Переплетено

— Чего?! — рявкает Арсений, для пущего эффекта хлопая дверью. Но дверь не хлопается: у нее, видите ли, фиксаторы. Что за жизнь, поистерить нормально нельзя. Антон курит, облокотившись на бортик веранды. Смотрит из-за плеча, хмурит светлые брови: — Пальто твое где? Ответить бы в рифму, но Арсений лишь фыркает: — А где твое срочное дело? Он так бесился, что забыл: на дворе давно осень. Зато не забыл юркнуть в ванную, чтобы умыться, пригладить волосы и поправить вздыбленную ширинку. Забавная иерархия важностей. Антон выбрасывает истлевшую сигарету и начинает расстегивать куртку, попутно стаскивая ее с плеч. — На, одень мою. — Надень. — У тебя взгляд от бухла косит, но ты всё равно меня поправляешь? — он закатывает глаза. — Арс, возьми куртку и не выебывайся, ладно? — Не ладно, — Арсений качает головой и даже делает шаг назад, будто чужая одежда может его укусить. — Замерзнешь же, идиот. — Они упрямо пялятся друг на друга, как два ковбоя перед дуэлью, только кричащего в небе орла не хватает. Поняв, что слова не производят эффекта, Антон тяжело вздыхает: — Как дите малое, ей-богу. «Я старше тебя на два года!» — мысленно возмущается Арсений, но вслух говорит: — Шаст, ты мне секс, вообще-то, обломал. Может, хватит уже кота за тестикулы тянуть? Что за срочное дело? Тот хмурится, смотрит куда-то под ноги, а потом лезет за еще одной сигаретой. Медленно прикуривает, не обращая внимания на скрип чужих зубов, и пожимает плечами: — Нет никакого дела. Я просто… приглядываю за тобой. Арсений чувствует, как брови высоко поднимаются на лоб: того и гляди, упорхнут за горизонт лицевого пространства. — Приглядываешь? — Ага. — И как это, блядь, понимать? — он складывает руки на груди, чтобы всем своим видом показать недовольство (а еще из-за погоды, потому что холодно — просто пиздец). Антон смотрит в густые сумерки, за которыми даже веток деревьев не видать, делает новую затяжку. Порыв ветра играет с его кудрями, пока он сам играет с нервами Арсения. — Как хочешь, так и понимай. — Если ты не объяснишь по-человечески, я тебе вмажу. Зеленые глаза щурятся, на губах мелькает намек на улыбку: — Не вмажешь. — Блядь, Шаст, мы так и будем друг за другом слова повторять? Я заебался. Скажи, зачем ты устроил весь этот спектакль, и вернемся в дом. Антон хмыкает: — К Лере пойдешь? О, имя ее запомнил. Ну разумеется, как иначе-то. Злость, и без того ютящаяся где-то в груди, подскакивает выше, срывается ядом с языка: — А тебя ебет? — Меня — нет, — он безразлично пожимает плечами. — А вот Руслана, думаю, да. Арсений сильнее сжимает пальцами собственные руки — чтобы успокоиться и согреться. — Причем тут Руслан? Антон смеряет его внимательным взглядом, внезапно тянет за локоть — прямо к себе, грудь к груди, чтобы укрыть холодные бока полами куртки. — Говорил же: замерзнешь, балда. Что за пиздец. Арсений стоит истуканом, опустив руки по швам, только дышит в чужую шею часто-часто, рискуя заработать гипервентиляцию. Впрочем, плевать: сердце не выдержит раньше легких. От объятий не тепло даже — жарко, в горле пересохло. — Хватит вертеться как уж на сковороде, — фыркает Антон, когда Арсений, выйдя из ступора, пытается сделать шаг назад. — Я ведь как лучше хочу, ну. — Благими намерениями… — Чего ты там бормочешь? — Ничего. — Арсений, наконец, вырывается из кольца рук и упирается в деревянный бортик веранды. — Башкой думай, Шаст. Этот Жека и так на тебя косится весь вечер, не хватало еще, чтоб он… вышел в неподходящий момент, — забавно, а ведь хотел сказать «чтоб он всё неправильно понял». Господи, Попов, ну какой же ты жалкий. — И… спасибо, что заступился. Но не стоило. Антон шелестит курткой и всё-таки вешает ее на продрогшие плечи, а сам остается в толстовке. Заботливый идиот. Повезло же Ире… И Арсению повезло — как утопленнику. — Жека — уебан. Не понимаю, на хер Матвиеныч с ним дружит. Они стоят рядом, вглядываясь в уличную темноту. За их спинами дом начинает гудеть басами: ребята включили музыку в гостиной, чтобы потанцевать. Арсений мысленно соглашается с Антоном и решает поговорить потом с Сережей с глазу на глаз. Дело не в гомофобии: Жека из ЖЭКа странный сам по себе, как и две девицы, у которых на лбу клеймом горит «содержанка», и все вокруг прекрасно это видят. Из новой компании только Лера кажется адекватной, но к хозяину вечеринки подкатывать не спешит, да и он держится от нее на расстоянии. — Тох, — зовет Арсений, не поворачивая головы, — ты на вопрос не ответил. Причем тут Руслан? — Вы разве не вместе? Он открывает и закрывает рот. Хмурится, пытаясь понять, с чего возникли такие выводы. Антон, заметив его растерянность, поднимает брови: — …Нет? — Ты вообще хоть раз видел, чтобы я на свидания ходил в последнее время? Три недели уже дома сижу, не считая работы и встреч с Серегой. — Вы с Русланом постоянно переписываетесь, вот я и думал… — …что мы в отношениях, но на вечеринку я приехал без него, дабы нажраться и переспать с первой попавшейся девицей? — договаривает Арсений, заметно повышая голос, потому что эмоциональные качели насмерть заездили его нервы. — Арс. — А что «Арс», Антон? Вот что? Такого ты мнения обо мне, да? — Пизда. — Очень умно. — Да прекрати ершиться, ну? — Антон выбрасывает окурок, а потом мягко толкает Арсения плечом и смотрит в глаза. — Я просто… подумал, что ты лишнего выпил, вот и развезло. Хотел не дать тебе натворить хуйни. Не драматизируй, ладно? Со всеми бывает. — Со мной — нет, — он качает головой, чувствуя жар в груди. Нехороший такой, колючий жар. — Если я люблю человека, то верен ему и телом, и душой. Ни хуя себе, какое же ты пиздаболище, Арсений. Душа-то ладно, но вот с телом явно погорячился. Впрочем, Антону его любовь на хрен не сдалась, а другим людям он в чувствах не клялся даже мысленно. М-да, сюда бы мем «ой, как удобно» — от самого себя уже тошнит. Антон не закатывает глаза, не смеется над пафосом. Он злится. Сжимает челюсти, напрягая желваки, морщит нос — будто слова его задели, или он сам подставился под чужую пулю, которая оказалась слишком меткой. Может, вспоминает Нину: как-то непонятно и скомкано они разбежались, мало ли. — Ну уж прости, — цедит Антон, и в его голосе столько яда, что королевские кобры снимают капюшоны в стиле «моё увожение». — Я просто запутался в твоих мужиках. У тебя пассий за эти полгода дохера было, знаешь. Арсений разевает рот полудохлой рыбой. Вот ведь кудрявый пидорас! — Да ты совсем охуел? — хрипит он, оборачиваясь так резко, что куртка слетает с одного плеча. — Какие, блядь, пассии? У меня секс последний раз с Эдом был! Да и вообще только с ним! Да и то, даже не… — «анал», не договаривает Арсений, потому что наезд наездом, но личные границы никто не отменял. Вряд ли Антон обрадуется таким деталям. Тот, кстати, смотрит со злой насмешкой — явно не верит, и у Арсения отказывают тормоза. Он делает полшага вперед и фыркает: — А что такое, Шаст? Ревнуешь? Антон отводит взгляд и поджимает губы. А потом глядит остро, колюче, обиженно как-то, будто Арсений посмеялся над смертью щеночка. Вся злость тут же сходит на нет, и внутри всё замирает — вместе с сердцем, чтоб уж наверняка. Отрезвление по методу Шастуна, спасибо, блядь, огромное. Что ж за вечер сегодня такой… — Эй, — зовет он вмиг пересохшими губами, не в силах осознать происходящее. Антон дергает плечом, словно ему неприятно, опять смотрит под ноги. — Ты… ты реально?.. — Не в том смысле! — тот вскидывает голову так резко, что пугает и Арсения, и самого себя. — Я имею в виду… Бля… Ща, дай нормально разложить. Он трет лицо ладонями, тяжело и шумно тянет воздух. Арсений в ожидании ответа стоит ни жив ни мертв, и на смену гудящему репиту «пиздец-пиздец-пиздец» приходят строки из песни: Я подожду тебя в лифте Между четвертым и третьим, И помечтает о лете Со мною дедушка Питер. Антон сказал «не в том смысле», но в каком тогда?.. — Всё вокруг меняется, — говорит он разбито, потянувшись к карману куртки, которая до сих пор висит на чужом плече, чтобы взять сигарету — третью за пятнадцать минут. Закуривает, держит дым во рту. Медленно выпускает. — Я как будто ни хуя не успеваю за этой жизнью, понимаешь? Арсений чувствует себя слишком трезвым для таких разговоров, но на всякий случай кивает. — Все оседают, заводят семьи. — Новая затяжка, новая пауза. Слабое хмыканье: — Ира, вон, съехаться хочет. …А Арсений хочет напиться. Опять. Или позвонить Руслану, или пойти к Лере. Что угодно, лишь бы не оставаться один на один со своими мыслями. Блядь, знал ведь, что этот день наступит, сотни раз прокручивал — какого же черта боль такая резкая, будто в живот пнули? Дышать, сука, нечем. Ебаный лес, хули с него толку, если воздуха не хватает. — И ты… согласен? — хрипит он не своим голосом. — Съехаться, я имею в виду. Согласен? Антон безразлично пожимает плечами. — Да надо бы, наверное. «Кому надо? Кому оно, блядь, надо, кроме Иры? Пожалуйста, скажи, что не тебе», — шепчет внутренний голос, звуча подозрительно высоко, на грани паники. Нет, нет, нет уж. Он обещал себе оставаться хорошим другом: грош цена их общению, если эгоизм мешает семейному счастью. — Я просто… не успеваю, — путано повторяет Антон, утыкаясь задумчивым взглядом в сторону деревьев. — Ну, съедемся мы. Ты себе кого-нибудь найдешь. И я тебя… я тебя совсем потеряю, — говорит он на порядок тише, почти шепотом. — Ира ведь всех не заменит, Арс. Она ж девушка, всё равно для наших… мужских тем… ну, не подходит, понимаешь? А ты если парня себе найдешь, то и я не буду нужен. Какие у них, интересно, «мужские» темы? Футбол Арсений не смотрит, в FIFA не играет, рэп не слушает и не сочиняет, а на рыбалку пойдет только под страхом смерти. Эталонная маскулинность, прямиком из пещеры. Зато теперь ясно, почему Антон себя так ведет. Мелкий напуганный дурачок, что с него взять. — Тох, — хочется подойти ближе, коснуться плеча, но Арсений не уверен, что сумеет сдержаться: истерика теплым комочком свернулась в животе, как задремавший кот, готовый проснуться от любого шороха. — Ты волнуешься перед важным делом, это можно понять. Но… не мешай всё в одну кучу, ладно? Никакой парень тебя не заменит, глупости это, ты ведь мой лучший друг. Веришь? — …Верю. Ну и зря. Господи, какой же Арсений пиздабол. У него от постоянного вранья даже сфинктер не напрягается — хоть за полиграф садись и проверяй. Зато актер хороший. Наверное. — Но мне всё равно очково, — продолжает Антон, жуя нижнюю губу. Арсений как человек, обожающий скакать на граблях, протягивает руку: слегка давит на чужой щетинистый подбородок. Они снова смотрят друг другу в глаза. Заявить бы: «Знаешь, Антон, а пошла-ка на хуй эта твоя Ира. И Руслана пусть туда же заберет. И дружбу нашу, невъебенно платоническую, к ним вдогонку. А ты, Антон, иди сюда, поближе. Еще ближе. Губы видишь? Молодец, а теперь целуй», — но Арсений не совсем долбоеб. Наверное. Как много сомнений за один вечер. Он убирает руку, пока ситуация не стала неловкой, и смотрит в сторону дома: там тепло, играет музыка, плещется жизнь. — Тебе двадцать пять уже, — сипит Арсений непослушным голосом, возвращая взгляд к лицу. — Пора взрослеть. «Ты не можешь ревновать меня так же, как дети ревнуют воспитателя, или как один второклашка ревнует другого, когда к ним приходит новый ученик и пытается влиться в компанию. Ты не можешь… постоянно держать меня при себе, потому что боишься потерять. Это совсем не та причина, ради которой я захочу остаться», — думает он, но молчит. Слова кажутся слишком откровенными. Поэтому Арсений пробует немного иначе: — Ты ведь счастлив с Ирой, верно? — выждав пару секунд, он продолжает: — Я тоже заслуживаю счастья, Шаст. — «С тобой, например». Забавный (нет) оксюморон. — И это не значит, что мы перестанем общаться. Братву на члены не меняют. От последней фразы Антон всё-таки смеется — и слава богу, потому что Арсению жаргонизмы и цитатки из волчьих пабликов не особо нравятся, использовать их просто так — ниже его достоинства. — Давай в дом вернемся? — предлагает Антон. — Мне после таких разговоров нужно выпить. — Иди. Я еще немного воздухом подышу и догоню тебя. Тот кивает и уходит в тепло, оставив на Арсении свою куртку. Мысли о переменах прогрызают дыру в сердце похлеще голодных крыс. Надо, наверное, взять себя в руки и написать Руслану, попытаться наладить свою жизнь — будто без Антона это вообще возможно. Тут как с мантрой «я красивый, я забавный, я умный»: повторяй перед зеркалом, пока сам не поверишь. И Арсений пытается — пытается изо всех сил, — но… Но не работают сети, Хмурый февраль на репите. А я всё жду тебя в лифте Между четвертым и третьим.

***

«Ты там хоть жив?» — спрашивает Руслан по смс, и Арсений, замученный до опиздохуения, просто заходит в директ: уже ментально не стоит на интимность. Да и не ментально тоже. Он открывает чат — знакомая аватарка горит онлайном. «Всё в порядке. Ты как? Еще работаешь?» «Ага. Заколебался. Металлисты выступают, много геморроя. Лучше расскажи, как у вас? Крутой коттедж?» Обычно Руслан не жалуется на усталость, и этот новый элемент по-своему радует: будто чем-то важным поделился. Господи, Попов, совсем крыша едет. Но один факт неоспорим: за сегодня тот сказал куда больше личного, чем за три прошлых недели. «Да. Здесь много хороших фотозон», — пишет Арсений, попутно отправляя свои фото: в Диминых очках у книжных полок, на балконе — на фоне деревьев, а еще с бокалом вина за барной стойкой. Он даже не тратит время на фильтры, потому что, во-первых, снова приятно пьян, а во-вторых — хочет показать Руслану кадры без ретуши. И лучше не размышлять о причинах. «Заценил? Тут очень красиво». «Да, — отвечает Руслан. — Так и есть». И следом, убивая двусмысленность: «Потому что ты красивый». Арсений кусает губу: давненько его не трогали такие простые комплименты. Не придумав ничего путного, потому что алкоголь против, он шлет короткое «спасибо» и смайлик с мордой кота. — Чего лыбишься? — довольно спрашивает Антон, плюхаясь рядом; в его руке открытая мини-бутылка с виски, какие часто бывают в отелях. Он бросает прищуренный взгляд на экран: — Уже фотки в инсту выкладываешь? — Не совсем. Руслану в директ скинул. Я слишком пьян, чтобы придумывать гениальные хэштеги. Чужая безмятежность сразу испаряется. — Понятно. Арсений вздыхает, чувствуя, как легкость, заглянувшая на огонек, снова машет ручкой. А ведь только-только сумел отвлечься и хотя бы десять минут не думать о ебаном переезде и на хуй никому не нужных эмоциях. — Что не так? — В смысле? — Шаст, не прикидывайся валенком, я на это со времен общаги не ведусь. Антон хмурится и нервно жует губу, но теперь Арсений не пытается помешать: хватит на сегодня неловких касаний. — Ты отправил ему фотки, которые сделал я? — тот выделяет последнее слово, но еле ворочает языком. Он куда пьянее, чем казалось, да и вряд ли бы сучился на трезвую голову. — Чем они отличаются от фото, которые сделал Сережа? Антон дергает плечом: то ли «ничем», то ли «не знаю»; миньон в его огромной руке выглядит совсем крошечным. Арсений набирает в грудь побольше воздуха и считает до пяти, а потом окидывает пьяное чудо-юдо строгим взглядом: — Помнишь, о чем мы говорили час назад? — дождавшись пыхтения, он продолжает: — Нет смысла ревновать меня к каждому столбу. Ты-то уже нашел свое счастье, верно? Я, может, тоже хочу. Объяснять подобные вещи — ненормально. Взрослый человек должен сам понимать границы дружбы и рамки дозволенного, но Антон какой угодно, только не взрослый. Он дурашливый, пугливый, солнечный (а сейчас еще и нехило поддатый) максималист с «хорошо и плохо», «черное и белое», «важное и хуита» — лет шестнадцать от силы, если брать каноны подросткового кризиса. Впрочем, сам Арсений не был таким в свои шестнадцать: он был истеричкой. Ею и остался, чего уж там. — И ты думаешь… Руслан сделает тебя счастливым? — медленно спрашивает Антон. Белки его глаз совсем красные — и когда успел так наклюкаться?.. — Не знаю, — Арсений пожимает плечами. — Но не попробуешь — не попробуешь. Повисает тишина: одному из них сказать больше нечего, а другой затыкает рот миньоном с виски. Впрочем, тишина довольно условная, ведь по этажу туда-сюда бродят пьяные гости, то усаживаясь за приставку, то гремя посудой в кухне, то зазывая всех в джакузи (оно, оказывается, тут тоже есть, просто не в доме, а в отдельной постройке, которую все приняли за гараж). Арсений бессмысленно переводит взгляд на камин, потом на собственные колени и под конец на телефон. Несколько раз перечитывает «ты красивый», стараясь вернуться к той атмосфере. Не особо успешно. «Ты сегодня в Маяке?» — строчит он в итоге, даже не пытаясь отвесить ответный комплимент. «Да. По выходным только тут работаю». — Рус сейчас в «Маяке», я передам привет Ире. От тебя что-нибудь написать? — спрашивает Арсений, попутно набирая сообщение с нехитрым текстом. Антон вдруг напрягается и качает головой: — Не надо. — Ладно, как хочешь. — Нет, Арс, погоди, — пыхтит Антон, хватая его за руку, но послание улетает в директ и тут же помечается прочитанным. — Блядь… Арсений не успевает спросить, в чем дело, когда Руслан пишет: «Кузнецовой? Она сегодня не работает», — и всё становится на свои места. Точнее, нет, ни хера подобного, но появляется причина нелепой суматохи. — В смысле? — бормочет он, поднимая взгляд на Антона. — Ты же сказал… Тот перебивает: — Я знаю, окей? Память еще не отшибло, — и, вопреки едкому тону, осторожно отпускает его руку. Повисает неловкая пауза. Мысли путаются, наползают одна на другую, а вопросы множатся, как тараканы, но Антон молчит. — Слушай, Шаст… — Нет, — он пьяно, размашисто качает головой. — Я не хочу об этом говорить. — А потом встает и на нетвердых ногах сваливает в сторону кухни, пробормотав что-то о Сереже, который задолжал ему парочку коктейлей. Арсений хмурится, не понимая его упрямства. На всякий случай лезет в инстаграм, ищет среди подписок Иру. Обычно он бегает от ее аватарки как от чумы, но сейчас переходит в профиль, точнее, сразу в сториз. Динамик взрывается грохотом музыки, в объектив попадают несколько девчонок (наверное, подруги) и незнакомый танцпол. Это не «Маяк», какой-то ночной клуб. Судя по довольным лицам и веселому вою «Районов-кварталов», у них там всё в порядке, так что секундное волнение сходит на нет. Ира не виновата в чужих чувствах, она нормальная девчонка, и Арсений по-человечески рад знать, что с ней всё окей. Антон, судя по всему, тоже в курсе, иначе Ира не выставляла бы сториз в общий доступ. Тогда возникает логичный вопрос: какого хуя? Вопросов, конечно, куда больше, чем один, но он довольно емкий — охватывает весь спектр эмоций. Арсений ставит телефон на блокировку и задумчиво кусает губу, залипая на искусственном огне камина. Провалиться в мысли ему мешает Лера: хлопает по плечу, перегнувшись через спинку дивана. — Ты чего тут один? — Это подкат? — спрашивает он с фальшивым флиртом. — Ага, разумеется. Мы свое уже откатали, тебе не кажется? Она улыбается: мягко, по-доброму, без сожалений. Арсений очень хочет влюбиться в нее прямо сейчас, в этот самый момент, но знает: бесполезно. Даже попытка наладить связь с Русланом кажется весьма сомнительной, а с девушками — и подавно. Руки всё равно будут искать широкие плечи и крепкие бедра, а не округлости и изгибы. С Русланом есть хоть какой-то шанс рано или поздно переключиться и построить нормальные отношения (если они оба будут заинтересованы, само собой). Не дождавшись реакции, Лера кивает в сторону кухни: — Пойдем, там Сергей собрался давать мастер-класс по коктейлям. Арсений смеется: — Есть в этом своя ирония, не находишь? — Ты про то, что единственный непьющий разбирается в алкоголе лучше, чем мы? Да, у жизни свои причуды. А теперь хватит киснуть. Вставай. И хоть жажда одиночества тянет свои лапы, Арсений слушается Леру и идет следом, иначе собственные мысли его сожрут.