***
Солнечный свет, проходя сквозь кроны деревьев, падал на крыльцо косыми полосами. – В общем, приходи к нам сегодня, – завершила свою речь Ира. – Но… – Антон растерянно замолчал, не зная, что ответить, и наступил носком ботинка на полосатый солнечный ковер. Светлая полоса и сразу же темная – прямо как в жизни!.. – Ты не волнуйся, ничего страшного. Папа со всеми моими друзьями знакомится. Ты ему понравишься, я знаю. Он одобряет, когда серьезные, – засмеялась Ирина. – А кто твой папа? – осторожно поинтересовался парень и, сорвав с дерева молодой листочек, нервно затеребил его в руках. – Так, в органах работает. Но, говорю, не бойся, не съест он тебя, пока еще никого не съел! В органах… Мысли Антона запорхали, словно вспугнутые бабочки. Каков шанс, что их встреча подстроена и Иру дали ему, Антону, в качестве приманки, чтобы разузнать побольше об их школе?– Каков шанс?.. Но ведь никто не подозревал, что он полюбит девушку с первого взгляда… Или именно подозревал. Изучил его вкусы… Но как? Раньше парень не особо интересовался девушками… Случайность или тонкий расчет?.. Вот же черт! И как раз сейчас, когда они получили первое задание. По-хорошему надо бы поставить в известность Евгения Михайловича. Пусть он узнает, что за отец и почему Антоном интересуется… Но нет, лучше не говорить об Ире даже руководителю. Пока все может быть только совпадением. Нужно самому осторожно присмотреться, навести кое-какие справки… Арсений по-прежнему сидел над бумагами и не поднял головы с появлением Антона. После вчерашнего происшествия они едва ли перекинулись парой слов. Арсений ни о чем не спрашивал, да и сам Антон сейчас, при свете солнца, счел появление призрака сном. – Мне нужно отлучиться. Я ненадолго… – сказал Антон, обращаясь куда-то в пространство. Он покинул комнату, не заметив, как Арсений поднял взгляд от записей и задумчиво уставился на дверь, в которую он только что вышел. Верный «Kawasaki» быстро домчал его до места. Несмотря на теплое время, когда многие разъезжаются в отпуска, город стоял в пробках. Однако мотоцикл, умело лавируя между неповоротливыми машинами, летел, почти не замечая препятствий. Антон припарковался возле уже хорошо знакомого подъезда значительно раньше назначенного срока и задумался. Кажется, нужно что-то купить. Что обычно приносят, впервые появившись в доме? Ему ужасно не хватало опыта. Наверняка домашние мальчики знают, что и как, а тут приходится идти на ощупь, словно слепому. Повесив на мотоцикл замок, парень огляделся. Слева виднелся магазин. Коробку конфет и торт. Ну конечно, домашние мальчики, приходя в гости, обязательно приносят с собой конфеты и торт, а потом все вместе пьют чай из тоненьких чашечек, смешно оттопыривая мизинец, разговаривают об искусстве и едят сладости. Это правильный порядок вещей. У Антона тоже когда-нибудь появится свой дом с маленькой милой кухонькой, где стол накрыт вышитой белой скатертью, и уютной гостиной с неизменным телевизором. Все будет не хуже, чем у других. Может быть, даже лучше, дайте только время. Антон решительно зашагал к магазину, где выбрал самые дорогие конфеты и торт – спасибо Евгению Михайловичу и школе, деньги у него всегда были. – Я пришел, – сказал он, позвонив на мобильный. – Ты у двери? Набирай номер квартиры. Консьержке скажешь, что к Кузнецовым, – радостно отозвалась Ира. Квартира Кузнецовых поразила Антона. Это была настоящая домашняя квартира – со смешным ковриком у входной двери, с прихожей, где стояла мужская и женская обувь, с уютной кухонькой, точь-в-точь такой, как ему представлялась, даже белая вышитая скатерть на месте. Ирины родители тоже понравились Антону. Мать, немного располневшая, но еще сохранившая следы былой красоты, улыбалась так искренне, что невозможно было не поверить ей и не ответить на ее улыбку. Отец немного походил на Евгения Михайловича. «Усталый, честный и добрый», – сразу подумал о нем Антон. На висках у старшего Кузнецова серебрилась седина, а в уголках глаз затаились лучики-морщинки. – Добро пожаловать! Наслышан. Герой! – Ирин отец по-отечески хлопнул парня по плечу. – Маша, да возьми же у гостя торт! О, какой большой, с кремом. Они уселись за стол. – Ой, какой хороший торт! – захлопотала Ирина мама, раскрыв прозрачную упаковку. – Антон, вы любите крем? Какой кусок вам отрезать? А тебе, Ирочка? Хочешь вот этот, с орхидеей? – Нет, спасибо, я не люблю кремовые. – Ира отодвинула тарелку. – Может, просто чаю? Антон смутился. Кажется, он немного не рассчитал. Впрочем, кто объяснил бы ему, что дорогой – не всегда лучший? Такому в его школе не учат. Домашний мальчик никогда не попал бы в такую ситуацию! Чувствуя, что его уши наливаются краской стыда, Антон разозлился. Что оставалось? Только выдержать хорошую мину при плохой игре. – Да, спасибо. Этот кусок подойдет. – Он придвинул тарелку и, демонстративно покосившись на хозяйку дома, которая тоже не положила себе ни кусочка, попробовал торт. – И мне, Машенька! Вон тот, побольше. Большому куску рот радуется! – неожиданно объявил Ирин отец, подставляя тарелку. – Так что вы там говорили, Антон, про свою учебу?.. – Частная школа с гуманитарным уклоном, – тут же ответил парень. – С гуманитарным уклоном? Очень почетно! – Ирин отец принялся за торт. – А то все сейчас в коммерцию устремляются, на математику налегают. У меня, знаете ли, юноша, в школе по математике всегда трояк был… А что за предметы вы изучаете? Знаете, первый раз слышу, чтобы у гуманитария еще и все в порядке с физподготовкой было. Подкиньте-ка адресок, может, и нам пригодится! Он хихикнул, довольный собственной шуткой, а Антон, впрочем, так и не успевший расслабиться, еще больше напрягся. – Обычная школа на окраине, – ответил он, отпивая из кружки почти бесцветный чай. Он плохо разбирался в изысках и предпочел бы простой черный чай с лимоном этому непонятному… то ли зеленому, то ли желтому, то ли белому. – Как же обычная! Вот Ира говорила, что вы и историю знаете. Про опричнину ей рассказывали. Небось, не одобряете? Вы, молодежь, вообще идею государственности не слишком любите. – Ну почему? Напротив, я хотел бы, чтобы у нас было прочное государство. Все дело в методах. История учит нас, что, думая о стране, нельзя пренебрегать людьми… – Антон наткнулся на серьезный, изучающий взгляд сидящего напротив него мужчины и понял, что его со всеми его уроками психологии только что развели как ребенка. Ирин отец изучал, умело провоцируя, вызывая собеседника на дальнейшую откровенность. – В общем, мне еще пока рано об этом думать, – закончил Антон и положил в рот большой кусок торта. – Мне пока учиться надо. – Вот молодец! Если такое поколение придет нам на смену, можно не беспокоиться о будущем страны! – Ирин отец хитро прищурился. – Так что, вы говорите, Антон, у вас с семьей? Ему было лет семь, и на вопрос: «Где твои папа и мама?» – Антон научился бить коротко, почти без замаха. Да, его окружали такие же дети, выросшие без родительского тепла. Но у многих родители все-таки были, пусть даже пьяницы. Все страшно завидовали худенькому малорослому Ваське, который помнил маму и рассказывал о ней, как сейчас понимал Антон, явные небылицы. Но тогда все казалось самой настоящей-разнастоящей правдой. И то, как мама любила Ваську, как носила по двору на руках, когда он прекрасно умел ходить, как рассказывала сказки, о которых у Васьки остались только отдаленные воспоминания, как гладила по волосам, приносила игрушки и мятую клубнику, собранную со стола после посиделок с подругами… А между тем все были прекрасно осведомлены, что Васькина мать – пьяница, лишенная родительских прав. Антон не знал своих родителей вообще и отчего-то особенно болезненно реагировал на Васькины рассказы. Ребята, чуткие, как все дети, заметили это сразу и стали дразнить Парня приблудным, с ехидной усмешкой спрашивая: «А где твои папа и мама?» И тогда Антон бил – даже тех, кто был старше и сильнее его, и… чаще всего оказывался побит сам. Он никогда не жаловался, а на вопросы воспитательниц о происхождении вечных синяков и незаживающих ссадин упрямо отвечал: «Упал». И всякий раз с обреченным упорством бросался в невозможную, проигранную заранее битву. Дом… семья… От этих слов глухо стучало в висках и болело сердце. Даже сейчас, хотя он давным-давно вырос из ребячьего возраста и научился держать себя в узде. Вот и сейчас сердце предательски кольнуло, а рука с силой сжала край стола. – Я сирота, – отрезал парень, еще ниже склоняясь над своей чашкой. – Па-ап, я же просила! – громко зашептала Ира. – А я что, дочь? Мы просто беседуем, правда, Антон? Вы же, молодой человек, на меня не в обиде? «Ира– его дочь, поэтому неудивительно, что он так пристально ко мне приглядывается… Надо произвести впечатление простого парня… Эх, вот вляпался же!» – думал мальчишка под внимательным взглядом сотрудника спецслужб. Чем дальше, тем больше ему казалось, что его изучают, просвечивают рентгеном. Антон быстро взглянул на девушку. Она болтала и улыбалась, не понимая происходящей вокруг игры. Антон тоже улыбался, стараясь казаться искренним. Нет, конечно, Ира тут не замешана. Скорее всего, интерес к его персоне вызван исключительно бдительностью отца, имеющего на руках взрослую дочь… Но все же, как бы ни был минимален шанс проверки, его не следует упускать из вида. – Ну, ребята, вижу, мы вам надоели. Идите поболтайте, – добродушно сказал Ирин отец. Антон не поверил ему ни на йоту. Неужели действительно ловушка? – Пойдем, я покажу тебе свою комнату, – предложила Ира. – Спасибо, все было очень вкусно. – парень улыбнулся и поднялся со своего места. Главное – не паниковать. Главное – делать вид, словно ничего не замечаешь. – Не за что! Так вы же все и принесли! – улыбнулась хозяйка. Антон последовал за девушкой в ее комнату. Хорошая комната. На стенах – репродукции картин, весь стол завален листами ватмана и красками. Беспорядок. Но вместе с тем своеобразный шарм. Сразу видно: здесь живет художница. – Хочешь, я покажу тебе свои этюды? – Ира, очевидно, тоже слегка ощущала неловкость, от этого говорила особенно быстро. Антон посмотрел на картины: солнце, садящееся над Москвой-рекой, тщательно выписанный гипсовый бюст… Неплохие ученические работы. Арсений наверняка усмехнулся бы, оценивая их школярность… Но при чем тут Арсений?.. Почему он его вспомнил – Ты отличная художница, – проговорил Антон и склонился к пахнущим медом и мятой губам. Все вокруг не имело никакого смысла. Были только он и она, и та сила, что притягивала их друг к другу. Так подумал Антон,но не сердце. Когда он притронулся к губам Иры,такой искры уже не было,что в первый раз. Что случилось?***
Пели птицы, все было как всегда, но обычный утренний гомон леса нарушали глухие хлопки. Илья вздрогнул потому, что прекрасно знал, что это за звуки. Он едва успевал осознавать происходящее, а ноги, подчиняясь инстинкту, уже несли его туда, где слышалась стрельба. На окраине леса, среди чахлых молодых осинок и берез, парень остановился и сжал зубы, чувствуя, как в груди закипает древняя ярость. У кромки леса шла настоящая бойня. Человек пять, если к ним, конечно, можно применить это гордое название, отстреливали стаю бродячих собак, используя при этом пневматику и травматическое оружие. Таким не убьешь собаку с одного выстрела. Поэтому на поляне постоянно слышались глухие щелчки и визг собак, отбрасываемых тяжелыми резиновыми пулями. Пневматика наносила кровавые, но не смертельные раны. Человеческие индивидуумы развлекались, а заодно осуществляли благородную миссию по спасению себя и себе подобных от опасности, связанной с бродячими животными. Илья втянул воздух. Пахло кровью и крепким алкоголем. Отчаянно взвизгнула пегая собака и, поджимая раненую лапу, попыталась уползти в кусты. Но ей не дали. Сразу несколько выстрелов – и она упала, орошая молодую траву свежей кровью. – Это моя! – крикнул один из стрелявших. – Не бреши, Димон, я ее добил! – вступил в спор другой. Илью распирало. Словно внутри, в животе, вдруг вспыхнул нестерпимо жаркий огонь и стала раскручиваться жесткая пружина – чем дальше, тем быстрее. Из горла вырвался хриплый звук, более всего похожий на рычание. Прыжок – и парень оказался на поляне. Удар ногой в челюсть и тут же, другому, кулаком в скулу. Двое противников рухнули прежде, чем сумели что-либо сообразить, а парень уже снова шел в атаку. Удар в живот. Увернуться от пули. Крутанувшись, уйти от другой. Это было похоже на странный танец. Что-то хрустнуло под его рукой. Пламя ярости по-прежнему пеленой застилало глаза. Парень метался от одного противника к другому и бил, бил… Он не знал, сколько это длилось. Кажется, всего только миг. Вот он стоит среди тонкоствольных осин, наблюдая за бойней, а вот уже в центре поляны. Под ногами разломанная пневматика. Скулят недобитые охотниками собаки, стонут люди. Илья стекленеющим взглядом оглядел место побоища. Бывшие охотники с ужасом отползали от него. У одного была сломана рука, другой лежал неподвижно, без сознания. Даже птицы вокруг смолкли. Пугающая, безнадежная тишина… – Я… – парень шагнул к ним, чтобы помочь раненым, но люди с ужасом отпрянули от него. – Я не хотел… Они кинулись врассыпную, волоча с собой того, кто был без сознания. Они все-таки еще люди. А он?.. Как он мог опять потерять над собой контроль?! Как он мог позволить ярости вырваться наружу? Из него никогда не получится хорошего бойца. Илья опустился на землю, сжал руками виски и глухо застонал. Как же больно! Господи, как же больно! И за что? Почему это творится именно с ним?! Бойко закуковала кукушка, обещая кому-то длинную-длинную жизнь, но парень ее не слышал. Он сейчас не слышал вообще ничего.