будто ему приятна его компания. И главное, Морфей больше не был таким безразлично-холодным к нему, как прежде. То ли виски, то ли дурман от нереальности всего происходящего - все же он не думал, что когда-нибудь увидит своего Таинственного Друга. То ли... Вот оно, да! Улыбка! Такая прекрасная, редкая улыбка, которая была адресована ему, Хобу, толкнула его на этот возмутительно необдуманный, действительно беспечный поступок. Похоже, он снова почувствовал себя молодым, дерзким и бесстрашным. И счастливым. Он пригласил Морфея на прогулку. Пройтись, погулять, и конечно, пообщаться подольше. Совсем забывшись, Роберт назвал его по имени. Все же он часто именно так звал его в своей голове. Лицо Морфея изменилось, но он не стал этого отрицать. Помолчал какое-то время, но все же принял приглашение. Роберт знал, что точно не сможет ничем удивить Морфея, но все же решил отвести его в довольно милое живописное место, которое, в отличие от многих мест Лондона, совсем не имело туристов. Да и местных жителей тут было также достаточно мало, тем более учитывая, какая прекрасная стояла погода. У Хоба было действительно много времени, чтобы найти огромное количество подобных чудных уголков родного города. Они расположились на витиеватой узорчатой лавчонке, странно напоминающей дизайн его любимой Викторианской эпохи. Морфей оглянулся, поднял голову наверх - над ними была живая арка переплетенных растениями лиан, на которой, то тут, то там просматривались маленькие неброские цветы. Птицы тихо щебетали вокруг них. Такой сосредоточенности сочной зелени, свежести, тишины и полной удаленности от мирской суеты встретить можно было не часто. - Это место очень похоже на то, где я обитаю, - первым нарушив молчание, с улыбкой произнес Морфей. - Ты имеешь ввиду свое царство, Царство Снов? - с сильным волнением темные глаза Хоба изучают каждую черту на лице Морфея. Все же это было что-то новое - прежде Повелитель Снов всегда избегал говорить на любые личные темы. - Я вижу, ты узнал обо мне многое. Поведаешь как? - легкая улыбка опять освещает лицо Морфея. Хоб потупляет взгляд и делает поспешный судорожный полувсхлип-полувздох. Морфей отмечает, что его друг заметно взволнован. - На самом деле, в этом нет ничего удивительного. Я просто поработал с учебниками, так сказать. Пообщался с некоторыми людьми. В памяти Хоба встают образы прошлого - как он мечется по разнообразным неприглядным местам, часто действительно ужасным, в поисках старых оккультистов и колдунов в разных углах и отсталых деревеньках Великобритании с надеждой на то, что кто-либо в силах будет помочь ему в его вопросе. Как с мучительной дотошностью, день за днем, просиживая в пыльных библиотеках с похвальной внимательностью изучает древние, весьма редкие фолианты. Он болезненно морщится и спешит отогнать нехорошие воспоминания. Но Морфей успевает перехватить эти эмоции в его глазах. - К тому же, у меня было много свободного времени, - немного придя в себя, добавляет Хоб. - Прошу прощения за то, что сказал тебе в 1889 году. Я хочу, чтобы ты знал - я очень долго размышлял об этом. И очень сильно сожалею. - Я не держал зла на тебя. Даже если бы сильно захотел - не смог бы, - улыбка у Хоба широкая и открытая. Морфей признается перед собой, что откровенно любуется этой искренней, радостной улыбкой, явно адресованной только ему. - Расскажи, чем ты занимался все это время, - похоже, Морфей действительно хочет это знать. Роберт резко впадает в задумчивость. - Я хочу быть с тобой только честным. Но я боюсь. Я действительно не злюсь, но я помню ту нашу встречу, как будто это было вчера. Очень отчетливо, - горечи в его голосе слишком много. - Скажи, ты позволишь сказать мне правду? Только сейчас Морфея в полной мере окатывает пониманием, насколько глубокую рану он причинил этому человеку. Его локоть облокачивается на спинку лавочки, а ладонь непроизвольно ложится на длинные каштановые пряди на затылке Роберта. Внезапная мысль прорывается в его сознание - а ведь Роберт никогда не носил короткой стрижки. Но следует отметить, что с такой прической он выглядит вполне привлекательно. Встретив ошалелый взгляд Гэдлинга, но не встретив никакого сопротивления, длинные пальцы Морфея принялись лениво, почти невесомо поглаживать гладкие волосы. - Я прошу сказать мне правду. Немного поразмыслив, и уже успев расслабиться от внезапной, но такой нужной ласки, Хоб решается. - Правда в том, что я скучал по тебе. Всегда хотел, чтобы тебя было больше в моей жизни. Закончив свое простое признание, Роберт тянется к свободной руке Морфея и опускается горячими сухими губами на его удивительно белую кожу. Оставив медленный поцелуй на тонкой кисти Морфея, совсем не спешит отстраняться. Он осязает пряный аромат их близости, витающий вокруг них со слабым дуновением воздуха и лицо его начинает гореть. Морфей же наоборот, похоже, он побледнел еще сильнее обычного. - Мой дорогой Роберт, сейчас мне пора идти. У меня еще остались некоторые дела, которые следует закончить. Хоб не смеет спорить и лишь с сожалением как можно тише вздыхает. - Мы могли бы видеться чаще, - в его голосе слышится почти нескрываемая надежда. - Думаю, это возможно, - кивает Повелитель Снов. После чего он неспешно встает и разворачивается, оставляя Хоба одного среди окружающей прекрасной живописности, именуемой нетронутой природой. - Когда мы встретимся в следующий раз? - запоздало кричит Хоб в высокий удаляющийся силуэт. - Не беспокойся об этом, - на секунду обернувшись, отвечает Морфей. В этот раз Морфей находит его сам. Хоб потягивает из своей весьма крупной кружки постепенно остывающий чай. Сидя на веранде своего весьма скромного, но уютного маленького загородного коттеджа он заметил желанную фигуру с растрепанными черными волосами и резко подняв руку в поспешном приветствии, замахав, чуть было не упустил почти полную чашку с чаем на свои колени. За всю его некороткую жизнь ему порядком успел поднадоесть алкоголь, и к этому времени он почти не употребляет ничего, содержащее в своем составе спирт. Исключениями могли послужить лишь случаи, когда он находился в действительно расстроенных чувствах. Сейчас ему вполне приглянулось молоко, и он использует его со всем, с чем только можно. Чай с молоком, кофе с молоком, какао с молоком - это его любимый напиток, также молоко с различными сиропами, на кухне у него была целая коллекция вкусов. Кстати, это было очень приятное изобретение на кухне двадцатого века. - Должен признаться, я приятно удивлен. Не ожидал, что у тебя настолько милое жилище, - подойдя, заметил Морфей. - Ну знаешь, со временем я стал слишком сентиментален, - пожимает плечами Хоб. Морфей опускается рядом, на пыльную ступеньку, похоже, совсем не беспокоясь что запачкает свой идеальный прикид. Они сидят почти вплотную, и магия тихого вечера нежно обволакивает их. На улице почти стемнело, и только одинокое окошко в коттедже Хоба да редкие звезды, которых спешат закрыть плывущие дымчатые облака, слабо освещают окрестности. Сверчки стрекочут в унисон с лягушкой - где-то совсем рядом находился пруд или речка. - Прости мою негостеприимность, может быть, ты хочешь что-нибудь выпить? - резко спохватывается Роберт. - Чай вполне подойдет, спасибо. - Морфей перехватывает у Хоба его чашку чая и делает небольшой глоток. - Это вкусно. Гораздо лучше, чем то, что ты пил много лет назад, - отмечает Морфей. - Рад тебе угодить, - Хоб делает глоток из возвращенной чашки. - Ты уже закончил со своими делами? - Скажем так, сейчас уже все гораздо лучше. - кивает Морфей. - Когда посчитаешь нужным, расскажешь мне, что с тобой происходило? - Хоб чувствовал, что обязан знать. - Я мог бы рассказать тебе это и сейчас. - Пожалуйста, мой повелитель. - Похоже, Хоб очень серьезен. - Роберт, я тобой не повелеваю. - Морфей немного хмурится - он не может распознать, шуточное ли это было заявление, или же нет. - Еще как повелеваешь, Морфей. Я готов сделать все для тебя, о чем попросишь. Знай это. - Роберт все же не шутил. - Благодарю. - Морфей действительно чувствует признательность, и он немного растроган. Это тоже для него в новинку. Следом он начинает свой рассказ с повествования о беглом Кошмаре, из-за которого он и пришел в реальный мир. Упоминает о Магнусе, его сыне и заточении, и о событиях, которые следовали за этим. Также он решил признаться Хобу, что еще занимало его мысли в заточении. - Я размышлял о природе своих чувств к тебе. Размышлял, почему оттолкнул тебя тогда. Уже к той нашей встрече я понял, что мое отношение к тебе иное, нежели к остальным людям. И ты был прав тогда в том, что сказал мне. Я признаю, я просто испугался. Ведь богам не свойственно испытывать подобных чувств к человеческим существам. Хоб давно уже потерял ту нить рассказа, которая привела Морфея к этому признанию. Сейчас его мозг не мог ясно соображать. Он только знал, что должен сделать ответное признание. - Морфей, я не знаю, известно ли тебе, что я давно... - Давно любишь меня? Я догадывался. - Морфей сидит вполоборота к нему, слишком близко. Каким же Роберт был бы дураком, если бы не сделал того, что сделал. Он приблизился к лицу Морфея и с осторожностью, целомудренным поцелуем коснулся его губ. Морфей не отталкивал его, но и не углублял поцелуй. Роберт чувствовал теплое дыхание на своей коже, отстраняться решительно не хотелось. Он предпринял еще одну попытку - его губы стали тверже и настойчивее. Эта тактика возымела успех. Морфей сделал ответное движение собственным ртом, и Хоб услышал его тихий вздох, удивительно похожий на стон удовольствия. Когда они отстранились друг от друга, оба какое то время молчали. Затем Морфей нарушил тишину. - Я начал понимать, почему люди целуются. Это было вполне притягательно. - Только запомни - это работает далеко не со всеми, - Роберт был мил в своем смущении. Не хватало еще, чтобы его Повелитель Снов испробовал этот опыт с кем-то другим. - Я бы повторил это еще. С тобой. - Морфей с теплотой смотрел ему в глаза - Обращайся в любое время. - Улыбка Роберта, казалось, растянулась от уха до уха. В последующие их встречи Морфей все чаще появлялся в обители Хоба. Как-то раз он застал его, принимающим летний душ у себя на заднем дворе - Роберт работал в саду, был солнечный полдень, а погода в этих краях всегда стояла довольно жаркая в начале сентября. Обоим было довольно неловко, но когда Роберт натянул короткие домашние шорты, при этом решив наплевать на футболку и обсохнуть на солнце - поцелуи у них тогда получились особенным, даже исключительным. Пальцы Морфея обхватывали его влажные бока, то и дело проходясь по животу. Их языки сплетались в танце, и Морфей был слишком отзывчивым. Ладони Хоба спускались вниз по его пояснице, чуть было не перейдя границы дозволенного - все же на эту тематику они еще не разговаривали. Лежа на прогретой солнцем густой траве Роберт угощал Морфея яблоками и грушами с собственного сада. Морфей скинул свое черное пальто, подложив его под голову и даже расстегнул рубашку на несколько пуговиц - он знал, что Роберту это ужасно понравится. И то ли именно эти плоды были особенно удачными, то ли это сказывалось влияние Роберта на него, но Морфей с удовольствием и немалым аппетитом поглощал спелые сочные плоды. Тогда Хоб впервые выразил Морфею свое желание вслух. Повелитель Снов размышлял недолго. Он не удивился этой просьбе. Морфей последнее время думал об этом. И вот сейчас дорогой ему Роберт Гэдлинг здесь - лежит напротив и смотрит на него своими преданными глазами. Его старый знакомый. А ведь и правда прошло немало времени с их первой встречи. А кем он был ему сейчас? Правильной была бы характеристика - любимый. Ну и кто он, Морфей, чтобы во второй раз разбивать сердце существу, которое делает ему только добро? Роберту, который последовал бы за ним в любое темное место в этой вселенной. Злодеем Морфей уж точно не был. Поэтому он принял решение. Морфей исполнил его мечту - перенес в свои владения, показав свое царство. Хоб восторженно оглядывает природу, раскинувшуюся перед его взором. Прекрасные нетронутые просторы. Они так похожи на ландшафты его родной страны! Только все здесь было как-то ярче, и даже сказочнее. Вдалеке двое полных мужчин машут им руками. Они точно удивлены. Но они не будут беспокоить своего господина. Морфей ведёт своего восторженного спутника дальше, пробираясь сквозь деревья. За размашистыми холмами виднеется огромный светлый замок. - Здесь так умиротворенно. Ты точно меня не обманываешь? Я бы мог подумать, что ты перенес меня в рай. Морфей наблюдает за его счастливым лицом и думает, что это лучшая награда за все его труды. Хоб растолковывает его взгляд в своих соображениях. - Скажи, может, я могу чем-то отблагодарить тебя? Может, уже пришло время?... Остаток его фразы растворяется в тихом поцелуе. Он спускается к его шее и не видя препятствий не собирается останавливаться. Его руки спешат вытянуть рубашку Морфея, заправленную в брюки. Миг, и руки Роберта под одеждой. Подымаются к гладкой груди и немного задержавшись, ползут вниз, оглаживая живот. Морфей целует его настойчиво и сосредоточенно, и Хоб понимает, что он уже получил разрешение на дальнейшие действия. Его нетерпеливые руки уже расстегнули ремень и нырнули в узкое пространство чужих брюк. Возбуждение Морфея он чувствовал, как свое собственное. Морфей же открыто постанывал ему в губы, когда горячие руки Роберта творили эти невообразимые манипуляции с его членом. Хоб легонько подтолкнул Морфея к ближайшему дереву, чтобы тот могу облокотиться об него, когда он будет приводить в действие то, что собирался сделать. Резко присев вниз, он взял возбужденный член Морфея в свой рот, с энтузиазмом принявшись оставлять поцелуи по всей длине, со всей накопившейся многолетней страстью уделяя особое внимание привлекательной сочащейся розовой головке. - Роберт, - и голос, и интонация Морфея сейчас не были похожи на привычные, - Может, ты предпочел бы заняться этим в более привлекательной для тебя обстановке? Роберт с усилием поднял на него свой взгляд. Глаза Морфея были прикрыты от наслаждения. - Ну нет. Я и так ждал этого много столетий, и чтобы теперь взять и отказаться?, - в его голосе так отчетливо чувствовались нотки обиды и возмущения, что Морфей рассмеялся тихим, возбуждающим смехом. - Такое мне бы ни в одном сне не могло присниться, - когда они, довольные и растрепанные все же дошли до тронного зала, Роберт с мальчишеским задором крутился по сторонам, разглядывая каждую причудливую деталь. - Я мог бы это устроить, - со скромной, но немного хитрой улыбкой Морфей не сводил с него глаз. Стоя немного поодаль, Люсьен только улыбается, наблюдая за этой парой. Да, господин стал слишком человечным. Очевидно, это было фактом, он очень долго пробыл среди людей, и ведь и не скажешь, что это не пошло ему на пользу.