Правило Сансары

Утро не принесло желаемого облегчения. Наоборот — на душе было в разы противнее, чем вечером. И если вечером еще можно было убедить себя в том, что за ночь случится некая магия, превратит дневные злоключения в сон собаки, и утром тыква снова превратится в карету, то теперь впереди был просто еще один день, который предстояло пережить. И, желательно, чтобы это «пережить» включило в себя решение некоторых насущных проблем, а не утянуло их в следующий день. Алтан отвлеченно подумал о том, что уже не только начинает использовать Вадимовы фразочки в повседневной жизни, но и постепенно начинает ими еще и думать. Он поймал себя на этом еще несколько лет назад, когда в его жизни начался новый этап, включавший в себя непосредственную и ежедневную с тем работу. Правильно говорят: скажи мне, кто твой друг, и (иди нахер) я скажу тебе, кто ты. Прошлый день и вечер были целиком и полностью вылеплены из сюрреализма первой пробы. И начался этот сюрреализм даже не с новостей о массовом убийстве, которое СМИ радостно понесли в массы под лидом «Очередное столкновение мафии воскрешает в питерцах страх повторения событий десятилетней давности» и «Кто-то продолжает дело Гражданина?». Новости Алтана не удивили, он уже давно ждал первого шага со стороны тех, кто так яростно пытается выжать Дагбаевский клан из Северной столицы, но не думал, что войну объявят еще и Триаде. Это значило только одно: скоро Триада ответит, причем, скорее всего, ответит именно ему и не менее жестоко. Задавался Алтан лишь одним вопросом: готовы ли будут там сидеть и разбираться с тем, кто именно устроил резню в их компании, или поверят первому впечатлению? Все зависело от общих политических настроений в их управляющем «Совете». Он примерно представлял себе то, как проходят их собрания, и понимал, что вчера, возможно, было принято какое-то решение. Ушей у Дагбаевых там никаких последних пару лет не было, поэтому оставалось надеяться на то, что к единому мнению Триада пока не пришла. Ни они, ни его клан к столкновениям сейчас были, объективно, не готовы, но последнюю неделю в информационном пространстве ежедневно маячили новости о покушениях в «Лилиях» и «Черной Черепахе». В Триаде сидят не идиоты, они способны сложить два и два. Объявить войну заведомо ослабленному противнику едва ли не дело политической (да и бандитской) чести. О том, в каком состоянии находятся китайцы, Алтан представлял себе весьма смутно — считывать все это на данном этапе он мог только по косвенным признакам вроде состояния ряда бизнесов. За последний год те ушли в подпол и редко оттуда высовывались, но именно из этого можно было сделать вывод, что крыть тем было особо нечем. Если все обстоит именно так, то решение о ведении открытых «боевых действий» они будут принимать, долго и занудно взвешивая все «за» и «против». По поводу происходящего ему и самому стоило посоветоваться, но в силу обстоятельств — слежки и опасности выносить в сеть какие-либо потенциально компрометирующие данные — это требовало личной встречи с людьми, которые на данный момент не находились в Питере. С Юмой, по ряду причин, последние две недели связи не было, и это начинало напрягать, пусть и не очень сильно. Она дала брату карт-бланш на Питер, хоть и делала вид, что десятки раз об этом пожалела. Следовало разобраться со всем до ее возвращения в Гонконг, но Алтан очень сомневался в том, что сможет к тому моменту разгрести свалившуюся на него за последние недели дрянь. На фоне происходящих в Питере вакханалий, возможность вернуться в Китай периодически казалась решением проблем, но Алтан понимал, насколько бессознательно эту опцию идеализирует. Если у него отберут Питер, то на его место поставят кого-нибудь другого, а реальных желающих с тех пор, как дед порешил половину внутреннего руководства, как-то не находилось. Баатар максимально обезопасил свой «трон» от сторонних посягательств, но если единственные наследники отправятся вслед за ним на тот свет, их места займет та самая агрессивная и воинственная ячейка, которая последние пять лет настаивала на внутренней чистке и полном уничтожении питерской китайской диаспоры. Также их сильно беспокоила ситуация с транспортировкой грузов в Забайкальском крае и Амурской области. На МАПП «Забайкальск» Дагбаевский клан строил планы уже давно, и уже при Баатаре перевозки там были налажены, но Каникурганский пропускной пункт должен был только-только открыться где-то через полгода, и зацепиться там было для клана делом чести. Все это было, до поры до времени, делом Юмы, но, если с Юмой что-то случится, начнется грызня за территорию внутри клана. Детей ни у кого из ныне живущих Дагбаевых не было, поэтому, как распоряжаться всеми этими богатствами дальше, было вопросом сложным. Алтану, однако, казалось, что даже Юма старается эту тему игнорировать. По крайней мере, с ним ее она практически не поднимала, хоть Алтан и считывал в ее действиях откровенное беспокойство. Да, за разные аспекты деятельности отвечали разные люди, но это были люди Баатара, люди Юмжит, люди, в конце концов, Алтана. А их, наверняка, уже кто-то подсиживает. Иногда возникало спонтанное желание просто на все плюнуть и сбежать. Мама хотела разрушить наследие Баатара, чтобы обезопасить своих детей, но у нее не получилось, и этот груз все-таки оказался на их плечах. Проблем в Питере было пруд пруди, а тут на горизонте еще и начинали маячить выборы губернатора. Надо было быстрее определить, в какую лошадку начинать вливать деньги. В таких обстоятельствах о мирном решении конфликта можно будет только мечтать, еще пара месяцев, и город начнет разрывать еще и от этого. В прошлый раз у клана получилось усадить Каменного, но ставка эта оказалась пусть и не проигрышной, но не самой удачной. На следующих выборах планировал выдвигаться Плахов, но Плахова больше нет, так что придется его партии из парламентариев задуматься о новом выдвиженце. Самым очевидным вариантом был Гибнер, но Гибнера давно справедливо подозревали в лояльности к бурятскому клану, и это, стоило отметить, было правдой. Для себя Алтан отметил, что на спортсменов, даже бывших, делать никаких ставок он больше не будет, Каменного они тогда выбрали исключительно из желания насолить конкурентам. Обо всем этом размышлять можно было днями напролет, но этого времени у Алтана не было. Он титаническими усилиями заставил себя подняться с кровати в одиннадцатом часу утра. Если еще пару месяцев назад Алтан просыпался не позже семи, то сейчас одно лишь пробуждение тратило на себя все немногие ресурсы, накопленные в тревожных полуснах. Пару раз за утро в комнату заглядывал Олег. Олег делал вид, что вечером ничего не происходило. В последнее время он подозрительно много читал новости, но, что именно в них пытался найти, Алтан мог только догадываться. Именно Олег вчера включил во время завтрака телевизор, потому что Вадим с Алтаном были заняты спором о том, стоило ли им ехать в больницу к пострадавшей в «Черепахе» сейчас или выждать еще пару дней. Девушку положили в частную больницу в одиночную палату, чтобы «всякая шваль там не шастала», оплатить ее лечение было решено ресурсами компании. Бухгалтерия уже несколько дней строчила отчеты по дополнительным расходам. Во многом это решение было продиктовано не только безопасностью свидетеля, но и своего рода гуманизмом. Алтан чувствовал вину, но сожалений о своем решении поехать в клуб не испытывал. Этот шаг избавил их от пустых домыслов и лишней паранойи, но все равно где-то между лопаток зудели мысли о том, что кровопролития можно было избежать. В общем, Олег решил поработать ведущим рубрики «интересные факты». Алтан для себя решил, что затыкать того не будет, потому что прекрасно понимал, что Волков, как ни странно, пытается, пусть и не очень действенно, но снизить градус напряжения. Алтан машинально отвечал, уставившись в свое отражение в зеркале и пытаясь привести волосы в порядок. Вадим не появлялся, но тем, наверное, и лучше. Кто бы мог подумать, что взрослый мужик будет отправлять вместо себя другого взрослого мужика, но видимо даже у Драконов периодически просыпается некое подобие совести. Обижаться Дагбаеву было не на что. По крайней мере, так ему хотелось думать. У него были десятки шансов докопаться до этой части Вадимовой биографии, но он решил эту тему не ворошить. При желании, Алтан мог найти все его реальные данные, но копаться не стал. Почему-то боялся увидеть что-то, что испортит их и без того напоминающие качели взаимоотношения еще больше. Те чувства, которые он испытывал сейчас, не были похожи на обиду или грусть. Он даже не злился, просто устал. Смертельно так. Устал от страха и постоянного напряжения в ожидании бури. Даже дышать было как-то утомительно, поэтому дышал он медленно и через раз, немигающим взглядом смотря перед собой. Подобные состояния случались с ним в больнице и после выписки. В общем, первые года полтора в Гонконге. Может, рановато он перестал пить таблетки? Признание Вадима сделало многое понятнее, но если вчера у Алтана еще были какие-то силы справляться с происходящим, то сегодня они иссякли. Вчерашние предложенные Грому авантюрные планы казались детскими и глупыми. Может, Юма была права, и он действительно слишком много на себя берет? Он предложил — не много, не мало — перекопать все и повернуть русло реки. А кто вообще знает, что за всем этим беспределом стоит на самом деле. Алтан был готов поспорить, что если они копнут глубже, то уткнутся не только в чей-то «суперзлодейский» план, но и в огромное количество вовлеченных в эти игры уже не первый год людей. Людей со своими интересами, людей на зарплате. Это же целая система. Мама не побоялась против нее пойти и погибла. Если начать во все это вникать, то смерть покажется сущим облегчением. Кто он вообще такой, чтобы сворачивать горы? Он никогда этого не хотел. Он хотел жить спокойную жизнь. Обычную. Работать на какой-нибудь скучной работе, встречаться на выходных с друзьями, ходить в кино. Без оглядки и увязывающихся даже в туалет секьюрити. … Кой черт его вообще дернул поехать за цветами именно тогда? Почему он не мог поехать один? Все равно для мамы цветы выбирал он. Та была занята, но предложила между делом заглянуть в цветочный. Они встретились у бизнес-центра, задержались в ТЦ, выпили кофе, прогулялись по павильонам, но Алтан заторопился. Тот вечер должен был пройти в гостиной перед телевизором. Раз в пару недель они устраивали совместные вечера — выбирали наугад два фильма, топили шоколад, откладывали телефоны. Иногда фильмы были просто ужасными, и это было классно. Маме нравились американские романтические комедии и исторические драмы, Алтану — детективы и тупые боевики, те самые, где все взрывается, а главные герои не смотрят на взрыв. (По правде говоря, ему они нравились до сих пор.) Но их с матерью совместным любимым фильмом был «Король говорит!». Еще иногда они пересматривали Бондиану. Он никогда не узнает, какие фильмы бы они посмотрели тем ноябрьским вечером. Была бы это «Игра в имитацию» или «Малефисента»? А может, какой-нибудь трэшовый ужастик из нулевых? Или, нет. Два трешовых ужастика из нулевых. Было бы ему легче, если бы он знал? Может, ему бы от нее хоть что-то да осталось? Единственное, что Алтан знал наверняка — если бы он не поторопился домой, то во время взрыва они бы гуляли по торговому центру и узнавали о терактах с развешенных по коридорам больших экранов или из интернета. И Алтан себя за это ненавидел и проклинал, но чувство вины мешало поделиться этими мыслями с другими людьми. Он вообще в какой-то момент перестал чем-либо делиться. Какие-то простые и невероятно банальные вещи стали ему недоступны. Друзей у него не было — он не мог позволить себе познакомиться с кем-то в интернете и устроить дружеские посиделки в кафе, потому что любые «дружеские» посиделки могли закончиться поножовщиной или перестрелкой (а такое случалось). Так, мало по малу, дедова паранойя потихоньку заразила не только Юму, но и самого Алтана. Там, где крутятся большие деньги, нет места близким отношениям. Там вообще нет места ничему человеческому, но складывалось впечатление, что даже у детишек всяких крупных политиков личной свободы было будто бы больше, чем у него. Хотя, казалось бы — и там деньги, и тут. Только вот, если депутатского ребенка скинут с моста, СМИ поднимут крик, а если Алтана раскатает тонким слоем по набережной, клан уйдет в подпол и выставит укрепления. Так и было, когда погибла мама. На то тысячи раз клятое заднее пассажирское он сел по чистой случайности — в шутку отказался отдавать матери цветы, и она сказала «ну и садись тогда назад». Ну, он и сел. Сколько же всяких мелочей сошлось, чтобы произошло то, что произошло. Алтан старался думать об этом меньше и реже, но все равно обращался мыслями туда и представлял себе, как поступает иначе. Как решает согласиться и задержаться в магазине, где мама хотела присмотреть себе новую сумку, и даже не сканудит, как типичный подросток, эту песню про «да у тебя дома их и так достаточно» или, на худой конец, отдает ей эти злосчастные цветы и садится вперед, как садился всегда. Теперь он с таким отвращением вспоминал о том, как подначивал маму за бесившую его привычку останавливаться у каждой симпатичной блузки. Она никогда на него не обижалась — отшучивалась и из вредности копалась дольше. Еще она доверяла его вкусу и перед покупками всегда советовалась с ним и даже спрашивала, не хотел бы он попробовать себя в дизайне («У меня подруга модельер, хочешь познакомлю?»). Иногда его это раздражало. Наверное, это нормально. Детям в той или иной мере всегда хочется от родителей отвязаться, поэтому эти возмущенные «ну, мам» воспринимались ими обоими как нечто естественное. Но как же теперь ему не хватало этих ее деловитых блужданий между вешалками. «Твоя подруга-модельер бы тебя с потрохами съела, если бы увидела в этом магазине», — отшучивался он, поглядывая на часы. А ведь не такое и плохое предложение было. Раскрутили бы свой бренд без всего этого ширпотреба, которым ломятся полки большинства магазинов. За последние годы эти полушутливые затеи перестали казаться нелепыми. Особенно после того, как он сам начал перенимать материнские повадки в отношении одежды. Как-то неправильно все у них повернулось, как сказал бы Вадим — «не по-христиански». Дед бы, знай обо всем этом, оскорбился бы еще сильнее. Алтану и так сотни раз прилетало за то, как неправильно его воспитали. Баатар вообще все обиды на свою дочь переносил на внука, пусть даже этого и не осознавал. Все так сильно перепуталось. Мама осыпала его заботой за двоих детей и будто видела в Алтане его сестру, пока ту муштровали в Гонконге, а деду глаза застилала злость на дочь. Из-за всей этой мертвой петли незакрытых гештальтов Алтан вообще перестал понимать, как все эти люди относились именно к нему. Не к его матери, не к Юме. К нему самому. Он ощущал себя неправильно, все это было будто бы нечестно. Свое «я» ему пришлось вырывать из земли ногтями и зубами. Если это «я» вообще когда-либо существовало. Первым человеком, рядом с которым Алтан это самое «я» после теракта заново ощутил и начал выпускать наружу, стал Вадим. И не потому что Вадим был каким-то понимающим или хорошим человеком. Наоборот — уж каким-каким, а понимающим и хорошим его можно было назвать в последнюю очередь. Просто Вадима Алтан задеть не боялся, скорее наоборот стремился это сделать. Дракон и сам намеренно выводил его из себя, и если высказать свои претензии деду было себе дороже, то с Вадимом это стало чуть ли не любимым развлечением для обоих. Сошлись они на упертости, но ни сам Алтан, ни Вадим признавать этого отчаянно не хотели. По крайней мере так казалось самому Дагбаеву, который в итоге принял правила этой игры и придерживался их до сих пор. Баатара ни в чем убеждать не хотелось. Алтан попервой разве что стремился доказать деду, что был хуже всех его самых смелых предположений. В каком-то смысле это и пустило его жизнь по наклонной. Попытки донести до деда свою необучаемость, неуправляемость и расхлябанность по сути были попытками сдаться. Плыть по течению было проще, чем кем-то стать. На фоне ощущения, что жизнь оборвалась на Площади Восстания, борьба с Баатаром была простым способом не только самоустраниться и опустить руки, но и скинуть за это ответственность на деда. Однако, не дед же закладывал бомбы и не дед желал Тэмулэн смерти. Просто так совпало. Алтан катился по наклонной, не имея никакой мотивации остановиться, в принципе после теракта он, действительно, считал себя мертвым и постоянно максималистично тянулся к опасности и смерти. Его желание бы исполнилось, если бы где-то на фоне вечно не маячил Вадим, общение с которым из года в год стало превращаться в соревнование под названием «докажи мне, что ты не верблюд». Интересно, понимал ли все это Дракон или просто валял дурака развлечения ради? Алтан прикрыл глаза ладонью. Он действительно взял на себя слишком много. Больше того, что смог унести. Больше того, за что мог бы понести ответственность потом. Он уже не выдерживал давления. Несмотря на все сомнения, вытаскивал себя, заставлял двигаться дальше, но будто бы ходил по заколдованному кругу. Складывалось ощущение, что чем больше он старается, тем больше ситуация выходит из-под контроля. Если бы не его маниакальное желание отомстить Разумовскому, на них бы не свалилось столько бед. Если бы он просто по-тихому, без всего этого театра убрал Плахова, как и требовали в клане, если бы не скинул все козыри тогда… Руки снова взялись за пряди. За последние годы Дагбаев приноровился заплетаться быстро и крепко, но первые попытки были просто ужасными. Теперь пальцы двигались быстро и привычно, будто он в порядке, будто его не тянет блевать от самого себя и неудач, которые его постигли и которые еще только маячат на горизонте. А если бы его вообще не существовало. Что бы тогда было? Кто его тянул за язык вечером? И ведь приперло излить душу. Таким жалким он не чувствовал себя уже давно. Будто напрашивался на сочувствие. В те минуты ему это было нужно — обозначить свою важность, оправдаться перед собой, перед Волковым. Подтвердить свой статус великомученика. В груди поднималось что-то гадкое и древнее, практически первобытное. Алтан знал, что будет дальше. Знал, что лучше ситуация не станет, что ему уже даже не за что бороться. Он не герой, он никогда им не был. Просто на короткое время слишком поверил в себя, и теперь просто не был готов разбираться с последствиями, потому что даже не понимал, зачем ему с ними разбираться. Ради кого и ради чего? Даже если каким-то чудом он сможет из этого болота выбраться живым, то что ждет его дальше? Закончив с косами, Алтан на какое-то время замер, прокручивая в голове события последних недель и дней. Он чувствовал себя последним трусом. Им он, по сути-то, и был, просто умудрился красиво разыграть пару партий. Дагбаев дошел до кровати, сел на край и пошарил рукой за спинкой, опустился ниже. Сколько раз он обещал себе, что не дойдет до этого, что у него хватит мозгов остановиться, но обещания, данные себе, нарушать легко — нет свидетелей. При себе оружие Алтан обычно не носил и не держал, но после смерти Баатара разрешение пришлось получить и ему. Зачем? Деда-то его пистолет от убийцы не спас, а Баатар явно был с оружием на «ты». Так что, если Алтану пистолет и нужен был, то, наверное, для уверенности в себе. Еще одной иллюзии в копилку к другим. В руку ствол лег не совсем как родной, а больше как дальний родственник, которого ты видишь лишь на больших праздниках и похоронах. «Смотри, какой презентик тебе нашел», — именно с этими словами Вадим пару лет назад вложил в ладонь Алтана его первое боевое оружие. Ему тогда едва стукнул двадцать один год. «Выглядит так, будто из него несколько поколений убойного отдела стреляло, — Дагбаев смотрел на свою руку так, будто на нее посадили жабу. — Оно вообще стреляет?» «Еще как!» «Проверено несколькими поколениями ментов?» — с сомнением протянул Алтан. Дед бы ему огнестрел банально не доверил, но деда уже не было. «А ты его не смущай такими взглядами, он стесняется, — не остался в долгу Вадим и обхватил своей теплой шершавой ладонью кисть его руки. — Может потому что короткоствол, может потому что никто симпатичнее Аюра его в руках не держал, — смущения Алтан старался не выказывать. Между ним и Вадимом тогда еще ничего не было, но искрилось так, что какая-то часть бессознательного уже знала, что рано или поздно это произойдет. — Это полицейский стандарт во всех развитых странах… ну, и у нас в принципе тоже. Знакомься — ПМ обыкновенный, он же Пистолет Макарова, он же ГРАУ 56-А-125.» Тогда Дракон провел ему краткий инструктаж по использованию уровня «как не прострелить себе ногу, пока пьешь чай». Следующие недели они стреляли по мишеням в тире. Это было практически весело. Алтан провел пальцем по выгравированному номеру на стволе, проверил магазин, защелкнул его обратно и, затаив дыхание, снял ПМ с предохранителя и перезарядил. Ладони вспотели, поэтому получилось не с первого раза. Он снова замер, пытаясь понять, что именно чувствует, понимая, что решение, как бы ни храбрился, так и не принял. Хотелось верить, что, если он поставит точку сейчас, то цикл насилия разорвется. Может, именно в этом и есть решение всех проблем? Может, Алтан сможет сейчас поставить точку? Будет ли это решением или простым побегом? Не вчера ли он заявлял, что переживет Разумовского из чистого упрямства? Рука с пистолетом приподнялась — дуло неуверенно направилось в потолок — и безвольно опустилась обратно. К черту. Алтан вернул всё в исходное положение и убрал ПМ обратно за кровать. Он все еще отвечает за большое количество людей. Что будет с ними, если он просто возьмет и вышибет себе мозги? Ну, его-то, конечно, это уже беспокоить не будет, но все же предположить дальнейшее развитие событий можно. Очень наивно было думать, что на его место не встанет никто, и еще наивнее было решить, что этот «кто-то» продолжит гнуть ту же политическую линию, что и он. Все, чего таким трудом добился Алтан, просто исчезнет вместе с ним самим. Умереть он всегда успеет. В контексте текущей ситуации это легко. Просто именно сейчас он может решить, когда это произойдет, сам. В дверь коротко постучали. — Да? — на дверь Алтан даже не смотрел. Они с Вадимом друг друга избегают, как какие-то дети. И после этого тот не посмеет упрекать Алтана в детском поведении — сам периодически не лучше. — Золотейшество, вас там видеть желают, — явился-таки. Затянувшееся в груди тугим узлом беспокойство ослабло, на смену ему пришло облегчение. Алтан сдержанно оглянулся. Стоит, сволочь, в дверях, но так — будто бы неуверенно. Нетипично для себя. Вадим-то за столько лет даже стучать не приучился — всегда вваливается чуть ли не с ноги, а тут — здравствуйте. — А Волков там слишком занят, что ли, или ему наконец надоело твоей работой заниматься? — промолчать Алтан не смог, но Дракон будто бы повеселел. — Выбираю «помощь зала», — увильнул тот. — Дядя ваш подъезжает, будет минут через пятнадцать. *** Сидя на лекции, Лера напряженно скользила взглядом по очередному посту во «Vmeste». Новостная лента уже который день полнилась каким-то странным миксом из политики, паники и шуток на эти темы. Редко встречавшиеся между постами на актуальные инфоповоды котики не сильно разряжали обстановку, по крайней мере сейчас. Итак, в центре событий у нас — кто бы мог подумать — снова Чумной Доктор. И Лера бы не уделяла этому столько внимания, если бы увидела нечто подобное пару недель или месяцев назад, но вирусившаяся уже второй день тема не имела к ней никакого отношения, и от этого становилось не по себе. «Вот он ваш нАроДнЫй геРоЙ, похлопаем», — в очередной раз съязвил кто-то в комментариях. Периодически попадались посты со скриншотами с места освобождения заложников Махаона и не заблюренными фотографиями искалеченных тел с последней бойни. Подписывали шутники эти картинки лаконично: «23:59 / 00:00». Пару таких постов ей вчера и сегодня отправил со смеющимися эмоджи Кир. Кира все это забавляло, потому что ему было до безумного симпатично подобное решение проблем Чумным Доктором. Он был в том возрасте, когда жестокость еще пока кажется забавной, и Лера его наивности и беспечности практически завидовала. Тот сегодня картинно слился с пар и сидел дома со взявшими выходной родителями, которые дали добро на пропуск лекций. Если бы Лера решила не ходить на пары, ее бы на них выгнали. Она так и не определилась, нравилось ли ей быть старшей сестрой или нет. Пусть родители и считали ее своей гордостью, но Киру как-то за его проколы доставалось подозрительно мало родительских осуждений. В общем, строгость родителей кончилась еще на ней, и брату досталось то, чего не додали Лере — свобода. Последнее ее сообщение висело непрочитанным уже около часа. На мемы и шутки брат отвечал моментально, но на просьбы вынести мусор и приготовить что-нибудь к ее приходу он отвечал по нескольку вечностей. «Небось опять задротит», — внутренне возмутилась Лера, и вернулась к ленте новостей. В этом не было никакого смысла, но из раза в раз ей хотелось ворваться в комментарии и оправдаться. Сказать, что, как и в случае с расстрелом на Заслонова, это была не она. Что Чумной Доктор — это освободитель, а не убийца. Что она бы никогда так не поступила. Что ее подставили. Но это бы приравнялось к чистосердечному признанию. Прошлым утром новости о резне в офисе «LockNess» нашли ее внезапно сами, когда утром мама включила телевизор на кухне во время завтрака. Тогда Лера отстраненно, услышав имя «Цао Шихонг», задумалась о том, что Питер стал свидетелем очередного столкновения местных бандитов, которых даже мафией язык назвать не поворачивался. Для нее все они были просто гопниками, по которым надрывно плакали суды и тюрьмы. Рано или поздно всех их отправят туда или перебьют в уличных перестрелках. Гораздо опаснее и страшнее были другие враги — те, которые располагались в легитимных политических ячейках. Такие, как тот же отморозок Каменный и его прихвостни, к которым присосался Дагбаевский клан. Ничего, думала Лера, она и с ними разберется. Только потом она узнала, что очередную публичную казнь повесили на Чумного Доктора. И сначала все это показалось ей раздутым бредом, но потом ситуация стала обрисовываться яснее — по соцсетям стали блуждать снятые на тапки обрывочные видео с места происшествия. После этого ситуация перестала казаться ей смешной — это была катастрофа. За пару дней до этого она вернула костюм Разумовскому на починку. Не лично — оставила в условленном месте. Единственной хорошей новостью для Леры было именно то, что костюма на руках у нее больше не было, и «внезапно обнаружиться» он в каком-нибудь чулане, если вдруг ментов что-то торкнет, не мог. Пока что. Сергей на связь выходить перестал, последний номер уже второй день был отключен. С ней никто не связывался и тем более ничего ей не сообщал. Ее просто развели? Кинули? С каждой подобной мыслью тревога усиливалась. И ведь не пойдешь и не напишешь заявление о краже. Как минимум, потому что костюм никогда даже не был ее собственностью, она его просто «одалживала» на добровольно-принудительных началах. Лера сомневалась, что кто-то до нее попадал в настолько идиотские ситуации. Идиотской ситуацией уже был сам факт того, что она больше года работала на Разумовского. И само слово «ситуация» как будто бы смотрело на нее и посмеивалось, потому что «ситуация» — это когда кофе на новое пальто пролил, глупо пошутил на похоронах или завалил собеседование. Вот это — «ситуация». А, когда работаешь на маньяка в мировом розыске, это не «ситуация», а пиздец. Лера никогда не была паникером. Что-то могло ее напрягать или волновать, но именно паника была ей не знакома. До этого момента точно. Сейчас она была на нервах настолько, что все валилось из рук, а одногруппники и даже преподаватели заботливо интересовались о том, все ли с ней в порядке. Посмеиваясь в школе над Раскольниковым, Лера даже не предполагала, что когда-либо окажется на его месте. С разницей лишь в том, что никого она не убивала. Но какая разница, если все считают иначе. Будут ли разбираться в полиции? Вряд ли. Единственной призрачной надеждой был тот факт, что существовал мизерный шанс того, что Дубин или Гром ее хотя бы выслушают (и после этого не пошлют). Но тогда придется выложить все с самого начала, и что-то подсказывало, что за реальный преступный сговор ей дадут срок больше, чем за массовые убийства, которые она даже не совершала. Логика судебной системы в России понятна Лере никогда до конца не была, но даже гуглить что-то на эти темы было как-то будто бы палевно. Она была хорошо знакома с законодательством, но теория и практика на этом поле разнились ощутимо. И в этой ситуации ей приходится просто сидеть и ждать непонятно чего. «Это не я», — единственным во всем этом больном мире человеком, с которым можно было это обсудить, оказался Кризалис, но даже тот как-то лишь неоднозначно пожимал плечами. Верил ли тот ее словам до конца, Лера так и не поняла, но только сейчас она очень четко осознала, что все это время работала с незнакомцем. Ничего про Володю она не знала, у нее на руках были лишь обрывистые догадки в то время как тот большую часть времени молчал. Объединяла их только тема Махаона, на которой тот был помешан настолько, что не ел и не спал. А Лера — вот же дура — слила результат своей работы Разумовскому, который, как стало ясно теперь, преследовал какие-то свои цели. А почему? А потому что повелась на все эти сопливые истории, на которые сотни раз обещала себе не вестись. Убедила себя в том, что Разумовский и сам не ведает, что творит, что он тоже хочет добиться той же цели, что и она, что они в одной упряжке. В упряжке-то они может и в одной, да только тянут ее в разные стороны. Она не помнила, чтобы Сергею хоть раз посочувствовала, но нытье его слушала регулярно. Выходит, этого он и добивался — рассеять внимание, чтобы Лера перестала думать головой и начала думать другой, не имеющей никакого отношения к мыслительной деятельности частью тела. Она испытала такое облегчение, когда он с ней связался, что доверилась, пусть сама себе в этом не признавалась. Ведь все резко будто бы стало «как раньше». Удивительно, как быстро «старыми добрыми временами» стало не время, когда она жила своей родной жизнью, а время Чумного Доктора. И где, в таком случае, Олег? Может, он просто молча выслушивал то, как Разумовский разводил ее, как тупую школьницу? Или все-таки ушел, когда запахло жареным? Все-таки, если впечатление о Разумовском подтвердилось, то может ли быть такое и с Волковым? Что Олег банально устал весь этот беспредел терпеть? Это последнее, во что Лере оставалось верить. Правда, что именно ей это давало да и давало ли вообще — непонятно. С одной стороны, может Сергей просто таким образом освободил ее от роли Чумного Доктора? Почему бы и нет? Если это даст ей вернуть жизнь в прежнее русло, то это даже хорошо. Можно отнять у человека меч, но навыки так просто не отнимешь. Она свободна? На этом Лера остановилась. Мысли в голове будто бы резко замерли, наступила тишина. Она осмотрелась и поняла, что лекция закончилась — одногруппники собирали вещи и группками покидали помещение. Если подвоха нет, то неужели это все? Договор разорван? Она больше никому ничего не должна? Но что-то гаденько подзуживало на подкорке. Что-то было не в порядке. На днях ей попалась статья об эффекте полуденного ужаса, и в каком-то смысле она испытывала его сейчас. На улице робко светило солнышко, все вокруг было обычным. Нормальным. Слишком нормальным. Эта нормальность напрягала, но объяснить это можно было и тем, что Лера, как бы банально это ни звучало, привыкла к ненормальности. Ей оставалось просто ждать. *** — Кто-то приезжает? — Олег окинул взглядом вестибюль. Мимо него прошло несколько вадимовских наемников, они направились к воротам. — Кто-то приезжает, — утвердительно кивнул Дракон и снова закусил зубочистку. Он не улыбался и даже не ухмылялся, лишь сосредоточенно оправил куртку и уткнулся в свой смартфон, явно что-то прикидывая. — И все-таки, что случилось между вами вчера? — вопрос сорвался с губ как-то сам. Вадим остановился спиной к Волкову и какое-то время так стоял. — Я подумал… — Думай меньше, — отбрил его тот и полуобернулся, окинув Олега странным взглядом. — Ты как с цепи сорвался, — решил озвучить свои мысли Волков. — Мне не нравится этот настрой, я тебя знаю. — Золотейшество решило, что ему позарез как надо к той вашей девчонке в больницу съездить на поговорить, — Вадим сделал паузу. — Я считаю эту идею херней, потому что она ничего не даст. — У тебя есть еще какие-то варианты? Тишина. Жмет плечами. — Вадим, машина! — раздалось сверху. — Хватит болтать. Когда мы закончим, я хочу, чтобы все было готово, — Алтан, приведший себя в божеский вид, быстро спускался по лестнице. Он притормозил у цветка на колонне, окинул его придирчивым взглядом и поправил низко спадающие листья. — Сколько вам понадобится времени-то? — Дракон выглядел подозрительно недовольным, но с места не сдвинулся. — Он уже приехал? — Дагбаев прошел мимо Олега и взялся за ручку двери, но отпустил ее и повернулся к выходу спиной. — Почти. Так сколько времени у меня есть? — Около часа, — коротко задумавшись, ответил Алтан. — Около часа на подготовку транспорта это что-то слишком дофига, мне кажется. Никуда эта ваша цыпочка из палаты не денется. Что за кипиш? — голос Вадима несколько смягчился, но все еще звучал напряженно. Кто бы ни приезжал, складывалось ощущение, что Алтан пытался от этого человека поскорее сбежать. Тот замолк и отвел взгляд, покачав головой. Да уж, явно о чем-то беспокоится. — Вы не виделись больше года, может тебе стоит побольше времени побыть тут, а не ломиться куда-то в город? — неожиданно миролюбиво предложил Дракон. — Мне кажется, вам есть о чем поговорить. Дагбаев заметно погрустнел и кинул взгляд на Олега, будто в поиске поддержки, но Олег даже не знал, о ком идет речь, поэтому промолчал и лишь покачал головой. — Ты не можешь избегать его до конца жизни, к тому же это один из немногих людей, который не станет втыкать тебе нож в спину, стоит тебе отвернуться. Я знаю, ты не хочешь сейчас говорить о бабушке, но вам придется это обсудить, Баяр едет к тебе, а не к кому-то еще. Баяр? Походу, кто-то из родственников. Олег за эти месяцы ничего о семье Алтана так и не узнал, только про мать. И история эта с ночи как-то противно зудела в черепной коробке. Но нужно уметь жить с последствиями. — Мне нужно заниматься делами, а не разговорами, — голос Дагбаева прозвучал несколько неуверенно. — Если вы не поговорите сейчас, возможно, не поговорите больше никогда, — Вадим был до противного серьезен, а с таким Вадимом препираться сложно. Особенно когда тот прав. — Ты знаешь, как оно бывает. Олег уже не в первый раз замечал в Алтане одну интересную черту — чем больше положительных эмоций тот испытывал от чего-то, тем более отстраненным к этому «чему-то» становился. Да хоть бы в отношении к Дракону. Хотя, конечно, Вадим был примером не лучшим — вел себя практически так же. В итоге они оба просто выставляли баррикады и не подпускали близко. Сначала Олег думал, что проблема была в доверии, но доверие явно стояло здесь не во главе угла. В контексте жизни Алтана картинка была более чем ясной — он боялся привязанностей, потому что терять то, к чему ты прикипаешь, очень болезненно и травматично. Дагбаев предпочитал страдать от одиночества, потому что слишком уж много всего потерял за свою не самую долгую жизнь. Правда, страх этот был более чем оправданным. Речь шла не столько о преданном доверии, сколько о смерти. Судя по всему, его близкие люди имели склонность уходить от него на тот свет, так что все эти попытки сепарироваться были вполне себе рациональны, пусть и не очень действенны. С улицы раздался гул кованых ворот и механический писк. А вот и гость. Алтан оглянулся, будто мог увидеть что-то сквозь закрытую дверь и, кажется, занервничал, чего Олег за ним практически не замечал. Дагбаев ухватился пальцами правой руки за крупный перстень на большом пальце левой и несколько раз его прокрутил, вслушиваясь в звуки с улицы, напоминая потревоженного мелкого зверька из документалок о животных. Ворота закрывались, шины зашуршали о гравий на подъездной дорожке. Алтан выдохнул и все-таки открыл дверь, выходя во двор в легком пиджаке. На улице было холодно, но он будто бы этого не замечал. Вадим вышел тоже, и Олег, поколебавшись, последовал за ними. Во дворе уже собралась небольшая группа людей — в основном из работавших под началом Дракона наемников. Когда с водительского места выбрался мужчина лет пятидесяти с татуировкой на лице и шее и открыл соседнюю дверцу, кто-то из наемников даже неожиданно приветливо махнул рукой. Из машины выгрузился полный среднего роста мужичок — бурят — и тут же заулыбался: — А вот и я, — бодро воскликнул он и, слегка прихрамывая, обошел машину, направляясь к веранде. Одет тот был неофициально — в темный свитер под горло, коричневую кожаную куртку и джинсы, коротко стриженные волосы небрежно зачесаны назад. — Я только сегодня прилетел и решил, что надо бы заехать. — Рад тебя видеть, — Алтан замер на верхней ступеньке, сцепив руки за спиной и явно сдерживая улыбку. Сцена в целом показалась Олегу неожиданной и даже какой-то милой и домашней. — Баяр Шагдыров, — понизив голос, шепнул Волкову стоявший рядом с ним Василь. Из наемников тот был самый общительный, если не считать Вадима. До этого момента с Олегом тот особо ничем не делился, но, видимо, решил, что, раз уж того знакомят с родственниками «босса», то дан зеленый флаг. — Двоюродный дядя. Олег недоумевающе взглянул на того в ответ. — Знать надо, — выставил палец Василь и с улыбкой отстранился. Баяр раскинул руки в приветственном жесте, в одной из которых был светлый толстенький конверт крупного формата: — Ну? Обнимемся? Олег подумал, что Алтан от таких приветствий воздержится, но тот быстро спустился и крепко обнял Баяра в ответ. Баяр его аж приподнял, затем отстранился, придерживая за плечи и оглядел: — Эх, — спустя пару секунд выдал он. — Что? — уточнил Алтан. — Девкой был бы краше, — отмахнулся Баяр, и, Олег услышал, как Алтан цокнул языком и, наверняка, закатил глаза. — Но хотя бы не выглядишь так, будто умираешь от чахотки, уже неплохо. Я боялся, что ты тоже такой будешь. — Не буду, — сдержанно ответил Дагбаев, лица того Волков не видел, но в голосе явно читалась улыбка. Шагдыров слегка отодвинул его в сторону и махнул рукой Вадиму, Вадим отзеркалил его жест со сдержанной ухмылкой. — Так, кто у нас тут еще… вижу Вадимку, Гурэжаба, Жору, Василя, — мужчина указывал по очереди на всех пальцем, — Игната, Витьку, Отхона… а этот? Новый кто-то? — Да, — Алтан кивнул и оглянулся. — Олег. — А, ну и ладно. А то при Тэм его не было, я помню только ее орлов… Игнат-то тут какими судьбами? — Баяр похромал к ступенькам, Алтан придержал его под локоть. — Добыли в Гонконге, — Дракон осклабился. — Не старый он для такой работы-то? — лукаво поинтересовался Баяр. — А Аюр не старый? — ответил Вадим. — Шестой десяток разменял. — Эх, — отмахнулся Баяр, и это «эх» его уже второй раз звучало как-то весело и притворно-обреченно, — коней на переправе не меняют. Аюр, чего встал? Давай сюда. А то, как неродной. Аюра ни на кого не променяю, пока не помрет, помяни мое слово. — Аюра в Россию еще в нулевых отправил Баатар за дочкой, но он здесь и остался, — снова тихо заговорил Василь. — Так и сказал, что насильно ее увозить никуда не будет. — А ты прям своими ушами слышал? — в тон ему ответил Волков. — Ага, из школы прям так и слышал. Сколько мне, по-твоему? Девяносто? — Василь в команде был самым юным — ему от силы было лет двадцать семь. — Да я бы тоже от их деда отбитого первым рейсом бы… — Василь, — предостерег того Вадим. — Да прав он во всем, отстань от пацана, — Баяр посерьезнел. — При всем уважении, Баатар перегнул, за что и поплатился. Окопался, забыл, как люди живые выглядят и что им для нормальной жизни надо. Слишком далеко удочку закинул и перегнул, вот и все. Сколько он всем заправлял? Лет сорок? Сорок пять? Надо было детей за людей считать, может и не помер бы. Дракон отвел взгляд и кивнул. У Алтана же на лице было написано моральное превосходство. Уж в чем, в чем, а в этом он с дядей явно был абсолютно согласен. Машина кратко посигналила, и названный Аюром убрал ключ в карман и обвел будто бы безучастным взглядом каменный забор и ворота. — Империи имеют свойство рушиться, — подвел итог Шагдыров и снова обратился к племяннику. — Дай я тебе сразу отдам, что хотел, пока не забыл, — он отвел его подальше вглубь веранды. Остальные стали разбредаться по дому — Игнат, Жора и Гурэжаб вернулись в дом, Витя отошел подальше — к пункту охраны, а Отхона направился к черному ходу, как выражался Дракон, «сторожить». Вадим же сам молча спустился во двор, подошел к Аюру, пожал тому приветственно руку и направился к гаражу. Олег оглянулся на Василя, тот пожал плечами и достал сигареты. Алтан хотел что-то возразить, но ему в руки пихнули конверт, и тот его машинально взял. Баяр покопался во внутренних карманах и достал что-то еще. — Наконец дошли руки разобраться в доме Хамацырен, нашел там побрякушки мамы твоей, пусть лучше у тебя будут, — Шагдыров вложил в ладонь племянника что-то еще. — Оцифровал несколько альбомов. Думаю, будет интересно… — Как ты после… — как-то нерешительно заговорил Дагбаев. — После ее смерти? Твоя бабушка прожила долгую и достойную жизнь в Хойто-Голе, не замарала руки и умерла спокойно в своем доме, — Баяр уверенно сжал ладонь Алтана. — Это все, чего я мог для нее желать. Баатар не смог заставить ее уехать, у этой женщины была несломимая воля, я ею горжусь. Алтан в ответ молча кивнул. — Мне жаль, что ты не смог попасть на ее похороны, но у нас не было времени, она пролежала там две недели, — продолжил Баяр. — Но ты заедь туда, как найдешь время. Она бы этого хотела. — Обязательно. — Так, там еще кое-что, о чем ты просил. Разберешься, — Шагдыров пару секунд помолчал. — Пойдем в дом? А то трясешься уже. — Да, конечно, — Алтан будто спохватился. — Проходи, только… — Олег поймал его взгляд и кивнул в сторону. На пару слов. — На верхний этаж — в оранжерею. Дай мне пару минут. Баяр махнул рукой Аюру, и они зашли в дом, а Волков подошел к Дагбаеву. — Неплохой, на первый взгляд, человек, — поделился впечатлениями Олег. — Очень хороший. Первое впечатление верное, — однако выглядел Алтан скорее печально. — Так, что ты хотел сказать? — он покосился на Василя и жестом указал в сторону двора. — Пройдемся немного. — Не холодно? — Нормально. Олег молча снял свою куртку и накинул на чужие плечи, Дагбаев лишь покачал головой, зябко сложив руки на груди, но ничего не ответил. Они отошли за машину Баяра. — У меня вопрос назрел. Я вчера вечером видел по камере… — Ты следишь за нами по камерам в моем собственном доме? — ожидаемо иронично приподнял бровь Алтан. Он все прекрасно знал, но почему-то вслух это, действительно, прозвучало еще хуже, чем предвидел Волков. Видя, что тот растерялся, Дагбаев его подбодрил. — И что ты видел? — Я вчера заметил, как что-то выгружали в твою оранжерею. Не в первый раз уже, но банально любопытно… Алтан удивленно замер, и реакция эта Олегу не понравилась. — Что выгружали в мою оранжерею? — едва слышно повторил он. — В верхнюю или эту? — Дагбаев указал на застекленный сад. — Верхнюю. Алтан медленно поднял взгляд наверх: — Я ничего не… Раздался оглушительный взрыв.